Baby, did you forget to take your meds?

Когда Микки открывает глаза, в комнате царит полумрак. Ему адски хочется курить. Он пытается нащупать пачку сигарет, но на тумбочке ее нет. Из его груди вырывается недовольный стон. Он чувствует себя таким разбитым. Все, что нужно — это несколько затяжек и банка пива. Парень скатывается с кровати, недовольно трет глаза, подходит к двери и его ладонь замирает на ручке. Этот голос. Голос, который не слышал уже 11 месяцев. Микки слышит тихий смех где-то в гостиной, резко одергивает руку от двери и снова садится на кровать. Светлана отвечает на вопрос парня: — Да, вчера он потерял этого своего жирафа где-то по дороге и никак не мог уснуть. Тане пришлось облазить все магазины, но нигде не было ебучих жирафов, в итоге она купила плюшевую морковь, нарисовала на ней пятна фломастером, но Ева так легко не проведешь. — Она тоже смеялась. Пиздец. Им там так весело. Обсуждают ебучие игрушки, как ни в чем не бывало. Как парочка друзей. Микки сжимает кулаки. Он не знает, как должен поступить. Выйти к ним, встретиться взглядом с Йеном, сказать ему что-то? «Ну, привет. Давно не виделись. Как ты?». Ха. Верх лицемерия. «Я скучал. Я так, блять, скучал». Он слышит, что рыжик снова смеется, и этот смех стальными иглами проникает в мозг Микки. — Я куплю ему жирафа. Правда, Ев? Хочешь, чтобы дядя Йен купил тебе жирафа? Дядя Йен. Дядя. Мать его. Йен. Микки чувствует, что его голова сейчас взорвется. Это так неправильно. Этого не может происходить. Его бывший парень не может сидеть сейчас в гостиной с его ебучей женой—проституткой и сыном, обсуждая при этом жирафов. Пусть даже плюшевых. Они не могут так непринужденно смеяться, когда он сходит с ума в комнате. Когда он чувствует, как легко им было вычеркнуть его из своей жизни. Как легко было Йену. И он решает остаться в комнате. Ему совершенно не хватит сил сейчас выйти туда. — Я пойду. У меня сегодня ночная смена, а я обещал забежать к Фионе. — Микки слышит, как скрипит диван, когда Йен встает. Забежать к Фионе. Значит, он все-таки живет со своим парнем. Микки еще сильнее сжимает кулаки. Так, что костяшки белеют, и чернило на них выглядит едва заметным. — Когда снова зайдешь? — В голосе Светланы слышится исреннее дружелюбие. «Сука, и когда эти двое успели стать друзьями?» — Через пару дней. Я же обещал Еву жирафа. Нужно исполнять обещания. — Он снова тихонько смеется. И тут его голос становится тише, и Микки изо всех сил напрягает слух, чтобы расслышать: — Передавай привет… ну, ты знаешь… Тане и Зое. Через несколько секунд хлопает входная дверь, и Микки так резко вскакивает с кровати, что у него темнеет в глазах, распахивает дверь, подлетает к Светлане и, не сдерживаясь, зло шипит: — И что, блять, это значит? Вы теперь ебучие подружки? Какого хуя тут происходит? Надо отдать должное женщине, она даже не вздрагивает, спокойно продолжая кормить Евгения какой-то кашей. — Если бы ты не вломился домой несколько часов назад, не захотев меня выслушать, то знал бы, что к нам придет Йен. Он часто приходит. Евгений его любит, а он любит твоего сына. Даже не вздумай лезть в это.— Светлана посмотрела на Микки с предупреждением. — Он мне здорово помогает, сидит иногда с Евгением, когда мне нужна помощь, дарит ему игрушки, готовит какие-то каши. Интересуется его жизнью, в отличие от тебя. Совершенно не понимаю, что он когда-то нашел в таком мудаке, как ты. Блять. Конечно, он так делает. Это так на него похоже. Это его умение ладить со всеми. Даже со злыми русскими проститутками. Его умение так легко влюблять в себя людей. Микки стоит нечеловеческих усилий не пустить в ход кулаки. Он так привык все решать насилием за эти 11 месяцев, что ему крайне сложно адекватно реагировать на такие ситуации. Ситуации, в которых он чувствует, как будто его просто вычеркнули. Ситуации, в которых он ревнует Йена к своей жене. — Что еще нового? Что, еб твою мать, я еще должен знать? Про лизалок и Йена выяснили, что еще? Ты мне, блять, лучше сразу все выложи. — Какого хера ты так реагируешь? Вы уже почти год как не вместе. А рыжик всегда любил Ева больше, чем ты. — Светлана закончила кормить сына и встала с дивана. — Прекрати вести себя, как истеричка. Лучше подумай, где мы теперь будем брать деньги. Микки сжимает переносицу, стараясь успокоиться. — И часто он тут бывает? — Дерьмо, его голос звучит почти жалобно. Она поворачивается и… блять. Опять этот взгляд. Гребанная жалость. — Раз-два в неделю. Иногда он берет Евгения к себе, ему нравится играть с Лиамом. — Он же живет со своим парнем. Блять. Блять. Блять. Он не должен был позволять этим словам вырваться. Он должен уйти прямо сейчас, чтобы снова не видеть этот ее взгляд. Чтобы не позволить делать из себя сучку, которая никак не может забыть парня, которому уже давно насрать. Он должен уйти. Но, блять. Он хочет знать ответ. Он должен знать, живет ли Йен дома. — Морковкин живет дома. Эти две недели он провел у Калеба, потому что Фрэнк привел домой новую потаскуху, Лип приехал из колледжа и в доме не осталось места. Живет он дома. Но это не мешает ему трахать шоколадного парня. — Иди ты на хуй! Микки больше не хотел это слушать. Он вернулся в свою комнату и упал на кровать. Курить ему больше не хотелось. Хотелось вырвать из себя все, что связано с Йеном. Вырвать, выпотрошить, вырезать, выбросить. Харкать кровью, но больше никогда не вспоминать о нем, не думать, не видеть его отражение на внутренней стороне век. *** — Ты меня слушаешь? — Фиона мягко коснулась его локтя. Йен поднял на нее взгляд. — Прости… я задумался. — Он виновато коснулся ее руки. В глазах Фионы мягким светом загорается понимание. — Все окей. Я просто говорила о том, что, похоже, нам придется нанять няню для Френсис, а Дебби нужно закончить школу. Я хотела попросить тебя поговорить с ней. Вы лучше ладите. Со мной она не желает разговаривать. — Девушка заглядывает в его глаза, пытаясь прочитать, понять, как он себя чувствует. Йен отводит взгляд. Фиона, как всегда, слишком заботится. — Хорошо. Я постараюсь. Но ты знаешь Дебби, — Он едва заметно улыбается. — Она родила ребенка, несмотря на все твои попытки ее вразумить. Вряд ли она будет меня слушать в этот раз. Фиона лишь вздыхает. Сжимает ладонью его предплечье и тихо спрашивает: — А ты как? Как работа? Ты принимаешь таблетки? Черт, ему бы так хотелось отдернуть руку и накричать на нее, за всю эту заботу, за все эти тихие слова. За вопросы о таблетках. Но он лишь кивает. В какой-то мере он виноват перед ней. За все то, что ей пришлось пережить в тот день. В тот жуткий день. — Все хорошо, я пью таблетки и веду дневник настроения. Она просто заботится о нем. Заботится обо всех. К тому же на крик совершенно нет сил. Он потратил весь запас сил в доме Микки. — Хорошо. Я рада, что у тебя все хорошо. Ты уже слышал, что Лип занял первое место на… И Йен снова теряет нить разговора. Его мысли снова уносятся в дом, стоящий всего в нескольких кварталах отсюда. Он знал, что Микки вышел из тюрьмы. Светлана говорила ему об этом на прошлой неделе и сегодня написала смс. Йен так боялся его увидеть. Так хотел его увидеть. Он, не раздумывая, пошел в его дом, не зная, что скажет, не зная, как себя вести. Ему просто это было нужно. Знать, что с Микки все в порядке. Просто его увидеть. Парень провел в их доме всего 30 минут, но эти полчаса были худшим испытанием для его полустертых таблетками чувств. Он чувствовал себя погребенным заживо, когда на грудь давит земля, она засыпается в рот, в глаза, не дает сделать ни одного движения. Ты так хочешь сделать глоток воздуха, вернуть в свою жизнь краски, но от усилий становится только хуже. — Он дома? — он почти сразу задал Светлане этот вопрос. Просто не мог не задать. — Да, спит в комнате. Ходил куда-то и вернулся по-блядски злой, — Она с презрением посмотрела на закрытую дверь комнаты Микки. — Как он? — голос Йена звучал тихо. — Как обычно. Орет, матерится, ведет себя, как долбанная королева драмы. — Светлана фыркнула. Парень кивнул, и ему понадобилось целых 5 минут, чтобы влить в свой голос беззаботность и радость, начать кормить Ева и не коситься каждые пару секунд на закрытую дверь. Но она все равно притягивала его взгляд. Осознание того, что Микки так близко, иголками кололо его разум. Туман, который сегодня с утра послушным облаком окружил его мир, снова стал рассеиваться. Но ему пришлось оторваться от разглядывания двери, когда Евгений, не желая есть кашу, выплюнул ее на стол. Йен тихо рассмеялся. — Почему он сегодня такой злой? Что-то случилось? Светлана взяла салфетки и начала вытирать стол. — Да, вчера он потерял этого своего жирафа где-то по дороге и никак не мог уснуть. Тане пришлось облазить все магазины, но нигде не было ебучих жирафов, в итоге она купила плюшевую морковь, нарисовала на ней пятна фломастером, но Ева так легко не проведешь. — Женщина засмеялась, вспоминая, как сын выбросил игрушку из кроватки, при этом недовольно хныча. — Я куплю ему жирафа. Правда, Ев? Хочешь, чтобы дядя Йен купил тебе жирафа? — Парень потрепал ребенка по голове. Когда он смотрел на Ева, ему хотелось улыбаться. У него были такие голубые глаза. Такие знакомые. Такие… Йен резко одергивает себя, не давая воспоминаниям всплывать в мозгу, роиться там, снова сводить его с ума. — Я пойду. У меня сегодня ночная смена, а я обещал забежать к Фионе. — Он решает уйти сейчас, пока не сорвался и не постучал в комнату Микки. Тот не вышел к ним, значит, не хочет его видеть. Что-то внутри Йена оборвалось. Рана, которая только покрылась тонкой пленкой, снова начала кровоточить. — Когда снова зайдешь? — Светлана приветливо улыбается, вытирая ладони Ева, которые он успел запустить в миску с кашей. — Через пару дней. Я же обещал Еву жирафа. Нужно исполнять обещания. — Он тихо смеется, когда видит, как ребенку не нравится, что его вытирают. Парень подходит к двери, обувается, берет куртку и, будто решившись, произносит: — Передавай привет… ну, ты знаешь… Тане и Зое. Светлана молча кивает, в ее взгляде Йен читает молчаливое понимание. Парень чувствует, что Фиона снова трясет его за рукав. — Йен. Ты опять меня не слушаешь. — Теперь в ее голосе можно услышать нотку обиды. — Прости. Я сегодня чувствую себя таким усталым. Голова раскалывается, — и, предупреждая ее вопросы, быстро произносит, — вчера была ночная смена. Это не депрессия, не переживай. Она тихо вздыхает с облегчением. Черт, как он это ненавидел. — Микки вышел, ты в курсе? — Он не знает, зачем сказал это. Йен ни с кем не говорил о брюнете все эти месяцы. Ни с кем, кроме Мэнди. Потому что Мэнди понимает. Знает, что он чувствует. У нее похожая херня с Липом. — Знаю. Светлана сказала Ви. — Фиона снова пытается поймать его взгляд. — Как ты? Хуево. — Я в порядке. Ему даже не стыдно за ложь. Она стала его обычным спутником. «Я в норме. Все хорошо». Просто внутри все похоже на мокрый песок, который забивает уши, рот, глаза, все органы чувств. И не дает дышать. «Я, блять, в порядке». — Могу я сегодня переночевать тут? Я знаю, что нет места, но я лягу на диване. Хочу сегодня побыть дома. Сегодня он позволяет себе эту слабость. У него просто нет сил, чтобы делать вид, что все хорошо. Что ему наплевать на то, что Микки даже не захотел его увидеть. Ему не хотелось ехать к Калебу. Тот почувствует, что он не в порядке. И Йен не мог сейчас объяснять. Он просто хотел, чтобы его все оставили в покое. — Да, конечно. Я принесу постель. — Фиона встает из-за стола, оставив Йена с его остывшим чаем и потухшим взглядом.