***
Чонин мерил шагами коридор и не понимал, почему он всё ещё здесь находится, если миссию свою выполнил — доставил Мин в больницу, где ей окажут помощь. Но доктор практически заставил его остаться, чтобы заполнить какие-то документы и что-то подписать. Почему он вообще должен что-то подписывать вместо этой недотёпы, которая на ровном месте найдёт приключения на свою задницу? С видом величайшего одолжения Ким ждал, когда же доктор уже выйдет к нему из палаты. Ждать пришлось довольно долго. Медсёстры то и дело сновали туда-сюда с капельницами и какими-то препаратами, озадаченно перешёптываясь и задерживая взгляды на красивом парне, явно ожидающем новости о своей беременной девушке. Про себя они окрестили его именно так. И им было очень жаль, что такой красавчик уже занят. Уставший доктор, смахнувший со лба капельки пота, вышел в коридор и, увидев смуглого блондина, кивнул, приглашая следовать за ним в кабинет. — Если я правильно понял, Вы — отец ребёнка, которого ждёт моя пациентка? — сразу же спросил доктор, который обследовал Суок немногим ранее и сообщил ей шокирующую новость о сроке беременности. — Что? — на секунду парень забыл как дышать. Откровенно говоря, такое вполне могло случиться, хоть вероятность и была небольшой. Неужели он не ослышался? Эта девчонка беременна?.. Однако, прежде чем предаваться тягостным размышлениям, сначала нужно было выведать максимум информации, которая вероятно может касаться и его самого. За доли секунды его опешившее выражение лица сменилось недоумевающим, насмешливым и даже несколько обиженным. Парень говорил довольно цинично и уверенно: — Я что, похож на кретина, который обрюхатил бы это недоразумение? — бровь Чонина резко взлетела вверх, на что доктор только неопределённо пожал плечами, потому что не видели причин, по которым сидящий перед ним молодой человек не мог быть отцом ребёнка его хорошенькой пациентки. Блондин только закатил глаза, всем видом показывая, как ему неприятны такие предположения. — Я не отец, но от информации не откажусь. С милой улыбкой во все 32 белоснежных зуба Чонин бросил на стол бумажник и достал оттуда толстенькую пачку купюр, быстро засунув их в карман на халате доктора. Тот удивлённо вскинул брови, но тут же как ни в чём не бывало продолжил. Можно подумать, Ким был первым, кто так делал. К скромному жалованью врача иногда добавлялись и вот такие премии от благодарных пациентов и их близких. К тому же, хорошо кушать и платить за квартиру нужно всем, поэтому он не видел причин, по которым не мог поделиться информацией с заинтересованным в ней человеком. — Я сообщил об этом мисс Мин ещё несколько недель назад. На тот момент срок уже был около 1,5 месяцев, ошибки быть не могло, как бы сильно её это не шокировало. Из-за того, что несколько лет назад она делала аборт и организм с трудом пережил такой стресс, беременность протекает достаточно тяжело. Мисс Мин узнавала, возможно ли сделать аборт сейчас, но я сразу сказал ей, что в таком случае детей у неё больше не будет. И это чистая правда, повторного прерывания беременности она не выдержит. Ей нужно было быть максимально осторожной и заботиться о себе вдвойне, потому что пока срок маленький, велика угроза выкидыша. Как это произошло сегодня. — Угроза выкидыша? — отстранённо, практически эхом спросил Чонин. Несмотря на то, что он внимательно слушал доктора, мыслительный процесс усиленно складывал услышанные факты в цельную картину, поэтому приходилось переспрашивать. — И что с ней сейчас? Она всё ещё беременна? Или?.. — Нам удалось вовремя оказать мисс Мин помощь. Кровотечение было совсем слабым, но из-за того, что организм истощён, она почувствовала себя настолько плохо. Что-то спровоцировало эту угрозу, возможно сильные физические нагрузки или стресс. Мин Суок нужно будет на несколько дней остаться в больнице, чтобы мы могли наблюдать за её состоянием. А в дальнейшем — избегать любых стрессовых ситуаций, тяжёлой работы, всего, что может как-то навредить ребёнку. Вы должны понимать, что если ситуация повторится, мы вряд ли сможем что-то сделать. «Стресс… Разумеется, стресс, что же ещё?» — пронеслось в мыслях у парня. В конце концов, Чонин помнил, что произошло в последнюю ночь, когда они виделись, хоть и очень смутно. Количество выпитого алкоголя и состояние аффекта сделали своё дело, он вспоминал только отдельные размытые моменты, как кадры старой потёртой киноплёнки. Но надо думать, что Мин это запомнилось достаточно ярко, и она будет не слишком-то рада снова его увидеть. — Я могу сейчас к ней подняться? — Чонин задал главный вопрос сразу же после того, как доктор закончил свою речь. — Она уже пришла в себя? Заметив, как мужчина замялся, блондин не смог сдержать смешок, решив, что бумажник можно было и не убирать обратно в карман. Услышав шелест заветных купюр, время посещений для одного конкретного человека резко стало возможным. Доктор закивал головой как китайский болванчик, услужливо улыбаясь. — Мисс Мин уже в сознании, но сейчас находится под действием сильных успокоительных. Пожалуйста, войдите в её положение и постарайтесь не нервировать, — всё же предупредил мужчина, почувствовав, что молодой человек вряд ли сильно рад услышанной новости. — Если вдруг что-то случится, сразу зовите медсестру. — Разумеется, — холодно кивнул Чонин, поднимаясь со стула, на котором вальяжно сидел, закинув ногу на ногу. Даже в кабинете заслуженного профессионала с кучей грамот с научных конференций истинным хозяином чувствовал себя именно он, видя как доктор пресмыкается перед ним из-за какой-то пачки смятых купюр. Захлопнув за собой дверь, он уверенно поднялся по ступенькам этажом выше, на доли секунды застыв перед палатой, в которой находилась Суок. Ему нужно только узнать, действительно ли это его ребёнок. Если нет, то он просто сразу же уйдёт и забудет об этой неприятности. Если же действительно его… Что ж, этой растяпе придётся сделать аборт, нравится ей это или нет. С этой мыслью парень положил смуглую ладонь на дверную ручку, с лёгким усилием нажав на неё.***
Суок полусидела на больничной койке, прислонившись спиной к стене и глядя в одну точку. Она до сих пор не была уверена, на самом ли деле видела Чонина или это был просто обман зрения, результат бессонных ночей и измучившего её токсикоза. Возможно, девушка просто перенапряглась за последнюю неделю, ведь доктор и раньше предлагал ей лечь в больницу хотя бы на несколько дней. Не послушала его и вот что получилось. Даже не много легче стало, когда Су почти удалось убедить себя, что Ким Чонин — плод разыгравшейся фантазии. Возможно, девушке так легко удалось уговорить себя в этом ещё и из-за действия сильнейшего успокоительного, прокапанного ей в вену заботливой медсестрой. Вроде бы где-то внутри она и чувствовала волнение, но его глушило на корню введённое лекарство. Внезапно кто-то резко распахнул дверь. Без стука, без разрешения войти, без ничего. Нагло и бесцеремонно. Девушка невольно вздрогнула, вскинув уставший взгляд на нежданного посетителя. На пороге стоял никто иной, как Ким Чонин, герой всех её кошмаров последних двух месяцев. Он снился Суок так часто, что она при всём желании не могла забыть его лицо. В рассеянных мыслях девушки пронеслось, что он совсем не изменился. Высокий, стройный, поджарый, даже ещё смуглее, чем раньше… Он словно из-под палящего солнца пляжа Майами вернулся, будто и не произошло ничего. Узкие кофейного цвета брюки облегали накачанные ноги, открывая загорелые щиколотки. Белоснежная рубашка была заправлена в них только спереди, а рукава небрежно закатаны до локтей. На запястье болтались дорогущие ролексы, которые Су и раньше видела, когда Чонин орал как потерпевший, что она случайно брызнула на них водой, поливая цветы. Единственное, что изменилось — цвет волос. Из шоколадного шатена он стал платиновым блондином с лёгким пепельным оттенком. Вот только, в кои-то веки на его холёной мордашке не было кривоватой усмешки, парень был более чем серьёзен. Что-то внутри Суок перевернулось, сковывая грудную клетку каким-то непонятным гнетущим страхом. Если бы не успокоительное, она бы наверное стену проломила, пытаясь сбежать подальше от этого монстра под красивой обёрткой. Но, благодаря лекарству, она без всяких видимых эмоций перевела взгляд на блондина, равнодушно ожидая, что он скажет. Больше всего, Су хотелось, чтобы он исчез, чтобы и впрямь оказался плодом её фантазий. Но Ким Чонин не исчезал. Более того, вскоре она услышала его голос. Негромкий, немного манерный, с неприятными стальными нотками. Такой же как в тот вечер… Девушка почувствовала, как по коже пробежали мурашки, но пока все сильные эмоции были надёжно заблокированы. — Это мой ребёнок? — без всяких предисловий задал единственный важный для него вопрос Чонин. Услышав это, тут же побелевшая Суок дёрнулась, как от пощёчины. Откуда он знает? Неужели доктор проболтался?.. — Что?.. — голос Мин прозвучал немного хрипло из-за волнения, она прокашлялась и продолжила фразу. — Что за глупости?.. С чего бы? Нет. Это ребёнок Чан… Чунмёна. И это не твоё дело. Суок быстро прикусила язык, заговорив о Чанёле. Откуда бы Чонину знать, что между ними что-то было в то время. Версия о Мёне звучала куда правдоподобнее. В мыслях Су всё это было так складно, в то время, как Кима передёрнуло. Девушка так мялась-жалась, придумывая, что бы ответить, что для парня всё стало ясно, как дважды два. Только ей прозвучавшие слова казались естественными. Для Чонина это был погорелый театр одного актёра, даже хуже. — Неужели?.. — на лице блондина было самое скептическое выражение лица, он неосознанно сделал шаг вперёд, но, заметив, как девушка вся сжалась, остановился. Из-за такой нелепой лжи ему только сильнее хотелось уколоть её. Но ещё больше из-за того, что его опасения окончательно подтвердились. Поэтому Ким Чонин был как всегда прямолинеен и язвителен. — Колясочник? И как же, позволь спросить, этот убогий смог это сделать? Хотя нет, погоди, ты ведь сначала хотела сказать про Пак Шанеля… Но с чего бы этому счастливчику, отхватившему в жёны красотку-дикторшу, смотреть в твою сторону? Что-то не припомню ничего, кроме жалости, с его стороны по отношению к тебе. Может лучше застрявшего во френдзоне Бёна вспомнишь? Правдоподобнее звучать будет. Кажется, он с самого начала хотел залезть тебе под юбку. — Исчезни! — голос Суок прозвучал достаточно громко и эмоционально даже для человека под действием транквилизаторов. — Ты — мерзкое чудовище, я не хочу тебя видеть! Ты же умер! Как ты можешь быть тут?! — Ну, в каком-то смысле наверное умер. Ким Чонина и впрямь больше нет, — пожал плечами парень. — Вот только ребёнок от этого чудовища находится внутри тебя, не так ли? Но это решаемо, Мин Суок, просто… «Сделай аборт», — в мыслях блондин закончил фразу, но с приоткрытых губ слова пока не сорвались. Он помнил, слишком хорошо помнил…***
С самого своего рождения Ким Чонин был нежеланным ребёнком, которого по сути ненавидели оба родителя. Отец — потому что он был отличным орудием, которым манипулировала мать, пытаясь содрать с него побольше деньжат. А мамаша — потому что он отнял у неё шанс удачно выйти замуж, приходилось довольствоваться подачками прижимистого чеболя, слишком волновавшегося за свою репутацию, не желавшего видеть незаконнорожденного ребёнка на пороге своего дома. С тех самых пор, сколько Чонин себя помнил, он помнил и их вечные склоки. Помнил так же ярко и отчётливо, как вчерашний день. «Ты должна была сделать аборт! Сколько я говорил об этом?! Нужно было своими руками вырвать эту ошибку из твоего чрева!» Стальной, не терпящий возражений голос отца и сейчас отдавался эхом в его ушах. Примерно так начинался каждый скандал, когда его мамаша, прокутившая все деньги в казино Осаки, появлялась на пороге компании своего бывшего любовника, волоча за руку маленького сына. «Думаешь, я очень этого хотела?! Но теперь ты никуда не денешься! Это твой сын, кровь от крови, плоть от плоти, твоя чёртова копия, которую я должна лицезреть изо дня в день! И тебе придётся его содержать, иначе твоя драгоценная жёнушка сейчас же узнает о том, что ты так усиленно прячешь, выпроваживая нас из Кореи!» Мать никогда не задумывалась о том, что хоть Чонин и был ребёнком, он понимал корейский язык ничуть не хуже японского, и каждое её слово отпечатывалось в его памяти как клеймо. «Я перевёл деньги на твой счёт, делай, что хочешь, только не забудь о нашем уговоре!» Обычно именно так сухо и быстро заканчивался любой их разговор с отцом, когда Чонин учился в старшей школе, а потом и в университете. Он откупался деньгами, демонстративно морщась при виде повзрослевшего сына, как будто перед ним была какая-то надоедливая букашка. Из-за этого парню ещё больше хотелось, чтобы отец признал его. Перед собой. Перед всеми. Но ни одна душа не знала о том, какие узы их связывают. Он даже в университет на этот чёртов факультет поступил, чтобы угодить отцу, чтобы тот увидел, какой Чонин умный, как его хвалят все преподаватели, что он вовсе не такой бесполезный, как он каждый раз утверждал матери, что никакая он не ошибка… Вот только всё это было бесполезно. «Пустоголовый красавчик», «выродок японской шлюхи», сам факт существования которого раздражал отца до дрожи в руках. Такими нелестными эпитетами он награждал его, когда был особенно зол. «Если хоть одна душа узнает, что такое ничтожество, как ты, является моим сыном, ты с треском вылетишь отсюда! И только попробуй подвести меня ещё раз!» Именно так сказал отец в тот день, когда Суок подслушала их разговор. Её чёртова жалость, с которой она смотрела на него даже после всего, что он говорил и творил до этого… Он ненавидел это выражение в её глазах. «Жалкий ублюдок! Зачем ты вообще родился?! Из-за тебя одни неприятности! Аборт был лучшим решением твоего бесполезного существования!» Слова, произнесённые отцом после рокового дня в компании, после случая, произошедшего, благодаря невнимательности этой девчонки. Если бы не она, однажды он обязательно добился бы признания. Она была виновна в том, что Чонин лишился всего в один миг, потеряв и фамилию, и отца, и то будущее, в котором он хотел себя видеть. Он ненавидел Суок так сильно, что каждый раз хотел сделать ей побольнее, ещё во время работы в компании. Мнила себя ангелом во плоти, преданно заглядывая в рот этому придурку Пак Шанелю, как жалкая собачонка, ожидавшая подачки от хозяина. Ещё и Бён Бэкхён, всегда и везде следовавший за ней как тень, который грудью на амбразуру лез, лишь бы заступиться за эту нищенку. У Чонина кровь в венах закипала, когда вроде бы образованные люди из хороших семей через голову перепрыгивали, чтобы добиться благосклонности какой-то недотёпы с раздутым самомнением и синдромом матери Терезы. Если бы кто-то однажды сказал Чонину, что Мин Суок будет носить в себе его ребёнка, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. И вот как всё вышло… Он не хотел, чтобы это было явью, но ничего уже не изменишь. Аборт — единственное решение. Вот только… Чем больше Ким об этом думал, тем больше напоминал себе собственного отца, от этого становилось жутко. Человек, которого он ненавидел, которого в то же время уважал, на которого хотел быть похожим в детстве, чьего признания хотел добиться… В ту минуту, когда Чонин осознал незримое сходство, от этого мерзкого ощущения его даже затошнило. Он всегда говорил себе, что в его жизни всё будет иначе, что его дети не будут знать этого унизительного пренебрежения, не ощутят на себе холодную ненависть, не будут чувствовать себя обделёнными и ущербными из-за того, что у них нет отца, который бы их любил. Чем Чонин теперь отличался от человека, который раз за разом давал понять, что он — главная ошибка в его жизни? Если когда-то в детстве мальчишка хотел быть таким как отец, то теперь гадкое ощущение этой схожести душило его.***
Чонин с размаху впечатал кулак в стену, чертыхнувшись и размазав по извёстке кровь с разбитых костяшек. Ощущение противной саднящей боли немного привело парня в чувство. Решение, которое он принял, было безусловно одним из главных и решающих в его жизни. Он шумно перевёл дыхание и как ни в чём не бывало повернулся к Суок, натянув на лицо свою лучшую ухмылку. — Раз уж так вышло, что ты залетела, значит родишь, — его голос прозвучал вполне буднично и деловито, будто бы он обсуждал последние биржевые сводки, а не тот факт, что через семь месяцев станет отцом. — Пелёнки-распашонки и прочую ерунду, так и быть, куплю. — Мне не нужны твои подачки! Я сама смогу вырастить своего ребёнка, без участия в этом такого ничтожного человека, как ты! — голос Суок становился громче, а действие транквилизаторов — слабее. — Уже не чудовище, а человек. Да и факт отцовства больше не отрицаешь, — усмехнулся Чонин, теперь Мин окончательно всё подтвердила, зря только устраивала весь этот жалкий спектакль. — И сама ты, Мин Суок, даже пары шагов без приключений не сделаешь, не говоря о том, чтобы вырастить ребёнка. Так что, нравится тебе это или нет, но я буду принимать самое непосредственное участие в процессе его воспитания. До скорого! Чонин резко развернулся и размашистым шагом вышел из палаты, громко хлопнув дверью на прощанье. Девушка была ни жива, ни мертва. Только когда он исчез за дверью, Су поняла, что снова может дышать. То, что внутри неё плоть от плоти этого ничтожества уже было достаточно тяжёлым фактом, с которым она с трудом смирилась, но то, что это самое ничтожество ещё и в молодого папашу решило поиграть, как капризный ребёнок — в дочки-матери, добило её окончательно. Суок нужно было срочно поговорить обо всём случившемся с Бэкхёном, поделиться с ним такими невероятными новостями. Она уже даже потянулась к мобильнику, лежавшему на тумбочке, как вдруг отдёрнула руку. Ведь Бэк упоминал, что сегодня у них с Момо, наконец, свидание, а значит мешать точно не стоит. В конце концов, время, чтобы сообщить об этом, у Суок ещё будет… Да и ей самой пока лучше примириться с этой мыслью в одиночестве. Бэкхён, зная его вспыльчивый и порывистый характер, мог наломать дров, тогда проблем станет ещё больше… Нет, определённо, пока слишком рано сообщать ему, сначала Су нужно подумать об этом самой.***
В большом кинотеатра в Каннаме, в одном из лучших его залов, было как всегда шумно и многолюдно. Бён Бэкхён, который уже должен был бы начать икать из-за того, что Су как раз его вспоминала, пробирался через удобно расположившихся на мягких сиденьях людей, прижимая к груди попкорн и колу и уверенно ведя за собой недовольную Момо. Конечно недовольна она была больше для вида, потому что в душе расцветали цветы, когда девушка была рядом со своим любимым мужчиной. Его тёплая ладонь, в надёжной хватке которой так удобно расположилась её миниатюрная ручка… Его мягкий тихий голос, который был лучше любой музыки для ушей Момоко… Его игривый взгляд и светлая сияющая улыбка, которой ей так не хватало всю последнюю неделю, когда девушка так упрямо игнорировала своего парня… Определённо, в тот вечер не было никого счастливее неё в этом зале. Усадив Момо в мягкое кресло, Бэк плюхнулся рядом, как раз в тот момент, когда в зале погас свет и начался фильм. Если сначала у японки и были какие-то сомнения, то уже через пятнадцать минут их не осталось, потому что в этом чёртовом кино уже повсюду разлетались мозги, кишки и всё прочее, что обычно разлеталось в ужастиках. Девушка сдавленно пискнула и сверкнула глазами в сторону беспечного Бёна, жующего попкорн с таким идиллическим видом, будто он смотрел забавную комедию. И как у него только аппетит не отбило?!.. Момоко закипала от негодования. Когда из громких стерео-систем раздался душераздирающий крик, девушка вздрогнула всем телом и невольно вцепилась в лежащую на подлокотнике руку Бэкхёна. — Не хочешь перекусить?.. — повернулся к ней парень, очаровательно улыбаясь и протягивая коробку с попкорном. — Или сбегать за шоколадкой? Могу взять с орехами и изюмом, твою любимую. — Нет уж, спасибо, ещё пара минут и меня вырвет, — поморщилась Момо, стараясь не смотреть на экран. — Ты же знаешь, как я это ненавижу! Зачем ты привёл меня на этот фильм?! Судя по ужасающим звукам, в кино происходило нечто совсем устрашающее, Момоко как маленькая испуганная девчонка уткнулась носом в плечо Бэкхёна, закрыв ладонями уши. Парень крепко обнял её, убрав одну ладошку и шепнув на ушко: — Именно за этим и привёл, — его голос звучал немного насмешливо, но в то же время ужасно игриво и сексуально, у Момо даже мурашки по коже пробежались. — Если хочешь, можем уйти отсюда прямо сейчас и продолжить в более тихом и уединённом месте. Или ты специально решила остаться тут, чтобы ещё полтора часа визжать и падать в мои объятия? Когда до ушей Момо долетела такая неслыханная наглость, она чуть на месте не подскочила. Хотя, в то же самое время, больше всего в тот момент ей хотелось как раз-таки оказаться в том самом месте, о котором говорил Бэк. — Ты говоришь глупости! — Глупости, из-за которых твои щёки краснеют так, что я вижу их как огни светофора на перекрёстке, — рассмеялся Бэкхён, чмокнув девушку в губы коротким и милым поцелуем. — Ну что, не будем мешать людям наслаждаться фильмом? Мне кажется, что наши соседи скоро сами заставят нас уйти, но что поделать, они просто завидуют. Пойдём, персик, у нас есть дела поважнее и поинтереснее. Не дожидаясь ответа, Бэк уверенно схватил Момо за руку и потащил за собой, в темноте нечаянно наступая каким-то несчастным на ноги и искренне извиняясь перед ними за такую неосторожность. Рыжеволосая девчушка и сама не заметила, как расплылась в улыбке. На Бэкхёна просто невозможно было долго дуться, она сама упустила момент, когда растаяла как мороженое в жаркий июльский день, стоило только увидеть его улыбку.***
Большой просторный кабинет, идеально подходящий своему руководителю, где всё было выполнено лаконично, дорого и со вкусом, в тот вечер сотрясали звуки тотального беспредела. Около входа уже разлетелась на осколочки одна из двух невероятно дорогих антикварных ваз, из произведения искусства превратившись в своё жалкое подобие. За столом сидел парень, уронивший голову на руки, и усиленно о чём-то думал. — К чёрту всё! — в сердцах бросил Чонин и смахнул со стола целую кипу подготовленных секретаршей документов. Белые листы тут же разлетелись по полу. Всё шло вопреки его планам, и с этой мыслью ему ещё следовало примириться. Хотя бы попытаться это сделать. Последние два месяца были настоящими американскими горками. Раньше Ким решил бы, что так бывает только в кино, но теперь он сам стал героем чёртова боевика, когда главному герою приходится скрываться от всех обидчиков. О том, что «герой» сам наворотил дел, Чонин скромно не упоминал. Тот вечер, когда на пороге его дома появился тот самый колясочник, с которым он когда-то видел Суок, причём явился на своих двоих, очень ярко отпечатался в памяти парня, несмотря на то, что он был пьян, да ещё и под кайфом. Этот ненормальный налетел на него, как настоящий психопат, нанося удар за ударом, причём настолько сильные, что Чонин отключился ещё после первых двух. Откуда только в жалком инвалиде столько сил оказалось?.. О его скромном прошлом, проведённом на рингах, Ким разумеется не знал. К счастью, отец Чонина был очень скрупулезным и подозрительным человеком, который наводил справки обо всех своих знакомых, особенно о тех, кто представлял для него какую-то опасность. И кто же был для известного бизнесмена и политика большей опасностью нежели единственный сын, такой амбициозный, только и думающий о том, как бы прибрать к рукам его состояние. К тому же, в последнее время от него были одни проблемы, он умудрился сорвать крупнейшую в истории компании сделку с японскими спонсорами… Из-за всего этого мужчина рьяно желал избавиться от него. Вот только как это можно было сделать? Не убивать же. А по-хорошему Чонин всё равно не понимал. Вот только случай сыграл ему на руку. Когда отец явился в дом к непутёвому отпрыску, чтобы заставить того уехать из Кореи навсегда, предложив кругленькую сумму, он застал сына при смерти, истекающего кровью в гостиной своей шикарной виллы. Холодный и ясный ум политика всегда работал с поразительной чёткостью и быстротой, в этом Чонин был очень похож на него. Блестящая идея тотчас же пришла ему в голову. На частной машине, парень был доставлен в частную клинику, которой отец доверял издавна. В тот же вечер по телевидению, по всем новостным каналам было объявлено, что Ким Чонин, сын известного бизнесмена и политика, чьё имя знал каждый в Азии, был зверски убит. Тело оказалось так изуродовано, что его удалось опознать, только сделав анализ ДНК. Виновного поймали сразу же, как раз в тот момент, когда он совершил поджог, в результате которого погиб ещё один человек. Тот даже отпираться не стал, признав убийство обоих. А деньги творили чудеса, поэтому никаких сомнений в произошедшем не осталось. Все знали, что Ким Чонина больше нет, все оплакивали его на похоронной церемонии, глядя на его фото в чёрной рамочке, вот только никому и в голову не пришло, что в тот момент он проходит реабилитацию в Америке, уже почти новенький. Причём во всех смыслах. Отец сразу дал понять парню, что это последний день в их жизни, когда они являются отцом и сыном. С этой минуты он мёртв. У него будет новое имя, новые документы, новая личность и, в конце концов, новая жизнь. А чёрная безлимитная карточка и огромный счёт в банке окрасят эту самую жизнь яркими красками. «Ни в чём себе не отказывай», — на губах отца играла неприятная усмешка, когда он говорил об этом сыну, лежащему на специальных носилках для транспортировки в аэропорту. Он не волновался за него, за его жизнь, его волновало только то, что он всё ещё здесь, наверное, в глубине души, отец предпочёл бы, чтобы сын уже был на том свете. Чонин в беспамятстве едва ли слышал его, но вот как оказалось, запомнил всё от первого до последнего слова. — «И больше никогда не появляйся в Корее, щенок. Тебя больше нет. Ты не существуешь. И для меня, и для всех, кого ты знал раньше. Выбирай себе новое имя, новых друзей, новую жизнь. Просто исчезни». Отец сказал Чонину, чтобы он жил как хочет, и парень впрямь около месяца попросту прожигал свою жизнь в клубах, на закрытых вечеринках, в компании сексуальных американок… Но бесконечный праздник рано или поздно наскучивает. Настала пора взяться за голову, заняться делом, показать отцу, что он тоже чего-то стоит. Конечно не сейчас, позже, когда он действительно чего-то добьётся. Поэтому, недолго думая, блондин взял билет на ближайший рейс до Сеула. На трап самолёта он поднялся уже не как Ким Чонин, а как Китагава Кай. Китагава — фамилия его бабушки по материнской линии, единственного человека, который по-настоящему любил его и растил, пока мать день за днём проводила с любовниками или в казино. Кай — старое школьное прозвище, так его назвала одна девчонка, которую он однажды отшил. Она чуть не топала ногами от злости и говорила, что у него точно в глазу осколок разбитого зеркала, раз он не видит дальше своего носа. А сердца наверное и вовсе нет. Вроде бы глупо, а прижилось. После этого Чонин так и остался Каем для своих одноклассников. И теперь Китагава Кай, владелец многоэтажного элитного здания в Каннаме, расположенного на живописной улочке, где собирался весь сеульский бомонд, разносил в пух и прах свой новенький отремонтированный кабинет. Он не был готов к тому, чтобы стать отцом. Не хотел этого. Но понимал, что если не поступит так, то никогда себе этого не простит, уподобившись человеку, который так безжалостно «убил» собственного сына, без всяких сомнений вычеркнув его из своей жизни.