***
— Сун Чан, меня не интересуют нелепые оправдания! — Чан Ук возбужденно барабанит пальцами по рулю, — это твоя работа! Официально заявляю, если тираж покинет пределы Сеула, редактор чертового журнальчика может забыть о дальнейшем сотрудничестве навсегда. У меня все! Молись, чтобы ситуация не вышла из-под контроля, иначе ты уволен. Темно — синяя Kia Sorento стремительно лавирует в потоке машин, наводнивших трассу Сувон — Сеул, вызывая резкие, истеричные гудки участников движения, но молодой человек, что сидит за рулем автомобиля, только недовольно морщится и сосредоточенно смотрит на дорогу, не снижая скорости. Часы на запястье отливают благородной бронзой, показывают 9:00 по полудню, солнечный день окрашивает небо нежнейшей лазурью, в открытое окно врывается прохладный утренний бриз, но водителю чудится, что воздух вокруг наполнен жаром, и ощущения нестерпимой духоты не покидает его, заставляя время от времени судорожно вздыхать. Парень то и дело теребит ворот рубашки цвета речного жемчуга, простой, но элегантной, с чередой мелких пуговиц, вереницей стремящихся к широкой полосе кожаного ремня, молочный шоколад которого гармонирует с приглушенной синевой джинс. Сдержанно острый носок итальянских туфель из последней весенней коллекции, в тон ремню, блаженство для усталых ног, упрямо давит на педаль газа. Отброшенная в нетерпении гарнитура летит прочь, парень пытается успокоиться, следит за очертаниями приближающейся столицы и дорогой, широкой и открытой, как будущее, что виделось ему еще час назад ясным и безоблачным. В памяти настойчиво всплывает фотография, услужливо присланная менеджером Ли сегодняшним ранним утром, когда Чжи Чан Ук, звезда корейского театра и кино, только прибыл к озерам Сувона на очередной этап съемок дорамы «Девушка — вихрь». Обложка популярного молодежного журнала «Коrea Stars» ярким, раздражающим пятном стоит перед глазами: он, улыбающийся и счастливый, обнимает сияющую Си Хён Бин, а надпись недвусмысленно намекает на скорую помолвку между двумя знаменитостями. О содержании статьи можно только догадываться, но Чан Ук отчетливо понимает, что ничего хорошего ждать не приходиться. «Это бред, какой — то бред… как такое вообще возможно?!» — мысль звенит в голове актера, сковывая разум смятением и злостью. Он поправляет рукой взъерошенные волосы, вжимается спиной в гладкую кожу сиденья и вцепившись за руль, шумно выдыхает сквозь приоткрытые губы, что грезятся бессонными ночами тысячам фанаток (и, не будем лукавить, фанатам) по всему миру. Получив злополучную фотографию, парень сорвался со сьёмок прямо из кресла гримера, решительно отрезая собственную растущую панику от угроз режиссера плотностью затемненных окон, и теперь гнал машину в сторону столицы, думая только об одном — чтобы проклятый «глянец» не попал в руки прилетевшего сегодня утром Ю Сын Хо.***
Несколькими часами ранее Сумерки выплеснулись на город черничным вареньем, с вкраплениями разноцветных огоньков, нитями ожерелий рассыпанных по уставшим улицам. Сын Хо мягко, но настойчиво уговаривал оппонента положить, наконец, трубку и лечь спать, потому что съемки в шесть утра все равно никто не отменит. Его слова окунали Чан Ука в облако новорожденных мурашек, будоражили и убаюкивали одновременно, заставляя поверить, что если и есть в мире магия голоса, то вот она, льется ему в ухо из тонкого титанового корпуса, словно и нет меж ребятами километров отчаянного ожидания, но не чудо ли в самом деле? — Я в порядке, — упрямо бормотал Чан Ук, устроившись по-турецки на диване гостиничного номера, кутаясь в мягкий, золотисто-желтый плед, прижимая к уху телефон и зачарованно вслушиваясь в голос, давно ставший ему необходимым, как воздух. Было совершенно неважно, что уговоры и угрозы закончить разговор становились все более явственными, только бы слова не прерывались, поддерживая сердцебиение перекатами округлых гласных (их Сын Хо выговаривал так, что у Чан Ука щекотало где-то на макушке и хотелось увязнуть в секундах янтарной стрекозой). Временами он потирал уставшие глаза, зевал, прикрывая микрофон рукой, и отхлёбывал от большой черной кружки спасительный кофе: — Что там, в Японии, сакура уже отцвела? Как тебя приняла аудитория, не снесли ограждения, как в прошлом месяце в Пекине? Свет от круглолицей луны, широкой лентой скользил сквозь большое панорамное окно и рисовал на стенах причудливые узоры. На столе, с раскадровкой последних дневных проб, застыл ноутбук, а ветер приносил с улицы обрывки смеха, автомобильных гудков и едва уловимые звуки музыки из отрытых окон ресторана двумя этажами ниже. — Хен, не заговаривай мне зубы, — на том конце провода Сын Хо вздыхал: укоризненно, но все еще ласкающе мягко, — я же слышу, как ты вымотался, ложись, прошу, ты должен заботиться о себе. У меня скоро самолет, встретимся завтра, после съемок и я все тебе подробно расскажу, обещаю. — Не называй меня хеном, Хоши, я чувствую себя таким безнадежно старым, — Чан Ук дул губы и старательно притворялся обиженным, — я, и правда, страшно устал. Ты скоро совсем разочаруешься в такой ноющей развалине. — Ты такой глупый…хен, — улыбался в трубку Сын Хо и теплота разливалась по телу Чан Ука, укачивая его, словно ласковый морской прибой. Слова собеседника вызывали сладостную тяжесть внизу живота. Желание оказаться рядом с Сын Хо, прижаться к нему, покрывая мягким поцелуями, любуясь игривой, соблазнительной улыбкой, зарываться носом в волосы, ловя запах лайма и миндаля, дуть в шею, смеясь над тем, как парень невольно съеживается и протестует, желание это было так велико, что Чан Уку стало пронзительно больно, тончайшей иглой кольнув где-то в глубине сердца и нить от нее метнулась куда-то за горизонт, к родной душе и было так печально и блаженно одновременно, что глаза Чан Ука наполнились влагой и он усиленно заморгал. — Кхм… я… ужасно соскучился…ужасно, — робко проговорил он, проклиная собственный дрогнувший голос. В трубке замолчали. Сердце дернулось испуганным котенком, отсчитывая зачастившие колокольные удары, и Чан Ук, вытянувшись, как струна, упал на спину и шумно выдохнул. — Маленький мерзавец, игноришь меня?! — Я тоже. Очень скучаю, — голос по ту сторону озорничал и праздновал предсказуемую победу, — увидимся завтра, хен. Работай усердно! — Сын Хо! — наткнувшись на гудки, Чжи Чан Ук, поморщился, — ащщщ… Отключив телефон, он встал и еще долго смотрел на ночной город, созвездиями огоньков мерцавший перед ним, как мантия волшебника. Ожидание заполняло парня доверху, вторило дыханию, будто вздымающаяся волна, притупляла все остальные чувства, накрывая реальность теплым войлоком, непроницаемым и мягким, разрасталось глухой, неясной тоской где-то в груди. За пять лет, связывающих его с Сын Хо, невероятность их отношений казалась Уку такой же яркой, как и в первые месяцы. Это было совершенно поразительно, и всякий раз, мысль о том, что они вдвоем, вместе, топила актера в искрящемся счастье. «Завтра, уже завтра. Нет, сегодня. Как же здорово!» — подумал он и зажмурился.***
Из оцепенения Чан Ука выводит резкий сигнал автомобиля, с которым его Kia Sorento расходится в притирку. Словно очнувшись, парень съезжает на обочину и замирает, обхватив руками руль. «Перестань паниковать, эй! Никто в здравом уме не поверит в эту чушь. В любом случае я потребую публичного опровержения, да и Си Хён Бин наверняка не восторге от такого поворота. Что-то нет реакции от менеджера Пак, — думает он, — неужели эта сплетня еще не добралась до них?» Звонок разрывает тишину и парень вздрагивает. На дисплее отражается незнакомый номер. — Слушаю! — актер старается говорить спокойно. — Чжи Чан Ук? Это Пак Гван Дэк, из «Арт селибрити», менеджер Си Хён Бин. Она на фан-шоу, в Пусане, будет в столице только через два дня, но я сейчас выезжаю туда, журналисты оккупировали отель. Мы вынуждены отменить три встречи, так как не знаем, как реагировать, к сожалению, Хён Бин отказывается давать разъяснения. Как вы можете прокомментировать ситуацию? — Что значит отказывается? Что вы хотите этим сказать? — в замешательстве уточняет Чан Ук. — Хочу сказать, что если ваши отношения действительно вышли на новый уровень, Вы, как мужчина, со своей стороны, должны проявить твердость и подтвердить слухи. Или опровергнуть их… — Нет! Никаких отношений! Понимаете меня?! Я сам недавно узнал об этой возмутительной клевете! — едва сдерживая факелом вспыхнувшую ярость, Чан Ук сжимает телефон. — Пресса думает иначе, — не обращая внимания на эмоциональный всплеск, вкрадчиво продолжает Гван Дэк, — Вы же знаете этих кровожадных журналюг? Они опираются на ваше молчание и раскручивают маятник в сторону сенсации, намекая на то, что отношения длятся с 2011 года. Говорят, репортеры уже опрашивают ваших партнеров по съемкам, пытаясь выяснить подробности. — Партнеров? — Чан Ук вмиг покрывается испариной и холодеет. — Да. Подождите, у меня записано…поступали запросы к Юн Со И, Чхве Мин Су, Ю Сын Хо… Откинувшись на спинку Чан Ук, ощущает, как сердце падает куда-то в пропасть, и закрывает глаза. — Чжи, Вы там? — раздается в трубке обеспокоенный голос. — Да, да, — актер заставляет себя перевести дыхание, — есть уже какие — нибудь комментарии? — Насколько мне известно, господин Чхве лишь пожал плечами и сообщил, что любовные дела молодых его не касаются… — А остальные? — осторожно интересуется парень. — По поводу Юн Со И ничего не известно, а Ю Сын Хо был перехвачен в аэропорту, сегодня утром, но сослался на длительный перелет и от комментариев отказался. — Хорошо, спасибо, — шепчет, вмиг осипнув, Чан Ук, — простите, могу я попросить вас сообщить мне телефон Си Хён Бин, я хотел бы понять, чем вызвано ее поведение. Надеюсь, то, что я даже не знаю ее номера убедит вас в наглой, необоснованной лжи, которой пропитана вся статья? Не знаю, какое решение примете Вы, господин Гван Дэк, но я сегодня же сообщу своему юристу, что мы открываем судебный процесс против «Корея Stars» по поводу намеренной клеветы. Я сотру это издание в порошок, и мне все равно, будет ли ваше агентство в этом участвовать. — Чжи Чан Ук, Вы молоды, не стоит так горячиться, — невозмутимо продолжает менеджер Пак, — механизм запущен, сотни интернет изданий уже обсуждают эту новость. Резкая реакция на подобную шумиху негативно скажется на Вашей карьере, да и репутация Си Хён Бин может пострадать. Она сейчас не в лучшем положении, ваши фанаты обрушили на нее такой поток негатива, что, по словам охраны, она боится выйти из номера. Давайте не будем торопить события. Я доберусь до Пусана через пару часов, и сделаю все возможное, чтобы прояснить ситуацию. — Хорошо, — обреченно соглашается Чан Ук, — держите меня в курсе. Всего доброго. Он выключает телефон, но продолжает смотреть на потемневший экран. Паника ядерным грибом разрастается в нем, оставляя в голове единственную мысль: «Я должен ему позвонить. Прямо сейчас. Должен позвонить» Палец машинально возвращается в историю звонков и поглаживает иконку вызова, пока парень буравит взглядом имя абонента. «Я должен позвонить. Господи, даже не представляю, что он сейчас чувствует» Палец топит равнодушный пластик и Чан Ук, задержав дыхание, ожидает соединения. Он готов молиться всем существующим богам за возможность услышать родной голос. Но он хорошо знает Сын Хо, чтобы быть почти уверенным, что тот не ответит на звонок. «Пожалуйста, Хоши, пожалуйста, просто возьми трубку» Гудок…гудок…гудок… «Пожалуйста…» Гудок… Гудок… «Прошу тебя…» Гудок…. «абонент не отвечает или находится вне зоны доступа сети» — Ащщ! — Чан Ук рвет педаль газа, не обращая внимания на стоны шин и возмущенные сигналы, и снова устремляется в столицу.