***
Удобно устроившись на крыше соседней многоэтажки, откуда хорошо просматривался двор, убийца ждал. На часах без пяти восемь. Этот самый Шастун никогда не опаздывал. Он успел изучить его привычки, последив за ним пару дней. На часах восемь, и вот, наконец, появляется этот парень. В прицеле убийцы очень хорошо видны все детали. То, что убийцу поражало за все эти дни слежки, так это руки его будущей жертвы. Длинные руки с тонкими кистями, на которых было множество браслетов, а на тонких пальцах имелись кольца. Зачем ему столько? А, впрочем, это не имело никакого значения. Ещё несколько минут, и все кончится. Антон шел к своей машине, а убийца отсчитывал последние секунды его жизни. Палец медленно ложится на спусковой крючок. Ещё немного, совсем чуть-чуть… В прицел видно, как парень достает телефон, отвечая на звонок, и убийца непроизвольно вздрагивает. Парень стоит посреди двора и заливисто хохочет в телефонную трубку. Чего он ржет, как подорванный? Убийца матерится сквозь зубы и вытирает со лба капельки пота. Момент упущен, и несостоявшаяся жертва покидает двор… Есть еще одно место, где Шастун любит появляться с завидной регулярностью — городской парк. Гуляет он там. Иногда катается на роликах, иногда встречается с друзьями. Но сегодня Шастун был один. Его было прекрасно видно в оптический прицел, и убийца вновь делает вдох, палец плавно ложится на спусковой крючок. Три, два, один… Убийца снова вздрагивает и шипит сквозь зубы. — Сука-а, — вновь несостоявшаяся жертва весело хохочет, отбиваясь от дружелюбного лабрадора, который проходил мимо вместе со своей хозяйкой, но вдруг решил познакомиться с высоким парнем. Да что за чертовщина такая? Убийца злится не на шутку. Кто он такой, этот парень? Почему, когда он смеется, у него просто не поднимается рука нажать на курок? Ублюдок своим смехом продлевает себе жизнь. Ну ничего, недолго ему осталось смеяться.***
Прекрасная погода, ярко светит солнышко, поют птицы, люди идут по своим делам. Гудят клаксонами нетерпеливые водители, мир живет, не останавливаясь ни на секунду. Антон не спеша выходит из парка, начинает переходить дорогу, как тут… — Молодой человек! Не подскажете, как добраться к центру? — приятный голос заставил парня обернуться. Из машины неопределенной марки на него смотрели глаза-океаны. — Конечно, сверните на светофоре налево, потом все время прямо, и через метров двести будет указатель. Обладатель синих глаз вышел из машины с картой в руке. — Спасибо! А вот еще подскажите, где находится эта улица… Антон склонился над картой, и в этот самый момент обладатель синих глаз вынимает из кармана руку с зажатым в ней предметом и резко приставляет к пояснице парня. Раздается характерное «дзззз», и парень, охнув, без сознания валится прямо в руки синеглазого. Все решают секунды: шокер в карман, парня в салон, полный газ, и машина скрывается за поворотом. А мир продолжает жить своей жизнью. Только вот солнышко спряталось. Похоже, дело движется к дождю…***
Как же нестерпимо больно ноют запястья. Как нестерпимо отдает тупой болью в висках. Глаза туго завязаны, а во рту кляп. Где он, что произошло, Антон вспомнить не мог. Но, вероятно, ничего хорошего. Потому что если ты связан по рукам и ногам, то, определенно, ничего хорошего не произошло, и в ближайшее время не произойдет. Дверь скрипнула, и в комнату кто-то вошел. Пленник замер, с шумом вдыхая воздух носом. — Очнулся? — голос хриплый и полный ненависти. Шаги приблизились, и чужой ботинок с силой впечатался Антону в живот. Воздух внезапно пропал совсем, и Антон, выгнувшись, захрипел от боли. Чужая рука выдергивает кляп, и Антон хватает ртом спасительный воздух, чтобы уже в следующую секунду вновь его лишиться. Снова удар в живот, и пленник сипит. «За что, почему?» — проносится у него в голове. Сильная рука хватает его за шиворот и силой отбрасывает к стене. Пленник ударяется головой и со стоном сползает вниз. Тяжелое дыхание где-то совсем рядом. Антон дрожит, хватая ртом воздух и вжимается в стену. Новый удар по лицу, и Антон со стоном валится на пол. Тяжелая поступь совсем рядом. — Не надо! — Антон кричит из последних сил, а затем всхлипывает, сжимаясь в комок. — Не надо, — шепчет парень, облизывая разбитые губы. — Пожалуйста. Тяжелая поступь замирает, а затем отдаляется. Слышно, как хлопает дверь, а затем — скрежет ключа. Пленник остается один, наедине с пульсирующей болью по всему телу, постепенно проваливаясь в спасительный сон.***
Он выходит из комнаты и, заперев дверь на ключ, сползает по ней на пол. Зачем он притащил парня к себе? Почему не убил еще там в машине? Почему он так реагирует на его смех? Слишком много «почему» и «зачем» для такого, казалось, пустякового и привычного для него дела. Холодный расчет — вот что главное, а не тупые эмоции, которым так подвластны обычные люди. Он не обычный, он другой. Холодный. Безжалостный. Расчетливый. Избил он этого парня лишь для того, чтобы стереть с его лица улыбку и гребаный смех, который так мешает нажать на курок. Прислушиваясь сейчас к тихим всхлипам за дверью, он заметил, что легче не стало. Даже совсем наоборот. Где-то в районе сердца заныло непривычной болью. Надо же, у него есть сердце. Впервые за долгие годы он его почувствовал. — Сука, — прошипел убийца и, резко поднявшись, ринулся на кухню. Открыв шкафчик, достал початую бутылку коньяка и плеснул в стакан. Затем, видимо, передумав, приложился к горлышку сухими губами и начал пить прямо с горла. Обжигающий напиток разливался по телу, успокаивающим теплом заглушая непривычную боль. Пофиг, что он пьян. Зато теперь ничто не помешает ему совершить задуманное… Резкий звук заставил Антона дернуться и открыть глаза. Чудо, но повязка с глаз исчезла, и руки теперь были свободны. Ну, если это можно так назвать. Правая рука была пристегнута наручниками к батарее, оковы ощутимо сжимали запястья, причиняя дискомфорт. Звук, потревоживший Антона, исходил из двери. Походу, ее открыли с ноги, и она со стуком впечаталась в стену. В комнату, пошатываясь, вошел темноволосый мужчина в черной футболке и синих джинсах, следом за ним вплыл перегар. Но Антона привлекло не это. Глаза мужчины — цвета неба, глубокие, как два океана, но и это было не главным. В руках у мужчины был пистолет с глушителем. Большой, черный пистолет с глушителем. Антон такие только в кино видел. Слегка усмехнувшись, мужчина поднял пистолет и направил его Антону в голову. — Нет! — Антон вскрикнул и закрыл лицо рукой, так, словно это могло помочь ему. Мужчина что-то прошипел и опустил пистолет, а в следующую секунду тяжелый ботинок вновь впечатался Антону в живот. Коротко вскрикнув, пленник сжался в комок, и следующий удар пришелся в плечо. Антон застонал, а мужчина словно обезумел. Сорвал с себя ремень с пряжкой и начал хлестать им пленника, нанося все новые и новые удары. По ногам, рукам, спине, один раз пришелся по лицу, оставляя багровый след на щеке жертвы. Пленник уже не кричал, он скулил, сжавшись в комок, вздрагивая всем телом от наносимых ударов. Наконец, мужчина выдохся. Он отбросил ремень в сторону и схватил пленника за шиворот. Сквозь гул в ушах до избитого парня начали долетать слова. — Ну что, ублюдок, смешно тебе? Почему ты не смеешься? Смейся, ну! — убийца тряхнул свою жертву, выдыхая ему в лицо пары алкоголя, а затем разжал пальцы. Антон осел на пол, сжимаясь в комок и трясясь от боли и страха, всхлипывая и хватая ртом воздух. — Сука! — вновь прошипел убийца и стремительно вышел из комнаты, оставляя жертву наедине со своей болью.***
Когда Антон вновь очнулся, в комнате было темно, но дверь была приоткрыта, и полоска света из коридора пробивалась в темную комнату. На диване напротив сидел он, низко опустив голову. Всё та же одежда, все тот же пистолет в руках. Антон инстинктивно сжался. Удары от ремня еще чувствовались на теле, причиняя боль. Убийца молчал, рассматривая пол, и Антон не выдержал: — Что вам нужно? Что вы хотите? Денег? У меня нет денег, — отчаянный шепот Антона нарушил тишину. — Отпустите меня, я… — Антон всхлипнул и замолчал. — Кто ты, мать твою, такой? Что за гребаный ублюдок? — прошипел убийца, не поднимая головы, а затем хмыкнул и поднял голову. Даже в полумраке Антон увидел эти глаза, которые пронизывали его насквозь. А затем он поднялся. Антон вздрогнул и вжался в стену. «Если он снова начнет меня бить, пусть лучше убьет сразу», — пронеслось в голове у парня. Антон даже и не подозревал, что убийца не может выполнить последнее действие. Очень хочет, но не может. И что его уже достали гребаные смс и звонки. Заказчик, чертов заказчик, интересовался, почему в новостях он так и не прочел об Антоновой смерти. Всего этого Антон не знал. Мужчина, увидев, как дернулась жертва, усмехнулся. Как-то горестно и очень печально. А затем направился к двери, но на полпути обернулся. — Я не могу тебя отпустить, все зашло слишком далеко, — с этими словами убийца вышел за дверь, и настала звенящая тишина.***
Прошло два дня, во время которых Антон видел закрытую дверь, воду с куском хлеба и пустое ведро, которое служило ему туалетом. А еще пару холодных глаз. Убийца приносил ему еду и молча уходил. За это время Антон понял, что убивать его не будут, но и отпускать не намерены. А добиться каких-либо ответов от хмурого нетрезвого похитителя было нереально. Несколько раз Антон слышал писк мобильного, разговор на повышенных тонах, мат, а потом были слышны звуки бьющейся посуды. После одного такого разговора он снова избил Антона ремнем, а затем отстегнул наручники и оставил избитого, хрипящего от боли парня лежать на полу. Следы от ударов болели нестерпимо. Даже в детстве, когда ему прилетало ремнем по попе от матери, ему всегда объясняли, за что. А тут лупят ни за что, просто так. Просто потому что плохое настроение. Антон плакал от безысходности, от боли и страха, совершенно не стесняясь своих слез. — Хорош реветь, — послышался от двери глухой голос. — Спать мешаешь. Антон всхлипнул, растирая слезы по щеке. — Хорош, я сказал. Или сейчас в подвал к крысам переселю. — За что? — Антон выдохнул, пытаясь успокоиться. К крысам в подвал не хотелось, а не доверять словам похитителя причин не было. — Отпусти меня, пожалуйста, я никому не скажу, обещаю, — Антон всхлипнул и сжался от внезапно вспыхнувшего света под потолком. — Какой же ты наивный, глупый! — убийца вошел в комнату и присел рядом с измученным пленником. — Ненавижу тебя! Это я должен спрашивать, за что мне достался такой заказ! Какого хрена я не пристрелил тебя сразу, как собаку! Похититель схватил Антона за ворот мятой рубашки и зашипел ему прямо в лицо: — Заказали тебя, понимаешь? Заказали, мне! Будь проклят тот день! Сдохнуть ты был должен еще два дня назад! Ублюдок конченый, впервые в жизни рука не поднялась! Кто ты, мать твою, такой? Ты смеешься, а у меня все внутри переворачивается! Ты даже не представляешь, что ты творишь! Антон не понимал, что за бред несет этот парень. Но то, что его лучше не злить, было понятно сразу. — Они мне звонят, требуют, требуют, а я не могу, — Антон вздрогнул от отчаянного горячего шепота у себя над ухом. — Не могу, знаю, что погибаю. Без твоей улыбки погибаю, — внезапное признание заставило Антона замереть, а в следующую секунду он почувствовал на своих губах чужие губы и задергался, пытаясь вырваться из железной хватки. Грубая рука вцепилась ему в загривок, фиксируя голову, а чужой язык по-хозяйски залез ему в рот. Антон застонал, когда мужчина оттянул его нижнюю губу, сминая губы в грубом поцелуе. А затем убийца схватил его за ворот рубашки, заставляя подняться на ноги, и потом грубо пихнул на диван. — Не надо! — Антон понял, что сейчас произойдет, и попытался вскочить, но резкая оплеуха повалила его обратно, а следом навалилось тяжелое разгоряченное тело. Антон выдохнул и, отвернувшись, закрыл глаза, только бы не видеть, что с ним делает этот человек. Лучше бы он его убил. Сейчас не пришлось бы сходить с ума от боли и унижения. Чужие губы жадно впились в шею, оставляя метки. Чужие руки разорвали рубаху на худощавом теле, и Антон снова дернулся, но уже от боли. И в один миг все прекратилось. Антон открыл глаза и сглотнул. В глазах-океанах плескалась боль, а пальцы мучителя скользили по красным отметинам, оставленными ремнем. Ладони скользили по груди, животу, бокам, словно пытаясь заживить их. Рука скользнула по щеке, где совсем недавно тоже была отметина. Антон отвернулся и вновь закрыл глаза. Пусть делает, что хочет. Уже все равно. Хуже, чем есть, уже не будет. — Прости, — прошептал мучитель, оглаживая тонкую кисть, на которой виделись следы кровоподтеков от наручников. Чужие губы коснулись живота, и Антон распахнул глаза. Нет, нет, только не это. Этого не может быть. — Не надо, — прошептал Антон и отвернулся, чтобы скрыть свое покрасневшее лицо. Но мужчина, похоже, уже все понял. Он плотоядно улыбнулся, словно хищник, почуявший добычу. Чужие губы провели мокрую дорожку от шеи до живота, и Антон издал тихий стон. Чужая рука накрыла выпирающий холмик, одновременно с этим чужие губы уже не так грубо сомкнулись на губах пленника. Антону захотелось сдохнуть здесь и сейчас, только бы не извиваться от ласк, наслаждения, которые дарит мучитель, совсем недавно избивавший его. Это неправильно, этого не должно быть, этого не может быть. Антон сцепил зубы, когда язык похитителя лизнул его сосок на груди, а руки быстро и ловко стянули с него штаны. Антон вновь попытался вырваться, но мучитель крепко сжал руки у него над головой и прошептал, не прекращая поцелуев: — Будь послушным мальчиком. Ты же сам этого хочешь, не вынуждай меня брать тебя силой. Хватка ослабла, и Антон вновь тихо застонал, когда мужчина сжал его член в своей руке, лаская его, медленно, словно издеваясь. А затем настроение мучителя вновь поменялось, и он резко перевернул свою жертву на живот. Антон выдохнул, когда чужие губы сомкнулись на его избитой спине и начали буквально вылизывать каждый кровоподтек. Чужая рука спустились ниже, поглаживая колечко сжатых мышц. Послышался звук плевка, и мокрый палец входит в него до конца. Антон стонет от боли, вцепившись пальцами в диванную обивку и пытается глубоко дышать. — Какой ты горячий, — шепчет мучитель, заставляя пленника выгибаться от жарких поцелуев, заставляя принять второй палец. Антон вздрагивает и неприлично громко стонет, но ему на это плевать. Ласки похитителя сводят с ума, заставляя пленника метаться, словно в бреду. Грубый толчок вырывает из его груди тихий всхлип. От распирающей боли внутри хочется бежать. И жертва делает слабую попытку вырваться. — Больно… не надо, не… — Антон стонет, руками пытаясь оттолкнуть от себя разгоряченное тело. Чужие руки сжимают запястья за его спиной, и мучитель вновь толкается внутрь разгоряченного тела, еще раз и еще. А затем похититель хватает его за волосы, заставляя поднять голову и прогнуться в спине. Угол проникновения меняется, и пленник, к своему стыду, скулит от наслаждения, забывая обо всем на свете. Темп нарастает, движения становятся грубыми и резкими, мучитель с рыком вдалбливается в податливое тело, заставляя пленника давиться собственными стонами. — Не на… — Антон задыхается от резких толчков и что-то рычит сквозь зубы. Воздух накаляется, по комнате разлетаются прерывистые хрипы и звук шлепков о ягодицы. В какой-то момент волна оргазма накрывает Антона с головой и парень рычит, изливаясь на диванную обивку. Следом кончает и мучитель, откатывается в сторону, тяжело дыша, разглядывая потолок. — Твою мать, — шепчет он и стремительно поднимается, поправляет и застегивает штаны. Хлопает дверь, звук поворота ключа — и пленник остается один, растерзанный во всех смыслах этого слова. Антон не успевает подумать о своей несчастной судьбе, потому что по квартире проносятся еще какие-то звуки, и слышится, как хлопает входная дверь. Похоже, мучитель покинул квартиру. Куда и зачем понесло этого парня посреди ночи, предположить трудно. Антон закрывает глаза, постепенно проваливаясь в спасительный сон.***
Проснулся Антон от того, что вновь хлопнула входная дверь. По инерции он весь подобрался. В комнату вошел он, хмурый и чем-то обеспокоенный. — Переоденься, живо, у тебя три минуты, — на диван полетела какая-то одежда, и мучитель отошел к двери, скрестив на груди руки. Антон ничего не понимал, но решил лишний раз не злить этого парня. Надел просторные штаны, кроссовки, футболку и куртку. — Отлично, — одобрил похититель и, схватив парня под руку, потащил на выход из комнаты. А вот походу и конец настал. Осознав, что его тащат на улицу, возможно в лес, и что, вероятней всего, не на пикник, Антон начал вырываться. — Нет, ну пожалуйста! Не надо, я не хочу, я… — Заткнись и иди! — холодный голос, пронизывающий насквозь взгляд. И вдовесок, холодный ствол пистолета без глушителя до боли вжался в ребра, заставляя подчиниться. Заметить, где они, Антон не успевает. Понимает, что на улице раннее утро и пронизывающий ветер. Машина мчится по полупустой дороге подальше из города. «Ну точно в лес», — с горечью подумал Антон, когда за окном промелькнули последние многоэтажки, и они выехали на трассу. Все это время мучитель молчал, сосредоточено вертя руль и слишком часто поглядывая в зеркало заднего вида. Наконец, машина свернула куда-то к лесу и остановилась на опушке. Похититель, вцепившись в руль, смотрел прямо перед собой, а затем Антон услышал его тихий рык: — Выходи, живо, у меня мало времени. Антон сглотнул, но все же подчинился. Следом вышел он, накручивая на ствол пистолета глушитель. Антон сглотнул. На глаза навернулись слезы, и он посмотрел наверх. На белые облака, на макушки сосен, на пролетающих мимо птиц. Неужели сейчас все закончится? Вот так все закончится? — Ты понимаешь, что если я тебя не убью, то убьют меня?! — резкий окрик заставил Антона вздрогнуть. Мучитель вновь грубо схватил его за ворот куртки и притянул к себе вплотную. — Я не могу этого сделать. Рука не поднимается, гребаный ты сукин сын! — грубый поцелуй, и он вновь оттолкнул его от себя. Антон выдыхает, и ему почему-то становится очень жалко этого человека. — Не смей меня жалеть! — мучитель отходит подальше и одним движением выкидывает ствол в чащу леса. — Не смей, ты, моя гребаная проблема! На какой-то момент на опушке воцаряется тишина. Похититель тяжело дышит, прикрыв глаза, а затем вновь подходит к поникшему парню. — В городе тебе оставаться опасно. Ты умный мальчик, ты все понимаешь. Вот деньги, вот билет на самолет. Забудь свою прежнюю жизнь, все забудь. — Обладатель глаз-океанов сует в руки ничего не понимающего Антона пачку денег, еще какие-то бумаги и продолжает говорить. — Самолет через два часа, вот по той тропинке выйдешь прямо к аэропорту. Вроде все, вали. — А ты? — Антон слышит свой голос и сам себе не верит. — Я? — голос мужчины удивленный и весьма озадаченный. — Ты что, псих? Я тебя вроде по голове не бил. Я сказал, вали давай, какого черта? — Я просто… — Антон выдыхает и опускает голову. — Что ты просто… что?! — он снова срывается на крик, а затем чуть тише добавляет. — Выплыву, и не из такого дерьма выбирался, — он подходит ближе и ласково проводит ладонью по его щеке. — Уходи, я не знаю, почему тебя заказали, но они не остановятся. Иди, времени мало. — Скажи хоть, как тебя зовут, — Антон словно оттягивает момент расставания. — Секс еще не повод для знакомства, — ухмыляется темноволосый, а затем, немного подумав, добавляет: — Арсений. Так меня звали когда-то, сейчас я просто Арс. Проваливай уже наконец, я стал слишком сентиментален. Это опасно для киллера. Антон разворачивается. Уходить, понимая, что больше он никогда его не увидит, тяжело. Ему немного больно, и невероятно жаль этого человека. — Антон! — раздается сзади, и он резко оборачивается, словно ждал, когда мужчина позовет его. Арсений подходит ближе и обхватывает ладонями его лицо, нежно целует, а затем шепчет прямо в приоткрытые губы: — Улыбнись мне. Хочу напоследок видеть твою улыбку, вот такой я псих, прости, — Антон улыбается. Впервые за эти дни он улыбается, и на сердце становится очень легко. — Улыбайся и не прекращай смеяться. Никогда не прекращай. Возможно, этим ты спасешь себе жизнь, — шептал мужчина, опаляя своим дыханием кожу светловолосого парня. — Уходи! — с силой толкает его в грудь, заставляя прийти в себя. Антон выдыхает и, развернувшись, идет по указанной дорожке. Нет, он не идет, он бежит. Подальше от всего этого ужаса, случившегося с ним за эти дни. От этого грубого несчастного парня, заставившего его испытать боль и наслаждение. Он слышит шум мотора, но продолжает бежать, до тех пор, пока не становятся видны очертания аэропорта. Где-то совсем рядом загудел самолет. Он в изнеможении оседает в траву, пытаясь унять подступившие слезы. Он не понимает этих слез, он не хочет их понимать. Через два часа стальные крылья уносят его в сторону Москвы, чтобы начать жить заново. Чтобы вновь улыбаться, и никогда не прекращать смеяться, и смешить других.***
Он стоит на крыше пятиэтажки. Он любит здесь бывать, наблюдая за людьми, идущими по своим делам. Игра у него такая. Но сейчас не до игр. Последние дни поломали его мировоззрение раз и навсегда. Сейчас он просто стоит. Курит, наблюдая за белыми облаками, за бликами яркого солнышка. За бликами прицела оптической винтовки на соседней многоэтажке. Да, она, родимая. Темноволосый ухмыляется и затягивается, выпуская вверх сизое облако, затем выкидывает окурок и поднимает лицо к яркому солнышку. Прикрывает глаза и улыбается, а затем начинает смеяться, громко, от души и до слез. Говорят, что смех продлевает жизнь. Пора убедиться, так это или нет на самом деле…