Play Hard

Зима в этом году выдалась слишком холодной. Мирон глубже упрятал нос в воротник свитера и продолжил свой путь. Ни снег, ни дождь, ни самый лютый мороз не могли нарушить его традиции — ночная прогулка по улицам Питера в полном одиночестве. Ноги сами несли парня по привычному маршруту, и только ледяной ветер подгонял, забираясь прямо под куртку. Обычная прогулка у Мирона длилась не меньше двух-трех часов. Он просто бродил по спальным районам, где не было ни души. Самая длинная дорога была избита и изучена вплоть до маленького пятна краски из баллончика на поребрике возле «1703». Мирон бы забил на эту длинную дорогу, побродил возле своего дома, да вернулся в теплую квартиру. В последние пару дней он так и делал. Но был один маленький нюанс, из-за которого Мирон шел вперед, стараясь отогреть в спортивной куртке окоченевшие руки. — Пришел все-таки? Рудбой не менялся. Казалось, он вообще не чувствовал мороза. В длинных пальцах правой руки была зажата неизменная сигарета. Под ногами парня Мирон успел заметить приличное количество окурков. Неужели он стоит тут так долго? — Я опоздал? — спросил Федоров. Доставать руку из кармана, чтобы посмотреть время, ему вообще не хотелось. Что угодно, но не это и не сейчас. — Я рано пришел, — пожал плечами Ваня, кинул окурок себе под ноги. — Идем? Мирон кивнул и пошел вслед за Евстигнеевым — тоже неизменная традиция. — Дай сюда, — бросил через плечо Иван и протянул назад руку. Что именно, можно было и не объяснять. Мирон прекрасно знал. Ладони Вани всегда были горячими, что удивляло Федорова, чувак курил, аки паровозик, а ни одна болячка не брала. Темнота городских двориков окутывала по самую макушку. Редкие прохожие даже не видели двоих парней, не видели, как один держал за руку другого. Мирон недоуменно косился на пьяниц, которые проходили мимо. Точнее, проползали. Сегодня же понедельник, блять! — Ебать, ты окоченел, — сжав замерзшую ладонь, прокомментировал Евстигнеев. — Ибо нехуй назначать встречу за три пизды от дома и тащить меня хер знает куда, — огрызнулся Мирон. — Нехуй одеваться, как на пляж загорать, — кинул ответочку Ваня. Мирон тихо фыркнул и оглядел себя. Зимняя спортивная куртка, под ней свитер и водолазка с майкой, а на ногах зимние кроссовки, штаны с блядским меховым начесом и термотруселя, заботливо купленные и подаренные Мамаем. Они шли по одному из пустых дворов, едва различая дорогу в темноте. Фонарей было совсем мало, и они лишь тускло освещали небольшие островки возле подъездов. От улицы их отделяла лишь арка. И именно там Мирон сорвался. Резко рванул на себя собственную руку, зажатую в ладони Евстигнеева, притягивая того к себе. — Я больше не могу, — выдохнул он, и клубы пара ударили прямо Ване в лицо. — Я тоже, — вымучено ответил Ваня. Вместо пара из его рта вырвался сигаретный дым. Даже сквозь куртку грязная стена старого питерского дома была как наждак. Мирон был весь какой-то ледяной, губы потрескавшиеся, сухие, но, черт возьми, Евстигнеев не променял бы их ни на что другое. Поцелуй был слишком жадный, какой-то отчаянный, горький. Привкус крови с губ Федорова только сильнее сносил крышу у Вани. Но… — Нам надо идти, помнишь? — он едва смог оторваться от Мирона. Тот измученно взглянул в его глаза, но согласно кивнул. *** — Может ты, блять, объяснишь, куда мы идем? — психанул Федоров через полчаса. Рук он уже вообще не чувствовал. Пальцы ломило от холода, и они практически перестали двигаться. Зато Рудбой был бодр и весел, и, казалось, он вообще не замерз. Чертов везучий ублюдок. — Потерпи, — шикнул на него Евстигнеев. — Мы почти у цели. Мирон даже не заметил, как перед ними выросла очередная многоэтажка. Ваня уверенно прошагал к одному из подъездов, открыл дверь и с наигранной галантностью произнес: — Прошу, с-э-э-э-р. Мирон и рад был бы поржать над придурковатостью друга, да только его лицо тоже стало практически деревянным, и ни один мускул не мог двигаться. В подъезде было тепло, отчего Федорову сразу показалось, что он попал в рай. Увидев облегченную улыбку у рэпера, Ваня хмыкнул и повел его к лифту. — Дальше — лучше, поверь. Лифт остановился на пятом этаже. Вытолкнув Мирона вперед, Рудбой тут же натянул ему шапку на нос. — Не вздумай снимать, — тут же одернул он парня, когда тот попытался поправить головной убор. — Заебал ты со своими тайнами, — обиженно пробурчал Федоров, но просьбу выполнил. Послышалась возня, звякнули ключи, потом щелкнул замок. — Иди вперед, — послышался шепот у самого уха. Когда шапка была снята, Мирон увидел перед собой… — Добро пожаловать в нашу новую берлогу, мой дорогой престарелый бро, — Ваня улыбнулся во все лицо и раскинул руки в сторону. — А, да, кстати, с Новым Годом. Мирон огляделся, пытаясь сообразить, какой вопрос ему задать первым… — Сегодня тридцать первое? — и, как всегда, спросил то, что было не столь важным. — Как бы да, — кивнул Ваня. — Совсем перестал в календарь смотреть? Ответа не последовало. Мирон прошел мимо парня и уселся на диван. Рудбой последовал его примеру, только прихватил с собой какой-то сверток. — Ты знаешь, что мой дом — твой дом, — сказал Рудбой и несильно толкнул Федорова в плечо кулаком. — Это, конечно, романтично, но я все еще охуеваю от происходящего, — нервно усмехнулся Мирон. Ваня в ответ улыбнулся и, наконец, протянул Мирону сверток. — Я тут… в общем, держи… — Блять… Я-то ничего не приготовил даже, — Мирон виновато опустил голову. — Прости, бро. — Пф, отработаешь, — Ваня многозначительно подергал бровями. — Открывай. Спустя несколько секунд Евстигнеев валялся на полу, пытаясь прекратить бесконтрольный хохот. А Мирон выглядел, как ахуевший Мирон. — Ты, блять, серьезно?! Федоров потряс подарком перед Ваней, и тот снова зашелся в хохоте. — Это, блять, не смешно! — Почему? — Рудбой утер слезы и, наконец, сел. — Меня может рядом не быть…, а вдруг тебе будет ну о-о-очень скучно и одиноко без меня. — НАДУВНОЙ ПАРЕНЬ?! ДАЖЕ НЕ БАБА, А ПАРЕНЬ?! ТЫ ГДЕ ВООБЩЕ ЭТО ОТКОПАЛ?! На новый поток вопросов Евстигнеев вновь упал на спину, сотрясаясь от смеха. Он чувствовал, что еще секунда, и он помрет нахрен. — С Новым Годом тебя, пупсик, — сквозь смех, просипел Ваня. — Пошел нахуй, тебя тоже! — прогремел Мирон где-то в коридоре. — Ты куда? — ЗА ВИСКАРЕМ! Буду с «любовником» знакомиться!