Пропущенные сцены

      Я не хороший человек. Спроси любого в Киркволле, кто такой Гамлен? Жалкий пьяница, ответят тебе. Жалкий пьяница и дядя нашего Защитника Киркволла, поморщившись, вспомнят еще пара. Все так, все так, я сам так привык к своей никчемности, что готов был поддержать каждый плевок в свою сторону, особенно если вместе с ним полетит пара медяков.       И только напиваясь до беспамятства, я забывал об этом. В пьяных парах то и дело всплывала глухая обида, вместе со старой фамилией Амелл. Я позволял себе злиться на все: на жизнь, на родителей, на Лиандру, но больше всего на самого себя.       Последние недели я старался держаться. Дочка заходила, спрашивала обо мне, о моей жизни, и меньше всего хотелось показаться ей пьяным в лежку вонючим телом. Она такая милая, такая красивая, совсем как Мара. Но Шарада сказала, что должна не на долго уехать — какие-то ее хитрые дела с ее хитрой организацией. Я пожелал ей удачи, просил быть осторожнее, а в тот же вечер напился. И вот теперь на утро мне было паршиво. Голова трещала как штаны разжиревшего торгаша, во рту уместилась вся вонь клоаки, и нестерпимо хотелось пить. Но вода была дальше Антивы — аж в соседней комнате, и я валялся, надеясь, что смерть от жажды придет быстрее, окончив мучения.       — Дядя Гамлен? — входная дверь скрипнула, впуская горячий воздух и моего прославленного племянника.       Интересно, приперся один или кого-то из своей шайки притащил? Хорошо бы с ним была та фигуристая полуголая девка из Ривейна. Она одно время с ним то и дело таскалась. Мне она, конечно, отказала, но за просмотр-то денег не берут. Эх, дурак мой племяш все-таки — променять такую красотку сначала на мужика-эльфа, а потом на немытого мага. Хоть в последнем ничего удивительного — сын моей сестры. Самое то, имея самый роскошный выбор поклонников и поклонниц, таскаться за ферелденским отступником. Но с племянником я хотя бы ни в чем не виноват. Никогда не прощу себе того, что помогал сестре встречаться с Хоуком. Если бы не я, она бы никогда не разболталась с этим Малкольмом в поместье наместника, а потом без меня не смогла бы видеться ночами, в итоге забеременев этим крикливым чудовищем, не дающим честному человеку умереть от похмелья.       — Дядя, ты дома? — его голос прозвучал ближе к моей каморке, отдаваясь в голове как колокол.       — Где мне еще быть? Демоны тебя раздери, парень, прекрати так орать, — я с трудом сел на вечно отсыревшем соломенном матрасе и постарался выйти. Но Гаррет «догнал» меня в шаге от двери.       — Мне сказали, что ты всю ночь пил в «Розе», я решил проверить как ты.       Он попытался подхватить меня за руку, но я отмахнулся, как от назойливой мухи.       — Прекрати делать делать дурацкий вид, что тебе не плевать, — еще не хватало его жалости с утра пораньше! Блестящий Хоук с его огромным домом пришел посочувствовать своему никчемному родственничку.       Пройдя мимо него во входную комнату, я нашел ведро с водой и набрав полный черпак с удовольствием выпил. Часть пролилась на грудь, неприятно холодя, но голова немного проветрилась. Еще пара глотков, и я почти забыл о родственной помехе в доме, но тот снова подал голос:       — Тебе не стоит столько пить, дядя.       — Вот только не надо меня осуждать, — вяло огрызнулся я, падая за стол. На нем лежал кусок сыра. Давно лежал, так что я решил приговорить его к смерти — все равно он вонял не так паршиво, как у меня изо рта. Лицо Гаррета заметно перекосилось, что доставило мне какое-то извращенное удовольствие. Когда ты знаешь, что ниже падать некуда, можно находить маленькие радости в отвращении и брезгливости окружающих. Даже самая возвышенная морда смотрится куда смешнее, когда ее корежит.       — Если так за меня волнуешься, как насчет подкинуть денежек любимому дядюшке? — я выдал самый мерзотно-слащавый тон на который был способен, ожидая, что племянник закатит глаза и выкатится из моей хибары на свои подвиги, или куда там ходят герои по утрам.       Но тот с самым серьезным видом подтащил стул и сел напротив.       — Об этом я и хотел поговорить. О деньгах. Я собираюсь оставить у нескольких людей для тебя крупные суммы. Каждую неделю тебе будут выдавать их часть. Хочешь, пропивай ее всю, но, я надеюсь, что хоть несколько монет будут уходить на еду и, — он бросил быстрый взгляд на комнату, — что-нибудь полезное. Может Шарада сможет помочь тебе привести дом в приличный вид. Не можешь же ты все время принимать ее в таком свинарнике.       — Ты жил в этом свинарнике год, так что не зазнавайся, — успел прикрикнуть я, но тут голова разболелась снова, и я понял, что он говорил до очередного задирания носа.       — Погоди, ты серьезно решил дать мне денег?       Гаррет кивнул, и прежде чем я успел придумать ответ, начал объяснять.       — Я хочу отблагодарить тебя за все, что ты сделал для нас с мамой и Карвером. Ты мог не пускать нас в Киркволл — сказать, что нет у тебя никакой семьи. И тем более мог не искать нам пути в него пробраться, связываясь с наемником. И даже в городе мы жили у тебя всей семьей, с Плюшем, которого ты не любил, но ты не сказал нам идти искать себе свой угол.       Я уставился на него, как на Андрасте посередь борделя. Племянник говорил с на столько серьезным видом, что заподозрить в издевательстве не выходило. Хотя так и подмывало назвать идиотом.       — Можно подумать у меня был выбор! Что бы ни было между нами с Лиандрой, это не значит, что я мог бы бросить ее на произвол судьбы! То есть так низко ты обо мне думаешь, и приперся с утра пораньше мне об этом сказать? Моя попытка найти повод для скандала улькнула в грустное лицо Гаррета, как в помойную яму.       — Я так думаю, но не о тебе, — он улыбнулся своей раздражающей печальной улыбкой, так напоминающей Лиандру, когда та вспоминала о муже и дочери. — Ты сделал для нас все, что мог. Ты сделал все, что мог, для наших бабушки и дедушки. Единственный человек, для которого ты никогда не старался — ты сам.       Сквозь ноющую боль в голове проступила другая. Какая-то тупая зараза вонзилась в грудь, а затем резанула по глазам. Странное чувство, которого я не испытывал многие годы, рвалось наружу, но я усилием затолкал его глубже, зажевывая побольше сухого вонючего сыра.       — Не делай вид, что понимаешь меня! Я прогулял все деньги семьи, заложил особняк работорговцам и потерял любимую женщину, гоняясь за дорогущим камнем. Еще пара недель, и я бы потребовал с вашей семейки Хоуков плату за проживание. Так что для себя я наделал предостаточно.       Гаррет не ответил, продолжая улыбаться, будто наблюдал за забавным животным. Не будь этот умник выше меня на полголовы и не кидайся огненными шарами, влепил бы ему хорошую затрещину за такие гримасы!       Наконец, он поднялся, налил в кружку еще воды и поставил передо мной.       — Я понимаю тебя, дядя. Понимаю, что значит стараться изо всех сил и все равно оставаться виноватым. Я знаю, как попытки все исправить топят еще глубже, и как последствия чужого выбора падают на твои плечи. Как тяжело иногда принять правильное решение, когда хороших уже не осталось. И я видел как может разрушать постоянная жизнь в чужой тени.       После своей речи, достойной балкона наместника, Гаррет так и не вернулся за стол, пройдя мимо него к входной двери.       — Недавно в бумагах поместья я нашел некоторые записи о истории с работорговцами. Как бы ты ни старался себя очернить, я знаю, что ты не виноват в потере дома. Первые деньги принесут на следующей неделе. Я зайду к тебе, дядя. Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше. И, кстати, времени глубоко за полдень.       Я с трудом очнулся, выдавив слабое «береги себя» в выходящую спину.       Гаррет… Хоук, не шутил. Я уже понял, что делает он это редко и малословно. Он правда выдал всю эту тираду мне и обо мне, невзирая на мое похмелье и вонь лачуги. Он раскопал эту проклятую историю с кузеном Дамионом, который влип в беды с законом, отец которого отдал все деньги нашей общей семьи и залез в долги ради его спасения. А потом этот паршивец угодил в тюрьму, его батюшка соизволил помереть, кузина Ревка со своим мужем сбежала, оставив меня со слухами о проклятье семьи Амелл, подозрением на магию в крови, и кучей долгов Совету Пяти. Известным контрабандистам и торговцам, конечно же, ведь нельзя было "во спасение сына" занять у кого поприличнее. А потом отчаяние, алкоголь, и предложение оплатить все проклятые долги одним поместьем.       Я ведь так и не рассказал все это Лиандре, предпочитая терпеть презрение вновь ставшей благородной леди сестры. Ей это так шло: новые платья, белая лошадка, драгоценности и цветы. Я не был создан для ее мира, даже для ее тени. Как бы я ни злился, ни пытался обвинить ее в разрушении нашей семьи, в глубине души я всегда хотел, чтобы она вернулась. И была счастлива. Но для Лиандры не было счастья ни среди Амеллов, ни де Копьи. Единственная семья, которая могла сделать ее счастливой — это Хоук.       Я не хороший человек. Мне поздно им становиться. Времена, когда я старался быть чем-то другим, уже давно подернулись прогнили и разложились. Я не могу вернуть Лиандру, родителей и Мару. Но у меня есть дочь и есть племянник. И, пожалуй, я в самом деле хочу пристойно прожить остаток своего жалкого существования хотя бы ради того, чтобы они могли называть меня отцом и дядей без необходимости добавлять «а что с ним опять».