Свалка

      Начался противный мелкий дождь. Похватав детальки, которые удалось найти этим ранним утром, тощий парень побежал по мусорным завалам, спотыкаясь о металлические запчасти. Некоторые из них совсем проржавели, некоторые еще могли бы пригодиться, а до каких-то не удастся добраться и спустя десяток лет. Не зря ведь свалка занимает весь пятый сектор.       — Уф! — забежав в свою палатку, он высыпал детальки на кусок брезента, подстеленный специально для разбора подобного хлама, и вздохнул: «улов» был маловат.       Дождь сбил все планы. Конечно, еще какое-то время можно было провозиться и под холодными каплями, но сушить одежду было негде. В палатке постоянно царила духота: небольшая дыра, приспособленная под вход, не спасала от застоя воздуха, а плотный полиэтилен не пропускал никакого ветерка. Зато помогал от дождя и немного от отвратительного запаха свалки, хоть и металлической.       Парень уселся в самом углу на скрученную в валик постель, которой ему служили старые, выменянные у кого-то пару лет назад матрасы. Такие были не в ходу, пожалуй, еще до его рождения, но это явно лучше, чем спать на металле.       Почесав щеку и вздохнув, он задрал голову и посмотрел вверх. На мутном полиэтилене виднелись мокрые капли, которые, превращаясь в тонкие ручейки, стекали вниз по гладкой поверхности, образовывая витиеватые узоры. Красиво, наверное. Если смотреть на дождь из окна собственной квартиры, а не через полиэтилен палатки на свалке.       Из-за резкой смены погоды разболелись все шрамы. На лице, спине, руках — они чесались и противно пульсировали. Эти ощущения не давали сосредоточиться на сортировке деталек, и пришлось разобрать валик из матрасов, чтобы лечь. От духоты легче не становилось, но к ней уже удалось привыкнуть за годы, проведенные здесь.       — Эй, Урод! Ты тут? — раздалось с улицы, и через пару мгновений через прозрачный полиэтилен палатки стали видны очертания фигуры человека. — Вижу же, что тут. Собрал робота?       Парень поднялся и выполз на улицу, вставая на ноги и морщась от капель дождя, которые попали на щеки и немного курносый нос. Натянув на голову капюшон, он коротко кивнул, надеясь, что в ближайшее время Скотт, его главный «партнер» по сбору и продаже роботов из металлолома, свалит в свою палатку, перестав донимать.       — Урод, ты же умеешь разговаривать, чего случилось? — видимо, Скотт был не намерен уходить.       — Не люблю, когда меня так называют, — получилось хрипло.       Голос сел из-за продолжительного молчания и вчерашней пробежки холодной ночью за материалами для очередного робота. На свалку прибыла машина, переполненная ломаной техникой, и все жители этого сектора потянулись к ней, чтобы успеть урвать себе что-нибудь полезное.       — Ну, другого имени у тебя нет, — Скотт хмыкнул и шутливо дернул край капюшона, натягивая его сильнее на голову стоящему перед ним приятелю. — Тем более, ты и правда урод, — он тихо засмеялся, явно намекая на шрамы, которыми было испещрено все тело его напарника.       — Нужно разобрать несколько микросхем. Я пока не успел, — захотелось, как и всегда, спрятаться подальше. Только это невозможно было сделать на свалке, еще и с учетом того, что жил он в почти прозрачной палатке. — Их нужно просушить.       — У нас не так много времени, — Скотт нахмурился. — Скоро откроют основную трассу, и жители всех секторов будут разъезжаться по домам. Чем ты думал, когда так затягивал это все?       — Дождь идет, — мотнув головой в красном капюшоне, озвучил явное Урод. — Куда я пойду? Я заболею.       — Вообще-то, да, — согласился Скотт, — хотя, с твоим иммунитетом… Так, ладно! — он хлопнул в ладоши. — Давай-ка, посторонись. Сейчас все просушим и дособираем, — он лихо пролез в палатку. — Кстати, — обернувшись в сторону все еще мявшегося у входа в собственный «дом» парня, он махнул ему рукой, — если сегодня выгорит продажа, пойдем на границу, пожрем.       — Хочется, — втиснувшись в палатку, Урод свернул валик из матрасов, аккуратно устраивая его в углу.       Вещей у него было совсем мало, и относился он к ним очень бережно. Особенно после того, как одна из группировок на свалке вынесла почти все, что получилось забрать из дома с собой, когда он оттуда убегал. Удалось спасти только старую мамину заколку для волос — маленькую лисичку. Уже давно выгоревшая, а когда-то ярко-оранжевая, она была накрепко приколота ко внутренней стороне его толстовки и осталась с ним только благодаря этому. С тех пор приходилось все прятать, но и это не всегда спасало от налетчиков, коих на свалке было просто немерено.       Раньше, когда он только-только исследовал новое место жительства, осваиваясь среди груд металлолома, был жив Роберт. В прошлом ученый, механик и, как он говорил, миллионер, он чувствовал, казалось, каждый кусок железа. Мужчина, единственный на весь пятый сектор взрослый, научил некоторых тому, что помнил сам. Он рассказывал, как из нескольких кусков металла получить то, что потом можно продать. Роботы, выполняющие простенькие функции, существующие скорее для развлечения, чем пользы ради, порой могли заинтересовать тех, кому было скучно среди накопленных годами богатств. И именно такой интерес не давал живущим на свалке окончательно загнуться от голода.       Урод по-своему привязался к Роберту и частенько просиживал с ним ночи напролет, разбирая металлолом и деля его на то, что может пригодиться, и то, что уже никуда не пристроить. Скотту это быстро наскучило, и он перестал приходить к бывшему богачу, наплевав на те крупицы знаний, которые тот мог дать. А вот Урод ходил до последнего, и даже тогда, когда Роберт слег и не смог передвигаться, он таскал ему еду, делясь своей и без того скудной порцией. Правда, потом мужчина выгнал его и велел не приходить больше. Он умирал и не хотел, чтобы кто-то наблюдал за неприглядной картиной. Урод послушался и перестал приходить. Тем более, он ничем не мог помочь.       Роберт умер, а знания остались. И теперь постоянно спасали ребятам жизнь, отодвигая голодную смерть на несколько дней и давая шанс выжить каждый раз, когда Урод собирал нового робота. Порой хотелось смастерить что-то для себя, но быстро приходило осознание: сидя в полиэтиленовой палатке робота будет просто некуда деть. Вряд ли понадобится генеральная уборка или же охладитель напитков, переработчик песка или сборщик пыли.       Машинально проведя пальцами по тому месту, где под тканью была лисичка, Урод вздохнул. Скотт кругом раскидал детальки, и теперь было совершенно непонятно, где какие. Конечно, он был толковым парнем: палатку вот помог собрать. Да и не обижал никогда, не считая высмеивание красных полос от шрамов. Но любовь к беспорядку была, кажется, у Скотта в крови.       — Может, даже получится урвать бургер от жителей третьего сектора, — мечтательно прикрыл глаза Скотт. — У них очень крутые бургеры. На, возьми, почини, — он кинул детальку в руки все еще сидящему в углу парню. — Урод, не тупи, у нас времени максимум часа два. Пока дойдем еще.       — Ладно, — кивнул тот и принялся раскручивать маленький транзистор.       На самом деле, Скотт был прав. Из-за страха заболеть он не дошел до последней кучи привезенного металлолома и ушел с тем, что удалось собрать сразу. Из-за этого пришлось бежать на поиски мелочевки сегодня утром, и теперь они рискуют остаться без еды. Третий день подряд. А это вообще не радовало, потому что из-за вечно тянущей боли в желудке было тяжело ходить.       Наверное, скоро он умрет. Очень хотелось надеяться, что не придется мучиться. Недавно они похоронили одну девчонку, которая страдала так, что ее крики были слышны даже в его палатке, стоящей в самом отдалении. Он специально выбрал это место для себя. Большая металлическая пластина была ровной и достаточно толстой для того, чтобы выдерживать вес одного или даже нескольких подростков, и была далеко от основного скопления палаток.       Очень далеко. Идти нужно было минут пятнадцать, а для свалки с ее опасностями и вечно проваливающимися кусками прогнившего и проржавевшего железа любой путь мог стать последним в жизни. Но тогда крики умирающей девочки были слышны очень хорошо, и приходилось зажимать уши руками, потому что было страшно.       А еще хотелось, чтобы она поскорее умерла, и от этого тоже было страшно.       Помимо этого очень остро стояла проблема с тем, куда девать трупы. До земли было множество метров наваленного металла, поэтому вариант с выкопанной могилой отпадал сразу. Хоронили в самой дальней части свалки, куда редко кто ходил, потому что там был совсем уж старый и никому ненужный металлолом. Трупы закидывали кусками железа и просто уходили прочь по своим палаткам.       Когда в ту ночь крики стихли, Урод понял, что все закончилось, но хоронить девушку не пошел. Почему-то ее было очень жаль, до слез. Он проплакал несколько часов, а потом, внезапно даже для себя, уснул, пропустив все и коря за это утром.       Хотя она и была уже самой старшей среди них всех. Кажется, умудрилась дожить аж до двадцати лет. На свалке, площадью во много тысяч квадратных километров, редко когда доживали до такого возраста. Роберт стал исключением, да и то только потому, что попал на свалку уже будучи взрослым. Почему он так и не ушел обратно, не пытался искать знакомых, никто не знал. Он сам не рассказывал, а остальные не спрашивали. У всех хватало собственных проблем.       Уроду было восемнадцать, вроде бы. Скотту шестнадцать, и он один из немногих знал свои имя и возраст просто потому, что родился на свалке и случайно не умер сразу же. Да и потом тоже.       Урод не знал, хорошо это или плохо.       Сам он уже мало что помнил о своей прошлой жизни. Память стерлась, воспоминания потускнели, и о том, что у него когда-то были родители и нормальная, особенно относительно существования на свалке, жизнь, напоминала только маленькая лисичка.       — Ауч! — Скотт отбросил в сторону какой-то датчик. — Дерется!       Урод усмехнулся и продолжил ковырять транзистор. От усердия он высунул кончик языка и прикусил его зубами, которые, пожалуй, были его единственной гордостью. Просто потому, что они вообще были. Пока еще.       Скотт зевнул и почесал затылок.       — Смотри, током бьет. Как он вообще еще работает, от чего заряжается?       Вытянув вперед шею, Урод посмотрел на детальку, которую держал на ладони Скотт. Из-за этого капюшон соскользнул с его головы, падая на плечи и собираясь складками.       — Фу, прикройся!       Дернувшись, Урод резко вернул капюшон на место и выдохнул, теперь уже аккуратно приноравливаясь, чтобы рассмотреть датчик.       В целом, Скотта, наверное, можно было понять. Все лицо Урода было исполосовано тонкой сеточкой шрамов, которые, хоть и побелели, все равно были заметными. Линии потолще, темно-красные, тянулись через глаза и щеки, будто кто-то разодрал когда-то милое лицо когтями, оставляя после ужасные борозды. Один глаз был мутным, хрусталик побелел, зрачок не сокращался, и было чудом, что зрение еще сохранилось.       Шрамы стягивали лицо, превращая его в кривую маску, и даже говорить до сих пор было не особенно приятно, потому что рот неконтролируемо растягивался в разные стороны из-за того, что губы были тоже располосованы, а затем криво срослись.       Как когда-то сказал ему Скотт, напившись украденного из второго сектора ледяного рома — он мог бы быть красивым. Если бы не был таким страшным. С тех-то пор и приклеилось это — Урод. Собственное имя давно кануло в мутную пелену почти стертых воспоминаний, а на то, как называли сейчас, было почти плевать. Он уже привык, и порой это резкое «Урод» лишь раздражало. Но не обижало, как это было поначалу.       Взяв детальку и соединив два проводка, Урод выполз из палатки, задирая голову к небу. Тучи становились светлее, дождь заканчивался, так и не став ливнем. Это было на руку, потому что бежать по скользкому железу в сторону утрамбованной дороги, а затем трассы, было опасно. Особенно с учетом того, что на спине они потащат робота.       К нему-то Урод и выполз. Почти собранный, похожий на прямоугольник на ножках, он должен был охлаждать любой продукт почти моментально, превращая его в замороженный кусок, покрытый коркой льда. Как раз может понравиться кому-то из второго сектора. По крайней мере, они со Скоттом на это очень надеялись. Потому что в противном случае им придется голодать еще день, собирать что-то другое, а новая машина с металлоломом будет только через три дня.       Открыв небольшую дверцу на корпусе робота, Урод присел перед ним на корточки и вставил внутрь датчик, который ударил Скотта током. Чудо, что он не промок от дождя, и будет хорошо, если сумеет послужить еще хотя бы какое-то время.       Закрутив датчик внутри робота, Урод закрыл дверцу и потянул рычажок, который был сбоку на корпусе. Раздалось тихое гудение и почти сразу же довольный возглас Скотта, который, конечно же, тоже вылез из палатки и теперь стоял позади Урода, заглядывая через плечо.       — Круто, давай испытаем? — спросил он, улыбаясь во весь рот.       — На тебе?       — Лучше на тебе, ты же все равно урод, что тебе одна отмороженная конечность, — в своей обычной манере пошутил Скотт.       Хмуро посмотрев на него, Урод покачал головой. Шрамы все еще болели, но приходилось заниматься делом, потому что загибаться ночью от боли еще и в желудке совершенно не хотелось.       Спустя еще несколько напряженных минут удалось успешно включить и выключить робота, и он ни разу не дал сбой. Это обрадовало обоих, и уже через час робот был разобран на крупные запчасти и упакован в самодельные рюкзаки, с которыми будет удобно передвигаться по опасному мусору из металлолома.       Проверять его ни на ком не стали, понадеявшись, что и на трассе никто не надумает запихивать внутрь кого-то живого. В конце концов, жители второго сектора холод могли определить по каким-то собственным критериям, не зря же жили при средней температуре минус тридцать круглый год.       Урод только мог понять по звуку работающего робота, исправен ли тот, да и то, лишь примерно. Во всем остальном и он, и Скотт полагались на удачу, не желая испытывать на себе тех, кого сами и собирали. Ведь зачастую это были какие-то агрессивные, если так можно выразиться, конструкции, предназначенные или для домашних, но не безобидных нужд, или для зачистки территорий от мусора при помощи измельчителя, внутрь которого уж точно не хотелось совать руки.       — Пошли? — Скотт поддернул лямки рюкзака и взялся за них руками, сжимая кулаки.       Хоть он был младше Урода, все равно казался сильнее. Да и комплекцией обладал покрупнее, не отлеживаясь в палатке при любом дожде или изменении температуры. Ладно хоть свалка располагалась в той же климатической зоне, что и основной мегаполис, иначе Уроду точно бы тяжело пришлось.       Ни льды второго сектора, ни джунгли третьего, ни жаркие пустыни четвертого не были пригодны для жизни такому, как он. Хорошо, что в тот роковой день он все же пересек границу, устремившись в сторону пятого сектора. Организм, измученный болью от ран, тогда еще сочившихся кровью и кое-как сцепленных медицинскими скрепками, сигналил о том, что срочно необходим отдых. Но Урод, которого тогда точно звали как-то иначе, хоть он теперь и не помнит, упрямо шел вперед. Уже стерлось и то, как он добрался до свалки, но очнулся уже у Скотта в палатке. Тогда еще совсем мелкий, он догадался только обтереть лицо измученного парня влажной тряпочкой, стирая корку из засохшей крови и гноя, но на этом медицинские услуги закончились.       Порой Урод думал, что лучше бы он тогда умер от лихорадки и температуры, которая делала и без того горящее лицо, казалось, просто огненным. Чудилось, будто на него вылили ведро лавы, или он внезапно оказался посреди пустыни и раскаленного ветра четвертого сектора. Но выжить удалось, и Урод до сих пор не решил, рад ли он этому. Но пока жив, приходилось бороться, что он и делал, аккуратно переступая ногами по металлолому, стараясь не попадать в отмеченные им и Скоттом места, где все опасно прогибалось под подошвами кроссовок.       До ровной дороги, на которую приходилось слазить с горы мусора, было еще около трех часов пути по свалке. Хорошо все-таки, что Урод жил почти на самой окраине огромной площади пятого сектора. После начнется асфальт, а затем и залитая плотным специальным составом трасса, около которой они и остановятся, чтобы попытаться продать собранного робота и заработать себе на ужин. ***       — Как думаешь, долго нам тут придется торчать? — Скотт поправил робота и поставил так, чтобы тот не шатался. — Эй, Урод!       Поправив капюшон, тот лишь присел на корточки, принимаясь прикручивать к роботу оставшиеся мелкие детали. Отвечать Скотту не особо хотелось, потому что оба и без того знали, через какое время по этой дороге поедут дорогие тачки. После пяти часов вечера начинали закрываться первые корпорации, и работники разъезжались по секторам, в надежде избежать пробок на основной трассе и быстрее попасть в собственную зону. Времена, когда кто-то из живущих в определенном секторе не мог попасть в другой, давно уже прошли. В мегаполисе, где работала общая масса жителей со всех частей их мира, все было обустроено так, чтобы каждый чувствовал себя максимально комфортно.       Пожалуй, забыли только о тех, кто живет на свалке. О детях, малышах и подростках, из которых редко кто доживал хотя бы до взрослых лет. Таких, как Скотт, родившихся в подобных условиях и оставшихся в живых, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Тех, кто пришел на свалку сам, по какой-то причине, было большинство. Выкинутые за пределы комфортной жизни, выброшенные из собственных домов по совершенно разным обстоятельствам: все они шли на свалку, потому что безмолвные груды металлолома были единственным местом, где можно было остаться на ночь бесплатно, где никто и ничего не попросит взамен. Если приживешься на свалке за неделю — протянешь столько, сколько даст тебе жизнь.       Уроду повезло, потому что всю свою первую неделю он валялся в палатке Скотта с лихорадкой. Он почти ничего не помнит о том, что с ним было. Лишь обрывочные картинки, как вспышки под веками, остались в голове воспоминаниями о том, как Скотт пытался его лечить, но те методы даже нельзя было назвать этим громким словом. Наверное, именно поэтому до сих пор они и ходят вместе по свалке. Скотт привык по-своему заботиться об изуродованном друге, а сам он чувствует благодарность, хоть и порой сожалеет об этом, потому что даже сейчас, сумев абстрагироваться от прозвища, все равно порой внутри вспыхивает обида и боль.       А еще на свалке мало кто вообще ходит. Примерно половина тех, кто живет там — инвалиды. Возможно, следует всех их прирезать, как давно уже предлагает один из относительно здоровых жителей свалки, но Урод просто не желает в этом участвовать. Не потому, что жалко. Просто потому, что не хочется потом идти в дальнюю часть и под угрозой смерти из-за прогнившего металла прятать под грудами железа трупы. Пожалуй, именно это останавливает и всех остальных.       Но инвалидов никто не кормит, жителям и самим мало пищи. Поэтому Урод сразу договорился со Скоттом: если один из них утратит способность передвигаться, они помогут друг другу умереть, даже несмотря на то, что после придется далеко тащиться с трупом друга на спине. Это лучше, чем медленно загибаться от голода в собственной душной палатке.       — Смотри-смотри, — Скотт толкал локтем в бок, заставляя морщиться от легкой боли и отодвигаться подальше от волнующегося друга. — Едет, едет! Капюшон еще сильнее натяни! — Он взял и сам надвинул ткань на лоб и глаза Урода, чтобы никто не увидел страшных шрамов. — Здрасьте! — крикнул он уже громче, так, чтобы услышал тот, кто вышел из дорогой машины.       — Что тут у вас? — надменно выгнув бровь, поинтересовался ледяной великан, подходя ближе.       Жители самого холодного в их мире сектора имели синеватую кожу, которая была испещрена тонкими линиями узоров, походящих чем-то на едва выпуклые шрамы. Урод, разглядывая красивое, как ему казалось, лицо, тихо хмыкнул: его шрамы выглядели куда ужаснее, даже несмотря на то, что тоже перечеркивали лицо и тело ровными линиями.       Ледяной великан действительно был высоким. Скотт едва доходил ему до пояса, и приходилось задирать голову по мере того, как тот подходил ближе. Длинные черные волосы были заплетены в замысловатую косу и украшены множеством бусин, сделанных из горного хрусталя, согласно традициям этого народа. В остальном же на великане был черный и явно недешевый классический костюм-тройка, который подсказывал, что перед ребятами со свалки стоит не простой клерк из офиса в мегаполисе. Этот великан занимал непростую должность.       — Ну и чем вы порадуете, шпана? — низким, приятным голосом спросил он. — Собрали что-то путное?       — А то как же! — Скотт вышел вперед и, оттеснив Урода плечом, улыбнулся мужчине. — Охладитель, вот, смотрите.       — Зачем мне, ледяному великану, что-то охлаждать? — тихо рассмеялся тот и прищурил красные глаза, смотря на ребят со свалки. Он откинул назад косу, упавшую на плечо, из-за чего бусины тихо звякнули, стукнувшись друг о друга. — Или он умеет что-то еще?       — Снег разбивает, — тихо заговорил Урод, видя, что Скотт замялся. — Он может убирать лед со ступеней и не тратит энергию вообще, будет работать за счет льда, который сам же и разобьет.       — Хм, — наклонившись чуть ниже, великан хотел было рассмотреть лицо, скрытое тканью капюшона, но Урод отпрянул назад, не давая этого сделать.       Он уже был научен опытом и старался не попадаться на глаза никому без необходимости. Которая, к слову, была редкостью, на его счастье. Видеть жалость в глазах незнакомцев было противно, да и ни к чему.       — Да-да, — затараторил Скотт, — в ледяном секторе энергия дорого стоит, а у вас будет эксклюзив!       Мужчина скептически поморщился, но кивнул и полез в карман за кошельком.       — Десять румий, — бросил он.       — Десять? — возмутился Скотт. — Это ничтожно мало! Минимум пятьдесят!       — Ты в своем уме, мальчик? — прищурился великан, наклонившись чуть ниже. От него ощутимо повеяло холодом, будто напоминая лишний раз, откуда он и каким может быть опасным, если захочет. Не считая того, что огромными руками ледяной великан мог без труда придушить обоих жителей пятого сектора, стоящих перед ним. — Вы двое живете на свалке и приторговываете возле дороги. Должны радоваться тому, что я вообще вышел из машины и что-то покупаю, а не забираю просто так. Десять, или я ломаю вам ноги, а робота беру себе.       — Ладно, — пробурчал Скотт, шмыгнув носом. Он выдернул бумажку из руки великана и отступил на шаг назад, глядя, как тот без труда подхватил робота, которого они едва доволокли вдвоем, одной рукой, и направился к своей дорогой тачке. — Урод, — шикнул Скотт, когда машина, подняв пыль, сорвалась с места.       — А? — отозвался тот.       — Да я не о тебе, — отмахнулся Скотт, — я об этом. Возомнил о себе черти че. Ладно, пошли пожрем? — помахав купюрой в десять румий около лица Урода, он улыбнулся. — Хотя бы на сегодня хватит, а там придумаем что-нибудь.       Урод только кивнул и направился вдоль трассы, засунув руки в карманы рваных штанов. Скотт нагнал его и молча пошел рядом, изредка дергаясь из-за слишком близко проносящихся автомобилей.       До ближайшего ларька, в котором продавали фаст-фуд, было идти около четырех часов. Они дойдут к почти полной темноте, но на это было плевать. В круглосуточном крошечном киоске торговали непрожаренными вонючими бургерами, есть которые могут разве что такие, как они. Подростки со свалки, которые готовы жевать что угодно, лишь бы не умирать среди металлолома от рези в животе. Хотя порой они загибались и после отвратного мяса, но это было хотя бы что-то.       — Слушай, — вдруг заговорил Скотт. Дождавшись, пока шагающий рядом приятель дернет головой в знак того, что слушает, он продолжил: — ты совсем-совсем ничего не помнишь?       — Нет.       — Но почему? — не унимался Скотт.       Поморщившись, Урод пожал плечами. Откуда он мог знать? Может быть, с ним случилось что-то страшное, и он из-за этого все забыл. А может быть, его банально изувечил отец-алкоголик так, что память отшибло, вот он и сбежал на свалку, потому что просто не вспомнил дорогу домой. А шрамы потому, что его побили какие-нибудь темные бойцы из сектора джунглей. Те могут, они злющие, как черти. Даже самые бесстрашные ребята со свалки боялись торговаться с жителями того сектора.       А может он просто родился таким, забывающим свою жизнь и проживающим каждые несколько лет с чистого листа. Кто знает? Как бы то ни было, ответить на такой вопрос Скотта просто не было возможности. Да и вообще не хотелось открывать душу этому человеку, пусть даже он и помогал первое время, да и сейчас не бросает. Даже несмотря на всю грубость Скотта, нельзя было не признать, что, если бы не его помощь, с такими шрамами никто бы и разговаривать не стал с Уродом, пусть он торговал бы даже новыми роботами.       — Не знаю, — все же ответил на вопрос Урод.       — Да ладно тебе, — Скотт пихнул его локтем. — Вдруг у тебя родители богатые, а ты просто потерялся?       — Ну-ну, — на такое заявление получилось только скептически хмыкнуть.       — Ладно, дурацкое предположение. А если тебя все равно ищут, м? — Скотт взмахнул руками и улыбнулся, из-за чего выбитая когда-то в драке челюсть перекосилась еще больше.       — Не ищут.       — Ой, ты скучный, — Скотт горестно вздохнул. — Ну и ладно.       Замолчав, он просто шагал рядом, подстроившись так, чтобы попадать в шаг с Уродом.       Оставшиеся несколько часов пути прошли молча. ***       — Здрасьте! — Скотт подпрыгивал около ларька, пытаясь оказаться выше полочки для денег, которая находилась аккурат над его макушкой. — Нам два бургера и попить! — Он протянул смятую и влажную от потной ладони купюру.       — Попить? — насмешливо отозвался мужчина, который торговал бургерами. — Тут не хватит.       — Ну хоть водички? — Скотт состроил жалобные глаза.       — Нет. Бургеры и проваливайте.       — Вам не надо ничего починить? — вдруг тихонько спросил Урод, подходя к Скотту, но не задирая голову вверх, опасаясь того, что с головы слетит капюшон.       — О, это ты, уродец? — мужчина узнал худенького подростка в затасканной толстовке. — Надо, у меня гриль накрывается. И без того еле шпарил, а сейчас так вообще, хоть вешайся.       — Давайте починю, а вы нам водички? — он все же задрал голову, но придержал рукой капюшон.       — Проси румий, ты сдурел? Какая водичка? — сразу же зашипел на него Скотт, но Урод только отмахнулся.       В отличие от Скотта он понимал, что продавец сроду не даст им денег, а вот напоить за помощь вполне сможет. Если он заикнется об оплате ремонта гриля, их обоих сразу же отправят восвояси, и даже бургеров не дадут.       — Ладно, заходите!       Ребята обошли ларек и протиснулись внутрь, прикрывая за собой металлическую дверь. Сразу же оба закашлялись, потому что внутри было так душно и дымно, что заслезились глаза и закружилась голова. В углу ларька чадил темными клубами гриль, из-под крышки которого воняло паленым мясом.       Урод прищурился, смахивая ладонью слезы от едкого дыма со щек, и подошел ближе, присаживаясь рядом с агрегатом и пытаясь рассмотреть что-то кроме кусков угля под решеткой в самом низу.       — Можете дверь открыть? — обратился он к хозяину ларька. — Ничего не видно.       — Ага, и тут прибегут ваши обдолбыши и обворуют меня, — хмыкнул мужчина.       Уточнять, как здоровенного амбала могли обворовать искалеченные худые заморыши со свалки, Урод не стал, лишь пожал плечами и полез под гриль, морщась от сильного жара и радуясь тому, что от пола до решетки было достаточно расстояния, иначе он рисковал бы моментально обжечься. Хотя все равно было ужасно жарко.       Под грилем перегорели контакты, и пришлось укоротить несколько проводков, чтобы затем соединить их друг с другом.       — О, другое дело! — услышав довольный голос хозяина, Урод вылез из-под гриля. — Молодец, парень, заслужил свою воду.       — А бургеры? — встрял Скотт.       — За них вы мне заплатили, а я не обманщик. Ждите.       Мужчина отвернулся к грилю и, открыв крышку, что-то туда закинул. Закрыв, стал нарезать овощи, пытаясь выбрать не особенно сильно сгнившие части. Подростки стояли около дверей, неловко себя ощущая. Они понимали, что присесть тут особенно некуда, а парочка стульев около окошка, через которое обычно выдавался заказ, явно не для них. Выйти сразу на улицу тоже был не вариант, потому что оба хотели получить воду, а оказавшись за пределами ларька могли этого лишиться. Слова о том, что хозяин не обманывает, были лишь словами.       Урод от нечего делать разглядывал изнутри то место, на которое до этого смотрел лишь снаружи. Везде висели какие-то листки, исписанные мелким почерком, но читать Урод толком не умел. Он помнил буквы, мог составить из них слова, но на это требовалось время. Однажды, какой-то из ледяных великанов, которому они со Скоттом продавали робота, отдал Уроду газету. И теперь он постоянно перечитывал ее, запоминая буквы и уже почти выучив наизусть. Но сходу разобраться в словах, да еще и написанных корявым почерком, он не мог.       Над какой-то кривой полочкой висели лампочки, связанные в один пучок. Несколько мигали зеленым светом, и Урод, как завороженный, сделал шаг вперед.       — Ты куда? — зашипел на него Скотт, хватая за рукав.       — А что это такое? — привлекая внимание хозяина и отпихивая Скотта, спросил он.       — Где? — обернулся мужчина, принимаясь скользить взглядом по стенам, чтобы понять, куда указывает один из оборванцев.       — Вон, лампочки. Зачем это?       — А, эти? Просто гирлянда, дочка в садике сделала в подарок, но они сломались. Не горят, — пояснил мужчина. — Несколько мигает, да и все. Я унес из дома, чтобы она не расстраивалась, что ее поделка сломалась. А что?       — Красиво, — почти прошептал Урод.       Густые брови мужчины приподнялись вверх, выдавая его удивление.       — Забирай, — он снял лампочки со стены. — Хочешь?       — У меня нет румий, — Урод сделал шаг назад и даже спрятал руки за спину.       — Это просто поделка. К тому же, сломанная, зачем мне за нее деньги? Я еще не выжил из ума окончательно. Нравится? Забери, — и мужчина сунул связку лампочек прямо под нос Уроду. — Кстати, воду свою возьмите, в ящике под столом бутылки.       — Спасибо, — Урод так крепко прижимал к себе лампочки, что чуть не забыл про воду, которую ему впихнул Скотт, кривясь от недовольства.       — Все, выметайтесь. Бургеры в окошке заберете, — бросил мужчина и указал на дверь, явно уже ощущая беспокойство из-за долгого присутствия оборванцев со свалки на своей территории.       Скотт первым вышел на улицу и оббежал ларек, снова подпрыгивая перед окошком выдачи еды. Когда на полочке появилось два бургера, завернутых в фольгу, он облизнулся и схватил свой, сразу же откусывая так много, что было тяжело жевать.       Урод, аккуратно спрятав лампочки под толстовку, забрал свой бургер и снял с него фольгу. Свернув блестяшку, убрал ее в карман, понимая, что при сборке робота может пригодиться что угодно. А еще завернутые в фольгу собственные важные вещи не сразу бросались в глаза в палатке, где было обилие металлических поблескивающих деталей.       Ребята пошли в обратную сторону, жуя бургеры и запивая холодной водой, отдающей железом.       — Зачем тебе лампочки? — Скотт утер рот и снова вгрызся в бургер.       — Красиво, — пожал плечами Урод.       — И все? — Скотт вытаращил глаза. — Что ты будешь из них собирать?       — Ничего.       — Как это?       — Просто гирлянда. Хочу, чтобы она заработала, — Урод откусил кусок бургера, чтобы занять рот и избавить себя от ответов на бесконечные вопросы Скотта.       — У тебя ее сразу отберут на свалке, как только ты починишь. Лампочки увидят и отберут.       — Продам кому-нибудь.       — Смеешься? Кому нужна гирлянда? У нас роботов не всегда покупают, потому что никому не нужен хлам со свалки, а ты хочешь какие-то цветные лампочки продать? — не унимался Скотт.       — Не ходи тогда со мной.       — И не пойду! Нужен ты мне больно, — пробурчал Скотт и с сожалением доел бургер, которого ему явно не хватило, чтобы утолить зверский голод.       Какое-то время шли молча, допивая воду и просто глядя под ноги, пытаясь не споткнуться в темноте о придорожные мелкие камешки.       — Ты правда собрался починить эту гирлянду? — через пару часов пути все же заговорил Скотт. — Тебя могут просто побить на дороге за то, что торгуешь совсем шлаком, знаешь ведь?       — Да.       — И тебя это не останавливает? — Скотт покосился на друга.       Тот лишь дернул плечом и натянул капюшон сильнее на глаза.       — Да сними ты его, все равно темно.       — Не хочу.       — Блин, Урод… не ходи ты с этими лампочками, а? Давай оставим их у тебя в палатке, спрячем. Будешь иногда включать, чтобы работали, ладно?       — Это ведь красиво, вдруг кто-то купит просто потому что красиво?       — Да с чего бы? — Скотт заводился. — Когда у нас что-то покупали из-за красоты? Да скорее из-за жалости, но уж никак не из-за чувства прекрасного. Ты какой-то странный, вот серьезно.       Урод лишь пожал плечами, не желая продолжать пустой разговор. Возможно, ему и правда хотелось попробовать что-то продать самому, а, быть может, просто надоело отсиживаться на свалке или прятаться за спиной Скотта, пока тот пытался кому-то впарить дурацких роботов.       На самом деле, их собранные из металлолома агрегаты были и даром никому не нужны. Порой, конечно, выходило что-то путное и получалось разжиться деньгами на парочку ужинов, но чаще, конечно же, покупателями двигала банальная жалость.       Жители любого сектора знали, что творится на свалке. Но помочь, по сути, ничем не могли. Не у каждого хватит денег и моральных сил на глобальные изменения, а у тех, кто располагал такими средствами, вряд ли появлялось желание. Скорее всего, в их головах и мысли подобной не возникало. По крайней мере, за несколько лет, проведенных на свалке, Урод не заметил никаких изменений.       Может, так и должно быть?       Кто-то богатый живет отдельно, отгородившись от остального мира. Ну, а тот, кто остается не у дел, пытается выжить так, как умеет.       Даже если это брошенный всеми ребенок, подросток, влачащий существование на огромной свалке металлолома.