Красная линия.

Эдвард Я лежал рядом с Доктором Беллой, и это было так правильно, даже если и чувствовалось неуместным или непрофессиональным со стороны медицины. Стыдливо, я позволил своим слезам течь вниз по щекам, но взгляд Беллы ни на секунду не заставил меня чувствовать себя слабым или жалким. Мы лежали каждый на своей стороне, лицо Беллы было повернуто ко мне, так же как и мое к ней. Мы смотрели друг на друга, чувствуя тепло и безопасность в коконе наших объятий. При этом она ни разу не стерла мои слезы, чему я был рад. Она хотела, чтобы я плакал, чувствовал боль и отпускал ее с солеными дорожками, текущими из моих глаз. Это ее скорее радовало, чем расстраивало. Мне потребовалось много времени, чтобы переварить все те вещи, которые сказали мне родители, и озвучить один из самых болезненных вопросов. Недолго думая, я услышал собственный голос: — Мой отец был насильником. Что за семья… он крадет секс… а я продаю его. Мои глаза закрылись от усилившегося взгляда Беллы. Теперь мне было стыдно. Я подумал о дне, когда напал на нее прямо здесь, в ее квартире… и как легко это было. — Эй, — проговорила она строгим голосом. — Посмотри на меня, Эдвард. Я заставил свои глаза открыться и наткнулся на ее взгляд, явно говорящий о решительном намерении высказать мне все, что она думает. — Ты не похож на своего отца, — начала она, почти как на моей терапии. — Возможно, он и совершил это, перешагнув через себя, но это не делает его насильником. В каждой истории есть две стороны одной медали. Твоя мать сказала, что она слишком много выпила. Может, он тоже. Она целовала его в начале. Я не говорю, что он сделал все правильно или не сделал ничего не правильного… но, может, он думал, что она хочет его. Может, позже он понял, что-то, как он поступил — плохо. А, может, и нет. Никто не знает этого. И не надо решать это за него, Эдвард. Даже если это было изнасилование, и он знал, что делает, это не делает тебя в какой-либо мере хуже, чем ты есть на самом деле. Это ОН. А ты — это ты. Вы — два разных человека. Ты был прав, когда высказал все это своим родителям. Ты позволил прошлому остаться в прошлом. Когда я встретила тебя, ты был скрытен со мной. Ты выстроил столько стен вокруг себя, что я и подумать не могла, что узнаю тебя настоящего. Это все еще поражает меня, какой шаг вперед ты сделал за эти две недели. Я думаю, что ты настоящий ХОТЕЛ вырваться на свободу… и именно поэтому все происходило так быстро, когда я пыталась достучаться до тебя. Ты хотел получить помощь. И это делает тебя выше Карлайла, Эсме, твоего отца, всех их. Посмотри на них, что с ними случилось, когда они отказались быть настоящими и получить помощь. Это заставляет меня радоваться тому, что я выбрала эту профессию. Некоторые думают, что психиатрия — глупая и бесполезная вещь, но я всегда знала, что она может спасать жизни. Теперь я в этом убедилась. Ты должен закрыть дверь в свое прошлое. Должен уйти от него и оставить его позади. Не позволяй ему убивать тебя. Иди вперед, в будущее. Иди к Кейти. Сделай это прямо сейчас… и ты оборвешь этот круг сожаления и боли. Но не забывай это, потому что ты никогда не сможешь забыть свое прошлое. Учись на нем. Позволь ему привести тебя к чему-нибудь лучшему. Позволь ему сделать тебя лучшим Папочкой для Кэйти… чтобы она могла вырасти и стать хорошей матерью для своих детей. У этой женщины душа, способная исцелить меня как изнутри, так и снаружи, и это все после того, что сказали мне родители. Случись это все со мной некоторое время тому назад, я был бы сейчас опустошен. Но каким-то образом рядом с ней и ее способом объяснить все это для меня… не могу поверить, что во мне зарождается надежда… и сила… и чувство свободы. Может я и не мог обличить это в слова, но мои губы смогли отдать дань моей любви к ней, выражая благодарность за чудеса, которые она совершила в моем мозгу. Я приложил ее руку, которую держал, к своему рту и мягко поцеловал тыльную сторону, уронив несколько капель горячих слез на нежную кожу… но это не были слезы боли. Я так же не могу сказать, что это были и слезы счастья, но я чувствовал, что что-то во мне исчезло. Там образовалась прекрасная пустота, как раз в том самом месте, на котором долгое время были свалены в кучу тонны стыда, отвращения к себе, коробки, полные неопределенности и гнева, огромное чудовище, которое сжирало все мое самоуважение, облизывая после этого пальчики. Я больше их не чувствовал. И я плакал от облегчения и чувства свободы от потери этого огромного веса. Теперь у меня есть много места, чтобы сложить туда вечера с Кэйти, воспоминания о ее мелодичном смехе. У меня много свободного места и для Беллы: свободные полки для огромного количества ее отличающихся друг от друга поцелуев, изображений ее прекрасного лица и тела, когда мы сливались воедино в столь разных позах, все они потрясающи. Теперь у меня освободилось место и для моих визитов к Катерине и Джозефу, и я даже почти что мог представить ее ирландский акцент, кричащий «Иисус, Мария и Иосиф!», когда я появлюсь у нее на пороге. Она стиснет меня в своих объятиях и оглушит своими криками, все еще прижимая к себе. Даже нечто подобное я уже жду с огромным нетерпением. И в этот момент я по-настоящему поблагодарил Господа. Да… я верю в тебя, ублюдок. Я должен, если в этом мире есть Кэйти, Белла и Катерина. Так что я бы не прав, хорошо? Ты существуешь. Может, если я смогу хоть чуточку простить Карлайла и Эсме Каллен, я, может быть… прощу и тебя тоже. Я все еще не понимаю и не согласен с тем, почему ты забрал у меня мою жену и лишил Кэйти ее матери, но однажды ты объяснишь мне все. Если, конечно, ты уже не записал мое имя в список грешников, которые попадут в ад, я пойму, если ты сделал это. Но с этого момента, я буду другим. Не для того, чтобы спастись от вечных пыток и раскаленной земли… а для того, чтобы когда я уйду, я смог бы оглянуться назад и увидеть те хорошие вещи, которые я сделал на земле, пока не пришло мое время. Даже если это будет всего лишь Кэйти, взросла и счастливая в ее собственной семье, этого будет достаточно для меня. Единственное, что беспокоило меня сейчас, это Таня. И я сказал это вслух. — Почему Таня не сказала мне? — прошептал я. — Как думаешь, она все еще любила Карлайла или что-то в этом роде? Может, она любила его больше, чем меня. Белла поцеловала меня в нос и на мгновенье задумалась. — Она любила тебя, Эдвард, — заявила она недолго думая. — Она любила Кэйти. Я просто думаю, что она слишком винила себя. Может, она боялась, что, рассказав, потеряет тебя. Она не должна была хранить это в себе, но она любила тебя так сильно, что хотела сделать все правильно. Я думаю, она винила себя во всем, через что твой… отец… я имею в виду Карлайл, заставил тебя пройти. Я думаю, она видела, что ты не был таким же жестоким и холодным, как он, но она не хотела даже рисковать возможной разлукой. А со временем это давление стало очень сильным для нее. Все становилось не так, как она надеялась устроить, и она чувствовала, что проигрывает и терпит неудачу в своей миссии отправить тебя обратно в колледж и медицинский институт. Поэтому, я думаю, имело место быть отсутствие между вами секса. Дело было не в тебе. Ты просто не мог по-настоящему заниматься любовью с кем-то, когда тебе больно или ты не любишь себя изнутри. А, может, иногда ей просто было странно быть с тобой после того, как она была с твоим отцом в сексуальных отношениях. Но это только предположения. Никто кроме нее не может тебе рассказать всего. Думаю, Белла права… снова. Черт, иногда это просто раздражает, как она так всегда бывает совершенно права. Но я не мог винить ее за это прямо сейчас. — То, как Карлайл вел себя с Эсме… — признался я. — Я вел себя так же с Таней. Я обвинял ее в нелюбви ко мне, всегда делал намеки, что она обманывает меня. Я ненавидел это, но сейчас я увидел себя в глазах Карлайла. Жаль, я не могу сказать сейчас Тане, как я сожалею об этом. Что я ее не ненавижу. Что я люблю ее. — Ты только что сказал ей, Эдвард, — теперь Белла поцеловала мою руку, и я заметил слезы в ее глазах. — Я бы никогда не прошел через все это без тебя, Белла, — ответил я как никогда честно. — Ты гораздо больше, чем просто женщина, которую я люблю. Ты мой маяк. Ты заставила меня увидеть… ты показала мне дорогу… ты вернула меня на берег. Боже, я говорю как в киношной мелодраме. Но это правда. Глупая… но самая правдивая вещь, которую я когда-либо говорил в своей жизни. — Вы были в этом бушующем океане слишком долго, Мистер Каллен, — она сладко улыбнулась мне. — Рада видеть вас, сошедшим на землю. Боже, я люблю тебя, Изабелла Свон. — У меня хорошая идея, — она вдруг просияла, шире распахнув глаза и чуть приподнявшись на локте. — Почему бы тебе не позвонить Катерине и Джозефу? — Ой, я и не знаю… — начал я, не уверенный, что готов для этого. Что если они злятся на меня или что-то еще из-за того, что я просто ушел и даже не пытался связаться с ними все это время? Я не смог бы вынести, если бы Катерина повесила трубку или сделала бы еще что-то ужасное в этом духе. — Давай, это будет полезно для тебя. Любовь — лучшее лекарство, помнишь? — уверяла она меня, поднимаясь. А когда она вернулась с моим телефоном, то кинула его мне. Он отскочил от груди и приземлился на кровать рядом со мной. — Что случилось с сильным Эдвардом? — она погладила мои волосы, снова садясь рядом. — Ладно, черт возьми, — я сделал вид, что рассердился на нее, но потом улыбнулся, листая в своем списке контактов до имени Катерина. — Надеюсь, номер не изменился. Я ждал и чувствовал, как мое сердце бешено колотилось в такт двум прозвучавшим гудкам. — Поместье Калленов. Могу я вам помочь? — ее ирландский голос был так прекрасен, точно такой же, каким я его помню. Только сейчас он звучал устало, без энергии. — Катерина? — я улыбнулся. — Я опоздал на автобус, ты можешь приехать и забрать меня из школы? Я всегда так делал. А она от этого приходила в ярость и читала мне нотации о том, что нужно быть более ответственным и не торчать после школы, разговаривая с друзьями, вместо того, чтобы вовремя посадить мою задницу в автобус. Но я все равно звонил ей с этой просьбой… и она всегда приезжала забрать меня. Она ахнула… не в силах сказать ни слова… а затем заплакала. — Катерина, пожалуйста… не плачь… — я почувствовал слезы и в своих глаза. Я не признавался или просто не понимал, как сильно соскучился по ней. — Мой мальчик… — выдохнула она, пытаясь восстановить потерянную речь. — Мой прекрасный мальчик… Это было мое прозвище, которым она всегда называла меня. Я не понимал этой красоты много лег, и внезапно почувствовал уколовшее меня чувство стыда и вины обо всех тех вещах, которые я совершил за это время, используя мою «красоту», чтобы заработать грязные деньги. Но сейчас я не ненавидел себя и не чувствовал вины за это. Я чувствовал себя виноватым за то, что упустил столько лет, не разговаривая с ней, даже не отправив ей и весточки… за то, что дал ей выскользнуть из моей жизни. Мы проговорили долгое время, она ругала меня за то, что я ушел той ночью, даже не придя и не поговорив с ней. Ее огненный дух вернулся, прямо как тогда, и она снова стала той сильной и строгой матерью, которую я так обожал. Я рассказал ей о браке с Таней и даже дошел до того, как рассказал ей о Кэйти. Мы разговаривали так, будто и не проводили ни мгновенья порознь, плача над несчастьями наших жизней… и смеясь, будто делились хорошими воспоминаниями о прошлом. Потом я рассказал ей о Белле Свон. Белла улыбнулась мне и покраснела, когда я осыпал ее комплиментами и говорил Катерине, как важна она стала для меня. Я сказал, что Белла снова вернула меня к жизни… и что я снова обрел любовь, когда думал, что это никогда больше не случиться со мной. Я не стал рассказывать ей обо всем времени, проведенном в Огне, или о моей жизни проститутки, или о Виктории. Это разобьет ее сердце, а я не мог так поступить с ней. Я продолжал извиняться перед Катериной, но она только просила прощения взамен. Она сказала, что осталась с Карлайлом и Эсме только потому, что знала, что однажды я позвоню или вернусь. А причиной, по которой она сама не связывалась со мной, она сказала лишь, что это был Карлайл. Это он сказал ей, якобы с моих слов, что я ненавижу их всех и не хочу больше никого из них видеть, равно как и получать «помощь». Как будто я когда-либо звонил и просил ее или Джозефа помочь мне. Я хотел пойти в Вальдорф и надрать Карайлу задницу. Я сказал ей, что никогда ничего подобного и не произносил, я сказал, что она моя мать… и, хотя и не говорил этого часто, но я люблю ее. И всегда любил. Мы проплакали еще немного, когда она заявила мне о своей любви. Было так приятно услышать это снова, хотя я итак всегда знал, что она любит меня. Каждое ее слово и жест были пропитаны любовью ко мне, всегда, даже когда она была зла на меня и просила убраться прочь. Она ругала себя, говоря, что знала, что все это полная чушь, что она должна была верить своим чувствам ко мне. — Я растила тебя хорошим мальчиком, — всхлипнула она. — Я знаю, какой ты добрый. Прости меня за то, что позволила себе поверить в такие вещи. Звонок длился несколько часов, но я чувствовал себя так, блять, хорошо, просто разговаривая с ней, что, кажется, не мог сказать прощай. Я боялся, что ей может влететь, но потом вспомнил, что Карлайл и Эсме в Нью-Йорке, а она в их доме, так что они не смогут застукать ее занимающей телефон столько времени. Босса не было дома, так что ей нужно только приготовить обед для себя и Джозефа, если, конечно, не появились новые люди, работающие там. Белла легла рядом со мной на кровать и, закрыв глаза, улыбалась, наслаждаясь тем, что слышит меня таким счастливым после визита моих родителей. Радуясь, что ее предложение еще больше исцелило мое сердце. Катерина попыталась отыскать Джозефа, чтобы я мог поговорит с ним, но он был вне зоны слышимости, видимо, занимаясь чем-нибудь еще во дворе. Она заставила меня дать ей мой номер телефона, чтобы она могла позвонить мне снова. Я, конечно, продиктовал, просто сказав, что это не лучший способ связаться со мной. Я сказал ей, что хочу вернуть их в свою жизнь настолько, насколько это будет возможно. Я хотел говорить с ними по крайней мере три или четыре раза в неделю, если, конечно, они не устанут от меня. — Прекрати говорить подобную чушь, — сказала она своим дерзким акцентом. — Ты мой сын, так что тебе лучше звонить мне все свободное время, мальчик, или ты заплатишь за это в аду, малышок! — Я знаю, прости, просто забыл с кем разговариваю, — усмехнулся я, стирая все следы печальных слез. У меня возникло ощущение, что разговор стал подходить к концу… и я ненавидел это. Но я чувствовал, будто только что обновил свою кожу — как воин в видео-играх, выпив зелье, получил всю свою силу и потерянные жизни обратно, буквально за пару секунд до того, как упасть замертво. Белла права, любовь — гребаное лекарство, как спасительный удар током на сердце. Я благодарен, что, наконец, вовремя нашел врача, который смог спасти меня. Я и правда чувствовал себя спасенным. И это было потрясающее чувство. Я знаю, у меня впереди много работы, прежде чем я освобожусь от Виктории, но я больше не боюсь этого. Я уже свободен. — Я люблю тебя, мам, — проговорил я, широко улыбаясь. С коротким всхлипом Катерина ответила: — А я люблю ТЕБЯ, Эдвард, мой маленький мальчик. Я усмехнулся на это, видя, что она была права по поводу меня. Во многих отношениях я все еще был маленьким мальчиком. И гордился этим. — Я позвоню тебе завтра, ладно? — спросил я. — Скажи Джозефу быть поблизости. Потом, я могу быть вне зоны на неделе. Так что я смогу позвонить потом только в конце недели, где-то после воскресенья. Ненавижу врать ей, но я не хотел говорить ей о предстоящей неделе рабства у Виктории и возможном риске для моей жизни. Она никогда не позволит мне сделать этого, независимо от того, что это поможет моей жизни в долгосрочной перспективе. Катерина упряма, и этим очень похожа на Беллу. — Ладно, мой хороший, — проговорила она голосом, который разительно отличался от того, что я услышал в самом начале, когда она подняла трубку. Теперь он был счастливым, в нем слышались нотки облегчения… он снова был живым. Улыбнувшись, я погладил щеку Беллы, наблюдая, как ее губы сильнее дрогнули на уголках. — Скоро созвонимся, мам, — сказал я чуть громче шепота. Я не хотел говорить ей снова прощай, даже в конце телефонного разговора. — Хорошо, милый, — ответила она. — Береги себя. Она говорила это все время… А я почти и забыл. Непрошенный ком встал в моем горле, заставив меня поперхнуться: — Я буду. Ты тоже береги себя. Завтра созвонимся. Довольно вздохнув, она повесила трубку. И когда я закрыл свой телефон, глаза Беллы распахнулись: будто занавес поднялся, открывая моему взору небольшие окна в Эдем. — Ну что, красавица, — я улыбнулся ей, медленно вертя пальцем вокруг красивой шелковистой пряди ее волос, которые казались почти что черными на голубой подушке под ними. — Говорила же я тебе, — начала Белла тоном, которым разговаривают с детьми. — Матери всегда любят своих сыновей. Всегда. — И все-то ты знаешь, — я слегка пощекотал ее ребра свободной рукой, заставляя смеяться и извиваться рядом со мной, а затем добавил. — И мне это не нравится. — Нет, нравится, — она снов закрыла глаза, ложась под меня. — Ну, может и так, — согласился я без особых возражений. Я легонько поцеловал ее в губы, будто мое прикосновение могло навредить ей, если бы оно было чуть сильнее. — Если ты не хочешь никуда выходить сегодня, мы останемся, — проговорила она, неверно истолковывая мое настроение. — С ума сошла? — улыбнулся я, когда она удивленно посмотрела на меня. — Я освободился от десятилетий ужаснейшей боли… Я вернул свою мать. Всего неделя отделяет меня от свободы. Я основной игрок в полицейском заговоре против Виктории… У меня есть все причины праздновать! Мы идем! Это все твои отговорки чтобы не одеваться в девчачью одежду! Хихикнув, Белла вернула мне самый страстный поцелуй. Ее напор почти что разбил мне губу, но я со всеми ста десятью процентами энтузиазма ответил на него. — Я тоже хочу праздновать, — согласилась она. — Пойду, оденусь.

***

— Нет, мы не можем этого сделать! — глаза Беллы были полны света и шока, когда я протянул ей руку. — Пойдем, Белла, — я сверкнул своей самой очаровательной улыбкой и, взяв ее за руку, покрутил ее вокруг своей оси, а потом прижал спиной к груди. — Потанцуй со мной. — Мы не приглашены на это! — громко прошептала она мне. Я усмехнулся, покачивая бедрами напротив ее прекрасной задницы в такт музыки. Ну, я танцевал, а Белла снова сопротивлялась мне, упрямясь, как обычно. Заиграла «The Pretender» в исполнении Foo Fighters. Обожаю эту песню! Давай же, Белла, веселись… танцуй со мной. — Мы и не должны быть приглашены, — я оставил легкий поцелуй на ее губах и положил руки на тонкую талию Беллы, заставляя ее слегка пританцовывать, даже не смотря на то, что это немного было против ее воли. — Эдвард! — она уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Боже, она так прекрасно выглядит. Не знаю, где она откопала его, но это было мило маленькое черное и очень сексуальное платьице. Простое и элегантное, открывающее ее длинные великолепные ножки… а еще очень хорошо делало акцент на ее ложбинке. Ни один мужчина не мог отвести взгляда от моей девочки. А гляньте только на эти черные туфли на шпильке… ЧЕРТ. Чуть ранее я зашел в один из магазинов и купил неплохой костюм, состоящий из черного пиджака и брюк, а так же бордовую рубашку и черный кожаный галстук. Он был элегантным… но и крутым в то же время. Белла, казалось, выглядела очень счастливой, когда я вышел в этом из ее спальни. И чем больше она смотрела на меня, тем более уверенным становился я. Мне нравился этот взгляд, когда она смотрела на меня сейчас. Я посмотрел на чулки Беллы… на них была тонкая черная линия, проходящая прямо по центру каждой ноги и исчезающая в задней части ее обуви. Не знаю почему, но это сводило меня с ума. Это было супер сексуально. — Это свадьба, расслабься и получай удовольствие, Белла, — прошептал я ей на ухо, а затем слегка прикусил нижнюю губу и начал танцевать, используя свою профессиональную подготовку. Очевидно, она оказалась впечатлена моими движениями, когда я начал двигаться вокруг нее, потому что буквально застыла на месте, ошеломленная. — Мы не знаем этих людей, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — И что? — я снова улыбнулся как мальчишка. — Тут триста человек. Кто узнает? Белла порозовела и огляделась, будто в любое время сейчас могла ворваться полиция и арестовать нас. Я люблю Беллу, но иногда она бывает слишком правильной. — Я думал, что научил тебя быть плохой, — поддразнил ее я, повысив голос из-за музыки. — Разве ты не выпускница Института Плохих Девчонок Америки имени Эдварда Каллена? ПОЙДЕМ! Танцевать! И тогда я быстро шлепнул ее по попке. Белла вскрикнула, а через несколько секунд она уже танцевала со мной. Она была такой замечательной и застенчивой, когда сказала, что не очень хорошая танцовщица. А как она смущалась, когда пришлось танцевать под быструю мелодию. Так что мне пришлось взять ее за руки и молча вести за собой. Жаль, что я не узнал об этом раньше. Я бы мог научить ее некоторым танцевальным движениям. Но, по сути дела, не все равно, умела ли она танцевать или нет. Она была здесь, со мной, веселилась. И все было на своих местах сегодня вечером. Я любил свадебные банкеты. Особенно тут, в отеле Мэрион. Это очень красивое место, с множеством элегантно и роскошно обставленных комнат. А в зале, в котором мы сейчас находились, был еще и каскадный водопад, спадающий по одной из стен. А еще там был большой круглый фонарь над танцполом, так что если посмотреть наверх, то можно увидеть черное покрывало неба с искрящимися алмазами, разбросанными по нему. Позже, когда мы сели за пустой столик, нам принесли два высоких стакана с шампанским. В зале было темно, но гости продолжали танцевать. Это было милая кучка живых гостей, а не приклеенных к стулу стариков. Возбуждение и веселье настолько плотно окутало помещение, что, казалось, его можно разрезать ножом. Я был доволен временем, проведенным здесь. И я был рад, что привел сюда Беллу на наше воображаемое, разодетое свидание. — Я хочу произнести тост, — улыбнулся я, протягивая ей бокал одной рукой, а второй поднимая свой. Белла густо покраснела и опустила взгляд на красное сукно стола, робко поднимая бокал. Вечно она ненавидела быть в центре внимания, даже если и только моего. Но было кое-что, что я хотел сказать. — Белла Свон… — проговорил я тихим, но ясным голосом. — Я привел тебя на свадьбу, потому что она символизирует начало вещей. И хотя это наш тринадцатый день вместе, он кажется последним. Она опустила взгляд, и мне пришлось поднять ее за подбородок, чтобы увидеть блестящие глаза, с грустью смотрящие на меня. — Но это еще не конец, Белла, — произнес я, смотря на нее серьезным взглядом. — Я хочу тебя. Хочу тебя навсегда. Ты вернула меня к жизни. Даже со всеми безумными уроками Виктории, именно ты показала мне, где мое место. Это тебе я принадлежу. И, благодаря тебе, я принадлежу и себе тоже. Я люблю тебя, Белла Свон. Я чокнулся с ней и улыбнулся, делая глоток самого лучшего шампанского, которое я когда-либо пробовал. Опустив бокал, я посмотрел на нее, как она отпивает небольшой глоток. — И я люблю тебя, Эдвард, — ответила она так же тихо, как и я говорил до этого. — Я знаю, тебе страшно, — проговорил я, закрывая глаза и прислоняясь к ней лбом. — И что бы я ни сказал, ничто не избавит тебя от этого чувства. Если бы я был тобой, я бы никогда не позволил мне делать этого. Но мне нужно это сделать. Мне нужно встать против нее. Мне нужно встать перед ее лицом и сказать НЕТ. Наконец — НЕТ. Даже если у меня не было бы никаких других причин туда вернуться… я бы хотел сделать это. Мне придется сыграть свою роль несколько дней, прежде чем я смогу начать шпионить в клубе… но эту цену я готов заплатить, чтобы положить конец этому раз и навсегда. Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь. Ты всегда понимала меня. После секундной паузы, Белла поцеловала меня и произнесла: — Я понимаю. — Мое солнышко… — выдохнул я, снова видя свет маяка в своей голове. Я был уверен, что не единственный, кому она укажет дорогу своим светом. Она поможет тысячам людей в своей жизни. Я просто первый. И для меня большая честь быть таковым. Я поцеловал ее, не чувствуя необходимости в воздухе… я даже почти забыл, что мы находились в комнате, полной людей, пока перед нами не начали заново сервировать столы. Мы наслаждались филе говядины и омаров, а так же других пятидесяти разных закусок. У меня было такое ощущение, будто я ничего не ел около года, проглатывая каждый новый десерт, который приносили нам. Белла же ела как птичка, смотря на меня и посмеиваясь про себя. Я знаю, что ем как свинья. Ну, вот хоть убейте меня. Я не часто ведь получаю большие вкусные мясные деликатесы, как эти. Вскоре к нам присоединилась очень веселая группа ребят, которые ели и шутили, совершенно не заботясь ни о чем на свете. Они очень дружелюбно спросили нас, с чьей стороны мы гости: со стороны жениха или невесты. Мы сказали, что со стороны невесты. Она очень красиво выглядела в этом современном белом шелковом платье и идеально закрученными в пучок каштановыми волосами. И мы тут же были приняты в их компанию и вовлечены в разговор. Мы смеялись и веселились с нашими новыми друзьями. Даже Белла начала расслабляться и иногда посмеиваться. Я следил за количеством потребляемого ею алкоголя, но она и без меня хорошо себя вела, наливая содовую вместо крепких напитков. Шампанское так и осталось единственным, что она попробовала за сегодня. В общем, мы получали все то глупое удовольствие от свадебного приема. Мы даже станцевали танец маленьких цыплят и сделали электрик слайд, полностью растворяясь в празднике и смеясь, как сумасшедшие. Мой пиджак провел на спинке стула большую часть времени в ту ночь, и несколько раз другие девушки пытались приблизиться ко мне и потанцевать, но Белла не дремала и вела себя как сторожевая собачка. Она ликвидировала любую особь женского пола, которая хоть издалека смотрела на меня. Но при этом она держалась достойно и красиво. Мне все больше и больше нравилось танцевать перед Беллой. В такие моменты она смотрела на меня так, будто я был самым привлекательным мужчиной на свете. Раньше я притягивал взгляды и руки сотней женщин к своему члену, когда танцевал. Но взгляд Беллы заставлял меня чувствовать себя особенным. Я и был особенным. Я — отец Кейти… я — мужчина Беллы. Я особенный. И сейчас я верю в это. Когда подошло время невесте бросать букет, Белла тут же села на стул. Я засмеялся и удивился, почему, но она ответила еще до того, как я задал этот вопрос. — Мой отец в прямом смысле уничтожит нас, если я хоть слово скажу о женитьбе прямо сейчас, — улыбнулась она, а потом быстро добавила. — Не то, чтобы я не люблю тебя или не хотела за тебя замуж. — Но до этого еще надо дожить, — завершил я за нее мысль, не желая показаться сердитым на нее или расстроенным. Она пристально посмотрела на меня, и я объяснил. — Есть еще много вещей, которые мы должны сделать, прежде чем доберемся до этого, я знаю. У тебя все еще продолжается учеба, твоя карьера только начинается. А мне нужно восстановить жизнь, у меня есть маленькая девочка, которую я должен узнавать каждый день снова и снова. Не говоря уже о том, что я должен выяснить, что будет представлять из себя моя жизнь, когда я откажусь от своей блестящей карьеры в роли экзотического танцора. Я рассмеялся, и Белла присоединилась ко мне, радуясь, что я не делаю ей предложение только сейчас из-за вполне разумных причин. — Мы справимся со всем, Белла, — проговорил я. — Вместе. Я не тороплю тебя. И никуда не ухожу. Стойте. Разве нет? Разве я не собираюсь поехать во Флориду сразу же, как только избавлюсь от оков Виктории? Я же не могу просто позвонить Бену и сказать «Я хочу вернуть Кейти, привези мне ее, пожалуйста, спасибо за заботу о ней все эти годы, пока». Мне придется жить с Беном и Анджелой, если я хочу снова стать частью жизнь Кэйти. Она любит их, так же, как и я люблю Катерину и Джозефа. С моей стороны это будет не правильно вырвать ее из того дома… из той семьи. Я должен вернуться к ним, а не отдаляться. А у Беллы тут колледж. И карьеру она хочет построить здесь же, в Нью-Йорке. Отсутствие мыслей о свободе, стало для меня проблемой, я и не рассматривал всю эту ситуацию до сих пор с этих точек зрения. Черт. И как же я собирался это все решить? Лицо Беллы выглядело немного расстроенным, и я задумался, может, она думает о том же, о чем и я. А еще неизвестно, был бы Чарли согласен с подобным: задал я себе еще один вопрос. Начало нашего общения прошло не так, как отцы мечтают познакомиться с идеальным избранником своей дочери. Между нами еще столько всяких препятствий помимо Виктории. Некоторое время мы не говорили, просто сидели и слушали музыку. Белла ушла в дамскую комнату, а когда вернулась, на ее лице застыла небольшая ухмылка. — Что? — спросил я ее, недоумевая, чему она улыбалась на этот раз. — Ничего, — покраснела она. — Боже, что, девушка уже не может и в туалет сходить? Я подозрительно прищурился. Белла никудышная актриса. Мы провели еще некоторое время на танцполе, танцуя под несколько медленных мелодий, а так же одну быструю. Белле больше нравилось медленные песни, она не была большой фанаткой резких движений, если только это не касается моих бедер, двигающихся по направлению к ней. Ей, видимо, нравилась моя версия грязных танцев. Песня, под которую мы танцевали, закончилась, и мы захлопали друг другу, ожидая новой композиции. Из микрофона послышался голос ДиДжея, который сказал: — Следующая песня прозвучит по просьбе, и посвящается Эдварду, с любовью от Беллы. Она покраснела темно-красным, когда я покосился на нее. Подойдя ко мне, Белла завела руки мне за шею, а я положил ладони ей на талию, вслушиваясь в начинающуюся песню. Это была песня группы The Pretenders… «Я буду рядом с тобой». — Ооу… — началась песня. — Почему ты так печален? В твоих глазах слезы… Не сомневайся, доверься мне. Не надо… не стыдись своих слез Открой мне свое сердце. Я знаю, как нелегко тебе в эти трудные времена… Слезы тут же защипали мои глаза от слов, которые я слышал. На секунду я снова вернулся в квартиру Доктора Беллы, где я плакал в первый раз, когда она в самом начале пыталась пробиться через мои стены… через стены моей тюрьмы. Я вспомнил, как лежал полуголый на ее диване, надеясь, что она удовлетворится моей плотью, и, молясь, чтобы она не заглянула внутрь моей головы. Я вспомнил неумолимое расстроенное выражение лица Беллы, когда я избегал ее вопросов, рассказывая ей историю Супермена, когда она спрашивала о моих родителях. Белла крепче прижала меня к себе, и я услышал, как она сама всхлипнула, вспоминая все это вместе со мной. — Когда вокруг сгущается мрак… И ты не знаешь, как поступить… В чем бы ты ни признался… Ничто не заставит меня любить тебя меньше… Я буду рядом с тобой. Я не уйду. Я никому не позволю причинить тебе боль. Я буду рядом с тобой. Прямо как в кино, перед моими глазами промелькнул каждый наш день вместе, с самого начала. Они все почти идеальны, будто писались точно для нас. Я даже чуть не засмеялся над тем, какой я был в первый день нашего с ней знакомства… и каким я стал теперь. Я видел себя со стороны, как я снимаю свою футболку и заправляю ее в джинсы, как фартук, чтобы приготовить Омлетто дэ Эдуардо в первый раз, когда ее нижняя челюсть упала на пол. Я слышал себя в тот день, как говорил ей «Дыши, Белла». — Поэтому… если ты злишься — РАЗОЗЛИСЬ. Не держи это все внутри себя, расскажи мне все. Эй, что же за тайну ты скрываешь? Я разозлюсь с тобой. Спорим, что я во многом как ты. Напевала Белла мне на ухо, и я почувствовал слезу, скатившуюся по моей щеке. Я так расчувствовался, что сейчас мне было все равно, если меня кто-нибудь увидит. Я не собирался прятать это или что-либо еще от Беллы. И снова я оказался в прошлом. Теперь я был со связанными глазами, чувствуя удары Беллы, которая изображала Викторию, пытаясь тем самым достучаться до моего внутреннего гнева. Я услышал себя из прошлого, когда я закричал «Убери свои гребанные руки от меня!». И я вспомнил, как хорошо мне стало после, когда я отпустил это, выпустил яд и мои истинные чувства на своего хозяина. Я вспомнил, как выбил ногой дверь, спасая Беллу из ванной, которая закрылась изнутри в тот день. Я улыбнулся, вернувшись к моменту, когда она упала на пол грудью в ее комнате, а затем голая поползла в ванную. А потом я оказался в своей вампирской клетке, засовывая ее блокнот себе в трусы. Тогда ее лицо выражало полнейшую панику, когда она пыталась дотянуться до меня. Я вспомнил, как попросил Беллу пойти со мной в приватную комнату, как чувствовал пот на ее ладони, когда подвел ее к пробуждению, как я тогда считал. — Если ты стоишь на распутье, Не зная, чью сторону принять… Позволь мне разделить твой путь, пойти вместе с тобой, — продолжала играть песня. — Даже если ты выберешь неправильную дорогу… Я буду рядом с тобой. Я не уйду. Я никому не позволю причинить тебе боль. Я буду рядом с тобой. Позволь мне быть рядом в эти трудные времена… И я никогда не покину тебя. Я всегда буду рядом с тобой. Белла продолжала петь для меня… каждое слово. Я мог увидеть ее в траве, обнаженную подо мной. Я видел, как она смеялась, когда мы гуляли по улицам Нью-Йорка… Я чувствовал ее кожу и масло, будто массировал прямо сейчас, как тогда, в первый день. Я видел ее в душе, когда она позволяла мне мыть ее прекрасное тело. Я видел ее под проливным дождем в переулке напротив Огня, когда она кричала, что любит меня, сверкая глазами, полными ярости. Я чувствовал ее руки на своей спине, заботливо втирающие мазь в раны после ночи с Рэйвен. — Тебе не уделяли нужного внимания, Белла… но сейчас я здесь, — услышал я свой голос, когда говорил ей эти слова той ночью в душе. Я так же увидел, как она захлебнулась колой в лучшем Китайском ресторане Нью-Йорка. — Когда вокруг сгущается мрак, малыш. И ты чувствуешь, что одинок и блуждаешь наощупь в ночи, я буду рядом с тобой. Я не уйду. Я никому не позволю причинить тебе боль. Я никогда не покину тебя. Позволь мне быть рядом в эти трудные времена. И я никогда не оставлю тебя… Я буду рядом с тобой. — Я люблю тебя, Белла, — проговорил я, уткнувшись лицом ей в шею, медленно покачивая нас в такт музыки, позволяя песне затихнуть в зале… но продолжать звучать в наших сердцах. — Я тоже люблю тебя, Эдвард, — ответила она, глядя мне прямо в глаза, в то время как остальные гости продолжали кружиться вокруг нас. Но для меня весь мир сузился до нас двоих. И это было совершенно. Мы поцеловались, будто бы в первый раз. — Я подумала, что лучше было посвятить ее тебе, а не спеть, — подразнила она позже. — Да, спасибо тебе за это, — пошутил я, зарабатывая удар по спине. Мы протанцевали еще несколько часов, а съели и того больше. Мои глаза ни разу не покидали Беллы. Для меня не существовало в зале ни одной другой женщины, кроме нее. Как по мне, то это говорит о многом. Я привык работать в комнате, подобной этой, и уделять внимание каждой девушке, а после уходить, даже не вспотев. Но теперь я даже не мог разглядеть остальных девушек. Позже мне удалось улизнуть от Беллы и, протянув ДиДжею пару баксов, попросить его об одолжении. Сев за большой красивый рояль в тени угла, я стал ждать. — Ну что ж, мы приглашаем всех на танцпол, — объявил ДиДжей. — Это последний медленный танец на сегодня. Парочки… поднимайтесь. Это должно быть мило. Эдвард, друг невесты… сыграет нам «Ты поднимаешь меня». Я почти что заворчал на него: я хотела сделать сюрприз, что я буду играть для Беллы. Ну, давайте пальцы, не забудьте свое дело. Не подведите меня. Свет направили на меня, и я тут же возненавидел эту затею. От этого мне будет труднее найти Беллу в темноте зала. Когда я заиграл, в комнате стало очень тихо. Парочки задвигались по залу, медленно кружась в такт музыки, и я улыбнулся, радуясь, что мои руки решили дружить со мной сегодня вечером. — Когда я подавлен и моя душа так устала… Когда проблемы приходят и отягощают моё сердце… Я запел, и никто не скорчил рожу в отвращении, поэтому я продолжил, глядя в направлении, где мы сидели с Беллой. По крайней мере, так она сможет увидеть мое лицо, раз уж я не могу видеть ее. — Тогда, я замру и буду ждать здесь в тишине… Пока ты не придешь и не сядешь рядом со мной. Ты поднимаешь меня так, что я могу стоять на горах. Ты поднимаешь меня ходить по бурлящим морям. Я чувствую себя сильным, когда я могу опереться на твое плечо. Ты поднимаешь меня… к большему, чем я могу быть. — Подойди ко мне, Белла, — проговорил я в микрофон, и услышал одобряющие женские крики, когда я продолжил играть. А через полминуты Белла сидела рядом со мной на скамейке. Слезы текли вниз по ее щекам, когда я наклонился и поцеловал ее мокрое лицо, не отрывая рук от клавиш. Мы заслужили несколько аплодисментов этим шоу, а затем я продолжил петь. — Ты поднимаешь меня так, что я могу стоять на горах. Ты поднимаешь меня ходить по бурлящим морям. Я чувствую себя сильным, когда я могу опереться на твое плечо. Ты поднимаешь меня… к большему, чем я могу быть. Теперь хор может петь громко, от души, вместо того, тихо подпевать мне, как раньше. Я собрался и ударил по клавишам так громко, как только мог. — Ты поднимаешь меня так, что я могу стоять на горах. Ты поднимаешь меня ходить по бурлящим морям. Я чувствую себя сильным, когда я могу опереться на твое плечо. Ты поднимаешь меня к большему, чем я могу быть. Посмотрев на Беллу, я продолжил играть и петь, но более мягко. — Ты поднимаешь меня… к большему, чем я… могу быть. Она страстно поцеловала меня, когда я завершил финальные аккорды, после чего мы получили хорошие такие аплодисменты. Я, конечно, не уверен, но, кажется, я даже немного покраснел. Спасибо за уроки, Джозеф… Отец. — Ты самый лучший певец, — проговорила Белла чуть позже, когда мы шли пешком домой. В руке она держала красную розу, которую я украл для нее с одной из центральных части архитектурной композиции, и теперь размахивала ею, как волшебной палочкой. Мы наслаждались ночным воздухом, поздним часом, убравшим с улиц множество нью-йоркцев. Должен признаться, что я любил выходить прогуляться поздно ночью. Было такое ощущение, будто все вокруг спали. Здания, машины, шум. В это время всегда так тихо и спокойно. Люблю тишину и покой. И ненавижу шум. Засмеявшись над ее комплиментом, я покачала головой и ответил: — Джош Гробан, наверное, наверное, во сне перевернулся, когда я исполнял этот номер. Белла хихикнула и посмотрела на меня, в то время, как ветер развевал ее волосы. — Нет, не перевернулся, — усмехнулась она. — Ты был великолепен. Ты заставил меня плакать, настолько ты был хорош. Тебе надо подумать о карьере музыканта. Я бы обязательно купила твой диск. Или… скачала бы его с itunes. — Ты немного предвзята, тебе не кажется? — улыбнулся я ей в ответ. — Но все равно спасибо. Я так давно не играл. Я был уверен, что все напутаю и опозорюсь там по полной. — Не уверена, что кучка полупьяных гостей могли бы тебе сказать, если бы ты ошибся. — Еще раз спасибо, Белла, — я притворно оскорбился, чем заставил ее громко рассмеяться. — Я не это имела в виду, — уверяла она меня. — Правда. Ты был великолепен. Ты всегда великолепен. Улыбнувшись, я положил руки в карманы пиджака и задумался, продолжая идти вместе с Беллой по направлению к ее дому. — Ну что, завтра воскресенье, — начал я, даже не желая думать о завтрашней ночи. — И ты должна выбрать, что мы будем делать весь день. Все, что пожелаешь. — Хммм… — она призадумалась, пытаясь выдать что-нибудь остроумное. — Я не знаю. Но я подумаю об этом. Это же наша двухнедельная годовщина. Это очень особенный день. — Каждый день с тобой — особенный, — поправил я, надеясь, что она поймет всю искренность моих слов, и взял ее за руку, когда мы почти дошли до дома.