Три одинокие птицы

Двадцатилетний Марк Дунсон стоял на краю печально известного моста Покоя. Внизу простиралось широченное шоссе Фар-эвэй роуд, через которое то и дело неслись сотни разъяренных автомобилистов. Он стоял, жадно глотая выхлопные газы. Не плакал. Ни о чем не сожалел, но все никак не мог решиться на роковой прыжок. Хотел спать, точнее, уснуть навеки, чтобы забыть ту самую проклятую игру, с которой все и началось. Марк был капитаном сборной баскетбольной команды колледжа Мастерс. Высокий накачанный красавец всегда был популярен среди очаровательных девушек, преданных фанатов и надоедливых репортеров. Дунсон имел все возможности попасть в элитный дивизион, где ему бы открылся абсолютно новый и неподражаемый мир баскетбола. Его жизнь набирала обороты и неугомонно неслась все выше и выше к триумфальному пику спортивной карьеры. Однако, когда у старушки-судьбы портилось настроение, пинка чаще получали те, кому действительно было что терять. До конца игры оставалось меньше минуты, и, чтобы его команда вырвалась вперед, Марк перехватил мяч и уверенно ринулся совершать трехочковое попадание. Он мастерски обошел нескольких оппонентов и вскоре оказался на подходящем расстоянии для броска. Фанаты Мастерс вовсю ликовали и громко материли команду соперника. Они попивали пиво, победоносно рыгали и кидались пустыми бутылками в соседние трибуны, где сидели куда более спокойные болельщики из другого колледжа. Однако Дунсону было не суждено сделать решающий бросок, вывести своих парней в чемпионы, а самому пробиться в элитный дивизион. Ему просто было не суждено обрести место под солнцем. Причиной краха Марка стала его девятнадцатилетняя возлюбленная Труди Беккет, которая делала глубокий минет его лучшему другу Билли Бордсону. Парочка нисколечко не стеснялась открыто прелюбодействовать на трибуне. Им доставляло редкое удовольствие идти против системы, правил и воспитания, втаптывать в грязь маленький цветочек непорочной любви, а самое главное - причинять Марку боль. Когда Труди, кажется, проглотила свежую порцию спермы; она сняла с себя трусики и отдалась Билли, как морячка в одной популярной песне. Прозвучал сигнал об окончании матча, и все фанаты Мастерс, что недавно материли соперников хуже, чем атеисты Христа, поспешно начали покидать спортивный зал. Они негодовали и единогласно проклинали Марка, которого всего лишь пять минут назад одаривали любовью и уважением. - Вот она настоящая фанатская любовь, - прокричал ведущий из радиорубки. – Будьте вы все прокляты, господа, и пускай ваших матерей выебут кони. После столь милого пожелания началась потасовка между болельщиками обеих команд. Кто-то зажег красную сигнальную ракету, кто-то палил в воздух, возможно, из травматического оружия. Смертельная битва началась, в которой само участие было куда важнее победы. Члены команды также затаили злобу на своего капитана. Двадцатилетний защитник Брюс Шерман настолько сильно возненавидел Дунсона, что даже несколько раз плюнул ему в лицо. Шел второй час с момента окончания игры, и спортивный зал опустел подобно кладбищу в понедельник. Лишь бывший капитан команды Мастерс продолжал неподвижно стоять на одном месте с мячом в руках. Он никак не мог прийти в себя. Вся его сладкая жизнь пролетела перед глазами, а яркие моменты в ней растворялись, как гнилое мясо в кислоте. Мама часто его предупреждала, что бабы разобьют ему сердце, а он спорил с ней и доказывал, что Труди Беккет не такая, как все остальные. Что она не шлюха, как про нее говорила половина школы. Что она не стала бы изменять ему в разгар чемпионата. Что она любила бы его, как не любил никто другой. Именно из-за веры в любовь жизнь Марка потеряла всякий смысл. Ему уже было плевать, что его выперли из команды, а Брюс Шерман стал их новым капитаном. Общественное дерьмо нахлынуло на Марка так же быстро, как лава на Помпеи. - Вообще мы трахались на каждой его игре, - открыто признались Труди корреспондентам газеты "Фаст Ньюс", сидя у Билли на коленях. - И этот проигрыш в первую ударил по мне. Вот подумайте: о какой женитьбе можно говорить, если он неспособен и в корзину попасть? - Он и в киску-то тебе попасть не мог, не то что в корзину. - Билли! Ну не перед камерами же, - рассмеялась Труди и крепко поцеловала его в лоб. Жизнь, как и репутацию Марка, спустили в унитаз словно надоедливую золотую рыбку. Истории про него не придумывали разве что дети, которым на баскетбол было срать с высокой колокольни. Белый бетонный забор перед общежитием, в котором Дунсон жил с первого курса, был исписан громкими проклятиями в его адрес. Вскоре Марка вообще выселили, так как соседи, ярые поклонники ставок на спорт, выразились, что устали жить со столь пресловутым неудачником под одной крышей. Марку не продавали товары в ближайших магазинах, так как продавцы боялись, что и в их жизни наступит черная полоса. Марку не давали сидеть на лавочках и пользоваться общественным транспортом. Марку просто-напросто запрещали жить. Он не понимал, за какие грехи его превратили в изгоя общества. Из-за одной чертовой игры? Они уже проигрывали в этом году, и никто потом не кидался в него тухлыми яйцами. Было что-то еще. Что-то, чего Марк пока еще не знал. - Я все равно больше никому не нужен, - с дикой обидой утешал себя он. - Я больше не хочу жить в этом проклятом городе. Черт, мою бывшую девушку, на которой я хотел жениться, трахает мой бывший лучший друг… Почему у меня все отняли? Чем я все это заслужил?! Марк сделал шаг вперед. Еще немного - и он избавится от нестерпимой боли в груди, а самое главное - от славного города N. Неожиданно необузданный рев машин заглушила песня. Песня, что была рождена на теплых просторах Ямайки и относилась к великому музыкальному жанру регги. Песня, которую так любил напевать легендарный Боб Марли. Three Little Birds. Запах выхлопных газов резко перебился сильным ароматом свежего хлеба и вина. Рядом с Марком откуда-то появился бородатый мужчина, одетый в чистую белоснежную одежду. Он улыбался и держал за ручку милую маленькую девочку, попивая бутылку вина из горла. Малышка жадно уплетала сливочное мороженное в вафельном стаканчике и морщила нос, когда видела большие грязные фуры. На асфальте стоял старый черный магнитофон. - Я знаю, что ты не хочешь делать этого, Марк, - прозвучал в его голове добрый и немного убаюкивающий голос. - Позволь показать тебе, насколько прекрасной и неповторимой может быть жизнь. Дунсон замер от неожиданности. Он всегда думал, что перед смертью люди обычно видели либо скелета в черном балахоне, либо полуголую валькирию. Но мужика с бутылкой вина в руках – точно нет. Но из-за роковой ошибки судьбы Марк оступился и сорвался с моста. Он успел ухватиться за перила и, кажется, вывихнул кисть правой руки. Адреналин выбросился в его кровь, а сердце забилось так, что болью отдавало в виски. Дунсон еле поднялся на мост и взвыл. Кисть действительно оказалась вывихнута и словно горела адским пламенем. Он ошарашенно обернулся по сторонам, но незнакомца с ребенком нигде не оказалось. На секунду Марк посчитал, что он сошел с ума, если бы не заметил на слое дорожной пыли еле видные следы двух пар ног. Что-то внутри него щелкнуло. С души словно упал камень, и он вновь ощутил, что все будет хорошо. Желание покончить жизнь самоубийством улетучилось и дало свет новым стремлениям. Теперь Марк переживал только о вывихнутой кисти, хотя нет – он хотел нажраться. Нажраться в первом же попавшиеся баре, а затем вновь заняться профессиональным баскетболом. Теперь Марк знал, что он вовсе не обязан помирать из-за общественного мнения и просроченной любви. Теперь он чувствовал в себе твердую уверенность, которой ему так не хватало в последние дни. Он наконец-то выбросил Труди из своего сердца. Отпустил все те чувства, что раньше испытывал к ней. Он избавился от оков боли и нашел в себе новые силы жить дальше. Марк спустился с моста и в поднятом настроении трусцой двинулся по Саут-Бэк стрит. Сегодня он хотел хорошенько нажраться и, наплевав на боль в кисти и все моральные нормы, устроить пьяную драку с первым же встречным. Сегодня он хотел открыть новую страницу своей жизни. Но судьба была хуже злобной мачехи, и если и давала человеку второй шанс, то только для того, чтобы надрать ему зад с еще большим энтузиазмом. Навстречу ему бежала Труди. Макияж на ее лице потек, а на голове был вырван крупный клок волос. Короткая синяя юбка была измазана каким-то темными пятнами, белая блузка – порвана, а тоненькие руки были испещрены царапинами. Она хромала на одну ногу и, как показалось Марку, молила прохожих о помощи, но те будто не замечали ее. Будто она призрак. Она подбежала к Марку. Остановилась и горько зарыдала. - Марк, скажи, что ты меня видишь! Пожалуйста. - Он молчал, но не отрывал от нее испуганного взгляда. – Ты видишь меня? Да, Марк? Прошу, не молчи! – она кинулась ему на шею, но Марк был неподвижен. Он не знал, что ему делать и как быть. Он не хотел ее обнимать, он хотел лишь послать ее на все четыре стороны, как она послала их будущее на той проклятой игре. Он не хотел ее видеть. Неожиданно она исчезла, даже не растворилась в воздухе, как говорили о бесследно пропавшем человеке. Исчезла в мгновение. В долю секунды. Люди проходили мимо, смеялись над шутками про чернокожих и баскетбол, трещали по телефону или просто шли, обозлённые на весь белый свет. Никто из них будто не видел, как недавно кем-то истерзанная девушка бежала по тротуару и громко молила о помощи. Да и Марк сам почему-то стал забывать, кем она была. Какие чувства он к ней питал. Какую боль она ему причинила. Он лишь поднял с земли золотое кольцо и резко вспомнил, что недавно хотел сделать кому-то предложение руки и сердца. А вот кому – почему-то не знал.