Уроки без обязательств

Грустно, что прошлым становится не только плохое, но и хорошее. Эльга Мира. Улитка

До своего стабильного заработка в виде картин Юнги был ничем. Брошенный на произвол судьбы, он подрабатывал в любом месте, за любой работой и за любые деньги. От обычного мойщика унитазов до случайного прохожего, совершившего сделку с выгодной бандой местной мафиози. Сколько в этом деле не возись, вскоре обязательно вляпаешься в кучу дерьма, которая будет стоить тебе жизни. И главный герой не был исключением. Так потрёпанный от чёрной и бездарной жизни Мин Юнги оказался вжатым в угол новостройки с дулом у лба. Здоровенный по параметрам Юнги мужик до этого хорошенько надавал по морде, сломал пару косточек, ну и выбил из него все возможности связать слова. Если честно, Мин уже был не против, чтобы пуля в пистолете продырявила его чёртов череп. Он даже захныкал за удвоенную скорость данного процесса, лишь бы поскорее закончить. Но этот громила только и твердил о каких-то деньгах и пакетах с наркотой. Только Юнги даже ответить ему нечего. Он не влезал в грязный бизнес сам, лишь слегка подрабатывал на побегушках у местной мафии. То туда донести и оставить, то там забрать — не более. Он не знал, что берёт, а что отдаёт. Просто выполнял. Только как это донести до тупорылой гориллы, которая только и умеет, что угрожать и хреначить. Да и надо ли что-то объяснять? — Да не знаю я ничего. Я работал «мимо проходящим». Срал я на ваши сделки. — Сосунок отвратный. Провонял уже всеми местными помойками, что-ли? Проку от тебя, как от дерьма. Лучше просто прихреначить. Видимо, жизнь его так любила и хранила, что даже падай он с самолёта, всё равно остался бы жив. Пуля то попала в голову, только не в его. Выстрел, и огромная туша лежит у ног. Не то, чтобы Юнги разочарован таким поворотом событий, но на радость просто не хватило как сил, так и эмоций. Юнги плохо видит своего спасителя из-за заплывших кровью глаз. Он слышит тревожный голос и видит приближающую тень человека, а после картинка мира исчезает во мраке. Умер ли он в тот момент или просто отрубился, была ведомо только самому Господу Богу. Не читая рассуждения о загробной жизни и не интересуясь данной тематикой в принципе, Юнги не знал, могут ли мысли так заполнять голову после смерти. Тогда, скорее всего, он всего лишь без сознания. Или всё-таки можно? В голове пролетели множество мыслей о семье, жизни, людях когда-то окружающих его и, в конце концов, о самом себе. Какого чёрта он так испортил себе жизнь? Психованный подросток, который просто показал свой нрав в отношении родителей. Да кто так не жил? Пережил бы эти годики, тихо рисовал, поступил бы в хороший университет, была бы работа, девушка, жизнь, наконец. Зато сейчас он независим и свободен, как скатывающиеся в канаву говно по трубе из туалета под названием жизнь. От родителей он по прежнему слышать ничего не желал, как и они от него, друзья давно продались, а ты бомж. «Ну и хуй с ним» — надо бы сказать. «Когда я сдохну?» — оказывается реальностью. Было бы не плохо, если бы пуля всё-таки пробила дыру, а то порядком подзадолбался Мин Юнги купаться в своей «свободе». Темнота вокруг не исчезала. Может всё-таки умер? Сначала чувствуется холод, потом вода, а затем снова тепло. В ушах какой-то шум, а голова продолжает безжалостно отстукивать пульсами боли. Хочется выдергивать волосы и просто визжать, хорошо бы сгодилось такое состояние для сигнализации. Дышать становится всё трудней, в груди ужасная боль, чувствуется только тяжесть. С каждой секундой Юнги всё больше надеется на смерть, пока яркий свет не приводит в чувства. В следующий раз, когда он открывает глаза, перед ним склоняется детское миловидное личико. Это девочка лет двенадцати с удивительно сильно пухлыми губами. Она протирает влажной холодной тряпкой его горячий лоб, но увидев раскрывающиеся веки, начала что-то выкрикивать. Юнги до сих пор плохо слышал, видимо, не до конца придя в чувства, как неожиданно слух прорезало громкое: — Хосок-оппа, он проснулся! Проснулся! Хосок-оппа! Через мгновенье появилось второе лицо. Парень с необычно длинным, именно длинным, лицом обеспокоенно рассматривал Мина, проводя пальцами по ярко выраженной скуле. — Ты в порядке? Ничего не болит? — Как у меня может ничего не болеть, если у меня сломаны долбаные рёбра, и меня несколько раз хорошо приложили головой об стену. Естественно мне больно. Юнги попытался присесть, но резкая боль в груди лишь вызвала томный вой, а окружающая реальность стала вертеться в глазах. Хосок сразу же уложил его обратно и наказал не вставать. Сам куда-то исчез, оставив девочку присматривать. — Отлично. Я вообще где? — Обратился Мин к ней — Сколько я пролежал? — Около 27 часов, но оппа присматривал за вами. Вы скоро поправитесь. Какая точность во времени. Она снова провела мокрой тряпкой по лицу, и по коже прошёлся приятный холодок. Вокруг были облезлые стены с редкими постерами, а на одной из них несколько треснутых зеркал. Где-то в углу играл старенький магнитофон, распространяя по комнате новый музыкальный трек, Юнги слышал его как-то на улице, а рядом валялась огромная куча дисков. Нащупав руками под собой, Юнги понял, что лежит на матрасе в окружении нескольких одеял. На нем была новая свободная одежда, приятно пахнущая дешёвым порошком из местной химчистки. Видимо, не совсем новая. Послышались шаги. Хосок появился с пакетом в одной руке и бутылкой воды в другой. Достав пачки различных таблеток и бинтов, он разложил всё содержимое вокруг и принялся копаться в них, пытаясь разобраться что и для чего необходимо. — Миса, — Он протянул девочке несколько купюр. Да этот парень явно не попрошайка, чтобы жить в таком месте, — Сходи в продуктовый и купи что-нибудь поесть. Девочка кивнула и сразу же убежала, оставив парней двоих. Юнги проводил взглядом исчезающие пятки ребёнка и посмотрел на своего спасителя. Такой спокойный и уверенный в своих действиях, что неосознанно становится безопасно находится рядом и довериться всем его действиям и словам. Аура стойкого человека была так необходима Мину, что он просто наслаждался данной обстановкой. — Миса? Что за имя? — Она японка, — Хосок протянул три таблетки и открытую бутылку, — Я не врач, поэтому всё заживёт не так быстро, но помочь смогу. Таблетки выпей, а потом я тебя зафиксирую бинтами. Я взял несколько мазей, помогают при сильных ушибах. У тебя ещё голова была разбита, но её мы уже подлатали, только обработаю чуть позже. Юнги одним залпом выпил весь предложенный набор таблеток, придерживаясь на локтях. Хосок распаковал пакет бинтов и приблизился к Мину, слегка поддерживая для удобства. Горячие дыхание обдало шею, заставляя Юнги вдохнуть больше воздуха, но этого стало только больней. Хосок пытался обвязать худощавую спину, когда их глаза встретились. Горячий молочный шоколад в глазах одного, и горький кофе у другого. Но оба отлично сочетались с мятой. — Что японка тут делает? — Отвел взгляд Юнги. Ему было неловко так близко находиться к чужому человеку. — Она из детдома. Точно не знаю, но вроде как родители отправили её сюда к бабушке и забили. Вскоре женщина та скончалась, и о ребенке никто не хотел заботиться. Власти не стали разбираться в сложившейся ситуации и отправили в детдом. Юнги усмехнулся. Он смог бы найти общий язык с этой девчушкой. На вопросительный взгляд Хосока, он покачал головой, мол — «ничего». Минут через 20 в комнату влетела та самая Миса. В руке был один большой пакет, набитый быстро приготовляемой лапшой, молоком разных вкусов и парой шоколадками. От увиденного живот Мина заурчал, напоминая о последнем двухдневной давности приёме пищи. — Я не знаю, что можно ещё приготовить здесь, поэтому взяла что обычно. — Всё нормально. Думаю, что наш гость не сильно расстроится, — Взяв пакеты, Хосок направился на другую строну комнаты. Виднелась маленькая переносная плитка с небольшой кастрюлькой сверху, — Ты же не будешь придираться? — Пофигу. А вообщем-то, зачем вообще обо мне заботитесь и кто вы такие, в конце концов? — Я — Чон Хосок, местный танцор. Зарабатываю своим хобби на жизнь. Это Миса. Часто проводит время здесь, занимаясь вместе со мной. Мы нашли тебя избитого в новостройке и не могли же оставить там. Подобрали и позаботились о твоём выживании. Юнги поморщился: его спаситель скрылся, оставив умирать, а те двое подобрали, будто так каждый день делали. Откровенно попахивало ложью, но какой смысл искать правду, если главное, что ты жив? — А в больницу отправить? — Документов у тебя не было, денег тоже. На вид был похож на бомжа, поэтому думаю, что на тебя бы там просто забили, — будто подготовленной заранее речью прокомментировал Хосок. — Ну тогда расскажите, что да как у вас тут. Позже Юнги узнал многое: о местном районе, о его жителях, о бандах, нашёл свое призвание в искусстве. Прошло около двух недель, когда Юнги мог без видимой боли передвигаться. Выходить ему не позволяли, а идти то было некуда. Он решил перекантоваться тут до полного выздоровления, а дальше как судьба ляжет. Не жить же постоянно за чужой счет и под покровом заботы Хосока. Тот всегда был рядом и ночевал на принесенном втором матрасе. С каждым днём они узнавали что-то новое друг о друге: о семье, друзьях, взглядах, интересах. Хосок оказывается потерял семью давным давно, а теперь зарабатывает на жизнь своим телом, танцами точнее. Он ухаживает за детьми из одного приюта, пытается помочь с деньгами. Не любит лживых людей, верит в настоящую любовь и обожает персиковый сок. Не знал Мин, зачем ему всё это знать, но пытался расспросить всё больше и больше. С каждым разом из разговоры затягивались, улыбки появлялись чаще, а голоса звучали роднее. Наблюдая как-то за практикой своего нового друга, Юнги пытался запомнить каждый изгиб тела во время движения, каждую эмоцию, каждый вздох. Всё это нашло отображение на листке бумаги, принесенном по просьбе самого художника. Он набросал эскиз, не планирую сделать из этого картину. Просто вдохновение, сошедшее в порыве страстного танца Чона. Но чужие глаза заметили тонкие линии на белой бумаге. — Ты рисуешь? Это же так красиво, почему ты не говорил об этом? — Отдай, — Юнги потянулся за своим творением, но Хосок забрал лист, продолжая восхищаться работой, — Это просто набросок. — Набросок? Тогда какие картины ты рисуешь? — Я не рисую людей, — всё-таки забрав рисунок, Юнги скомкал его и выбросил в окно, — Балуюсь пейзажами. — Открой свою мастерскую. Какое прекрасное предложение. Юнги обернулся на своего друга: глаза обоих засияли ярче обычного. В голове сразу нарисовалось, сколько красок надо купить, кисточек, других материалов, где бы устроиться и с чего начать. Вместе они многое спланировали и многое осуществили. Хосок был ангелом, посланным Мину за страдание. Он помогал ему во всём: спонсировал, хотя Юнги усердно отнекивался, поддерживал и стал в общем-то необходимым элементом его жизни. Теперь Юнги был уверен, что рядом всегда есть надежное плечо. А после найденное в кармане штанов друга эскиз Мина, который он отправил в окно, снял все границы о невозможности такого прекрасного человека. Прошло два месяца с их знакомства. Юнги окреп, открыл всё же свою мастерскую и начал возвращать должок. То они сходят в кафе, то в кино за счёт художника. Мин снял квартиру, где они проводили много времени вместе. Сам Хосок отказался от общей квартиры, утверждая, что не хочет мешать Юнги. Но сам Юнги так не думал. Он уже понял, что вляпался в ещё более вонючее дерьмо, когда осознал, что чувствует к своему другу на самом деле. Чон был младше его на год и самым волшебным человеком в этом мире. Он был открыт и честен, предан своему делу, ему нравилось помогать нуждающимся, заботиться о детях и проводить время с Мином. Он был бы отличным мужем, если бы не последний пункт. Жена бы не одобрила вечные встречи между ними, ведь Юнги тот ещё хмырь. Стоило ли рассказывать о своих чувствах или нет, тогда было непонятно. Просто они сами пытались вырваться наружу, а Мин лишь рещил сделать это подобающим образом. Он нашёл старую застройку с отличным видом на район, принёс пару бутылок пива, что не являлось романтичным, но оставалось отличным выбором. Плед и включил на новеньком телефоне любимые песни друга. Не знал он, насколько правильно поступал и стоило разрушать дружбу, но пути назад. Юнги никогда не был ярым гомофобом, ему было параллельно — будь он с девушкой или с парнем, разницы особой не играло. Но этот случай оказался каким-то опасным и подозрительным. Руки тряслись в ожидании времени, а пот все не прекращал капать с лица. Да что же это такое? Приглашённый Хосок как раз появился в точное время, около десяти вечера. Светился как всегда, проделывая своей улыбкой в сердце Мина огромную дыру. — Случилось что-то хорошее? Что за праздничная атмосфера? Ничего такого, чтобы Юнги хотелось сброситься прямо от сюда, но желание почему-то не проходило. Он предложил другу одну из бутылок и пригласил полюбоваться звёздами. «Какой, блять, романтик» — проносилось в голове страшего. Они пронаблюдали за небом два часа, рассказывая самые откровенные секреты. Лежа на холодном бетоне покрытым лишь тонким пледом, они жались друг к другу, чтобы стало хоть немного теплее. Пальцы рук опасно соприкасались, от чего сердце билось в сто крат сильнее. Юнги пытался найти сигнал с выше, как лучше рассказать о своих чувствах, когда в небе блеснула «падающая звезда». Пора? — Хосок, — Мин повернулся лицом к другу, но сразу пожалел об этом. Такие чисты глаза не должны вообще находиться рядом с ним, как в чувствах то признаваться? — Я тут подумал… Мы знакомы немного, но… Ну понимаешь… Я хочу сказать, что… Блять, чё так сложно? Ещё одна попытка заглянуть в глаза друга оказалась неудачной. Чужие губы слегка коснулись его, словно легкое дуновение ветра, едва заметное. Юнги не был точно уверен, галлюцинации это или реальности, но возможность терять было нельзя. Он прильнул к Хосоку, вбирая всё тепло его тела, но потерял контроль, когда длинные пальцы Хосока толкнули его на спину. — Взаимно. Юнги никогда так не целовался. Слюнявился в школе с каким-то девчонками, но чтоб до мурашек — впервые. Руки ласкали его тело, а в ответ слышались томные стоны. Так близко и так горячо, что сдерживаться никто не хотел, да и не требовалось. Зачем ставить замки, если обоим хочется парить. Пальцы ловко скользили по коже, даря невероятные ощущения. Каждый участок тела отзывался на нежные прикосновения, пытался втянуть в себя запах Чона и трепетал от каждого последующего действия. Юнги вцепился в чужие волосы, пытаясь притянуть ещё сильнее. Языки уже выписывали двойные пируэты, не давая никому вздохнуть. Сладкой пеленой наслаждение накатывало в столь яркую ночь. Хосок подминал под себя податливое хрупкое тело, оставляя на боках синие и фиолетовые отметины. Каким бы нежным и милым он не казался, контролировать силу в такие моменты почти невозможно. Четно пытавший скрыть свои стоны Юнги всё громче скулил, прося большего. Чон оставлял легкие поцелуи на губах, на кончике носа, на веках, скуле, щеках. Он проделал длинную мокрую дорожку от подбородка, остановившись на выпирающих ключицах. Слегка прикусил кожу, будто отмечая свою территорию. Юнги взвыл, и его голос заполнил черепную коробку, отчего Хосока просто срывало. Он незамедлительно стянул футболку с Мина и после отправил за ней вслед свою. Вернувшись к искусанным губам, он вновь втянул старшего в поцелуй. — Хосок, я больше не могу… Чон ухмыльнулся и снова отправился поцелуями вниз. Он рисовал губами узоры на груди, задевая чувствительные соски и раздразнивая Юнги ещё сильнее. Вечерняя прохлада и жар тел создавали яркий контраст ощущений. От груди к животу, щекоча языком чувствительный пупок, он спускался всё ниже и ниже. Легкая дрожь прошлась по телу Юнги, оставляя за собой неожиданные оковы страха. Что будет дальше? Заметив это, Хосок взял руку старшего и прикоснулся губами к длинным пальцам. — Всё будет хорошо. Слова эхом повторились в голове, и Мин расслабился. Он доверял младшему не только тело, но и душу, отдавался на растерзание его словам и поступкам. Горячие желание перекрывало все доступные каналы осознания того, что твориться. Юнги стал ветром, незаметным под яркими лучами солнца. Он научился летать, разговаривать со звёздами, любить день и восхищаться цветами. Он полюбил жизнь. Одежда давно покинула их тела. Губы Хосока спустились на уровень ниже положенного и сразу же обхватили влажную головку члена. Громкий стон сорвался с уст старшего. Он пытался схватиться руками за порывы ветра, лунный свет, горячее дыхание, но лишь терялся в звёздах в глазах. Ощущения своего члена в чужом рту вскружило голову, и Юнги готов был кончить без дополнительных опций. Лишь бы Хосок не прекращал движения языком и головой. — Ах… Хосок, я сейчас… Ещё пару движений вниз-вверх, пару похлюпываний, и Юнги в приступе оргазма извергается в рот Хосоку. Тот до последней капли всё проглатывает, что так приятно удивляет Юнги, и улыбается…как солнце. — Почему после минета ты остаешься таким ярким? — Потому что света нет без темноты, а ты словно моя личная ночь. Смех немного разрядил такую жаркую и опасную для обоих обстановку, но не долго. С маленькими искрами в глазах Чон снова приблизился к Юнги. Никто не планировал останавливаться этой ночью, никто не собирался прекращать. В эту ночь они показали звезды в глазах, искры в прикосновениях, соединили ночь и день в закат и рассвет. Насладившись друг другом, они укутались в свою собственную одежду. Ловя дыхание и взгляды, они не оставляли между собой никакое пространство. Два магнита разных полюсов нашли друг друга на холодном бетоне, пропитавшийся сегодня их чувствами. Судьба, злодейка, долго играла с нервами Мина, пока не подбросила его в объятья этого танцора. Счастье, что та пуля всё-такие не прошла сквозь его голову, именно сейчас так сильно заполняло изнутри. Нашедший счастье своей жизни, Юнги продолжал льнуть к чужой груди, вдыхая аромат тела. Ему хотелось запомнить каждую деталь, повторить это в своих снах, рисунках, в памяти. Словно ошпаренный, Юнги подскочил с места и принялся одевать свои штаны, кидая шмотки также в сторону Чона. — Что-то случилось? — Хосок обеспокоенно приподнялся, наблюдая за суетливостью хёна. — Нет, у меня появилась идея. Одевайся. Мы идем в мою мастерскую. Без лишних слов они добрались до мастерской — держась за руки, чтобы больше не отпускать. Освещали помещение лампы и свечи, что выглядело довольно эстетично. Юнги носился по комнате, собирая нужные краски и кисти, установил стул перед мольбертом и поставил два фонаря совсем рядом, направляя свет выгодно для него. — Садись, — указал он на стул. — Ты не рисуешь людей. — Ты не человек, ты что-то большее. Линия за линией, на листке проявлялись первые черты. Каждую деталь Юнги прорисовывал тщательно, не пропуская из вида любую родинку, любой шрамик или волос, попавший на лицо. Ровный нос, идеальная форма губ, прекрасный разрез глаз - всё было прорисовано с чувством. За это время Хосок ни разу не дернулся, не повёл головой. Он ещё и идеальный натурщик. Портреты Мин Юнги — это больше, чем прекрасно. Это работа высшего класса, которая обязательно должна быть признана на мировом уровне. Если у Юнги появится своя коллекция портретов, то их можно будет продать за кругленькую сумму и обеспечить престиж и авторитет среди всех деятелей искусства. Возможно, в будущем его мастерская стала бы школой, а после академией. Последняя линия скользнула по гладкой бумаге, и Юнги довольный проделанной работой, демонстрирует результат Хосоку. Краски были отложены, предпочтенные быть использованы завтра и закончить работу до конца. Глаза Хосока засияли ярче самих ламп, направленных на его лицо. Все эмоции говорили о восторге и восхищении. — Боже, это прекрасно хён. Ты не должен скрывать это. — Это мой личный порыв. Я не могу показать его чужим глазам, — Юнги отложил портрет и уселся на чужие колени, — Не оставляй меня, ладно? Чон слегка приобнял художника за талию и приблизился к его лицу, оставляя невесомый поцелуй на лбу. — Конечно. Впереди был год сказки. Они проводили вместе всё свободное время: валялись дома у Юнги, иногда танцевали, иногда рисовали, напивались до потери пульса, ходили в детский дом, зависали на баскетбольной площадке. Даже Рождество прошло волшебно - они накупили еды, алкоголя и вручили друг другу подарки. Одному достался целый набор художника с новыми кистями, красками, а другому несколько новых дисков и магнитофон. Тот совсем тарахтеть перестал. Весной любовались цветением сакуры, устраивали пикники - ну просто рай для любой парочки. За этот период времени они познакомились с Намджуном. Так Юнги спокойно приобретал то, что давно искал - семью. Но может ли счастье длиться вечно? Нет. Они договаривались больше не встречаться, ведь обоим было неизмеримо больно видеть звёзды в глазах друг друга. Когда-то стёртые воспоминания снова прокручивались в голове, продолжая терзать покрытое шрамами сердце. Кожа покрылась нестерпимыми ожогами, появившимися от прикосновений чужих рук. Каждый миллиметр тела горел от злости, собственного бессилия и эгоизма. Между любовью и ненавистью один шаг, но возможно ли застрять на середине этого пути? Кажется, что Юнги вполне доказал осуществимость данного варианта. Когда-то человек, который открыл ему вселенную, подарил стимул жить, оборвал всё, что так долго плёл. «Не строй мечты о прекрасной жизни, парень. Живи реальностью. Везде тебе ждёт полное разочарование» — не раз эти слова случайного попутчика в автобусе прокручивались в голове Мина, но кто же знал, что философами не становятся, а рождаются.