Tell me a story that I can't forget

Сынхен облегченно выдохнул и устало потер переносицу. За последние пару недель он ощутимо исхудал, под глазами залегли тени. Но отчет его помощника говорит о том, что ситуация, наконец, стабилизировалась - с кланом Ли удалось достичь компромисса. Теперь можно не бояться каждого шороха, не опасаться, что вспыльчивый глава клана пошлет убийц по твою голову. Или по голову близкого тебе человека. Теперь Джиен снова может вернуться домой. Сынхен слабо улыбнулся. Ну и устроит же тот ему взбучку за то, что ничего не объяснил. Но по-другому было нельзя - только полная потеря связи, иначе Квон, лишь заподозрив неладное, пешком вернулся бы сюда. Сынхен уже почти набрал его номер, когда дверь в кабинет распахнулась настежь. На пороге застыл запыхавшийся и бледный, как смерть, парень. - Господин Чхве... - он пытался отдышаться. Сынхен его не торопил, горло сдавили ледяные пальцы предчувствия беды. - Господин Квон, он... - Он - что? - голос осип. Сынхен смог только слабо прошептать вопрос. - Господин Квон покончил с собой. *** Погода скорбела вместе со всеми обитателями дома. Улыбчивого доброго Джиена здесь любили все, воспринимая его не столько, как любовника хозяина, но как милого младшего брата. Веселого, иногда вредного и капризного, но отзывчивого и всегда готового помочь. На матраце из белоснежных цветов, в своем любимом шёлковом кимоно, Джиен выглядит ещё более юным, чем раньше. Сынхен осторожно перебирает пальцами пряди его волос и до смерти боится дотронуться до кожи. Ощутить её восковую холодность. Расстаться с иллюзией того, что Джи просто спит. Он что-то едва слышно шепчет дрожащими губами. Но слишком поздно. Тот, кому предназначается послание, больше никогда не услышит обращенных к нему слов. Похоронная процессия готова выдвигаться на кладбище, но ни у кого никогда не хватит мужества поторопить Сынхена. Запись с последними минутами жизни Джиена Чхве пересматривал бесчисленное количество раз. Камера наблюдения давала не очень уж хорошее изображение, но будь он проклят, если не понял, что в ту ночь кричал Квон. Будь он проклят за то, что довел его до такого состояния. За то, что оставил одного. Что не дал хоть малейшего намёка. Теперь они будут гнить вместе. Джиен – в сырости и темноте под землёй, а Сынхён - доживая свою опустевшую жизнь под палящим солнцем. *** Сынхёну снились кошмары. Сынхёну снился Джиен. Он улыбался, смеялся и тут же мрачнел, как только видел Сынхёна. Радостная улыбка сменялась презрительной гримасой. Джиен отворачивался, отходил подальше. Это была даже не злость. Не обида. - Ненавижу тебя! – уверенно звенел всегда такой мягкий голос - и у Сынхёна внутри всё обрывалось. Чхве снова просыпался от того, что захлёбывался теми словами, которые так и не успел сказать. Снова осматривал пустую комнату, освещённую только слабой лампой у окна Густые тени по углам сжимаются, отступают за секунду до того, как Сынхён открывает глаза. Он замечает движение, но думает, что это всё от усталости. С тех пор, как умер Джиен, он почти не спал. Ещё больше похудел, а круги под глазами стали почти такого же цвета, как тяжёлые смоляные пряди на голове. Но короткие минуты сна - единственный способ увидеть Квона. Его улыбку. Сынхён все ещё надеется до него докричаться. *** К ночи, когда сад заливает молочно белый свет луны, Сынхен совсем отчаивается. Именно сейчас он лучше всего понимает, в каком состоянии находился Джиен в тот момент, когда шагнул с крыши. В это ночь Чхве даже не нужно закрывать глаза, чтобы встретиться с Квоном лицом к лицу. Тени на стене приходят в движение, и Джиен просто шагает в комнату, легко ступая по полу босыми ступнями. Сынхён смотри на него во все глаза и думает, что в этот раз сон на удивление реалистичен. У Джиена всё такие же выбеленные волосы, но кожа намного бледнее, чем при жизни, от чего глаза кажутся особенно яркими, а шелк кимоно почти режет глаза слишком яркими цветами. На лице Джиена нет презрения или злости. Черты застыли, словно маска, в непроницаемом спокойствии. - Здравствуй, Сынхён. - Джи… - Чхве протягивает к нему руку, но Квон трогает её только взглядом. - Не смей называть моё имя! – в голосе звенит сталь, и Сынхён безвольно роняет ладонь на постель. Пусть сон и стал реалистичнее, но от этого только больнее. – После того, как ты меня предал… Голос Джиена срывается под конец, и он рассержено поджимает губы. - Прости, я не думал… Не знал, что так получится, - Сынхён подается вперёд, снова протягивая руку к Джиену. – Зачем ты это сделал, Джи? Зачем? Квон не успевает сделать шаг назад, когда горячие пальцы обвивают его запястье. Кожа у Джиена холодная, как лёд. Сынхён переводит на него неожиданно растерянный взгляд и успевает уловить, как поверх давно знакомых черт на мгновение поступает что-то иное. Квон шипит и выдёргивает свою руку, из-за его спины появляются шесть пушистых лисьих хвостов, обрамляющих тонкую фигуру, как веер. Сынхён отшатывается назад и пугается. В голове проскакивает дикая мысль, что это совсем не похоже на сон. - Зачем? – шипит Джиен и подходит ближе, упирается одним коленом о постель, нависает над Сыхёном. – Зачем?! А тебе не приходило в голову, что я просто не смог без тебя жить?! Ты был для меня всем! Самой жизнью. Как ты мог? Даже ничего мне не сказал… Под конец злость в его голосе заменяется обидой и непониманием. Сынхён снова хочет его обнять. Ему наплевать на всё – это же его Джи. Но Квон снова не позволяет. Рассерженно фыркает и в следующую секунду два его хвоста крепко охватывают запястья Сынхёна, как кандалы из пушистой стали. Чхве дёргается, но Джиен держит крепко. - Прости. Я думал, что так будет лучше, я хотел тебя защитить. - Ты идиот, Сынхён! – снова почти срывается на крик Джиен, а Чхве отстранённо думает, почему на крики ещё не сбежалось полдома. – Я тебя ненавижу! Не прощу, никогда не прощу! Джиен наклоняется всё ниже, обхватывает ледяными ладонями лицо Сынхёна. Тот дрожит. Кажется, через это прикосновение его тело покидает всё тепло. - Ненавижу, - снова шепчет Джиен и в его глазах загораются золотисто-зелёные огоньки. Когда Квон прижимается губами к Сынхёновой шее, тот удивленно охает. Ему не больно, и это даже могло бы сойти за ласку, если бы не холод, разливающийся по телу. Немеют руки, уже не чувствующие меховых оков, сердце замедляем свой ритм. Сынхён из последних сил борется с отяжелевшими веками, но в этой битве ему не суждено победить. В спальне слышится только перешёптывание листьев на деревьях да стрекот кузнечиков. Джиен всё же решается выпустить холодную руку Сынхёна из своих пальцев. - Ненавижу тебя, - слабо шепчет он, поднимаясь с постели. Коротко целует в губы и отстраняется. – Всегда буду ждать. *** Утро поместья начинается с истошного вопля служанки, пришедшей будить хозяина. На крик тут же сбегается половина прислуги. Старик-садовник заглядывает в комнату с террасы, выходящей в сад. Смотрит на белые волосы, смотрит на багровеющее пятно на шее и что-то тихо-тихо бормочет себе под нос.