Tell me a story that I can't forget

Старый садовник рассказывал истории лучше, чем кто-либо в имении. Возможно, лучше, чем кто-либо ещё во всем Сеуле. Когда жаркое летнее солнце, наконец, спускалось за горизонт, послушать его тихие рассказы собирались почти все обитатели этого дома. На просторной открытой веранде, освещённой всего лишь несколькими светильниками, яблоку негде было упасть. Но только не у стены, где в глубоком удобном кресле восседал сам хозяин имения - Чхве Сынхён. По правую руку от него, у его ног, на большой мягкой подушке, всегда умащивался Джиен. Слева, метрах в двух - сам рассказчик. - Я поведаю историю о дивной красоты девушке - прекрасной телом и душою. Гордой и вольной, доверившейся в руки самого прекрасного мужчины в её стране, - садовник подносит к бледным морщинистым губам трубку и затягивается крепким душистым дымом. Женская половина аудитории невольно подается вперёд: любовные истории удавались старику особенно хорошо. Джиен нервно комкает тонкими пальцами шёлк расшитого райскими цветами и птицами кимоно. Дым струится по воздуху причудливыми узорами и старик продолжает. - Девушка покорилась и полюбила всем сердцем и душою. Но не знала, что не всегда стоит принимать на веру сладкие речи. Не думала, что ласковые руки могут врать. Прошел год или месяц, и надоела мужчине мягкая покорность. Утихла былая страсть, и уют приелся. Начала его раздражать любовь девушки. Стал он избегать её всё чаще, и в конце концов сослал с глаз в отдаленный лесной домик, коротать дни в глуши и одиночестве. Старик снова замолчал, давая слово стрекоту ночных насекомых и потрескиванию огня в светильниках. Откуда-то из толпы слушателей донёсся тихий всхлип. У Джиена и самого уже глаза были на мокром месте. Пользуясь перерывом в рассказе, он перевёл взгляд на Сынхёна и поймал его мягкую улыбку. В груди потеплело. - Не верила девушка, что покинули её навсегда. Ждала, надеялась, тосковала. Звала. Но ни одной весточки не прислал ей любимый, ни разу не приехал навестить. А однажды услышала она разговор сплетниц-служанок, будто бы ходят слухи о том, что любимые её привел в дом новую молодицу и милуется с нею, о прежней любви и не вспоминает, - всхлипы в толпе стали громче, сквозь мутноватую пелену Джиен видел, как молоденькие служанки утирают глаза платочками. Сынхён запустил ладонь в копну выбеленных волос, и Джиен тут же вскинул на него взгляд. От тепла, которое светилось в глубине кофейных глаз, ледяной комок переживаний, скапливающийся в груди, мгновенно сменялся талым потоком весенней нежности. - Разбилось сердце девушки, как статуэтка фарфоровая. Поняла она, что вверила себя не в те руки. Горько проплакала она три дня и три ночи, шептала, не переставая, имя возлюбленного, надеялась, что появится он и развеет слухи лживые. Но не слышал тот её мольбы, слишком увлечен был новой страстью. На четвертый день девушка в безумии бросилась со скалы на острые камни, не в силах вынести душевной боли. Старик замолчал. Все присутствующие замерли в ожидании. Неужели, это всё. Неужели так просто всё и завершится. Садовник не спеша вытряхнул пепел из трубки, убрал её в карман и сложил морщинистые руки на коленях. - Не горевал мужчина о былой зазнобе, даже рад был избавлению, - в тишине надтреснутый голос прозвучал, как набат. - Почувствовал себя свободным, вздохнул полной грудью. Но недолго ему довелось пожить с новой молодицей - стали мучить сны страшные, кошмары ночные. Стал он беспокоен и слаб. Лучших медиков и врачевателей со всей страны приглашали к нему, но никто не мог помочь. А в первое полнолуние пожаловал к нему гость ночной, незваный, нежданный. Пошёл мимо охраны, сквозь стены, предстал перед ним во всей своей красе. Слушатели невольно подались вперёд, затаив дыхание. - Встала пред мужчиной мертвая зазноба его. И была она прекраснее, чем при жизни. Не учёл он силу любви девичьей, силу обиды. С того света вернулась, шестихвостою лисицею переродившись. Вернулась свое по праву забрать. Обещал любовь вечную - пришло время слово держать, - старик вздохнул и перевел взгляд на полоску ночного неба. - Никто не знает, что произошло той ночью, только наутро нашли хозяина дома уже холодным. Его волосы были белыми, как снег, а на шее багровел след от поцелуя. Джиен застыл, пораженный концовкой рассказа. Так горько стало ему за неизвестную девушку, вынужденную до скончания веков нести бремя одиночества. Горячие пальцы Сынхёна успокаивают, глядят по шее, и Джиен прикрывает глаза, укладывая голову ему на колени. Все переживания исчезают, когда Сынхён поднимается из кресла и тянет Джиена за собой. Тот послушно следует за ним в спальню, освещённую только лунным светом. Но им не нужно видеть. Едва закрывается дверь, Сынхён прижимает Джиёна к себе и проходится лёгкими поцелуями по его лицу. Распутывает вычурный узел на поясе, вынимает Джиена из шёлкового кокона, что ту бабочку. В темноте, на смятых простынях, им так хорошо вдвоем, что никаких мыслей не остается. *** Джиен не мог точно сказать, когда всё пошло не так. Что произошло такого, что Сынхен стал его сторониться. Больше времени проводить на работе, возвращаться домой все позже, да и тогда просто запираться в кабинете и просиживать там почти до утра. - Сынхен, что-то случилось? - раз за разом спрашивал Джиен, когда всё же удавалось встретиться с Чхве. От него только отмахивались. Джиену было пусто и холодно засыпать одному на огромной кровати. Он грустил и пытался выведать у слуг, что происходит с хозяином. Но домашняя челядь ничего не знала, а приближенные Сынхена хранили молчание. Хуже всего стало, когда Сынхен объявил, что Джиен переезжает в город. Квону помогли собрать вещи, посадили в машину и увезли. Сынхен с ним даже не попрощался. Джиен, словно во сне, позволил завести себя в просторную дорогую квартиру в одном из престижнейших районов Сеула, рассеяно кивнул на приветствие выделенной ему служанки и заперся в спальне. Там была большая мягкая постель, почти такая же, как и в особняке Сынхена. Джиен безошибочно понял, что спать на ней ему придется одному. Парень лёг набок, притянув колени к груди, и постарался успокоиться. Он покрутил в руках тонкую коробочку мобильника, набрал сообщение и долго не решался отправить. "Почему?" Ответа он так и не получил. *** За две недели, которые Джиен провел в этом доме, Сынхен не приехал к нему ни разу. Неулыбчивая служанка ничего ему не говорила, сходить ему было некуда, поговорить тоже не с кем. Квон на глазах увядал от тоски и неизвестности. «Что происходит?» Нет ответа. «Ты меня больше не любишь?» Тишина. «Не хочешь…» Никакой реакции. «Я не заслуживаю даже ответа?» Ничего, ни слова в ответ, полное игнорирование звонков и самого акта Джиенова существования. - Лучше бы ты просто вышвырнул меня на улицу, - шепчет Квон, обнимая себя руками. Он свернулся в клубок на диване в гостиной. Комната освещалась только светом «снежащего» телевизора. Джиен теперь почти всегда был здесь и в такой позе, ненадолго засыпая и снова возвращаясь в реальность. Забывал есть. Перестал разговаривать. От осознания того, что он надоел самому дорогому для себя человеку, тому, кто обещал всегда любить и защищать, внутри что-то постоянно кровоточило. - Не могу больше. Играющий в молчанку телефон выскальзывает из ослабевших пальцев, но Джиен этого даже не замечает. Он, как сомнамбула, поднимается с дивана и идет к входной двери. Дверь отпирается с тихим электронным писком, пропуская парня сквозь себя. Не замечая ничего вокруг, Квон медленно, шаг за шагом, подымается на верхний этаж. Он знает- там открытая терраса. А ещё - вид на весь город. И даже дальше, туда, где в окружении пышного сада находится особняк Сынхёна. Оказывается, на улице ливень. Даже природа скрывает от глаз Джиена то место, где он оставил свое сердце. Даже последнего взгляда ему не достанется. Квон кричит из последних сил, в надежде, что хоть так получится достучаться, но порыв ветра относит его голос в сторону, отбрасывает, как небрежно смятый клочок бумаги. У Джиена подкашиваются колени, но на ещё один, самый главный, шаг ему сил хватает. На мокром асфальте его кровь растекается причудливым багровым узором, словно десятки змеек разбегаются в панике от изломанного тонкого тела. Дождь припускает ещё сильнее в надежде на то, что всё удастся скрыть, но тщетно. *** Тонкий ободок молодого месяца с любопытством выглядывает в разрыв между тучами.