Стеклянный дождь

Вечер с Юуто подействовал на Казуки как сильный наркотик. Сначала была неуверенность, что вообще стоит пробовать. В первые минуты после встречи Казуки разрывало от понимания, что зря он это затеял. А потом, когда разговор завязался, потек по своему естественному руслу, и каждая новая тема цепляла следующую, не менее интересную, Казуки ощутил эйфорию. Ни с чем не сравнимую эйфорию одинокого человека, наконец дорвавшегося до нормального, непринужденного человеческого общения. Целых три часа Казуки был счастлив. Отпускало его тоже как от дозы. Какое-то время после того, как Казуки попрощался со старым другом, он все еще испытывал подъем, чувствовал радость, оптимизм переполнял его, и было даже неважно, что он кружит в инвалидном кресле вокруг станции метро, пытаясь найти лифт для колясок. Но реальность наступала медленно и верно, и когда за Казуки закрылась дверь его пустой квартиры, он почувствовал, что его снова накрывает. Да, вылазка в свет прошла удачно. Юуто был очень хорошим его другом в прошлом – настолько хорошим, что с ним можно было непринужденно болтать часами. И Юуто стал совершенно чужим ему человеком в настоящем. Настолько чужим, что ему было плевать на инвалидность Казуки, и чужое горе не мешало ему общаться так, словно ничего не случилось. Пытаясь разуться и ругаясь сквозь зубы на затянувшийся в узел шнурок, Казуки думал о том, что он не хочет больше жить вот так. Так, как в последние месяцы. Юуто сильно изменился внешне, стал еще привлекательнее. Казуки не был большим специалистом в брендах и аксессуарах, но он не сомневался, что часы у Юуто были очень дорогими, возможно даже швейцарскими, парфюм изысканным, со знаменитым на весь мир именем на флаконе, а простая на вид куртка – хит сезона в коллекции какого-нибудь новомодного кутюрье. В иной ситуации Казуки посмеялся бы над таким разодетым павлином, но иронизировать над Юуто почему-то не получалось. Выглядел он до того лощено и идеально, что в голову Казуки невольно приходили сравнения с фотографиями из глянцевых журналов. Характер Юуто тоже претерпел значительных перемен. Это Казуки понял не сразу и даже не в ходе вечера, а уже потом, когда одиноко сидел на кухне и размешивал в чашке ройбуша сахар. По правилам этот напиток не сластили, но Казуки больше нравилось с сахаром. А потом он подумал, что Юуто точно не стал бы класть сахар, даже если так вкусней. Потому что это грубое нарушение столового этикета, моветон или как там еще оно называется. Следом в голову Казуки пришли невеселые мысли о том, что богатая жизнь, престижная карьера и фантастические перспективы наложили отпечаток на поведение Юуто. Возможно, он слишком долго пытался слыть безупречным и в итоге отчасти таким и стал. Вот только Казуки не верил, что действительно отличные парни бывают настолько рафинированными и непогрешимыми. В нынешнем Юуто сложно было узнать лохматого мальчишку в драных кедах, грозу всей школы, которого боялись задирать даже старшеклассники, и на которого не могли найти управу учителя. Казуки вдруг вспомнил, что кто-то пророчил Юуто, что тот будет учиться за границей, а он только смеялся в ответ. Кто это говорил? Казуки хмурился, силясь вспомнить, но потом отмахнулся от навязчивых мыслей. Какая, в конце концов, теперь была разница? В любом случае, как бы там ни было, Казуки сомневался, что будет видеть Юуто часто – хоть тот и оставил ему адрес, для постоянных встреч не было причин, в них не нашлось бы и смысла. Слишком мало точек соприкосновения осталось у старых школьных друзей. Но этот вечер стал для Казуки определяющим. Он понял, что больше не намерен сидеть в четырех стенах. *** Подождать Манабу Казуки решил на улице. Он знал, что сосед всегда возвращается примерно в одно и то же время: Манабу вкалывал допоздна, а Казуки, торчавший сутками напролет в своей квартире, неоднократно слышал, как негромко хлопает дверь напротив. Разумеется, Казуки мог дождаться, когда тот придет, а потом просто постучать, но у него были сомнения, что Манабу захочет говорить и пустит его к себе. Кроме того, квартира Манабу заранее навевала на Казуки тоску – слишком хорошо он помнил малоприятную беседу на кухне. Возле подъезда была небольшая детская площадка, и Казуки, специально откатив свою коляску от светового пятна фонаря, скрылся под ветвями вечнозеленого дерева, названия которого он не помнил. Достав сигареты, Казуки чуть откинул голову назад и закурил. Несмотря на то, что ему предстоял наверняка не самый приятный разговор, настроение его улучшилось. Казуки не знал, что стало тому причиной. Вокруг было тихо и пустынно, за четверть часа, что Казуки караулил у двери, никто в подъезд не зашел и не вышел. После дождя воздух был сырым, Казуки быстро продрог и пожалел, что не взял шарф, но покидать свой пост не рискнул. В ход пошла уже третья сигарета, когда из-за угла дома наконец появился Манабу. "Красивый", - первое, о чем подумал Казуки, глядя на него. Следом пришла неутешительная мысль, что скоро он начнет считать красивыми даже фонарные столбы – с голодухи, оттого, что никаких других людей, привлекательных по общепринятым меркам, он не видит. Но внешне Манабу ему действительно нравился, пускай далеко не каждый разделил бы восхищение Казуки. Одет его сосед был просто, в джинсы и черную куртку. Волосы, не собранные в хвост, растрепались от ветра и пушились от влажности. Манабу был без очков, и даже в тусклом уличном освещении были заметны глубокие тени под его глазами. Он шел быстро, немного ссутулившись, как любой человек, думающий о своем и спешащий домой. Быть может, Манабу замерз и хотел поскорее оказаться в своей квартире. - Привет соседям! – громко и весело произнес Казуки. Прозвучало немного наиграно, а Манабу едва ли не подскочил на месте от неожиданности. Казуки поспешил выехать на свет и улыбнуться как можно приветливей. - Я с тобой заикой стану, - недружелюбно процедил Манабу. На его лице читались одновременно досада и облегчение. - Я же просто поздоровался, - Казуки безмятежно развел руками. – Сижу тут, значит, курю, вдруг вижу: ты идешь. Не мог же я сделать вид, что не заметил тебя. - Мог, - сказал, как отрезал, Манабу. – Приятно провести вечер. Такой грубости Казуки не ожидал: его сосед просто развернулся и пошел своей дорогой к двери. - Эй, Манабу! Ну постой же! – встрепенулся Казуки и крутанул колеса, тут же понимая, что сидячему ходячего в жизни не догнать. – Я хотел поговорить! Манабу на миг замер, уже сжимая дверную ручку. После секундного раздумья он тяжело вздохнул и обернулся. - Стало быть, не просто так сидел тут и курил, - не без издевки произнес он. - Да ждал я тебя, ждал, - сдался Казуки. – Слушай, это не займет много времени. В глазах Манабу все еще читалось сомнение, казалось, он заранее жалел о том, что соглашается. Но все же, нехотя кивнув, сделал пару шагов в сторону Казуки. - Что хотел? – холодно спросил он. - Пойдем присядем. Не дожидаясь ответа, Казуки развернул свою коляску и покатил ее к той самой площадке. Манабу, которому не дали возразить, поплелся следом, и Казуки хоть не видел его лица, был практически уверен, что тот очень недоволен. - Ты мне сделаешь большое одолжение, если все же пристроишь куда-нибудь свой зад, - попросил Казуки, когда понял, что застывший изваянием Манабу садиться не собирается и всей своей позой выражает желание поскорей уйти. – Мне трудно общаться с человеком, глядя в его ширинку. Манабу на это хмыкнул, но на ближайшую скамейку все же опустился. - Я думал, тебя только моя ширинка и интересует, - равнодушно заметил он. - Да, было дело, - легко согласился Казуки. – Но теперь нет. - Вот как? – Манабу поднял брови то ли вопросительно, то ли насмешливо. - Именно так. - И почему же, позволь узнать? - Потому что сейчас других забот хватает. Да и оказалось, что у тебя характер скверный, - Казуки широко и нагло улыбнулся. Он думал, что Манабу скажет ему какую-нибудь гадость в ответ, но тот лишь как-то странно улыбнулся и покачал головой: - Вижу, тебе стало лучше. Шутишь, как обычно, не смешно, улыбаешься, даже патлы свои в порядок привел. - Встречался со школьным другом, - неосознанно Казуки провел рукой по недавно покрашенным волосам. – Не хотелось выглядеть как чмо. - Тогда тебе явно лучше, - сделал вывод Манабу. – От меня что надо? Вместо ответа Казуки протянул ему пачку сигарет, но Манабу отрицательно покачал головой: - Покороче, Казуки, у меня для тебя найдется не больше пяти минут. - Как раз успеешь, - пожал плечами Казуки, закуривая сам. От такого количества сигарет уже першило в горле, но рядом с Манабу было так некомфортно находиться, что следовало занять свои руки хоть чем-то. - Тут нельзя курить. Это детская площадка. - Пока никто не видит и не жалуется – всё можно. - Это твой девиз по жизни, я полагаю? - Вау, Манабу, да тебе тоже явно лучше, ты тоже пытаешься шутить! – просиял Казуки, отчего саркастическая улыбка Манабу мгновенно померкла. - Я ухожу, - предупредил он. - Да постой ты. Я хотел попросить кое о чем, - Казуки сделал паузу, но Манабу никак не отреагировал, и потому он продолжил: - Помнишь, ты говорил о каком-то ортопедическом центре? Казуки торопливо затянулся и опустил глаза, глядя на тлеющий кончик сигареты. Ему не хотелось смотреть в самодовольную физиономию Манабу, которая сейчас должна была светиться от ехидства. Казуки даже ждал, что тот скажет коронную фразу всех времен: "А я же тебе говорил!" После того, как Казуки на повышенных тонах заявил ему, что клуб сирых и убогих его не интересует, начинать этот разговор было сложно. Манабу молчал долгих несколько секунд, и Казуки ничего не оставалось, как все же посмотреть в его глаза. Удивительно, но тот не насмехался: Манабу смотрел на Казуки немного отрешенно, задумчиво. - Решился, значит? – негромко спросил он. Казуки передернул плечами и отвернулся. Конечно, это было лучше, чем издевки, но такая реакция ему тоже не понравилась. Как будто Манабу жалел его. Как будто знал что-то, о чем не догадывался Казуки. - Что именно тебя интересует? – не дождавшись ответа, спросил Манабу. – Терапия, спорт? Или социальная поддержка, работа? - Все понемногу, - от такого обстоятельного подхода Казуки смутился окончательно. – Что там вообще есть? Я сегодня пытался погуглить, какие вообще бывают эти... Как их? Центры. Но на меня столько всего вывалилось... - Еще бы, - понимающе кивнул Манабу. – С такими вещами приходится долго разбираться. Но тот центр, о котором я тебе говорил, вроде бы считается неплохим. Дай мне пару дней, я все выясню и расскажу тебе. Что там есть и сколько оно будет стоить. Возможно, какую-то часть оплаты покроет страховка. - Это ты у коллег своих узнаешь? – зачем-то уточнил Казуки. - Да, у них, - Манабу как-то неопределенно отмахнулся. – Как что-то выясню, зайду к тебе. И буду признателен, если ты не станешь меня караулить по ночам. - Этого обещать не могу, - фыркнул Казуки. – Но так и быть, если что, окликать тебя не стану. Манабу только трагически возвел глаза к небу и поднялся со скамейки. Казуки провожал глазами его спину и думал о том, что разговор вышел очень коротким, он даже не успел приговорить одну сигарету. Странно, но несмотря на то, что это был Манабу с его отвратительным характером и неприязнью к самому Казуки, он вдруг поймал себя на мысли, что еще с удовольствием посидел бы с ним вот так, припираясь ни о чем. - Спасибо, Манабу, - окликнул он напоследок. - Пока не за что, - ответил тот, даже не обернувшись. *** Манабу сдержал слово и зашел к Казуки вечером через два дня. Он устроился на самом краешке дивана, напряженный и собранный, как на низком старте, будто хотел как можно скорее сорваться и удрать. А Казуки сидел напротив, смотрел, как Манабу перебирает своими фантастически длинными пальцами какие-то листки, и думал, как же хорошо, что он убрал постель, да и вообще навел порядок в доме. В последнее время Казуки спал прямо на этом диване, который даже не раскладывался. Он был не слишком удобным, зато подниматься с него оказалось куда легче, чем с футона на полу. - Ты явно прирожденный врач, - первым нарушил тишину Казуки, потому как Манабу не спешил начинать разговор, а все копался в своих бумагах. - А? – рассеянно поднял голову тот. Из-за очков его глаза казались больше, чем были на самом деле. - Пальцы у тебя, говорю, как у хирурга. Или как у музыканта... - Казуки, - недовольно перебил его Манабу. – Знаешь, куда тебе следует засунуть свои комплименты? - А с чего ты взял, что это комплимент? – возмутился Казуки. – Я же не сказал, что у тебя красивые руки. Просто музыкальные. Ты случайно не играешь на гитаре? Манабу моргнул, потом снова опустил голову, но все же ответил: - Немного. - Что, серьезно? – удивился Казуки. - Послушай, - раздраженно начал Манабу. – Если ты был уверен, что я не играю на гитаре, зачем спрашивал и теперь удивляешься? - Это называется "поддерживать светскую беседу", мой грозный друг, - поднял указательный палец вверх Казуки. – Ты не очень похож на музыканта, скорее на задрота-программиста. - А это был комплимент? - Нет. - Хорошо. А то я уже было подумал, что совсем ничего не понимаю. Манабу отложил часть листов в стопку рядом с собой и принялся просматривать то, что осталось у него в руках. - Извини, на работе не успел перебрать, сейчас все тебе расскажу, - пояснил он. Казуки пожал плечами, терпеливо ожидая. Спешить ему все равно было некуда. - И хорошо ты играешь? – вернулся к той же теме он. - Не особо. Я пробовал научиться по видео-урокам. Просто для себя. - Покажешь? – вдруг предложил Казуки и кивнул в сторону, где стояла стойка для гитар. У Казуки их было аж четыре, но ни одну он не брал в руки с того дня, как с ним приключилось несчастье. - Я к тебе не развлекаться пришел, - отчеканил Манабу и неожиданно добавил: - И я плохо играю, серьезно. Нечего там слушать, до тебя мне далеко. Казуки весело хмыкнул. Извиняющиеся нотки в голосе Манабу его позабавили. - А Бё говорил, что я хреновый гитарист. - Кто такой Бё? - Наш бывший вокалист. - А, этот, - Манабу ответил таким тоном, что Казуки сразу понял: Бё он толком не помнит, хоть и был один раз на их концерте. - Это не страшно, - продолжил Казуки. – Я вот тоже считаю, что Бё так себе поет. - У вас отличная группа, - саркастично заметил Манабу. – Каждый музыкант считает другого посредственностью. - Ну что ты, Бё не посредственность, - возмутился Казуки. – Он просто плохо поет. - Так, всё, готово, - перебил его Манабу. – Сперва посмотри вот это. Он сунул Казуки в руки увесистую пачку бумаги, и у того глаза полезли на лоб, стоило ему прочитать первые строчки и понять, что это витиеватый скучный договор. - Ох нифига себе, и это все мне надо изучить? - Желательно. Особенно учитывая, что тебе это подписывать, - усмехнулся Манабу. – Если не передумаешь. - А может, ты мне на словах расскажешь? – жалобно протянул Казуки и несколько раз моргнул. По его задумке он должен был выглядеть трогательно, но Манабу только помрачнел. - Объясню коротко, дальше читай сам. Тебе и так не пришлось выбирать центр, добрые люди сразу посоветовали неплохой. Иначе потратил бы времени в три раза больше. - И я тебе очень благодарен за это, - искренне заверил Манабу Казуки, но тот даже не кивнул в ответ. Оказалось, что кипу бумаги Манабу разделил по принципу юридической документации и рекламно-информативной макулатуры. Половину Казуки должен был подписать, вторую половину просто изучить, а потом выбрать, что ему нужно. - Посещать центр можно два или три раза в неделю, - объяснял Манабу. – На выходных они не работают. Сначала тебя осмотрят их врачи – я тебя записал на следующий вторник на десять. Если передумаешь, вот здесь можно отменить. Манабу подсунул Казуки еще какой-то листок, и тот увидел написанный на нем адрес электронной почты. - С собой нужно взять историю болезни. Они ее изучат, потом посоветуют, какие занятия тебе стоит посещать. Что-то будет обязательным, все остальное – по желанию. Но лучше посмотри заранее, чтобы определиться. Тут все расписано. Манабу похлопал рукой по второй стопке бумаги. - Я последний раз так много читал в школе, - пожаловался Казуки. - Да ну? А я думал, ты вообще читать не умеешь. - Очень смешно. Кстати, я соврал. В школе я тоже не читал, мне за посещение оценки ставили. - Даже не сомневался, - кивнул ему Манабу. – Дело твое, как с этим поступать, но со своей стороны я сделал все, что мог. На этом Манабу сухо попрощался и ушел, вполне однозначно поставив точку в их с Казуки общении. Казуки аж кожей почувствовал намек больше Манабу не беспокоить. "Интересно, почему он на меня так взъелся?" – в неизвестно какой по счету раз спросил себя Казуки. Как ни старался, он не мог понять, чем оскорбил Манабу, и главное – когда. Тяжко вздохнув, Казуки принялся читать договор. *** Казуки было не привыкать висеть на шее у родителей: он и раньше, будучи здоровым, без зазрения совести занимался этим, а теперь тем более не видел проблемы. Его мать даже обрадовалась, когда узнала, что сын сдвинулся с мертвой точки, решил налаживать жизнь и заниматься хоть чем-то. Финансовое одобрение своей задумки Казуки получил на следующий день и тогда же подписал все документы. Когда через неделю он ехал в ортопедический центр, Казуки ловил себя на том, что волнуется, как школьник перед первым свиданием. Хотя и это сравнение было не совсем верным: он не помнил, чтобы так переживал из-за какой-то девчонки даже в юные годы. Казуки не мог объяснить, отчего так дергается и чего именно опасается. Центр располагался в одноэтажном старом, но недавно отреставрированном здании. Вокруг была идеально гладкая площадка, парковка так плавно перетекала в тротуар, что проезжая место стыка на инвалидной коляске даже не чувствовался стык. Аккуратные клумбы у входа и разъезжающиеся стеклянные двери только дополняли идеалистическую картину, и Казуки почувствовал, как ему становится дурно. Все, что он видел, сильно напоминало хоспис или корпус онкологии в городской больнице, который Казуки видел в детстве, когда проведывал свою больную тетю. Он вспомнил, что вскоре после этого тетя умерла, и эта мысль не придала ему оптимизма. Если бы Казуки не ждали, если бы он не отправил документы, то в этот момент развернулся бы и уехал. Такое место было точно не для него. Но уходить теперь было слишком глупо, и Казуки с тяжелым сердцем решительно крутанул колеса коляски в сторону входа. Двери гостеприимно открылись перед ним, и Казуки въехал внутрь. В первый миг его оглушило. Он уже вообразил белые стены и стерильные полы, холодный свет дневных ламп и медицинский запах лекарств – все как в больнице. Чего Казуки не ожидал, так это просторного полутемного холла, сладкого запаха выпечки и – что самое поразительное – развеселого бренчания гитары и нестройного пения под нее. Казуки в растерянности замер на месте, не зная, что и думать. - Добрый день, чем могу помочь? – послышался приветливый женский голос, и Казуки повернул голову вправо, откуда тот доносился. Он только теперь заметил, что у входа была стойка, больше похожая на рецепцию в гостинице, чем на регистрацию в больнице. За ней сидела средних лет женщина, из-за больших очков она напоминала стрекозу. А за ее спиной тянулись полки с ячейками, в некоторых из которых лежали ключи. Часы на стене показывали две минуты одиннадцатого – Казуки уже опаздывал. - Мне тут назначено... Вроде как, - неуверенно произнес он и тут же понял, как глупо прозвучал его ответ. - Вы, наверное, в первый раз, - понимающе кивнула ему женщина. – Я вас провожу. Видимо, все вновь пришедшие в первую очередь отправлялись на обследование – что-то такое Манабу и говорил Казуки. У встретившей его сотрудницы центра даже не возникло вопроса, кто Казуки такой. Он покорно поехал за ней следом по коридору, отмечая, что женщина шла неровно, немного прихрамывая. Возможно, здесь работали люди, у которых тоже были проблемы с опорно-двигательным аппаратом. - Как вы добрались, Казуки? – оглянувшись через плечо, спросила его провожатая. - Хорошо, спасибо, - вежливо ответит тот и запоздало сообразил, что его назвали по имени. – Вы знаете, как меня зовут... - Конечно, вы же записаны на сегодня, - отозвалась та. – Меня зовут Юми. Здесь мы все обращаемся друг к другу по именам. Надеюсь, вы не будете против. Быть может, поначалу это кажется фамильярностью, но потом быстро привыкаешь и понимаешь, что так намного удобнее. - Я не против, - отозвался Казуки. Нестройное пение под гитару оборвалось, музыка затихла, а после этого послышался дружный смех – Казуки подумал, что где-то там, в соседних комнатах собралась компания не меньше, чем человек из двадцати. Он невольно обернулся на звук, но никого за своей спиной не увидел, а Юми ему улыбнулась. - Наши ребята бывают шумными, - будто извиняясь, произнесла она. – Вообще-то они готовятся к концерту, но со стороны так и не скажешь. - К концерту? – окончательно растерялся Казуки. "Я точно туда попал?" – хотел добавить он. - Да, через неделю концерт, - подтвердила Юми. – Думаю, вам понравится, заодно и познакомитесь со всеми. У нас каждый месяц какое-то мероприятие. - А-а, - многозначительно ответил Казуки, который уже не знал, как на такие новости реагировать. Они шли по длинному коридору, и Казуки понимал, что небольшое с виду здание таковым только кажется. Коридор был широким, здесь без проблем могли разъехаться две коляски. С правой стороны Казуки видел высокие окна, за которыми открывался вид на сад, блеклый и неинтересный в это время года. С другой стороны тянулся ряд деревянных дверей – на них не было табличек, только номера, словно за ними скрывались обыкновенные жилые квартиры. Стены же были и вовсе некрашеными: грубую кирпичную кладку, разумеется стилизованную, но от того смотрящуюся не менее странно, почему-то очень хотелось потрогать рукой. Однозначно, это место меньше всего походило на больницу. - Возможно, вам будет интересно узнать историю нашего центра, - нарушила ненадолго повисшее молчание Юми. - Интересно, - как полагается, ответил Казуки, хотя откровенно сомневался, что услышит что-то занимательное. - Этот центр в девяносто третьем основал Акено Накамура. У его единственного сына были серьезные проблемы с центральной нервной системой, тот едва мог передвигаться, а вот подобных организаций немедицинского характера, которые могли бы оказать помощь людям с такими проблемами, в те времена было не так-то много. - Получается, этот центр один из первых в Токио, - произнес Казуки, желая учтиво поддержать разговор. - Совершенно верно, - согласилась Юми и продолжила свой рассказ: - К сожалению, сын Накамура-сан умер через пять лет, но его отец решил не бросать начатое дело и посвятил ему всю свою жизнь, сделав центр таким, какой он есть сейчас. - Уважаемый, должно быть, человек, - старательно поддакнул Казуки. - Был, - печально улыбнулась Юми. – Накамура-сан был прекрасным человеком, но в прошлом году нас покинул и он. Однако его дело продолжает жить. И я думаю, когда вы нас узнаете поближе, вам у нас очень понравится. - Даже не сомневаюсь, - кивнул Казуки. Вопреки собственным словам, в эту минуту он заподозрил, что в таком потрясающе счастливом месте ему понравиться точно не может. У Казуки появилось плохое предчувствие, что он попал на пир во время чумы. Нечто подобное он видел в кино, когда люди, стоящие одной ногой в могиле, смертельно больные и обезображенные, веселятся как в последний раз и изображают счастье там, где его быть не может. "Это даже хуже больницы, - мрачно отметил Казуки. – Там хоть все по-честному: людям плохо, и никто этого не скрывает..." Додумать свою мысль он не успел, потому что его провожатая наконец остановилась у одной из дверей и повернулась к нему: - Вот мы и пришли. Это кабинет принимающего врача. Прошу вас. Даже не постучав, Юми открыла перед Казуки дверь, и тот, кивнув ей в знак благодарности, въехал в светлый кабинет. *** Что послужило толчком, песня под гитару, подслушанная в ортопедическом центре, или что-то иное, Казуки не знал, но этим вечером впервые за долгое время он взял в руки акустическую гитару. Он уселся на свой неизменный диван – играть в кресле было неудобно, потому что мешали подлокотники, и неторопливо перебирал струны, импровизируя и даже не пытаясь вспомнить какую-нибудь конкретную мелодию. Мыслями он был далеко, и, как ни странно, мрачными они не являлись. Казуки размышлял о том, что с ним произошло сегодня. Четкого мнения об ортопедическом центре, на посещение которого он подписался, Казуки пока не составил. После того, как его осмотрели аж три врача, пролистали его медицинскую карту, ощупали его всего и расспросили обо всем, Казуки отпустили с миром и сказали явиться через два дня, в четверг, на первое занятие по плаванию. Казуки весьма смутно представлял, как он будет плавать, если со своими, ставшими безжизненным балластом ногами, рискует пойти камнем на дно в ту же секунду, как заберется в бассейн. В общем и целом увиденное в ортопедическом центре Казуки скорее не понравилось, но делать выводы было слишком рано. Казуки утешал себя тем, что его там в любом случае никто не держит, а заплатил он только за первый месяц. Мобильный телефон, лежавший рядом с Казуки на диване, завибрировал, и тот, не выпуская грифа гитары, провел пальцем свободной руки по экрану. "Казу, ты хоть жив там? Я хотел бы с тобой встретиться", - гласило входящее сообщение. От Джина. Казуки вздохнул и полистал предшествовавшие ему. Джин, барабанщик и неизменный член его группы еще со школы, писал Казуки раз двадцать и три раза звонил, но ни разу Казуки ему не ответил. Джин добивался встречи и спрашивал, как он там, но тогда Казуки не знал, о чем с ним говорить. Теперь же он подумал о том, что пора выходить из подполья. В конце концов, не все были такими, как Бё, кто-то из его друзей мог всерьез переживать. Казуки уже хотел было ответить, когда его отвлекла трель дверного звонка. От удивления он даже рот приоткрыл: уже давным-давно его квартира не принимала гостей, да и время было поздним. Пока Казуки перебрался в коляску, пока доехал до прихожей и отодвинул щеколду, прошло не меньше нескольких минут, но незваный гость все это время терпеливо ждал. - Ты-ы? – только и смог удивленно протянуть Казуки, когда открыл. - Я-а, - передразнил Манабу. Его сосед стоял перед дверью, сунув руки в карманы своих домашних спортивных штанов, которые Казуки видел прежде. Неизменные тапочки, серая футболка и очки были тоже при нем. - Я хотел узнать, как у тебя сегодня все прошло, - ровно и флегматично произнес Манабу. "Слишком флегматично", - отметил про себя Казуки и почему-то очень обрадовался этому открытию. Манабу был нарочито спокоен, как будто его вообще ничего не интересовало и не беспокоило в этом мире. Если бы Казуки сейчас захлопнул у него перед носом дверь, ни один мускул не дрогнул бы на его лице. По крайней мере, именно это Манабу и хотел показать Казуки. "Как трогательно, что ты за меня волнуешься", - хотел ласково пропеть Казуки в ответ, но вовремя сдержался. Почему-то он не сомневался, что если начнет подкалывать и ерничать, Манабу сразу уйдет. - Заходи, - вместо лишних слов Казуки толкнул дверь, открывая ее шире, и отъехал в сторону, освобождая дорогу.