***
Даже цикады притихли, напуганные моим рваным дыханием и стуком сапог шедшего впереди меня человека. Человека ли?! — Чертово отродье! — в сердцах выплюнул я в спину командира, и закат на горизонте тревожно всколыхнулся багровой вспышкой. В ответ я услышал лишь приглушенный смешок. Остановившись у своего кабинета и открыв дверь, мужчина повернулся ко мне и издевательски почтительным жестом пригласил меня зайти первым. Вечером лицо командира становилось еще уродливее в своей обворожительной красоте. Я не дрогнул, зная, что если сейчас пойду назад, то обязательно получу пулю в голову. Пистолет в правой руке главнокомандующего настороженно глядел дулом вниз, готовый в любой момент быть направленным на меня. Тем более убийство в данной ситуации было более, чем справедливое деяние: назвать командира мерзавцем, стоя прямо перед ним и его подчиненными. Смерть была бы лучшим раскладом. И даже после моего бунта он улыбался. Не сказав ни слова, поманил меня рукой, направляясь к себе. А я послушно шел за ним, вытирая рукавом слезы и выкрикивая бесчисленные ругательства. Даже зайдя внутрь кабинета, я не остановился, посылал проклятия в низкорослого монстра, в то время как он запирал дверь, усталым движением расстегивал свой мундир, завязывал темные шторы по краям, чтобы впустить последние лучи солнца. — Такого, как Вы, даже бездомные собаки не съедят: сочтут за отраву! Гадкое, омерзительное существо! Лишаете жизни одного за другим. Сколько это будет продолжаться? Вам дана только красивая стеклянная маска на лице, но я знаю, что Вы весь сгнили! — я не мог прекратить. Он подходил ко мне, бросая на кресло фуражку, а я пятился к стене, при этом кидая в него очередное бранное слово. — Ходячая мертвечина, от которой несет смрадом смерти! В горло ткнулось дуло пистолета, послышался щелчок. Я сам без одной минуты покойник. — Остановимся на этом комплименте, — тихо проговорил командир Мацумото и, прижавшись всем телом ко мне, медленно провел горячим языком по моей шее. Ощущение, будто приложили оголенный провод, потому что я вздрогнул так, что даже до сих пор не издававшее звуков сердце сорвалось в галоп, тягучими толчками барабаня в грудную клетку, отдаваясь эхом в его груди. — Я ненавижу Вас, — прошипев, я попытался шелохнуться, но оружие лишь сильнее надавило на мою кожу. Между своих ног я ощутил колено командира. Смерть для меня — действительно легкий выход из этого кошмара. — Хоть пальцем шевельнись, — все тем же фальшиво дружелюбным тоном произнес мужчина и легонько укусил меня за скулу, перед тем как грубыми поцелуями спуститься ниже, к ключицам, расстегивая мою форму. Кровь застыла в жилах. Я и правда решил не делать никаких движений, дождаться, пока его дыхание перестанет опалять мою и без того раскаленную на солнце кожу. Но командир не переставал и запускал руку под гимнастерку, пальцами надавливал на мои ребра, терся об меня всем телом. Я чувствовал силу этого чудовища, ощущал его возбуждение. Ощущал свое... Придя в ужас, я изо всех сил толкнул мужчину в грудь и рванул к двери. Миллисекунда моей свободы: я услышал стук упавшего пистолета перед тем, как сильные руки схватили меня и повалили на пол. Пригвоздив к пыльной поверхности, командир Мацумото оседлал меня, принявшись кусать мою грудь еще более жадно, ерзать по ноющему паху. Я шумно вздохнул, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха. За окном по радио приглушенно зазвучал незнакомый мне марш, и я отчаянно пытался слушать именно его, а не сбившееся дыхание прильнувшего ко мне человека. Жилистые руки отпустили мои запястья, стали до конца расстегивать гимнастерку. Мужчина не опасался неповиновения: он был уверен, что остановит меня в любой момент, а я сомневался ему в унисон, что выйду из этой схватки победителем. Пальцы стали лихорадочно щупать пол, не желая даже прикасаться к разгоряченному телу, нависшему надо мной. Вдруг левая рука почувствовала еле уловимый холод, и в голове мелькнула искра уже было умершей надежды. Я резко приставил оружие к виску Мацумото, зарывая его дулом в черные волны волос. Горячие руки перестали гладить мои бока, и командир, замерев, поднял глаза. Я не боялся этого взгляда, впервые за всю проведенную рядом с ним жизнь. — Убью, — вырвалось из моего пересохшего горла. — Я прикончу Вас. Не медлить. Закончить все здесь и сейчас. Больше всего я опасался того, что этого чудовища не берут пули, и оно только посмеется над сквозной дырой в своей голове. Я почему-то даже мог поверить в такой итог. Мой палец нажал на курок - а тьма глаз напротив до сих пор пожирала меня, пробиралась до самых внутренностей. Пистолет издал еще один глухой щелчок. Видимо, заметив на моем лице осознание того, что оружие не заряжено, Мацумото широко улыбнулся. С этой же улыбкой он вцепился рукой в мое горло, а другой с размаху ударил по лицу. Боль пронзила челюсть, а воздух перестал поступать в легкие. Лучше бы он убил меня тогда, на поле, вместе с Сатору. Убрав пальцы с шеи, командир резко впился в мои окровавленные губы, грубо сминая их, толкаясь горячим языком ко мне в рот. Он вновь ставил на меня своеобразное клеймо, стирая всякую мысль о побеге и сопротивлении. И я обреченно приоткрыл рот, впуская адский жар внутрь себя, касаясь своим языком его. Разряды тока пробежали по всему телу, отдали внизу живота возбуждением. Лучше бы я умер. Перестав терзать мои губы, Мацумото спустился ниже, снова стал оставлять болезненные засосы на шее, груди. Облизав указательный палец, он коснулся им моего соска, а второй вобрал в рот, отчего я дернулся и прикусил губу. Из встревоженной ранки потекла кровь. — Тварь, — процедил я сквозь зубы. Очередной смешок. Лязг расстегивавшейся пряжки. — Ну давай, говори, — вкрадчиво шепнул он, надавливая на мой оголенный пах, вызывая очередные мурашки. — Кто я? Кто же я еще? — запустив руку в свои брюки, командир начал медленно себя поглаживать и, закрыв глаза, издал тихий стон. — Чертово отродье... — я хотел сказать это увереннее, но мой голос предательски дрогнул. Беззвучный смех Мацумото прозвучал для меня громче, чем хохот толпы, и мужчина приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на меня. — Это уже было. А я... Я в этот момент был жалок. Не стараясь даже скинуть его, я наблюдал за тем, как он ласкал себя с уже расстегнутыми и приспущенными брюками, изнывая от собственного возбуждения. Я хотел проклясть все на свете: этот кабинет, небо, свое тело, а не только красивое лицо напротив с блестевшими на нем капельками пота. Одна из них сорвалась и скатилась по шее командира, скрылась в кончиках волос. Лучше бы я умер. Ладонь коснулась моей возбужденной плоти, как бы невзначай прошлась между ягодиц. Я сдержал стон и тяжело задышал, отвернув голову, стараясь не смотреть, что этот монстр вытворяет со мной. Тут я неожиданно почувствовал его пальцы внутри себя. Мужчина начал резко двигать ими, сразу тремя, отчего я ударил кулаком по полу и закрыл другой рукой рот, чтобы не вскрикнуть от нахлынувшей на меня боли. Я чувствовал, как эта боль терлась о стенки ануса, растягивала меня. — Тесный, — шумно выдохнул Мацумото и, сделав еще несколько движений, вытащил пальцы. Врать самому себе в том, что желаю этой пытке прекратиться, я не стал. Тело желало боли, разрядки, мой возбужденный орган истекал, желая этого грубого подобия ласки. Такого стыда я еще никогда не испытывал. Спустя секунду боль все же поглотила меня, и внутри что-то со вспышкой взорвалось и разлетелось искрами. Грубый толчок. Еще один. Не церемонясь, не дав привыкнуть, командир вошел в меня до основания. Прикусив тыльную сторону ладони, я непроизвольно сжал внутри себя его член, отчего ощущение болезненного трения только усилилось. Остервенело брать меня на полу своего кабинета. Посчитав унижение самым лучшим для меня наказанием. Глухие шлепки его бедер о мои ягодицы звучали так же отдаленно, как излюбленные, монотонные песни солдат из окна. — Скажи, — прозвучало вдалеке, и я приоткрыл глаза, застеленные пеленой выступивших слез. Это сказал командир Мацумото, за руки и плечи которого я с отчаянием цеплялся, чтобы хоть как-то не двигаться в такт неистовым толчкам внутри себя, не ерзать на скользком полу. А он вбивался с каким-то несдержанным азартом и ждал ответа, с улыбкой, которую я за этот длинный день возненавидел еще больше. — Что? — одними губами спросил я, но командир прекрасно понял. — Мое имя. Почему бы тебе не простонать мое имя, — с паузами перед очередным вторжением в мое, предательски страстно принимавшее его член, тело, проговорил мужчина. — Как последняя шлюха. — Идите к черту, — собрал я все оставшиеся силы, чтобы бросить ему это в лицо, но вслед за фразой из меня вырвался хриплый стон. Командир, почувствовав, что я на пределе, взял в руку мой член, вновь вошел в меня полностью. А с моих губ продолжали срываться громкие, омерзительные стоны наслаждения: чувство, которым наказал меня демон этого прогнившего места.***
— Акира? — из-за угла показалась взлохмаченная голова повара. Покрутив ею по сторонам, парень, наконец, заметил меня, и на мгновение замялся. Его, видимо, смутили разбитая губа и странные синяки на моей шее. — Тебя... вызывает командир Мацумото, — пробормотал он, понимая, что видит меня в своей жизни, скорее всего, в последний раз. С трудом встав с камня, я кивнул ему и глянул вверх. Солнце забывшего нас Бога как прежде палило лучами, у лужицы воды, под краном, метались из стороны в сторону стрекозы. Идеальный день для моей кончины. Я не сразу заметил не шевелившуюся фигуру главнокомандующего, сидевшего в кресле за своим столом. Собрав волю в кулак, я на ватных ногах подошел к нему и сделал каменное, непроницаемое лицо. Чтобы у него даже мысли не возникло, что я постоянно просыпался всю свою последнюю ночь по его вине. Мацумото отмер и, повернувшись ко мне, улыбнулся. Вроде, как всегда улыбнулся, надменно и холодно, но дрожь пробежала сильнее, чем ранее. Все тело заполнено им, пропитано его запахом, взбудоражено его энергией. Каждый потаенный уголок моей души обуглен его пристальным взглядом. — Вы вызывали, командир Мацумото? Смеется. Смеется с моего охрипшего от волнения голоса, моей напущенной официальности. — Да, да, вызывал, — цокнув языком, он сделал паузу, но через секунду снова оживился и оперся на стол локтями. — Смотри, что придумал. Только когда он указал пальцем на четыре деревянных перевернутых чашечки, я увидел, что они вообще находятся на его столе. Опустив голову, я глянул на них и осторожно поинтересовался: — Что это? — Толкни какую-нибудь. — Зачем? — Много вопросов. Просто сделай это, — он вновь нетерпеливо потыкал пальцем в каждую из них. Эти пальцы... Сглотнув, я прогнал неприятные воспоминания и без размышлений толкнул вторую чашечку. Я думал, что он вдоволь наигрался со мной. — О! Да ты счастливчик, — вдруг воскликнул командир и, откинувшись на спинку кресла, похлопал в ладоши. Заметив непонимание на моем лице, он развел руками. — Видишь цикаду? Да, я заметил ее. Под чашкой действительно находилась мертвая цикада. Я кивнул головой. — Она - твое спасение, — лицо Мацумото вновь озарила улыбка и он, встав с места, подошел к окну. — Под чашками были три цветка ликориса и лишь одна цикада. Ликорис - убить тебя, цикада - оставить все, как есть. Как видишь, тебе повезло. Он повернул голову и посмотрел на меня, но замолк, видимо, не ожидав увидеть плохо скрываемую злость в моих глазах. — Так что не стой над душой. Придешь вечером. А сейчас проваливай, — понизившимся голосом бросил мне через плечо командир Мацумото и вновь глянул в окно. Я покачнулся и медленно направился к двери, не отдав честь и не отвесив поклона. Уже взявшись за прохладную ручку двери, я не выдержал и выдавил из себя, бросив взгляд на его спину. — Сейчас не сезон цветения ликорисов, — я добавил как можно тише, чтобы мой дрожавший голос не было слышно за пределами этого помещения. — Так ведь? Ответа я не услышал. Только мимолетный, заплутавший в этом нескончаемом зное ветерок колыхнул его волнистые волосы. Я закрыл за собой дверь, кое-как, с трудом, вышел на улицу: и около меня вновь закружились облака пыли, жара, затрещали в кронах деревьев насекомые. Мой крик никак не хотел растворяться в ясном небе, словно стараясь добраться отголосками до распахнутого окна и лечь на подоконник, рядом с его бледной рукой.