Сойка-говорун

Всего в Капитолий отправляется четыре планолета. В одном капитолийская съемочная группа вместе с Лесли Штук, в другом заключенные, а в оставшихся несколько отрядов церберов для нашей охраны в столице. Когда мы занимаем свои места — небольшие клетки с кроватями — нам по очереди вкалывают снотворное. Я укладываюсь поудобнее и засыпаю. Во время полета мне приснилось столько снов, что кажется, будто мы облетели всю страну и не по одному разу. Когда все просыпаются, нам выдают простые комбинезоны — такой же я получила, когда прилетела в «Черный волк». Церберы по очереди отводят каждого из нас в ванную, чтобы мы привели себя в порядок и переоделись. Аккуратно сложив рубашку, чувствую, что в кармане что-то есть. Кольцо Лестера. Цербер разрешает забрать, все что у меня сейчас при себе. У комбинезона не предусмотрено карманов, поэтому мне приходится надеть кольцо на палец. Я поворачиваю его так, чтобы печатка оказалась на внутренней стороне ладони. Не хочу, чтобы кольцо светилось. Когда я выхожу из ванной, меня подводят к зеленому полотну и капитолийский видеооператор делает несколько коротких роликов. Для одного из них мне нужно встать боком к камере и по команде повернуться, скрестив руки на груди. Оператор говорит, что это будут использовать для рекламы Игр. А на втором ролике я стою лицом к камере со скрещенными руками, затем опускаю руки по швам и склоняю голову вниз. Для чего это нужно, капитолиец не поясняет, но он попросил, чтобы в этот момент мое лицо выражало скорбь. Он снимает всех по очереди. У всех сосредоточенные и угрюмые выражения лица, только Джерри, как всегда, паясничает. В конец концов оператор сдается и снимает его, как есть. Один из церберов объявляет, что скоро мы будем в столице. Все находятся в легком возбуждении. Многие никогда не бывали в Капитолии. За год кардинально наверняка ничего не поменялось, но даже я немного волнуюсь. Вряд ли за эти полгода Катон уехал обратно в Дистрикт-2. Но даже если это так, мне кажется, что ради этих Игр он вернется. Хотя бы в качестве ментора. Я очень надеюсь, что мы сможем с ним увидеться, пусть и ненадолго. Интересно, как в этот раз будут избираться менторы? Вряд ли это будут победители из дистриктов. А может, поскольку мы все взрослые, нам и нянек не приставят. Будем ходить вместе с церберами. Гораздо больше пугает тот факт, что нас могут сходу бросить на арену. Конечно, это мало вероятно, но от Капитолия можно всего ожидать. Планолет начинает снижение, и церберы выстраивают нас в линию. Когда мы приземляемся, нас гуськом отводят к одному из бронированных автобусов. Все рассаживаются по своим местам, и колона начинает движение в сторону столицы. Джерри в подробностях рассказывает Лесли о Капитолии, который он когда-то видел. Судя по его рассказам, столица никогда не меняется в худшую сторону. Автобусы въезжают на территорию. На улицах собрался, кажется, весь город. Жители встречают нас радостными криками и овациями. Окна автобуса затонированы, так что они не видят нас. Как я и предполагала, нашей конечной точкой является Тренировочный центр. Церберы выводят нас из автобуса и сопровождают в здание. Впереди всей процессии идет Лесли Штук и в небольшой микрофон передает нам информацию, словно гид туристам: — Сейчас вас отведут в гримерные, где вами займутся помощники стилистов. Вы должны предстать перед публикой настоящими красавчиками! А вот после этого вы встретитесь со стилистами. Дальнейшую информацию получите от них. Нас по одному заводят в отдельные комнаты, предварительно сняв наручники. Вместе со мной заходит и цербер. Я оказываюсь в знакомом небольшом помещении — когда я участвовала в Играх, здесь меня приводили в порядок перед тем как отдать стилисту. К моему удивлению, командой подготовки оказываются те же самые люди, которые меня готовили к суду. Сейчас они не такие молчаливые. — Я такой себе ее и представляла, — пищит одна из женщин. — Нам даже делать почти ничего не надо, чудесно! — весело добавляет мужчина, и они приглашают меня присесть. Они по очереди представляются: Флавий, Вения, Октавия. Меня просят самостоятельно распустить и расчесать волосы, поскольку боятся сделать больно. Делаю я это очень аккуратно, чтобы не задеть рану. Вения чуть ли не плачет, когда я это делаю. То ли от жалости, то ли от чего-то еще. Волосы у меня отросли, доходят почти до середины спины. Флавий начинает делать мне завивку, пока другие женщины тонкими кисточками выводят на моих руках замысловатые узоры. При этом на коже ничего не появляется. Я чувствую легкий холодок, когда кисточка проходит по коже. Я не выдерживаю и улыбаюсь, глядя как женщины старательно вырисовывают «ничего», время от времени сверяясь с какими-то бумагами. Той же самой процедуре подвергают шею и щеки. После того как с прической покончено, мне на голову одевают золотой ободок, а на руки широкие браслеты. К моему неудовольствию меня просят надеть линзы. Я их никогда не носила и поэтому этот процесс затянулся. Единственное, что смущает помощников — это татуировка с моим номером. Если бы не ожог, ее можно было бы загримировать. Они долго перебирают все варианты, в итоге решают оставить на этом месте больше узоров. Капитолийцы крутятся вокруг меня и, убедившись, что я выгляжу прилично, уходят. Я остаюсь ждать стилиста. Из одежды на мне только халат. Не проходит десяти минут, как дверь открывается, и в комнату входит мой стилист. — Приветствую, — он протягивает руку для пожатия. — Меня зовут Цинна. — Мирта, — отвечаю я, пожимая руку. — Вы были моим стилистом на суде. Он кивает и садится в кресло. Кладет на небольшой столик папку, закидывает ногу на ногу. Я сажусь напротив него. С нашей последней встречи он не изменился. Выглядит, как всегда, просто и изящно, только легкая золотая подводка на глазах выдает в нем капитолийца. — У меня есть ощущение, что я видела вас раньше, как и ваших коллег. Еще до суда, — говорю я. — Я был стилистом Двенадцатого дистрикта на 74-х Голодных играх. У Китнисс Эвердин. — Ого, — говорю я после небольшой паузы. — Что же это вы вдруг решили переключиться на Дистрикт-2 и конкретно на меня? — В данном случае стилисты не привязаны к дистриктам. Нам дали право выбрать, с кем мы хотим работать. После 74-х Игр я потерял вдохновение. Но теперь я его снова обрел, — отвечает он с легкой улыбкой. — Зная ваш опыт, я не сомневаюсь, что вы придумаете нечто восхитительное, — говорю я, вспоминая, как заявили о себе Двенадцатые еще на Параде трибутов. — Я уже придумал, — говорит Цинна. — Так как в это раз дистрикт, откуда родом трибут, не играет роли, нам сказали искать вдохновение в другом. Так как мне удалось заполучить тебя в качестве своей подопечной, я решил сделать акцент на твоей жизни в целом. — Заполучить? — Перед Жатвой собрали отдельно всех заинтересованных стилистов. Велели смотреть ее внимательно и примерно прикидывать, с кем мы хотим работать. У нас проходил что-то типа аукциона. Как бы это обидно ни звучало, но мы вас покупали. Я улыбаюсь. — И дорого я вам обошлась? — Мне пришлось попотеть, чтобы суметь отвадить от тебя твоего бывшего стилиста. — Не поверите, но я вам безумно благодарна, — я смеюсь. — Я ознакомился с твоим досье и достаточно много узнал о твоей жизни. Признаться, это меня очень заинтересовало. Как я понял, ты росла без родителей и жила в приюте? — Да, а после попала в Академию, — от стилиста такие вещи можно не утаивать. Цинна кивает. — Порция, моя коллега и давняя подруга, занимается твоим напарником. Так что мы готовились вместе. Мы решили сам наряд сделать обычным, но добавить некую изюминку. — Так же, как у Двенадцатых? — спрашиваю я. — Почти. — И вы успеете все сделать к вечеру? — Мы уже сделали, — отвечает он. Я в шоке смотрю на него. — Как вы успели?.. Цинна улыбается. — За два дня можно многое успеть, если поймать вдохновение. — Мы летели сюда два дня? — я бросаю взгляд на безмолвного цербера. Он не двигается, смотрит в одну точку - значит, моя реакция входит в рамки разумного. Хотя, почему бы и нет. Возможно, «Черный волк» действительно находится далеко. А может, мы специально кружили, чтобы стилисты закончили работу. — Мы с Порцией долго продумывали концепцию. Потому что нам хотелось сделать вас с Анхелем похожими и разными одновременно. Вы из одного дистрикта, учились в Академии, но на этом сходства заканчиваются. Но даже из такого малого набора мы нашли, что выбрать, — стилист загадочно улыбается. — Надеюсь это не будет какая-нибудь броня. Всех участников из Второго в нечто подобное рядят. — Нет-нет, это будет точно не броня. — Тогда теряюсь в догадках, — я улыбаюсь. — Тогда не будем тянуть. Цинна выходит из гримерной и возвращается с моим нарядом. Я снимаю халат и позволяю ему облачить меня в его творение. Это оказывается простая черная туника. В подобной одежде изображают богиню Викторию — покровительницу нашей Академии. Туника выглядит очень просто и не броско, не считая трех красных полос, которые выглядят как порезы, проходящих наискосок от плеча до пояса. Зацепиться особо не за что. — На самом деле, весь секрет в невидимых узорах, которые тебе нанесли, — говорит Цинна, заметив мое недовольство. — И когда они проявятся? — В самый подходящий момент, — отвечает стилист. Он переводит взгляд на мои руки. — A что это у тебя за кольцо? — А, это, — я поднимаю руку, прокручиваю кольцо, чтобы было видно печатку. — Это я привезла из тюрьмы. Мне сделал его один заключенный из Дистрикта-1. — Можно посмотреть? — спрашивает Цинна. Я снимаю кольцо. Стилист вертит его в руках. — Этот череп - символ Академии? — Да. Цинна кивает и возвращает мне украшение. — Оставь себе, а лучше надень. Лишний штрих к образу. Браслет тоже не снимай. Мы выходим из гримерной и вместе с командой подготовки спускаемся на нижний этаж, на котором расположены конюшни. Там уже собрались все остальные трибуты. Мы доходим до предпоследней колесницы, рядом с которой уже стоит Анхель вместе со своими помощниками. Одет он так же, как и я в тунику, только белого цвета, а три полосы — золотого. Со стороны может показаться, что наши наряды больше подходят сельскохозяйственному Дистрику-9. — А теперь самое главное, — говорит Цинна. — Вы будете ехать не друг за другом. Каждому дистрикту будет предоставлено немного времени покрасоваться. Совсем немного, но этого должно хватить, чтобы вас запомнили. Вы поедете предпоследними, так что шансов у вас больше. Когда вас объявят, нажмите это. — И он протягивает нам по небольшой черной кнопке. — И что будет? — спрашивает Анхель. — Увидите, — заговорщически произносит Цинна. — Смотрите на всех надменно, — подхватывает стилист Анхеля Порция. — Они не достойны вашего внимания. Это важно. Я оборачиваюсь назад. Лестер и Лилит выглядят ослепительно. Оба в белых одеждах, расшитых драгоценными камнями. Одежда Лестера полностью закрыта, даже перчатки на руках, а Лилит наоборот — почти вся открыта. Даже если мы произведем фурор, они наверняка смогут его перекрыть. Раздается сигнал, и всех трибутов просят занять места на колеснице. Стилисты, пожелав удачи, уходят. Наше внимание приковывают экраны, на которых начинается шоу. Бессменные ведущие Цезарь Фликерман и Клавдий Темплсмит под веселую музыку приветствуют зрителей и телезрителей. Камеры показывают трибуны — народу столько, что яблоку негде упасть. Организовали даже три ряда прямо на площади. Саму площадь охраняют церберы, обычных миротворцев совсем нет. Ведущие рассказывают о новых правилах, подогревают толпу шутками и, наконец, объявляют начало Парада. Цезарь рассказывает небольшую сводку о Дистрикте-13, о его вкладе в жизнь Панема (естественно, о бунте никто не говорит) и после этого вызывает Деда. Колесница выезжает под аплодисменты зрителей. Одет старик весьма недурно и встречают его радушно. На огромном экране показывают короткий ролик, где он поворачивается со скрещенными на груди руками. Внизу загорается его имя, рядом в скобках тюремный номер, а чуть правее статья, за которую он сидит. Организаторы действительно постарались на славу, шоу будет еще то. Таким образом вызывают всех по очереди. В дополнение к информации о дистрикте сообщают также об успехах на Играх. Смотрю на впереди стоящих Джерри и Лесли. Они сгорают от нетерпения. На них надеты синие костюмы и куча всяких электрических проводов. Когда наступает их время, они радостно скачут, рискуя вывалиться с колесницы. Толпа ликует, смеется: давненько никто не видел таких веселых трибутов. В какой-то момент они хватаются за руки и между ними пробегает заряд. Они начинают светиться разными цветами, поднимают вверх руки — из них начинается сыпаться сноп искр. Зрители вопят от восторга. — А сейчас настала очередь самого венценосного дистрикта, — объявляет Цезарь. — Тридцать один финал в Голодных играх, тринадцать побед, самый результативный дистрикт за всю историю Игр! Посмотрите на площадь — камень, из которого она сделала, добыт именно там. Встречайте его представителей… — Мы с Анхелем как по команде хватаемся за поручень, в другой руке крепко держим кнопки. — Включим, когда отобразятся наши преступления, — говорит Анхель. Я киваю. Колесница начинает движение. — Мирта Дагер и Анхель Росс! — вопит Цезарь под гул толпы. Наконец-то мы появляемся на площади. От криков и аплодисментов можно оглохнуть. Кажется, здесь все забыли, как провожали меня в зал суда, какие гадости мне говорили. Теперь я не заключенная, я — трибут, на которого будут делать ставки. На противоположной части площади я вижу, как появляются наши портреты, имена, номера и вот, наконец-то, преступления. — Давай! — кричу я Анхелю, иначе он меня не услышит. Мы одновременно нажимаем на кнопки. Мне кажется, что ничего не происходит, но судя по реакции зрителей, это не так. Смотрю на свои руки: кожа на них полностью чернеет, как будто обгорает, а те места, которые моя группа поддержки так заботливо украшала невидимыми узорами трескаются. Полосы на груди багровеют и вспыхивают. Зрители кричат то ли от ужаса, то ли от восторга. Поднимаю голову на экран, и сама цепенею. Линзы стали полностью красными, узоры на щеках вспыхивают. До этого целая туника разрывается на мелкие лоскуты, но к счастью я не становлюсь голой. Толпа гудит еще громче, когда от туники начинают отлетать черные перья, которые пролетев небольшое расстояние превращаются в пепел. С Анхелем произошли иные метаморфозы. Полосы на его тунике горят золотым солнечными светом, от рук исходит неестественное свечение. Его туника также рассыпается на белые перья, которые превращаются в золотую пыль. Я и Анхель на мгновение цепенеем, но потом, как и советовала нам Порция надменно смотрим на толпу. От крика зрителей звенит в ушах. Я слышу, как толпа скандирует наши имена — такого они не делали по отношению к другим трибутам. Так вот, что имел в виду Цинна, когда говорил о сходстве и различиях. Мы — небожители, мифические существа, так близкие Богам. Но я чудовище, несущее смерть и ужас, убийца невинных детей, а Анхель — добрый ангел, несущий свет простым людям, неудавшийся революционер. Не сдерживаюсь и улыбаюсь. Неужели никто из капитолийцев этого не видит? Не видит столь явной провокации? Колесница доезжает до президентской трибуны и занимает свое место в последнем ряду. Я кидаю взгляд на президента Сноу. Он в упор смотрит на меня. Аплодисменты еще долго не смолкают, наконец-то ведущим удается успокоить зрителей, и они начинают вещать о Дистрикте-1. Я смотрю на экран. Зрители встречают Лестера и Лилит овациями, конечно, не такими, как у нас, но, тем не менее, толпа возбуждена. И надо сказать, есть от чего. Первую половину пути Первые проезжают спокойно, но едва колесница достигает центра, Лестер и Лилит, как по команде поворачиваются друг к другу и сливаются в страстном поцелуе. Анхель присвистывает, а у меня отвисает челюсть. Чего не сделаешь ради победы. Впрочем, поцелуем дело не кончается. Все камеры показывают крупный план их лиц, и я вижу, как на них проявляется каждая жилка, каждая вена. Мгновение и их прекрасные лица становятся уродскими, а белоснежная одежда начинается пропитываться красной краской. Приглядевшись, я понимаю, что это кровь. Она стекает на колесницу. Лестер и Лилит отрываются друг от друга. Их губы все в крови. Они кровожадно взирают друг на друга. Зрелище по-настоящему жуткое. К моменту, когда колесница занимает свое место, их одежда полностью пропитывается кровью. Толпа не может угомониться добрых пятнадцать минут. Наконец президент Сноу поднимается на трибуну и произносит стандартное приветствие. Он благодарит нас за нашу жертвенность и желает всем удачи. Колесницы заезжают в помещение, что напротив под трибунами. Нас там уже ждут стилисты. — Вы были неподражаемы, — Цинна подходит ко мне и проводит ладонями по моим рукам, стирая «черноту». — Наверное, нам надо было тоже поцеловаться, — говорит Анхель. — Тогда мы ничего не сработало, — с улыбкой отвечает Порция. К нам, прихрамывая, спешит Джерри. — Ребята, это было круто, реально круто! — кричит он и обнимает меня. От шока, я ничего не делаю. Он отпускает меня и жмет руку Анхелю, рассыпается в комплиментах к нашим стилистам, затем так же стремительно убегает к своим. Анхель грустно улыбается, а Цинна на это говорит: — Эти Игры будут очень сложными. Потому что здесь все друг другу друзья. Не все, конечно… Но в целом, он прав.

***

Я просыпаюсь в десять часов — непозволительная в тюрьме роскошь. Эту ночь все заключенные провели в простой гостинице под присмотром церберов. Сегодня днем после обеда состоится программа-интервью Цезаря Фликермана. Правила немного поменяли: общаться мы будем до основной подготовки. До того времени трибутам подготовят выходной наряд. Церберы провожают меня в столовую. Когда с трапезой покончено, все собираются по автобусам и следуют в Тренировочный центр. Цинна выглядит немного уставшим, наверняка работал всю ночь. — Я говорил со знакомым: вы произвели большой фурор. Уже начали принимать ставки. — И кто впереди? — На данный момент, Лестер Вильямс и ты, — улыбаясь отвечает Цинна. — В принципе, это очевидно. Вильямс одним своим именем наводит страх на всех, а ты — опытный боец. — А что про менторов? У нас будут тренировки? — Тренировки будут. С менторами вроде как должны определиться сегодня, не знаю, правда, когда. Но пока не это важно, сейчас нужно продумать очередной образ. В прошлые свои Игры я предстала самоуверенной профи. Это было, конечно, оправдано, но на деле сыграло злую шутку. Сейчас нужно действовать осторожнее, тем более, у меня нет такого преимущества, и против меня выступают не маленькие загнанные детишки, а самые настоящие преступники. Цинна играет роль ведущего и задает мне несколько вопросов. Я стараюсь отвечать как можно более откровенно, но некоторые вопросы мне совершенно не нравятся. — Все, хватит, — наконец сдаюсь я. — Ты злишься, я вижу, — спокойно говорит Цинна. — Это нормально. Прости, если я тебя где-то задел, просто мне нужно было понять твое настроение. — И что вам это дало? Цинна устало трет глаза и откидывается на спинку дивана. — Я могу задать тебе личный вопрос? Это не связано с интервью, вряд ли подобное озвучат на всю страну. — Задавайте, — говорю я, скрещивая руки на груди. — Когда ты поняла, что выжила, что ты чувствовала: разочарование или облегчение? Я сама себе часто задавала этот вопрос. В свободное время, когда на меня находило вдохновение, я анализировала свое поведение на 74-х Играх и всегда приходила к одному выводу: я допустила много ошибок. Наверное, все началось с того момента, когда я вернулась к Катону. Если я бы этого не сделала, все могло бы быть по-другому. Первый год я чувствовала злость, это я точно помню. Но злилась я больше на себя, на свою беспомощность. Я никогда не воспринимала свое спасение, как облегчение. Мол, я выжила и должна радоваться. Нет, меня учили иначе. В Академии существует негласное правило: если ты умираешь — то борись до последнего и умри с достоинством. Почти все трибуты Дистрикта-2 следовали этому правилу, и я не исключение. Поэтому свое спасение я расценивала как унижение. Но когда полтора года назад я узнала подробности о своих последних минутах на арене, все переменилось. Да, я почувствовала облегчение. Потому что мне не пришлось убивать Катона. Я смотрю в глаза Цинне, который терпеливо ждет мой ответ. — Вопрос сложный, и у меня до конца нет на него ответа. Но, скорее всего, это была злость. На Капитолий, на саму себя. Я хотела победить, наверное, больше, чем кто-либо. — Вот именно. Нужно показать это Капитолию. Показать, что они были не правы. — Это опасно. — Что может быть опасней Игр? — Цинна улыбается. — Если нужно, они отыграются на арене. А сейчас у них связаны руки. Я уже начал готовить для тебя платье. К ужину закончу. Стилист уходит, а я остаюсь одна в комнате вместе с цербером. Включаю телевизор, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей. Прокручиваю золотой браслет на руке. Интересно, Катон придет на интервью? Так хочется его увидеть, хотя бы в толпе. Так даже безопаснее. Сильно хочется курить, но Цинна строго-настрого запретил. Сказал, что это может оттолкнуть зрителей. Под вечер, ближе к ужину, возвращается Цинна с моим нарядом. Он предлагает перекусить, а потом начать примерку. — Я кое-что выяснил про менторов. Распорядители отослали почти всем победителям приглашения на интервью. Все, кто в состоянии, приехали. — Между ними тоже устроят аукцион? — Вполне возможно. Может так случиться, что твои ментором станет кто-нибудь из другого дистрикта. Если это так, то пусть это будет Джоанна Мейсон. Дальнейший ужин проводим тишине. После ужина Цинна помогает мне переодеться. В этот раз выходное платье не просто туника. Оно песочного цвета с большими золотыми пуговицами, расположенными в два ряда. Высокий воротник, обрамлен тонкой красной лентой. Такие же ленты на руках. На плечах расположены своеобразные погоны, которые явно ненастоящие. Цинна объясняет, что это стиль милитари. Он делает мне нехитрую прическу и легкий макияж. — Здесь бандана не подойдет. Но не волнуйся — я спрячу твою рану. Я смотрю на себя в зеркало. Это то, что нужно. Это действительно мой стиль. Платье очень похоже на военный мундир, только длиннее. — Идеально. Все строго и со вкусом, — подводит итог Цинна. — Анхель будет выглядеть так же? — Не думаю, — задумавшись произносит Цинна. Оставшийся час, Цинна проводит со мной репетицию интервью. В какой-то момент я прерываю беседу и задаю так сильно мучающий меня вопрос: — Цинна, почему все-таки ты стал мои стилистом? Мужчина задумывается, делает глоток воды. — Наверное я люблю трудности и интересные истории. — Это не причина. Есть истории и получше, у того же Анхеля, которого, судя по всему, запихнули в тюрьму ни за что. — Я смотрю глубже. Я понимаю, что ты вызвалась на Игры не ради какой-то славы, а чтобы доказать Капитолию, что он ошибся. Ведь так? — Да. Отчасти, — отвечаю я, прокручивая браслет. — Не волнуйся, я здесь не для того, чтобы докладывать Капитолию о тебе. Я искренне хочу тебе помочь. К сожалению, это платье — единственное, что я могу для тебя сделать. — Это уже много, Цинна, спасибо. Я все равно тебе благодарна, — я улыбаюсь. Раздается сигнал, нас приглашают на сцену. Цинна провожает меня к остальным трибутам, а сам идет в зал. Он был прав, сказав, что Анхель будет выглядеть не так, как я. На нем элегантный красный костюм на черную рубашку и тонкий красный галстук. Темные волосы собраны в хвост, а кожа гладко выбрита. — Привет. Необычно выглядишь, — говорит он. — Спасибо, ты тоже. Хоть на сцену иди и пой, — говорю я. Он усмехается. — Вау, Мирта, у тебя вид такой, хоть сейчас на Арену, — весело отзывается Джерри. Я открываю рот, глядя на него. Я даже не представляла, что он может быть таким красивым. Борода подстрижена, остались лишь небольшая полоска на подбородке и усы, длинные волосы зализаны назад. И пахнет от него вкусно. — Вау, Джерри, а у тебя такой вид, что хоть сейчас в объятия роскошных капитолийских дам. Ну или на крайний случай, в объятия Лесли, — с улыбкой добавляю я. Лесли Смит в шоке смотрит на меня, немного покраснев, а Джерри начинает смеяться в голос. Организаторы программы приглашают нас продвинуться ближе к сцене и сесть. Цезарь будет вызывать нас по очереди. После интервью мы должны занять свои места на самой сцене. Я смотрю на экраны: число зрителей растет с каждой минутой. Первые ряды занимают стилисты, вип-трубны — распорядители и члены правительства. За стилистами несколько рядов, которые заполняются медленнее остальных — места победителей Голодных игр. Я силюсь увидеть там Катона, но из моего дистрикта успеваю заметить только Брута и Магнуса Стерлинга Шара. Звучит обратный отсчет, и передача начинается. Цезарь Фликерман приветствует всех зрителей и анонсирует, что будет происходить. — Сегодня, да-да, именно сегодня, а не в конце подготовительной части 1-х Тюремных голодных игр вы увидите трибутов. Более того — сможете их услышать! А после интервью вас, как и моих гостей, будет ждать сюрприз. Толпа взволнована не меньше нас. Цезарь по очереди вызывает каждого на интервью. Ведущий достаточно подробно расспрашивает Деда о его жизни. Тот отвечает прямо, но опасные темы не затрагивает. Как выяснилось девушка-трибут из Дистрикта-12 является дочерью бывшего мэра дистрикта, больше о ней ничего толком не выясняется. Когда речь доходит до Гейла Хоторна, Цезарь объявляет: — Леди и джентльмены, хочу с вами поделиться: мистер Хоторн является самым лучшим другом Китнисс Эвердин — трибута 74-х Голодных игр. Скажи, Гейл, наверное, ты хочешь победить ради нее? — Это одна из наиболее важных причин. — О, как это благородно! По залу прокатывается волна одобрительного шепота. Интервью с Джерри превращается в настоящую феерию: зрители едва по полу не катаются со смеху, Цезарю кое-как удается успокоить их и попросить Джерри занять место рядом с другими трибутами. Наступает моя очередь. — Леди и джентльмены, а сейчас к нам выйдет девушка, которую вы все прекрасно знаете. Несколько лет назад она уже стояла на этой сцене, и мы имели удовольствие с ней общаться. Встречайте, снова на Голодных играх Мирта Дагер! Я с гордо поднятой головой поднимаюсь на сцену. Все камеры направлены на меня, овации не смолкают. Я одариваю зрителей надменной улыбкой и пожимаю Цезарю протянутую руку. После рукопожатия он целует мне пальцы и приглашает присесть. Когда толпа затихает, Цезарь обращается ко мне. — Мирта, сколько лет сколько зим, страшно представить, как давно мы не виделись. А сколько мы не виделись? — Цезарь, девушкам не задают вопросы о годах, ты же знаешь, — отвечаю я с улыбкой. Ведущий смеется, толпа ему вторит. — Ах, да-да, прошу простить. Я и забыл, что ты уже не маленькая девочка. Ну что? Ты рада вернуться на Игры в качестве трибута? — Безусловно. Для меня эта большая честь и я рада, что у меня вновь появилась такая возможность, — толпа одобрительно шумит, а я смотрю в зал, на ряды победителей, пытаясь разглядеть Катона. — Многие трибуты, прежде чем попасть сюда, встретили сопротивление со стороны других желающих. Скажи, тебе тяжело дался бой с оппонентом? Мы же видим одно, а ты, возможно, чувствуешь другое. — Бой действительно был тяжелым во всех смыслах. Против меня сражалась женщина-профессионал. Признаюсь, я испытывала трудности, поскольку впервые встретила такого сильного противника. — Кстати об этом. Уверен, ты хорошо знаешь большинство трибутов. Ты видишь в них соперников? — Конечно, вижу. — Не поделишься, кого именно ты считаешь своим конкурентом? — хитро улыбается Цезарь. Я наклоняюсь к нему, в зале наступает полная тишина. — Цезарь, чтобы перечислить их — пальцев не хватит на обеих руках. Зал разражается хохотом вместе с Цезарем. Сама себе поражаюсь: с каких это пор я стала такой легкомысленной? Я пользуюсь возникшей заминкой и снова направляю свой взор в зал. Среди победителей Катона нет, но может, он вместе с Гламур сидит среди обычных зрителей. Поднимаю взгляд чуть выше и сердце замирает. Я вижу его. Поймав мой взгляд, он незаметно подмигивает мне, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заулыбаться в ответ. — Да, Мирта, не думал, что ты на такое способна: убивать шутками. — Ну, я могу не только шутками, — отвечаю я, почувствовав наконец уверенность. — О, я тебе верю. У меня есть еще такой вопрос, — Цезарь становится серьезным. — На 74-х Голодных играх тебе не удалось далеко продвинуться, то есть, конечно, ты заняла отнюдь не последнее место, но все-таки основное действо ты была вынуждена пропустить. Скажи, что тогда тебе помешало? И не помешает ли тебе это сейчас? Я на секунду задумываюсь. Цезарь глубоко капает, раз думает, что причина не в том, что я не уследила за тылом и пропустила Цепа к себе. Дело было не в этом, а в том, что я доверилась Катону. Он обещал меня прикрывать, а в итоге оставил. Именно это хочет услышать Цезарь? Что я подалась каким-то чувствам, позабыв о том, что я профи? Да, именно это мне помешало тогда. Но я не стану так отвечать. — Довольно сложный вопрос, — начинаю я издалека. — Так как здесь меня окружают соперники я не стану отвечать на это напрямую, но скажу так. То, что мне помешало победить в 74-х Голодных играх, поможет победить в 1-х Тюремных играх. — О, как интригует. Мирта, теперь я и все зрители будут мучиться, спасибо тебе! — Я хочу еще добавить, — продолжаю я, перекричав толпу. — В этот раз я пришла за победой и у меня убедительная просьба к распорядителям. — Я смотрю на трибуну, где расположились распорядители. Среди них замечаю Августа Эмерсона с неизменной черной папкой в руках. — Не мешайте мне. Сразу после моих слов звучит сигнал к окончанию интервью. Цезарь меня всячески благодарит и просит занять свое место среди других участников. Я сажусь рядом с Джерри и даю ему пять. Ведущий приглашает на сцену Анхеля. Их разговор сводится к прошлой жизни молодого человека, когда он занимался пением. О своих планах на Игры Анхель не распространяется, чем немного огорчает Цезаря. Но все становится на круги своя, когда ведущий просит его спеть хотя бы один куплет из любой песни. Анхель напевает веселенькую песню на старом, давно забытом языке. Некоторые горожане начинают подпевать. Голос у него и правда потрясающий. Звучит гонг, и Анхель садится в соседнее со мной кресло. Лилит Хэлл держится с Цезарем прохладно. Она одета очень вызывающе, чем наверняка привлекает множество мужчин. Думаю, в паре с Лестером она отвечает за спонсоров. Красивые девушки всегда пользовались популярностью. Я слышала, что некоторые победительницы даже одаривали спонсоров своим обществом. Думаю, Лестер с радостью подложит ее под каждого, если это поможет ему победить. Время Лилит заканчивается. — Леди и джентльмены, у нас остался последний участник. О нем вы точно все слышали. Его имя многие боятся произносить, им пугают детишек в Дистрикте-1, где он успел стать живой легендой. Речь идет о Прекрасном ювелире. Встречайте, Лестер Вильямс! Когда Лестер поднимается на сцену, все женщины, как одна, томно вздыхают. Даже я чувствую непонятный восторг, когда смотрю на него. Он одет в белый костюм, пуговицы камзола сделаны из разных драгоценных камней. Запах его дорогих духов разносится по залу. Он занимается свое место рядом с Цезарем. — Прежде чем мы начнем, я хотел бы пригласить Лилит Хэлл в качестве нашей помощницы. Для тех, кто не в курсе: мистер Вильямс немой и вынужден общаться языком жестов. Так как я не успел его выучить, то нам поможет мисс Хэлл, — объясняет Цезарь. Лилит становится рядом с Лестером и кладет руку ему на плечо. Необдуманный поступок, думаю я, но вместо того, чтобы отбросить ее руку, как он делал это много раз в тюрьме, Лестер поглаживает ее пальцы. Все это я наблюдаю на экранах. — Что ж начнем. Лестер, как ты находишь нашу столицу? Говорят, ты никогда ее не видел. Лестер изъясняется жестами, дублируя их молчаливым движением губ. Лилит старается не отставать. — Я пребываю в восторге от того, что успел увидеть. Капитолий — роскошный город, сочетающий в себе множество разных стилей. — Приятно слышать, — отзывается Цезарь. — Лестер, ты являешься одним из самых опасных преступников Панема. Скажи, это звание и твой авторитет поможет тебе в Играх? — Я в этом нисколько не сомневаюсь. Но звание — это еще не все. Со мной мой опыт и умение. Я прожил жизнью почти всех победителей, благодаря этому многому научился. — Я почитал о тебе информацию и был поражен. Все свои преступления ты совершал методами победителей Голодных игр. То есть, тебя вполне можно назвать специалистом в Играх, и это безусловный плюс. У тебя за это время появился любимый победитель? Лестер задумчиво улыбается, чем вызывает очередной взрыв нежности со стороны женщин в зале. — Есть, конечно есть. — Так, это интересно, — Цезарь ерзает в кресле. — Не поделишься? Лестер улыбается. — Готов сыграть с вами в викторину, если желаете. Зал одобрительно шумит. — Хорошо, так… Это наверняка женщина? — Верно. — Отлично, — Цезарь потирает ладони. — Это действующий живой победитель? Лестер кивает. — Жаль, что я не помню их всех… Всего у нас двенадцать дистриктов, а она, наверное, из первой половины? Зал поддерживает Цезаря аплодисментами, когда Лестер подтверждает его догадку. — Из Первого, Второго или Четвертого дистриктов? Лестер снова кивает. Мне становится даже интересно. Впрочем, я не сомневалась, что он отдаст предпочтение дистриктам-профи. — Дистрикта-1? — в лоб спрашивает Цезарь и получает отрицательный ответ. — Второй? — мужчина кивает. — О-о, так, сейчас я вспомню, сколько там женщин победителей… — Цезарь задумывается. — Ах, да! Трое. Я к сожалению, не помню всех по имени, так что… — Лестер его перебивает. — Уверен, вы не назовете ее имени, даже если вспомните всех, — Лилит начинает переводить неуверенно. — Ну не томи, скажи кто это, — чуть ли не плача просит ведущий. Лестер отвечает, но Лилит не спешит переводить. Она в шоке смотрит на напарника. Тот поворачивается к ней и одаривает суровым взглядом. Лилит вздыхает и полным яда голосом произносит: — Мирта Дагер. В зале как по команде становится тихо. Все взгляды направлены на меня. Я его любимая победительница? И он это сказал на всю страну? Я стараюсь предать себе невозмутимый вид, но выходит неубедительно. Лестер тем временем продолжает изъясняться, а Лилит с большой неохотой переводит его слова: — Я знаю, что официально Мирта Дагер не является победителем. Но я смотрю глубже. Каждый год мы получаем одного победителя, который смог через убийства или еще как-то проложить путь к победе. Все это так обыденно и неинтересно. Но никто из них не смог одолеть самого страшного противника — смерть. И поэтому я восхищаюсь Миртой. Я видел, как она боролась, как она отгоняла от себя неминуемую гибель. Я восхищен ее мужеством и стойкостью. Для меня честь будет бороться с ней за победу. Если вы спросите, вижу ли я среди трибутов соперников, я скажу да. И это Мирта Дагер — человек, победивший смерть. Я уже не стараюсь скрыть своего удивления. Так вот причина сильной «любви» Лестера ко мне. Не то, что я принесла ему богатство, а то, что я одолела неподвластного для него соперника. Сейчас я дико ему благодарна, ведь его речь наверняка привлечет кучу спонсоров на мою сторону. Да, власти услышат то, что им нужно, но простые зрители слышат не это. Теперь они видят во мне не просто участницу. И это чертовски кстати. Цезарь переводит разговор в менее щекотливое русло. Через пару минут раздается сигнал, и Лестер вместе с Лилит идут на свои места. Цезарь встает на середину сцены, из-за кулис выходят безгласые, уносят кресла. — Друзья, вот и наступило время долгожданной второй части интервью! Сейчас на экранах, которые расположены за моей спиной, вы сможете увидеть текущий рейтинг каждого из трибутов. Специалисты и аналитики тщательное проанализировали каждого участника. Рейтинг составлен по результатам Жатвы, а также сегодняшнего интервью. Все внимание на экраны. Пока зрители смотрят за наши спины, мы видим ту же самую картинку на других мониторах. Очень быстро мелькают наши портреты, начиная с Дистрикта-13. Я успеваю увидеть рядом со своим изображением цифру 73. Наконец выводят общую статистику. Лестер Вильямс занимает первое место. Его рейтинг составляет 85 пунктов из ста, за ним иду я, Джерри, Мэг, Лилит и так далее. Таблица остается на экранах. — Как видите, у нас появились лидеры, — говорит Цезарь. — Эта сводная таблица будет подсказкой для потенциальных менторов и спонсоров, а ими может стать любой желающий в зрительном зале! Да-да, в этом году и спонсор, и ментор — это один человек. Мы пригласили некоторых победителей из дистриктов, чтобы у них тоже был шанс побороться за трибутов. Розыгрыш будет проведен в рамках аукциона. Я буду приглашать трибутов по очереди, начиная с Дистрикта-13. Начальная цена — сто. Правила аукциона — обычные. В аукционе не могут участвовать стилисты, поскольку они уже заняты. Начинаем через пару минут! Пока идет реклама, безгласые слуги вытаскивают на сцену трибуну для Цезаря. В зале начинается оживление. Я вижу, как некоторые зрители переговариваются между собой. Катон и Гламур о чем-то рьяно переговариваются и судя по ее выражению лица, беседа не клеится. В конце концов она дает Катону смачную пощечину и отворачивается от него. Тот (и как только выдержки хватило) встает и занимает место рядом с Брутом. Наконец, реклама заканчивается, и Цезарь вызывает на сцену Деда. — Ну, что мистер Честер, какие у вас прогнозы? За сколько уйдете с молотка? — Ох, главное не остаться, — с улыбкой отвечает старик. Ведущий объявляет старт аукциона. Дед не зря боялся: никто из зрителей не желает заплатить за него и сотни. В конце концов это делает ребенок какого-то богача, так, ради шутки. После этого Дед занимает свое место, и на сцену выходит Мадж Андерси. С ней дела обстоят получше: в итоге ее выкупает какая-то капитолийка за четыреста. Гейла Хоторна забирает себе единственный ментор из Двенадцатого дистрикта. Аукцион идет, но до больших сумм дело пока не доходит. Мэг уходит с молотка Финику Одэйру за пять тысяч — и это пока самая большая цена. За Лесли Смит разворачивается достаточно оживленная баталия между победительницей из Дистрикта-3 и каким-то слащавым мужчиной-капитолийцем, которого явно заботит не победа Лесли. Я заметила, что если трибута выбирает не победитель, а капитолиец, то явно с целью не только наживы, а еще приятного времяпрепровождения. Жуть какая. Лесли, кажется, это тоже понимает и в своей излюбленной манере говорит: — Послушайте, молодой человек, ну зачем я вам? Я же такое могу запросить в качестве спонсорской поддержки — вы ни одной буквы не выговорите. Дайте более умного человеку побороться за победу, а то мне только из-за вас ну совсем сражаться не хочется. Победители смеются, некоторые зрители тоже. Таким образом, Лесли все же достается своей землячке по имени Вайресс. Как и Джерри — за него тоже идут упорные торги, но Бити — победителю из Дистрикта-3 удается его перекупить. — Чем дальше, тем выше ставки, я смотрю, — смеясь говорит Цезарь. — У нас осталось четыре лота. Я прошу выйти на сцену Мирту Дагер! — Когда я подхожу, он объявляет. — Начальная цена все та же. Начинаем аукцион! Предложения начинают сыпаться со всех углов зала, Цезарь никак не может услышать последнее предложение. Вдруг со стороны вип-зоны раздается: — Две тысячи! Зал тут же замолкает, все поворачивают головы. Плутарх Хевенсби. Он встает, чтобы его было видно. — Две тысячи, — спокойно повторяет он, потягивая шампанское. — Две тысячи, Плутарх Хевенсби! — объявляется Цезарь. — Кто больше, господа? Две тысячи раз. Две тысячи два! Две тысячи… — Две пятьсот! Я перевожу взгляд на Катона. Он тоже встает, Плутарх кривит губы. — Три тысячи, — говорит он спокойным голосом. — Три пятьсот! — грубо на это отвечает Катон, не обернувшись на бывшего распорядителя. Я вижу, как зол. — Четыре. Зрители переглядываются на мужчин, то туда, то сюда. Цезарь даже не вмешивается. Я облизываю пересохшие губы и молюсь, чтобы Катону хватило денег перекрыть ставки Плутарха. Если он это не сделает — то все кончено. Плутарх — человек Капитолия и вряд ли их план по моему уничтожению заброшен. Сейчас у меня снова есть все шансы выставить Капитолий в дураках, а значит меня надо всячески держать под контролем. — Четыре тысячи раз! Четыре тысячи два… — Четыре пятьсот! — это уже говорит Джоанна Мейсон. Я благодарно смотрю на нее, она мне подмигивает. Катон что-то быстро говорит Магнусу и Бруту. — Пять тысяч, — Плутарх совершенно не беспокоится — денег у него наверняка много. — Шесть! — к торгам присоединяется Магнус Шар. Цезарь объявляет, что рекорд побит — за меня назначена самая высокая цена. Я смотрю на Плутарха. Он перестает хлестать шампанское и что-то просматривает на портативном устройстве. — Семь тысяч, — произносит он в последний момент. — Семь пятьсот, — тут же отзывается Катон. Зал гудит от восторга. Цена уже перевалила за одиннадцать тысяч, но никто из соперников не собирается сдаваться. Наконец, Плутарх называет сумму в одиннадцать тысяч пятьсот. Я смотрю на Катона: он судорожно проверяет свой счет на специальном устройстве, Брут и Джоанна отрицательно качают головой. Я едва стою на ногах и хватаюсь рукой за тумбу, за которой стоит Цезарь. Им нечем крыть. Катон бросает на меня взгляд, я с надеждой смотрю на него. Цезарь начинает обратный отсчет. — Одиннадцать тысяч восемьсот! — выпаливает Катон и смотрит на Плутарха. Камера выхватывает его лицо. Он в ярости, таким я его видела, когда нам подорвали припасы на Играх. Плутарх в отличии от него выглядит спокойным. Он усмехается, наполняет бокал шампанским и поднимает его как будто в честь Катона. — Одиннадцать восьмисот раз. Одиннадцать восьмисот два. Одиннадцать восьмисот три и… Продано! — Цезарь ударяет молотком, завершая торги. — Вот это баталия, вот это азарт! Спонсором и ментором для Мирты Дагер становится Катон Блейк — победитель 74-х Голодных игр из Дистрикта-2! Присутствующие аплодируют. Катон устало падает на стул, расстегивает воротник рубашки. Я закрываю глаза и расслабленно выдыхаю. Слава Богам, у него получилось. Цезарь просит меня присесть и вызывает на сцену Анхеля. — Это было круто, — подводит итог моим торгам Джерри. — Я даже позавидовал. — Лучше не завидуй, — говорю я. Все-таки Плутарх Хевенсби не оставит меня в покое: ему удалось выкупить Анхеля за три тысячи пятьсот у какой-то молодой фанатки. Что ж, по крайней мере, не ему решать, что мне доставить на арену и когда. Если только Капитолий не сделает финт ушами. Грейс Гламур — оскорбленная и униженная — с радостью сразу покупает Лилит Хэлл за пять тысяч. Она смотрит на меня с неприкрытой ненавистью. Через Лилит она попробует мне отомстить. К слову, Первой наверняка этого тоже хочется. Теоретически, у нее развязаны руки, хотя вряд ли она променяет союз с Лестером на глупую месть. Ведь мы не враги. Достаточно часто я ловлю себя на этой мысли. Раньше, на 74-х Играх я об этом не думала, хотя разницы с текущими нет никакой. Ну что мне сделали эти несчастные дети? Ведь, по сути, ничего. А заключенные? Тоже ничего. Лестер за меня заступился, Джерри и Лесли не дали сойти с ума от одиночества, Дед всячески наставлял. Мне даже кажется, что я не смогу никого из них убить. От рассуждений меня отвлекает веселый голос Цезаря, который объявляет о начале торгов за Лестера Вильямса. Если в моем случае еще можно было разобрать какие-то числа, то сейчас это сделать нереально. Предложения летят с разных сторон и не прекращают пребывать. Надо отдать должное победителям: они в этих торгах не участвуют. Даже Кашмира с Блеском. Цезарь просит всех замолчать и называет сумму, которую он сумел расслышать последней: десять тысяч. Волосы на голове становятся дыбом. Десять тысяч — вот так вот сразу. — Пятнадцать тысяч! — пищит кто-то с вип-трибуны. Это какая-то пожилая женщина, которая всячески пытается выглядеть моложе пятидесяти. Пока шло интервью с Лестером, она внимала каждому слову. Весь ее наряд состоит из драгоценных камней, уверена, в случае чего она и его отдаст за Лестера. Вильямс ее восторга не разделяет. Такого он явно не ожидал. Кто-то называет очередную сумму, но женщина перекрывает ее. Теперь цена составляет семнадцать тысяч. Никто больше не рискует поднять ставкуе, но едва Цезарь открывает рот, как с самого дальнего ряда раздается мужской голос. — Двадцать пять тысяч и точка. По залу проходит встревоженный шепот. Камеры выхватывают обладателя голоса. Едва его лицо появляется на экране все зрители как один ошарашенно вздыхают. Мужчина встает со своего места и направляется ближе к сцене. На вид ему лет тридцать, внешность у него смазливая. Ничем таким он не примечателен, но лицо его кажется знакомым. Лестер в недоумении смотрит на него, а Цезарь, как и все в зале, пребывает в легком шоке: то ли от заявленной цены, то ли от ее обладателя, а может, от всего сразу. — Леди и джентльмены, думаю, на этом действительно можно заканчивать. Продано! Спонсором и ментором для Лестера Вильямса становится Луций Сноу — младший сын нашего президента. Теперь настала очередь трибутов и победителей пребывать в шоке. Сын президента — вот это заявка. Кажется, Лестер понял, какой подарок он получил: он улыбается и легко кланяется Сноу-младшему. Тот кивает в ответ. — Ну вот и все, леди и джентльмены! — весело объявляется Цезарь, выскакивая из-за трибуны. — Аукцион завершен, все трибуты разобраны. Я надеюсь, вам понравилась работа вашего скромного слуги. Счастливых вам Тюремных голодных игр! Камеры отключаются, можно перевести дух. — Минутку внимания, — в микрофон объявляет Цезарь уставшим голосом. — Избранные ментора, пожалуйста, останьтесь, с вами желает пообщаться главный распорядитель. Все остальные зрители свободны. Я тихонько машу рукой Бруту и Магнусу, которые покидают зал. Магнус подмигивает мне и показывает большой палец вверх. К нам подходит один из организаторов и просит следовать за ним. В сопровождении целого отряда церберов мы уходим за кулисы. Там нас разделяют на пары в соответствии с дистриктом и по очереди подводят к экранам на котором отображается номер дистрикта и какие-нибудь достопримечательности. — Вас сфотографируют для рекламы, — поясняет организатор. — Постарайтесь быть харизматичными. Постараешься тут, как же. Я выжата, как лимон - фотография, наверное, получилась ужасной. После фотоссесии нам надевают наручники. В сопровождении четырех церберов мы с Анхелем отправляемся в одну из многочисленных комнат Тренировочного центра на первом этаже. Двое из конвоиров заходят вместе с нами. Комната небольшая, из мебели только стол и четыре стула, даже окон нет. — Интересно, что теперь? — Анхель садится за стол. Я, сделав круг по комнате, сажусь рядом с ним. Проходит около получаса, а к нам никто не приходит. Анхель устало кладет голову на стол и, кажется, засыпает, я тоже чувствую, что близка к этому. Но едва мне удается удобно устроиться на стуле, как дверь открывается, и в комнату входят Плутарх и Катон. Сон как рукой снимает. — Всем добрый вечер еще раз, — говорит Плутарх, усаживаясь за стол. — А что, наручники с них снять нельзя? — спрашивает он, обращаясь к церберам. — Они так и будут? Эй, вы слышите меня? — Можете не стараться, — говорит Анхель. — Они выполняют только то, что им надиктуют в наушник. — Ну да ладно. Так, — Плутарх складывает руки на столе. — У нас сейчас было небольшое собрание с Эмерсоном — главным распорядителем. Он рассказал нам о нашей роли в вашей жизни. — Мы будем с вами на протяжении всех Игр. В качестве менторов сейчас и спонсорами, когда вы попадете на арену, — поясняет Катон. — Жить мы будем также вместе с вами. Я и мистер Росс на втором этаже в правом крыле, мистер Блейк и мисс Дагер соответственно в левом. Вы полностью переходите под нашу ответственность. Мы отвечаем за каждый ваш шаг и ваше действие и лично будем отводить вас на тренировки. На арену сопровождать будем тоже мы. — То есть, вас запрут вместе с нами? Это вообще безопасно? — с ухмылкой спрашивает Анхель. — Меры предосторожности уже приняты. Камеры на каждом углу, да и эти черные миротворцы здесь не для мебели. — Самое главное другое, — говорит Катон. — У вас впереди два тренировочных дня. Поскольку вас двадцать пять, и вы все очень опасны, вас разделят на две группы. Тренироваться будете отдельно, но в одно время. Разделят вас таким образом, чтобы в одной группе не было обоих представителей дистрикта. — И в связи с этим сразу возникает следующая проблема, — Плутарх достает из внутреннего кармана фляжку, делает из нее глоток. — Вы вдвоем увидитесь только на арене. Вы уже никак не пересечетесь. Поэтому у меня к вам вопрос: вы вообще намерены друг с другом союзничать? Если нет, то тогда мы расходимся по своим апартаментам и уже там каждый продумывает свой собственный план. Мы с Анхелем переглядываемся. С одной стороны, в качестве напарника он прекрасно подходит, но с другой стороны: мы совершенно разные. Его прошлое, которое могло бы пролить свет на него в целом, для меня закрытая книга. Делиться он им ни с кем не хотел. И это настораживает. — Думаю, вдвоем нам будет проще, — говорит Анхель, не отрывая от меня взгляда. — Да, — в конец концов отвечаю я. — Хорошо, — говорит Плутарх. — Тогда другой вопрос. Кого-то еще в союзники планируете брать? — Джерри, — тут же отвечаю я. — Это тот из Третьего? — спрашивает Катон. — По мне он какой-то… — Он гений, — перебиваю я. — Он может из чего угодно сделать оружие, к тому же, когда подойдет время, вряд ли он сможет дать отпор. — Он точно потащит за собой Лесли, — говорит Анхель. — Значит возьмем обоих, — с ноткой раздражения говорю я. — Это выгодный обмен. С нас защита, с них — всяческая помощь. — А когда наступит время, их будет просто убить, так? — спрашивает Анхель. — Конечно, на то и расчет, — хладнокровно отвечаю я, но сердце неприятно покалывает. Катон улыбается. — Хорошо, — говорит Плутарх. — Как будет время, я переговорю с Бити и Вайресс на эту тему. Думаю, они не будут против. Следующий вопрос. Кого считаете главными конкурентами? — Лестер, — ни на секунду не задумываясь отвечаю я. Но Анхель со мной не согласен. — На твоем месте, я бы больше боялся Лилит или даже Гейла. Ты же слышала, что говорил Вильямс? Он тобой очарован. Вряд ли он убьет тебя сразу. — Согласен, — говорит Катон. — Как я понял, ему нужно шоу. Он будет тянуть время. — И я полагаю, что он будет очень против, чтобы вас, мисс Дагер, убил кто-то другой. — На что вы намекаете? — с подозрением спрашивает Анхель. — Уж не хотите ли вы предложить, чтобы мы заключили союз с Лестером? Катон и Плутарх переглядываются. — Был такой план, — начинает Плутарх. — Нет, — резко отвечаю я. — Я понимаю, к чему вы клоните. Мы могли бы с ним дружно поубивать всех соперников, а в конце устроить кровавое побоище. Но есть проблема. Лестер мною очарован, но я нет. И я не собираюсь вести хоть и временную дружбу с маньяком. Нет, если он хочет меня убить, пусть сначала найдет. — Я же говорил, — шепчет Катон Плутарху. — Ладно, убедили. К тому же, вряд ли мистер Сноу-младший поддержал бы такой союз. Что ж, тогда на этом, я думаю, можно наше маленькое совещание закончить? Мистер Блейк, я предлагаю завтра встретиться и обсудить все с Бити и Вайресс. После обеда. — Хорошо, — отвечает Катон. Плутарх поворачивается в сторону церберов, и они тут же подходят к нам. Мы выходим из комнаты и отправляемся на второй этаж. Далее наши пути расходятся.