Тайно влюблена в него

I wanna hold hands with you Я хочу держать тебя за руки, But that's all I wanna do right now И это всё, чего я хочу прямо сейчас. And I wanna get close to you Я хочу быть ближе к тебе, Cause your hands and lips still know their way around Ведь твои руки и губы всё ещё помнят меня наизусть. And I know I like to draw at night; it starts to get surreal Я люблю рисовать по ночам, когда реальность выходит за грани. But the less time that I spend with you, the less you need to heal Но чем меньше времени я провожу с тобой, тем меньше я приношу тебе боли. I wanna sleep next to you Я хочу заснуть рядом с тобой, But that's all I wanna do right now И это всё, чего я хочу прямо сейчас. So come over now and talk me down Приходи и поговори со мной. (Talk me down) ©Troye Sivan, "talk me down"

Джек Лондон писал: «невысказанное меня душит». Перекатываю невысказанную нежность на языке. Она отдает ванилью, но я так долго копила эти чувства, что от этой отвратительной сладости уже тошно. Я давно запуталась в собственной лжи, потерялась среди воздушных замков из розового песка и зефира. В попытке скрыть свои чувства от брата я сплела паутину, в которую, в конце концов, угодила сама. Подстраиваясь под людей, пытаясь понравиться всем, я потеряла себя, превратилась в обыкновенную пустышку. Я притворщица. Я никогда не бываю собой. Я — никакая. Когда всю жизнь хамелеонишь, все становится ненастоящим. Я никогда не подхожу первая к Исину, боясь быть навязчивой. Опыт прошлого показал, что, когда липнешь к человеку, лишь раздражаешь его до безумия. В детстве, когда всё только начиналось, когда я ещё не пыталась повесить какой-то ярлычок на свои чувства к старшем брату, я стремилась ему во всём подражать: вместо игр в кукол и копания в песочке я носилась с мальчишками по улице, играя в войнушку. Я играла в те же компьютерные игры, что и он, смотрела те же мультики, читала те же комиксы. Но всё это лишь бесило Исина: он хотел нормальную младшую сестру, как у всех, а не назойливое подобие младшего брата, каким я была. Наученная горьким опытом прошлого, я чётко разграничивала наши жизни, отделяла себя от него. Я – не бледная тень Исина, а Сяо, его младшая сестра, у которой есть собственная жизнь, собственные интересы, мысли, чувства и друзья. И всё же, когда в Исине просыпается братская любовь и он решает приласкать меня, я не могу его отталкивать. Это такая извращённая пытка: прикосновения, наполненные братской нежностью, жгут, разъедая кислотой кожу. Очень сложно сдерживать свои порывы, когда он такой тёплый и хороший лежит с тобой рядышком на кровати. Когда губы печёт от желания поцеловать, а я растягиваю их в механической улыбке, бездушно смеясь невпопад. Покрываюсь мурашками от каждого случайного прикосновения, а в животе огненными узлами скручивается возбуждение. Я ненавижу себя за это. Годы ушли на то, чтобы научиться принимать свою извращённую любовь к брату без отвращения к себе. Но принимать чувства, которые вызывала во мне наша близость, я так и не смогла. Это неправильно. Это глупо. Это безнадёжно. Когда Исин лежит на соседней подушке, с насмешкой глядя на меня, я не могу думать ни о чём, кроме его губ, которые так близко, его рук, вычерчивающих какие-то бессмысленные узоры на моих плечах и о том, как всё это гадко. - Что ты будешь теперь делать? – спросил он, придя ко мне ночью после той злополучной игры. Мой личный демон имел очень домашний вид: болтающиеся на бедрах спортивные штаны в пятнах от кетчупа, растянутая майка-алкоголичка и мокрые после душа волосы. Он улёгся на вторую половину кровати, сгрёб меня в свои медвежьи объятия и выдохнул в шею: - Привет, я Олаф, люблю жаркие объятья. Его любимая фразочка, которую он всегда произносит, обнимая меня. - Ты так всем говоришь? Я была расстроена и совсем не следила за языком. Просто говорила всё, что приходило в голову. - Нет, конечно. Мне же нужно поддерживать образ крутого парня в глазах девчонок. От этой фразы мне стало капельку легче. Всё-таки было у нас что-то личное, что-то только для двоих. Горькая нежность крутилась у меня на кончике языка, желая наконец-то быть высказанной, но я безумно боялась разрушить своими чувствами то, что было между нами. Сехун ошибался: моя любовь отнюдь не была бескорыстной. Мне хотелось взаимности, да только не хватало храбрости, чтобы просить её. Довольствуясь крохами тепла, я всеми силами пыталась убедить себя, что именно так всё и должно быть, что мне не нужно ничего большего – лишь бы он был рядом, когда плохо, давал затрещину, когда косячу, и вставал на мою сторону, если вдруг у меня возникают проблемы. - Я боюсь, - тихо призналась я брату, отвечая на его вопрос. – Я никогда не думала, что мои первые отношения случатся подобным образом. Сколько бы я ни убеждала себя, что месяц – не такой уж большой срок, что в любом случае это будет интересный опыт, я не могу смириться. - Чанёль – хороший парень. Не думаю, что он как-то обидит тебя. В последнее время ко мне всё чаще подходят парни в надежде, что я им дам твой номер телефона, но я не давал, потому что они все придурки, а ты – слишком маленькая и хорошая для них. Ты замечательная, Сяо, и меньше всего на свете я хочу, чтобы какой-нибудь мудак вроде меня сделал тебе больно. Но в этот раз это был твой выбор, и я, правда, думаю, что из этого может что-то выйти. В горле стоял противный, удушающий ком из подступивших рыданий. Какой-нибудь мудак вроде меня. К глазам подступили слёзы, горечь на языке стала невыносимой. - Ты, прав, Чанёль не так уж плох. – Прошептала я, прикрыв глаза, давая сорваться первым слезинкам. - Но он не тот, а потому всё теряет смысл. Он может быть самым прекрасным человеком на свете, но это не важно, потому что я люблю другого. Я схожу с ума, потому что не он будет прикасаться ко мне, не с ним я буду гулять, не он меня первым поцелует. А я не хочу чужих прикосновений и чужих губ. Я не ждала, что Исин поймёт. Я слишком хорошо знала брата и была уверена, что для него это обычные бабские заскоки, - как он это называл - красивенькая ложь, которую девушка придумывает себе сама и искренне в неё верит. Я ощущала себя разбитым паззлом из трёх тысяч кусочков, и мне было плевать, что он подумает обо мне. Слова выходили из меня, как гной из раны: да, больно, но с ним ещё хуже. Я чувствовала, как Исин напрягся, ожидая продолжения банкета: Ниагарский водопад из слёзок или приступ Халка – ломатькрушить, но ни того, ни другого не последовало. - Кто он? Почему ты никогда не рассказывала мне об этом? Я думал, мы доверяем друг другу, - осторожно спросил брат, и в голосе его мне явно послышалась обида. - Ты тоже мне не рассказываешь о своих девицах. - Это другое. Я просто хочу защитить тебя от ненужной боли. Боль не делится на нужную и ненужную. Она просто есть, скребёт в груди, спутывая тебя по рукам и ногам, и ты ничего не можешь с этим поделать, разве что примириться с ней и продолжать жить. - Исин, никто не может защитить меня от боли. Особенно ты. Это смешно: человек, доставляющий мне больше всего боли, хотел меня защитить от неё. Он там с зеркалом собрался драться или что? Разговор зашёл в тупик. Исин обижено сопел, но к себе не уходил. Я потушила настольную лампу – единственный источник света. Комната утонула во тьме. Из мрака выступили странные существа, мои химеры. Я редко пялилась в темноту, даже когда не могла заснуть – я с детства боялась всего, что в ней пряталось, и та ночь не была исключением. Укутавшись одеялом и закрыв глаза, я, наконец, решила подумать. Осознание всего, что я наговорила брату, обрушилось на меня лавиной. Я уже хотела было извиниться, когда чужие губы обожгли предплечье. Я боялась дышать: если это глюк, я не хотела его спугнуть. Простое, слегка влажное и ужасно тёплое касание губ. От чужого сбитого дыхания по шее поползли мурашки. Внутри меня распускались огненные бутоны, и мысленно я молилась всем известным богам, чтобы это не кончалось. Поцелуй длился всего мгновение, а затем он поднялся и пошёл к себе. — Дурочка, ты хоть знаешь, что ты тоже чья-то мечта? - едва слышно прошептал он, прежде чем закрыл дверь с другой стороны.