Cursed love

      — Совсем с дубу рухнул, Шаст?! — удивлённо прикрикнул Дима, уставившись на лучшего друга, когда они выходили из аудитории, откуда всё ещё доносился монотонный голос преподавателя, который был лучше любой колыбельной на лекциях.       Сделав вид, что он не заметил восклицания Позова, Шастун закинул сумку с конспектами к себе на плечо и, отправив в рот мятную жвачку, направился вперёд по коридору, желая как можно скорее удрать от надоевших преподавателей и слишком правильного друга, который уже не мог закрывать глаза на выходки Антона и при каждом удобном случае читал ему нотации, пытаясь поставить мозги разгильдяя на место. И, честно признаться, ему это не удавалось — парень гнул свою линию, твердя, что жить по правилам — скука смертная, а Дима такими темпами скоро плесенью покроется и с бабками у подъезда на лавочке сидеть начнёт.       — Да не, серьёзно, ты рехнулся, Тох, — обогнав Шастуна, Дима встал прямо перед ним, не позволяя пройти дальше: — У нас сессия скоро! Ты как сдавать будешь, если…       Махнув рукой, Антон обошёл Позова и направился дальше, как Дима вновь появился перед ним, словно призрак.       — Ну, что тебе? — устало спросил парень, поправляя сумку на своём плече. — Я же на два дня всего, а не на месяц. Завтра вечером уже…       — Только через мой труп! — неожиданно заявил Дима и принял позу «руки в боки», всем своим видом показывая, что не отпустит друга добровольно сдавать свою задницу неприятностям, которые и так в последнее время слишком полюбили Антона, практически не исчезая из его жизни.       Тяжело вздохнув, Шастун сжал губы и огляделся по сторонам, словно бы их разговор имел крайне секретный характер, который не должны были услышать даже стены. Позов, внимательно смотря на высокого парня, рядом с которым он казался маленькой букашкой, ждал дальнейших объяснений друга, которые, несомненно, должны были переубедить его не отпускать Антона.       — Да там всего ничего шесть-семь часов, и я на месте! Сеструхе восемнадцать исполняется, как я могу такое пропустить?! — он демонстративно всплеснул руками, давая неопровержимые доказательства, что Позов всё равно не убережёт его от поездки в Воронеж. — Тем более я не пью…       Не дослушав россказней друга, Позов громко усмехнулся, вспоминая, как в прошлом месяце «абсолютный трезвенник» просидел в обезьяннике двое суток за дебош в баре в нетрезвом состоянии. Благо, Дима со своим другом, которого плохо знал Антон, вытащили его из общества благоухающего помойными отходами бездомного Аркадия и слишком блатного паренька с района, который представился Грозным. Шастун был тем самым человеком, который мог кричать во всё горло, что он за ЗОЖ, при этом попивая пивко и затягиваясь очередной сигареткой.       — Это, конечно же, всё прекрасно, но, Шаст, у нас скоро…       — Не произноси это ужасное слово снова! — он выпалил прежде, чем Дима успел закончить свой нравоучительный монолог. — Я успею к завтрашнему вечеру, зуб даю! А если нет, то…       Он задумался на несколько мгновений, а после щёлкнул пальцами, собираясь продолжить, как неожиданно к ним присоединилась ещё одна «букашка» и начала что-то быстро тараторить Диме, да так, что Шастун не понял ни одного слова. Этой букашкой и был плохо известный Антону друг Позова. Сергей Матвиенко, больше известный, как староста потока и главный активист университета.       В общем, полная противоположность Антона Шастуна, который с каждым новым месяцем начинал всё реже появляться на лекциях и хуже учиться. Тусовки в общаге всё больше и больше уводили прежде трудолюбивого и ответственного юношу в мир нескончаемого веселья и беззаботной жизни.       Воспользовавшись моментом, пока Дима всецело отвлёкся на мистера «Гордость Университета», Антон медленно пошёл на попятные и, завернув за угол, ускорил шаг. Когда Позов опомнился, Шастун уже успел выйти из царства скучных лекций, и теперь направлялся в сторону своего автомобиля, который стоял под деревом. Открыв дверку машины, Шастун запрыгнул внутрь и, опустив все стёкла, включил свою любимую песню. Стоило Дмитрию с Сергеем появиться на пороге университета, как Антон тотчас нажал на газ и через четверть минуты скрылся с глаз наблюдающих.       — Жопой чувствую, что с ним что-то случится, — обеспокоенно заявил Дима, переводя взгляд на Матвиенко.       — Да ладно тебе, он взрослый мальчик, сам разберётся, — уверенно произнёс Серёжа и хлопнул друга по плечу. — А твоя задница нам ещё понадобится, — он негромко усмехнулся и подмигнул.       А в следующую секунду раздался звонкий хлопок: ладонь Димы совершенно случайно столкнулась с затылком Матвиенко.       — Придурок, — Дима улыбнулся, неожиданно забывая про Шастуна.       О нём нужно было помнить.

***

      Покачивая головой в такт музыке, гремящей в автомобиле, Шастун посматривал по сторонам, стараясь заметить каждого пешехода, что приближались к проезжей части; их в последнее время как магнитом тянуло к машине Антона, он еле успевал тормозить. Казалось — секунда, и привет пристанище нарушителей законопорядка. Телефон, что лежал на соседнем сидении, негромко пропищал, оповещая парня о новом сообщении, но тот даже не услышал этого, продолжая наслаждаться голосом одного из любимых исполнителей.       Свернув с оживлённой улицы, он сверил время и, убедившись, что успевает, направился к окраине города. Сколько бы Антон не пытался игнорировать сумасшедшую любовь к скорости, он никогда не мог совладать с ней совсем, сдаваясь в самый последний момент, когда до дома оставалось несколько метров. Это было не просто любовью к острым ощущениям, а самым настоящим наркотиком, зависимостью, от которой зачастую невозможно избавиться. Вот и сейчас, почти совладав с желанием вдавить педаль газа в пол, Шастун сорвался и дал «наркотику» проникнуть внутрь себя, разлиться по венам. Парень ловко лавировал между редкими автомобилями, словно бы капитан корабля, который спасал весь экипаж и пассажиров, обходя айсберги, из-за одного из которых в своё время затонул «Титаник».       Антон выехал из города ровно в шесть часов вечера, когда солнце более-менее уменьшило свой пыл, а дорога впереди перестала «плыть» от слишком жаркой погоды, которую даже не могли предугадать синоптики, утверждая, что эта неделя будет пасмурной. Прибавив громкость на автомагнитоле, Шастун снова вжал педаль газа в пол и начал подпевать, немного фальшивя.       Как ни странно, но машин на трассе и вовсе не было; Антон ехал в гордом одиночестве, редко посматривая по сторонам, на еловый лес, что располагался по двум сторонам от дороги. Совсем редко лес прерывался небольшими полями, на которых только-только начинали показываться какие-то растения. Сам того не заметив, Шастун, услышав значимые для него слова в песне, начал негромко разговаривать сам с собой, отыгрывая сразу две роли — себя и девушки, за которой он уже несколько месяцев пытался ухлёстывать, но она только и делала, что смеялась и посылала молодого человека куда подальше. В его же «диалоге» с предметом его воздыхания девушка очень даже охотно соглашалась на разнообразные предложения Антона и смеялась над его шутками. Когда он неожиданно чуть не вовлёк в поцелуй собственную руку, парень опомнился и резко покраснел, словно бы всё это время за ним кто-то наблюдал, а теперь уже заливался весёлым хохотом. Отчего-то оглянувшись назад, на заднее сидение, он покачал головой и провёл одной ладонью по лицу.       — Клиника уже какая-то, нахуй, — пробурчал он себе под нос.       Тряхнув головой, избавляясь от возбуждающих мыслей об однокурснице, парень поднял взгляд на небо и заметил, как грозовые тучки медленно застилали его. Неожиданно почувствовав ледяной поток воздуха, что заставил волосы на загривке встать дыбом, Шастун резко посмотрел на соседнее сидении, ощущая, будто бы кто-то с упрёком смотрел на него, не одобряя поездки в родной город. Так и не найдя невидимого смотрящего, он выключил музыку и, закрыв окна, перевёл взгляд на верхушки ёлок, с которыми играл поднявшийся ветер, покачивая их в разные стороны. Тяжело вздохнув, словно бы воздуха в машине стало катастрофически мало, Антон остановился на обочине и закрыл холодными ладонями лицо, стараясь немного прийти в себя. Он был уверен, что причиной его странного состояния стало то, что он всю ночь провёл за просмотром ужасов и ни на минуту не сомкнул глаз. Некоторое время он просидел неподвижно, собирая в кучку разбежавшиеся мысли и убеждая себя, что он спокойно доедет до Воронежа, а потом, не раздеваясь, завалится спать на излюбленный диван.       Внезапно мысль о том, что стоило послушать Позова влетела к нему в голову, но парень тут же избавился от неё, вновь внушив себе, что он прав.       Он всегда прав.       Всё-таки пересилив себя и открыв глаза, Антон несколько недолгих секунд смотрел на дорогу, которая тонкой ниточкой тянулась далеко вдаль, а после полез дрожащими руками за пачкой сигарет, в которой, как на зло, осталась всего одна.       Проклятье!       Затянувшись сигаретой, которая показалась ему не райским наслаждением, как он считал всё это время с первой выкуренной «капли отравы», а совершенно горькой и тошнотворной штукой, Шастун с удивлением и в то же время неприязнью взглянул на несчастную папиросу, а следом выкинул её на дорогу. Заметив, что тёмные тучи совсем заволокли голубое небо, он решил, что нужно как можно скорее проскочить этот неблагоприятный участок дороги и нажал на газ. Автомобиль тут же рванул с места, оставляя после себя следы протекторов.       С каждым новым метром, что он преодолевал по трассе, неприятное чувство, что внезапно проникло к нему в голову и молниеносно разлилось по всему телу, неприятно холодя низ живота и вызывая лёгкую дрожь, с двойной силой ударяло Антона по мозгам, вводя того в состояние «испуганного кролика». Это несчастное животное боялось каждого шороха и движения, тут же срывалось с места и бежало как можно дальше от потенциальной опасности, которая могла ухудшить его здоровье или вовсе лишить жизни. Сделав глубокий вздох и ещё крепче вцепившись в руль, Шастун начал было медленно успокаиваться, соображая, что это всего-навсего скорый дождь, а не конец света. Ссылаясь на то, что он уж слишком пересмотрел и перечитал ужасов, парень практически успокоился и собирался снова включить музыку, чтобы хоть как-то поднять себе упавшее настроение, как неожиданно какая-то тёмная и большая точка влетела в его лобовое стекло. Сердце Шастуна подскочило к самому горлу, а после ушло в пятки, где и остановило свой бег на несколько секунд, а из груди вырвался истошный крик, который Антон даже не услышал. Неприятный и громкий шум, похожий на помехи радио, стоял в черепной коробке, не позволяя нормально соображать. Резко нажав на тормоз, парень закрыл глаза на пару мгновений, словно бы готовясь к смерти, а после испуганно уставился на стекло, что теперь украшала большая трещина, внутри которой была неизвестно откуда взявшаяся кровь.       Затаив дыхание, Антон смотрел строго перед собой и ничего не мог увидеть; перед глазами стояла непроницаемая тёмная пелена, которая обычно появляется, когда человек резко встаёт на ноги.       Тонкая струйка крови медленно сбегала вниз по стеклу, оставляя после себя красноватую дорожку, от одного взгляда на которую становилось не по себе.       Почувствовав, что он вот-вот задохнётся, Антон сделал глубокий вздох и провёл трясущейся рукой по волосам, убирая их назад с потного лба.       Он сбил… кого?       В голове, пробираясь сквозь неприятное шипение, возникла сотня и одна мысль, что перебивала одна другую, пытаясь стать единственной, на которую Шастун обратит внимание. Кое-как переведя взгляд в сторону, Антон на автомате открыл дверку автомобиля и тут же выбрался наружу, полной грудью вдыхая неожиданно холодный и сырой воздух; казалось, что он сдавливал лёгкие изнутри, стараясь разорвать их к чёртовой матери. Повернувшись в сторону капота, Антон на ватных ногах подошёл к нему и заметил в нескольких метрах от передних колёс ворона, у которого вовсе отсутствовала голова, а одна из лап валялась недалеко от мёртвой птицы. Хватило одной секунды, чтобы внутри парня сработал какой-то механизм, что заставил вернуться из желудка съеденный завтрак и обед.       Выпрямившись, он протёр рот рукавом рубашки и, закрыв глаза, облокотился на капот машины. Антон хоть и не был экспертом по всяким мистическим знакам и прочей лабуде, но ворон в лобовое стекло — явно не к добру и здоровью. Шумно вздохнув, он поднял взгляд к небу, на котором не осталось ни одного светлого участка. Казалось, что дождь должен хлынуть на парня с минуту на минуту. Неожиданно Шастун словил себя на мысли, что он всё ещё спит на своём стареньком диванчике в квартире, а на фоне идёт фильм, в котором кого-то жестоко пытают, с наслаждением, постепенно вытягивая жизненные силы.       Отчего-то вздрогнув всем телом, представив, как на месте жертвы оказался он сам, Антон, не задумываясь, ущипнул себя посильнее и тотчас зашипел. Он чувствовал боль, а значит не спал. Ещё раз взглянув вперёд, на дорогу, что простиралась на тысячи километров, Шастун решил разворачиваться обратно и как можно скорее уносить ноги домой, как резко передумал, представляя самодовольное лицо Димы, которое так и говорило: «Видишь, Антон, я был прав. Я, а не ты!».       Нахмурившись, парень пробурчал себе что-то под нос и, видимо, победив состояние «трусливого зайца», сел обратно в машину, громко хлопнув за собой дверью. Стараясь даже не обращать внимания на трещину посередине стекла, Шастун повернул ключ зажигания; мотор несколько секунд издавал странный звук, а после завёлся. Машина тронулась с места, отправляясь в неизвестную даль.       Около мёртвой туши ворона уже начали кружиться мухи.       Может быть Антон и подчинился своему чувству самосохранения, если бы, конечно, он не был настолько самоуверен и горд. Создавалось впечатление, что Шастун лучше бы прыгнул в жерло вулкана, чем признал своё поражение или неправоту. Он был тем самым человеком, который до последнего будет стоять на своём, даже если будет знать, что он не прав. Он никогда не уступит.       Гордый дурачок.       До предела нажимая на педаль газа, Антон мчался вперёд, нередко попадая в небольшие ухабины и ямы, коими пестрила трасса. Видимо, очередной законослужитель вместо того, чтобы потратить выделенные деньги на ремонт дороги, предпочёл положить их в свой большой карман, в котором и так уже давным-давно перестало хватать места; он рвался по швам.       Шастун, слишком увлёкшись мыслями о своей правоте, вовсе не заметил, как асфальтированная дорога закончилась, и автомобиль помчал по грунтовке, которая довольно-таки далеко располагалась от трассы. Сам того не поняв, он свернул куда-то вбок, где по двум сторонам от дороги находился более густой и старый лес. Туман окутывал стволы деревьев до такой степени, что нельзя было понять, были ли они там на самом деле. И если бы парень не был так далеко в своей голове, то обязательно бы заметил перемену в окружающем мире.       Если бы он думал о дороге…       Неожиданно автомобиль налетел на что-то в непроницаемом тумане, и Шастун, будучи благодарным своей забывчивости о замене подушки безопасности, приложился носом о руль.       — Блять, — выругавшись, он схватился руками за повреждённую часть тела и почувствовал, как тёплая кровь струилась между его пальцев.       Широко раскрытыми глазами посмотрев вперёд, Шастун повторно выругался и, открыв дверь, вывалился на улицу. Из-под капота автомобиля валил густой дым, который можно было заметить даже сквозь туман. Машина налетела на высокий пенёк, который оказался посередине дороги.       Чертыхнувшись в очередной раз, парень со всей силы ударил ладонью по железному корпусу автомобиля и, шумно выдохнув, уставился в ту сторону, куда он бессознательно направлялся.       Вдалеке виднелось несколько ярких огней.