Saint porn

Спящим он кажется ещё привлекательнее. Волосы на запах заварные, а улыбки вкусные, сладкие. Джун помогает взобраться сверху и только теперь понимает – он сильнее. Почему-то его губы напоминают терпкую пристань, но в дуэте с гуляющими по голой груди щупальцами-пальцами – плен. Джин накрывает мягкой волной утреннего безумия. Это слишком пошло, но кого волнует, когда процесс и отсчёт уже запущены. Мешающие шорты придают жару к нещадному желанию: выходит потираться замедленно, до удушья, и нужда прорисовывается уже во взгляде. Его пошлые глаза заставляют терять фокус, они мерещатся уже повсеместно. Развязный. Открытый. Нуждающийся. Сокджин настолько идеально вырисовывает пахом мучительно-круговые, что в какой-то момент Нам вздрагивает. Значит, подведённая черта одежды слишком воспалилась. Непослушные горячие ладони – они обжигают кожу, когда доползают до шеи. Покорное влечение, но одна деталь прежде – завладеть. Резко и грубо. Чтобы весь жар разошёлся равномерно и отдался разжиганием в пахе. Как и Джин, вобравший быстро, открыв вид на влажные ресницы. Выдохи отвечают рваными вибрациями, а узы пальцев тянут постепенно, лишь дальше. Больше. Он доводит до боли в кромках, но дарит растянутое в карамель исступление. Не горячка – медленный танец со смертью. Это Намджун. Только он, Намджун, имеет на него право, а вместе с тем и просто его. Только Намджун сеет чувства через чужие чёрные глаза и звуки в уши. Только Намджун – тысячи дорог страха перед неизвестным и нарушение святой тишины. Намджун – гавань; как зверь, рвущий все преграды и тонкие налёты теней от боязни. С ним горячо. Нам подцепляет его почти за подбородок, притягивает и жадно налетает утомляющим поцелуем. С Джином нужно лишь так – до ледяных покалываний и искромётных вспышек. Пальцы голодно сдавливают шею, а вторая рука шастает по спине. Царапается, заставляя забито мычать. После тепло пощадить: лишь дать осесть на бёдрах и вжаться в лоб за секунду до. У Джина плывёт силуэт реальности, когда Нам так плавно доводит до конца и изматывает, подталкивает в пучину полного краха. Всё застывает в покусанных губах, бездыханно, ядовито. Асфиксия давит шёлковым ошейником из намджуновой силы. Хватает доли бессознательности, чтобы уловить новое начало. Горячая струя по напряженному животу – током. Словно набрав полные лёгкие наркотика, Джин степенно выдыхает, когда Нам отпускает. Отчего-то улыбается. Обезумевший. Несётся на него до конца, втрахивает бёдрами, не давая ухватиться за тело. И в грудной клетке что-то бешено рвётся, колется, не зная выхода, но Сокджина ведёт от мысли, что теперь всем управляет только он сам. В прогибе Намджун падает на холодные подушки, хотя падок только на чёртовы глаза над собой. А Джину хорошо. Джину мокро в матрице неги. Увидеть все чувства искрящие из падшего тела – слабость. Но вывести на муку из плавности важнее. Сокджин смыкает колени по его бокам, вдавливается и налегает сверху. Необходимый трепет – иллюзия, и Намджун заходится басовитым стоном, ловя россыпь укусов по шее и мочках ушей. Главное, не дать остановить себя, через дрожь улавливать неспешную истому и затягивать пелену оргазма. Джин вдыхает его воздух из губ, басовитый рык и влагу снизу. Беспрерывные покусывания за щёки, кровяные полосы на бёдрах от несдержанности Нама. Он засмотрелся чудом: Намджун невидяще видит его. Глаза теряют орбиты и без удушья; за поволокой нарочных набиваний с последних сил, Джун взмок, напряжённо прижал к себе, не давая терзать обоюдностью. Come show me your true colors Paint me a picture with your true colors От него веет безумием. От него Сокджин пьянеет и содрогается. Нам прикрывает глаза, выдыхает в губы, насильно притянув его ближе. Галлюциногенно. Борются за последние минуты, жадно целуясь. Так неистово, что кажется, радужные приливы скоро вырисуются реальностью, выйдут из пьяных голов. Неизбежная, мучительная близость вжимает в каждым атомом-клеточкой. Голова кругом, под закрытыми веками тоже плывёт. Так с лихвой жарко в этой стёртой линии между телами. Будто после смерти, в ушах что-то мелко пищит, а сознание вырывается наружу. Этот вакуум точно один на двоих. Намджун треплет его волосы, больно сжимает бёдра, не зная, куда девать гуляющие руки. Выступившие лопатки станут пристанью для болезненного кайфа. Он выдыхает в протяжный стон, мычит, впившись зубами в плечо, глазами ловит слой иллюзии. Прокусил и тут. Поиздевался совершенно случайно, но за это запачкал тела, выставив напоказ всю дребезжащую душу. These are confessions of a new lover True colors Умостившись поудобнее, обоим становится долгожданно. Тепло. Вязко и пошло они смыкаются, не понимая, кто чего хочет, но зная, что нужно лишь скорее и сильнее. Мычат в поцелуе, потому что Джун не прекращает терзать возбуждение старшего даже рукой, а Джин раззадоривается до бесстыдных шлепков по груди. Это похоже на неказистую картину, размытую, а ближе – затянутую, совсем камерную. Ким перенимает внимание так же быстро, как и руки Нама, сжимая запястьями вокруг головы. Губы смяты в попытках добраться и укусить. Намджун не даёт сползти, пунктиром прорисовывает линию по его скуле, ловя себя на диком желании снова впиться. Он голоден до него. Поцелуй Джина поднимает на лопатках, выпадом раздробливает боль в неестественном изгибе. Джун внутри и ощущается, что Сокджин в тысячный раз падает в обморок. Растормошивают. Будят. Красные полосы на груди и лице, движения крепкой дрожью сжимают всмятку. Мокрый. Кипящий. Абсурдно мягкий. Намджун дрочит ему, чувствуя, что воздух кончается, а жизненно важное задыхается над собой. Терпеливо вжимается стихией, вбивается в него. Сокджин распластан поверх бёдер и не собрать, он до крови рассекает на его животе себе-ведомые узоры. Глубоко вбирает каждый выдох из губ, лишь бы набраться воздуха. Сейчас внутри каждого что-то топится, будь то градус опьянения любовью или терпкий стон на кончике языка, но момент застывает в смертельной грани: Джун не дышит, он вдавливается и почти рычит в его ухо, процеживая всё до последней капли внутрь. Джин теряется, поднимает туманный взгляд, кончает. Слишком горячо он цедит остатки агонии. На самом деле у него давно выгорела вся душа от Намджуна. Пальцы промокли в волнении, а волосы дарят волны мурашек чересчур болезненной страсти. На самом деле о таком не говорят, но Сокджин уповает на каждый его выдох. Им не нужны границы для остаточного владения душами.