Колыбельная

Двери захлопываются, и вместе с этим хлопком уходит шум и гам, царивший в оставшейся позади комнате. Ямамото вдыхает полной грудью уличный воздух, наполненный ароматом недавно прошедшего дождя и белых роз, усаженных вдоль аллей возле особняка Вонголы. Газоны коротко подстрижены, в саду как обычно порядок и... тишина. Мечник оглядывается по сторонам и достает из кармана дорогого пиджака какие-то дешевые сигареты японской марки. Какие-то. Которые когда-то курил его отец. Он затягивается, и на периферии сознания мечется мысль, что его отчитают, если застукают. И это заставляет усмехнуться: хоть что-то не изменилось с того времени, когда он ходил в школу, был душой всех компаний, играл в бейсбол и помогал отцу в ресторанчике. Но кто же знал, что жизнь сыграет с ним такую шутку. Жить ради Вонголы, убивать ради Вонголы, улыбаться ради Вонголы. И периодически говорить Гокудере, что у него все как обычно окей. У него, может, и все окей, но точно не у его психики, помахавшей ему ручкой, как только Шигурэ был впервые омыт кровью врагов. Кто бы мог подумать, что Весенний Дождик, самый милый Хранитель Вонголы и просто душевный человек окажется самым большим психом во всей этой компании. Может быть, ему стоило бы посоревноваться с Мукуро за место "главного неадекватного". Может быть, будь отец жив, он бы подсказал, как с этим справиться. Но тот исчез, а в голове звучит навязчивая песня, которую он сам теперь напевает низким и слегка сиплым голосом своим жертвам. Его меч звенит каждый раз, едва ли не дрожа в руке, и требует от него больше крови. Осталось только поставить его перед собой, упасть на колени и молиться на него, как на Божество. А если точнее, то молить, чтобы тот не давал ему творить еще более ужасные вещи. Шигурэ похож на ребенка, маленького, эгоистичного, напевающего свою колыбельную. Она успокаивала, завораживала, а потом заставляла судорожно цепляться за уходящие воспоминания о том, как он собственноручно с улыбкой срезал одну голову за другой. Словно он играл в бейсбол, а по полу катились не головы, а бейсбольные мячики. Все это игра, вся жизнь — игра, не более. — Опять куришь, — еще один хлопок дверью и тихий голос позади. Не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, кто это. — Еще и непонятно что. — Каждому свое, Хаято, — как-то слишком глубокомысленно это звучит, и Такеши хочет даже посмеяться над собственной же фразой. Он не должен быть таким серьезным. — Ты прав. Каждому свое. Только выкинь эту дрянь, — мечник все же разворачивается к Гокудере лицом и смотрит в изумрудные глаза. Толку? Он ничего там все равно не увидит. — Ты и сам только недавно бросил курить, — с упреком отвечает брюнет и улыбается, когда замечает, как Хаято раздраженно хмурится. — Ямамото, четыре года — это не недавно. Смирись, у тебя зависимость, — мечник улыбается еще больше, обнимая Хранителя и притягивая к себе. — Я зависим от тебя, Хаято, — ласково шепчет на ушко подрывнику и усмехается. — Что за неумелая попытка соблазнить? — несмотря на возмущение, никто так и не стал отстраняться. — Это не попытка соблазнить. Я зависим от тебя, сигарет, Вонголы и Шигурэ Кинтоки. Но ты стоишь на первом месте, — решает продолжить список Такеши, оставляя засос на бледной коже шеи блондина и отвлекая его от разговора. Гокудера всегда в этом списке будет на первом месте. Потому что как только его жизнь закончится, мечник без сомнений споет колыбельную Шигурэ в последний раз — для себя.