Contre bonnes moeurs

Руки потеют. Настолько, что кажется, что, если и придется нажать на курок, то палец просто-напросто соскользнет. Нет, все же это не мое. Я — клерк. Самый обычный. Да, один из тех, что каждый день заявляются на работу в черном костюме и туго затянутом галстуке. Разве что я не работаю в офисе, не перекладываю бумажки, не отвечаю на письма заказчиков. Да и «воротничок» у меня не «белый». Из-под пиджака выглядывает моя любимая оранжевая рубашка. И, кстати, галстуки я на дух не переношу. А весь этот дискомфорт, как моральный, так и физический, из-за того, что я уже не первый час нахожусь в неестественной для себя позе: вот уже часа три как я устроился возле бетонного ограждения, фактически обжимаясь со снайперской винтовкой. Куда более по душе мне возиться во всяческих топографических картах, БТИ-планах зданий, рисуя на них крестики там, где лучше всего устраивать места для засады, сверяться с метеорологическими сводками, расположением объектов, чтобы максимально, насколько возможно замаскировать пути отхода, которые я обозначаю стрелочками, распределять людей, доступных для той или иной миссии, расставлять их по точкам, продумывать около полусотни возможных алгоритмов действия на заданиях, альтернативные решения, планы «б», «ц» и иногда даже «д», распределять цели, просчитывать возможные потери (пусть даже это живые, человеческие ресурсы). У меня есть доступ к данным большей части наших агентов. Знаю, кто за сколько пробегает стометровку, километр и так далее. Знаю, у кого не дрогнет рука выстрелить, и насколько точно попасть в цель, стреляя с дельтаплана, с высоты птичьего полета, с крыши небоскреба и даже вплотную. Поэтому я всегда был на особом счету. И почти все файлы, поступающие от начальства, достаются именно мне. Я днями не выхожу из пыльной каморки нашей базы, находящейся в подвале уже полу-развалившегося Скитер-бара. Наша контора насчитывала около тридцати человек, я точно не знаю, сколько, потому что, будучи подпольной, как и у всех подобных, не было единой штаб-квартиры. То место, где я находился, кроме меня, посещала дюжина человек. Еще одно убежище находилось в Норд Парке, там, на чердаке магазина бытовой техники ошивается около семи человек, и еще одно в Балтиморе, штате Мэриленд, где я работал в течение нескольких месяцев пару лет назад. Признаться, я нехотя возвращался обратно в Южный парк - там был чистый, комфортный офис,- да, это место как раз можно было назвать «офисом», - светлое помещение, просторный кабинет, уютное кресло, которое мне так хотелось забрать с собой, настолько оно мне приглянулось. Но это не важно. В любом случае, шифрованные расстановки по местности и планы действий я отправлял и в эти две точки. Кто знает, быть может, существовали и другие филиалы. Так же я не располагал информацией по поводу нашего начальства. Документы поступали анонимно. Быть может, наш глава имел настолько сильное влияние в обществе, что считал нужным оставаться в тени. Я даже думаю, что есть вероятность, что все, а если и не все, то большая часть наших заказов — его личная прихоть: те, кого нужно было время от времени «убирать» не всегда казались людьми, способными навредить кому-либо. Не скажу, что мы — закон и правосудие. Даже наоборот. Скорее марионетки некой мафиозной группировки. Но оплата не заставляет себя ждать, а суммы такие, что, волей-неволей, идешь на дело. Я частенько думал о том, чтобы бросить все это, вернуться на родину, открыть какой-нибудь долбаный бизнес по продаже мягкой мебели, например. Но что-то, даже представить себе не могу, что именно, заставляло меня каждый день томиться в духоте и полутьме подвала, вдыхать день ото дня пыль и запах бумаг, шелестящих как осенние листья на земле, при малейшем сквозняке. Ведь я достоин большего. Я не должен тут находиться. И вот он я, сижу на корточках, вдавливаю колени в холодную опору второго этажа западной парковки, таращусь в окуляр винтовки, прослеживая каждого выходящего из стеклянных дверей здания денверского аэропорта. Был дан приказ свыше, неоспоримый приказ, идти на задание. Устранить человека. Нехватка персонала, а по сему «ты, ты, ты и ты, Грегори, отправляетесь в путь. Человек в цветном полосатом шарфе и сиреневом пуховике. Метр-семьдесят-восемь. Блондин. Красный чемодан. Время прибытия 15:36, плюс-минус 3 часа». Ничего удивительного. Все как обычно. Неточная информация, приблизительные наводки. Оперативники, порой и по двое суток, а то и больше, сидели в засадах. Очередное подтверждение, что шеф - дилетант, просто парниша с деньгами, который оставляет грязную работу своим подопечным. Да вот и я не привык держать в руках огнестрельное оружие. Не привык мокнуть под дождем. Не привык изо всех сил пытаться унять дрожь во всех конечностях, чтобы, ни дай бог, не сбить прицел. Гарнитурный наушник то и дело пытается выскочить из уха. А, ведь, обычно, во время подобных заданий, я сидел на своем рабочем месте, ожидая звонка, оповещающего об успешном окончании задания, о просьбе продумать экстренный план и, никогда, о провале. В этот раз мне впервые довелось прочувствовать на себе то, что ежедневно проходят остальные «сотрудники». «Нет!» сказал мне в трубку механический измененный голос, когда я пытался отвертеться. До сих пор у меня эта железная интонация гудит в ушах. «Нет!» Примерно так же, как говорил я сам себе, когда проскальзывала мысль сбежать к чертям из этого захудалого городка под названием Южный парк. А почему, собственно? Что за магнит закопан тут? Почему я не могу бросить это дело? Честно говоря, мне действительно нравилась моя работа. Лишь статус вызывал у меня отвращение. А, может, мне стоит попросить перебраться обратно в Балтимор? Там все не так запущено. Штаб-квартира там куда более адекватная. Там не бегают крысы размером с собаку. Захотелось сплюнуть и выругаться. Но тут я понял, насколько перенял манеры местного населения. И тут же себя одернул. В ухе раздается голос. - Я - пятнадцатый. Цель движется к выходу. Иду следом, - коротко и ясно. Я вздохнул с облегчением. Возможно, мне даже не придется стрелять, ведь, помимо меня, вход держал на прицеле человек, куда более опытный в этом деле. И, даже более того, человек, в котором я был уверен больше, чем в себе. - Четвертый, шестой, будьте наготове. - Есть. -Есть, - почему мой голос дрожит? Я не раз лишал человека жизни. Но, возможно, это из-за того, что я давно не стрелял с такого расстояния. Я уже не мог разобрать, продирает ли меня дрожь от холода, или это волнение. Быть может, и то, и другое. «Соберись!» - командую я себе. Мышцы тут же напрягаются. Глаз на мгновение вдавливается в прицел, настолько, что возникает непреодолимое желание проморгаться. Но я сдерживаюсь. В окуляре мелькают силуэты. Стеклянные двери то съезжаются, то разъезжаются. Из вестибюля выходят люди. По два, по три человека. Но нашей цели все нет. - Внимание, - раздается голос в наушнике. Я напрягаюсь еще сильнее. Кажется, что я сейчас могу непроизвольно спустить курок, поэтому я слегка оттягиваю палец. И понимаю, что он трясется. Ведь, если подумать, то предохранитель моей модифицированной BFG-50 вовсе отсутствует, и я мог бы случайно подстрелить не того, кого надо. Возможно, я мог бы по ошибке стать убийцей того маленького мальчика в синей ветровке. Или этой миловидной девушки, что так и льнет к своему парню, у которого сломалась ручка увесистого чемодана. Интересно, чем живут эти люди? Что у них на уме? Что будет, дрогни моя рука? Глубоко вдыхаю и медленно выпускаю воздух из легких. - Я - пятнадцатый. Десятый, отбой. Шестой, четвертый, - лишних слов не надо. - Я - четве'ртый. Неполадки. П'рик'рываю по ме'ре возможности. В очередной раз подавляю в себе желание выругаться. И тут у меня что-то внутри обрывается. Именно мне предстоит всадить пулю в лоб нашего «заказа». Черт, черт, черт. Черт! Палец обхватывает железный курок. - Я - шестой. Вижу цель, - выпаливаю я прежде, чем осознать, что действительно вижу. Момент истины. Навожу прицел. Один заряд. Один выстрел. Одна цель. Закусываю губу. Слегка отстраняюсь. Опускаю палец. Резкий звук. Отдача. Зажмуриваюсь. Крики. … Осечка? Нет. Точно в цель. - Шестой, мать твою! Ты совсем охуел?! - раздается в ухе громогласный рев второго. Я вглядываюсь в окуляр. Человек в полосатом шарфе лежит на асфальте, раскинув руки. Реальность куда-то улетучивается. В ушах гудит. В глазах темнеет. Что я сделал не так? Сквозь пелену какого-то около-паралитического шока продирается звук еще одного выстрела. Треск стекла. И еще какие-то непередаваемые словами звуки. И крики-крики, крики. - Я - четве'ртый. Цель - уст'ранена. Отступа'ьем. Взяв себя в руки, собрав воедино остатки самообладания, я вскакиваю с места, пихаю винтовку в футляр, закидываю его под сидение стоящего в полуметре автомобиля, обегаю машину, сажусь за руль, в каком-то трансе проворачиваю ключ зажигания. Инстинктивно, не отдавая себе отчета, вырываю из уха гарнитуру, из которой доносится какой-то гул и приглушенные ругательства. Со всей силы жму на газ, выкручиваю руль. В глазах все плывет, но, каким-то чудом, мне удается выруливать свой ауди так, чтобы не цепануть на пути другие машины, вровень припаркованные, и внезапно появившийся на пути пикап. Выезжаю. Возле входа уже столпотворение. Десятки людей. На долю секунды я забываю, что к чему, и искренне удивляюсь увиденному. Кажется, я убил совершенно невинного человека. Невинного? Зуб даю, половина, а то и больше, тех, кого нам было приказано устранить, не стоили того. Им бы дальше наслаждаться жизнью, работать, любить, пить чай, ходить в магазин, воспитывать детей. И почему именно сейчас я задумался о таких вещах? Почему именно сейчас пошатнулось мое мировоззрение? Потому ли, что я вышел за рамки, лишил жизни человека, имя которого не было написано на одном из десятка, может сотен тысяч листов, пылящихся в тесном подвале бара Скитера? Внезапно затрезвонил телефон. Выехав на шоссе и переключив скорость, освободившейся рукой хватаю черный аппарат и жму на экран, туда, где горит трубка, обрамленная зеленым квадратом с закругленными углами. - Ну ты и п'риду'рок. - Знаю, - выговариваю я, не узнавая свой голос. Мимо проносится и обгоняет меня малолитражка черного цвета. Она мне знакома. Почти так же, как и мой собственный автомобиль. Я знаю наизусть, какие ощущения на коже вызывает обивка передних и задних сидений. Знаю, какую позу нужно принять, чтобы там, ненароком, не задеть руль. Знаю, как нужно согнуться, чтобы доставить удовольствие водителю и не мешать ему переключать рычаг коробки скоростей. На самом деле, в моей тачке это гораздо удобнее. Пусть даже и на заднем сидении у него попросторнее, у меня мы делали это чаще. - Не па'рься. - Все в порядке, - кладу трубку. Сейчас не до разговоров. А все ли в порядке? Сейчас главное добраться до штаба. И, не сбрасывая скорости, выкручиваю руль, аккурат вписываясь в поворот. Черный автомобиль несется дальше по трассе. По собственному плану отхода, мне было предписано добираться до Южного парка обводными путями. Где-то, на два километра позади еще должны ехать в одном автомобиле десятый и пятнадцатый с восьмым за рулем, прикрывая тылы. Не думать ни о чем. Давить педаль в пол. Следить за трафиком. Не думать о том человеке в полосатом шарфе, о том, какой была бы его жизнь, не будь он убит выстрелом в голову возле стеклянных дверей Денверского международного аэропорта. Ехать домой... А какого цвета у него была куртка?.. * * * Три дня спустя. Тесная квартирка. Тесная, да обустроенная так, что сгодится для обложки каталога элитной недвижимости. Крис всегда удивлялся, как мне удается сделать из говна конфетку. Эти его короткие, но многозначные комментарии по этому поводу всегда вызывали у меня улыбку. Ведь ничего такого я не делал. Просто так выходило само собой. Я медленно, даже как-то слегка драматично отодвигаю штору. Солнечные лучи сразу заполняют помещение. Я тут же слышу недовольное кряхтение позади. Я даже могу представить, как Кристоф лениво, в полудреме поворачивается лицом к стене, слишком сильно натягивает одеяло, пытаясь упрятать в нем лицо, а потом, будто пиная кого-то, пытается сделать так, чтобы и его пятки тоже оказались под теплым куском узорчатой ткани. Он еще видит сон. Почему я это знаю? Наверное, потому что я к нему привык. Пусть поспит еще четверть часа. Город изменился. Скромные домишки с зелеными лужайками, обнесенными деревянными заборами давно канули в лета. На их месте возвышались аккуратные невысокие кондоминиумы, многоквартирки. Появились новые торговые центры. Город разросся, население увеличилось практически в четыре раза. Прежняя нищета и разруха были забыты, когда город возглавил новый мэр. Лишь парочка кварталов вблизи самой границы города будто застыла в прошлом. И, кажется, что именно эти районы, каким-то таинственным образом, не давали городу вырасти в культурном плане. Даже облачившись в дорогостоящие костюмы, гуляя по ухоженным, освещенным изящными фонарями, скверам, покупая престижные автомобили, посиживая в элитных ресторанах, люди умудрялись оставаться такой же деревенщиной. Не утруждали себя элементарной вежливостью. Устраивали разборки и петушиные бои прямо возле входа в лофт-бар. Приезжие частенько отмечали, что с этим городком что-то не так. Наверное, этот дух фермерства и болотной грязи вряд ли когда-нибудь отсюда выветрится. И это не может не печалить. Деревенщина. Я отправляюсь в ванную. Тщательно чищу зубы. Выбриваю едва появившуюся щетину на лице. Я всегда знал, что мне бы было к лицу, отпусти я небольшую бороду и усы. Думаю, я был бы похож на Арамиса, да-да, того самого романтика-обольстителя из Трех Мушкетеров Дюма. Однако, на меня и без растительности на лице обращали внимание многие девушки. Да вот только они мне были не нужны. Но даже не поэтому я так аккуратно сбривал каждый волосок, который был мне неугоден. Я просто уже привык к тому, как выгляжу. И не хотел ничего менять. Привык зачесывать волосы назад и, чтобы ничего не мешало, не вылезало, пользоваться гелем, лаком, воском, когда как. Я слишком привык ко многим вещам. К строгим костюмам, к оранжевым рубашкам, которых у меня было полдюжины. Привык к тому, что я живу в затхлом городке, находящемся на самых задворках цивилизации. Привык к тому, что Крис так и называет меня педиком, пусть даже и сам делит со мной постель. Я привык носить на тонкой цепочке изящный, без излишеств крестик из белого золота. Мне подарил его отец. Когда-то очень давно. А я почему-то так и не смог расстаться с ним. Не сказать, что я когда-либо верил во Всевышнего. Наверное, мне просто нравилось, как Кристоф время от времени ухватывался за него, когда на мне, кроме цепочки, ничего не было, и шептал «г'де там этот ваш с'раный Боженька, когда...», и про то, что люди довольно часто умирают от того, что, спотыкаясь и падая, распятие впивается в горло или про случаи асфиксии от цепочки, на которой болтается чертов крест. Ну и где этот ваш с'раный Боженька? Я улыбаюсь своему отражению в зеркале, стандартная улыбка. Холодная. Как обычно. У Криса гудит мобильный телефон. Выходя из ванной и направляясь к кухне, краем глаза я наблюдаю, как он, еще не продрав глаза, тихонько, под нос отпуская какие-то ругательства на французском, копошится в складках одеяла, пытаясь отыскать трубку. Кажется, он не долго мучился в поисках, потому что быстро затих. Снова заснул, наверное. Мурлыча какую-то приевшуюся мелодию, я залезаю в холодильник, достаю большой пакет апельсинового сока, тянусь за стаканом, одновременно откручивая крышечку. И тут же замираю. Нет, мне не показалось. Я тысячи раз слышал его, этот щелчок. Такой звук издает револьвер, когда взводят курок. - Крис? - не оглядываясь, зову его я. Он знает, что я все понял. Не нужно быть стратегом, чтобы связать все воедино. То сообщение, что пришло Кристофу - заказ. На меня. И даже догадываюсь, по какой причине моя жизнь теперь под угрозой. Я спиной ощущаю направленное на меня дуло восьмизарядного Smith & Wesson 327, которым мы иногда использовали не по назначению. Однако, на этот раз, все не понарошку. На этот раз все более, чем серьезно. Но, вместо того, чтобы спрятаться за кухонной стойкой или выхватить из ящика для столовых приборов припрятанную пушку, я не двигаюсь. На лице появляется улыбка. Мне любопытно. Сможет ли он выстрелить? Что для него важнее: работа или развлечение, коим для него являюсь я? На самом деле, от Крота можно было ожидать всего. Ведь мы не были никогда по-настоящему близки. Вот уже девятнадцать лет, как мы знаем друг друга. За эти девятнадцать лет не набежало и трех часов, в которые можно было бы объединить моменты нашего словесного общения. В том числе и при объяснении стратегий очередного задания, мне не приходилось растолковывать ему планы. Он все понимал без слов, стоило мне указать пальцем точку на карте и провести им до другой точки. В такие моменты, я начинал подозревать о том, что конспиратор из меня никакой, или что мои мысли принадлежат не только мне. Но, наверное, он просто усердно читал приложенные к делам файлы. И не был таким тупоголовым как все остальные. Язык тела - вот, что мы с Крисом изучили вдоль и поперек. Не потому, что нам нечего было сказать друг другу. Нам не нужно было ничего говорить. Даже в первый раз, когда нам было по пятнадцать, лишь взглянув пристально друг другу в глаза, после одной из тех заварушек, в которые мы попадали по своей и чужой воле, мы завернули в ближайший переулок и, под вой сирен скорой помощи и полиции, проносящихся мимо, впервые предались животному инстинкту. С тех пор, чтобы избавиться от стресса, расслабиться, или просто переключиться мы прибегали к помощи страсти, той, что, одновременно, сближала нас и разделяла. «Ведь это просто секс. Ничего более.» Просто развлечение. Мы игрушки друг для друга. Решится ли Крис собственноручно лишить себя любимой игрушки? Еще один щелчок тихонько раздается в глубине комнаты. В воздухе разносится приторный и горький запах крепкого табака. Но я по-прежнему чувствую пристальный взгляд и наведенное оружие. Как ни в чем ни бывало, я заполняю до краев стакан оранжевым соком, и только теперь оборачиваюсь, опираясь на столешницу. Он сидит на кровати. Волосы, как обычно, торчат во все стороны. Синяки под глазами. Небрежно прикусанная сигарета, пускающая тонкую струйку белого дыма, торчит из угла рта. Обнаженный торс, испещренный синяками и шрамами. Рука вытянута. Пальцы сжимают до боли знакомый темно-серебристый кусок металла. И я не боюсь. Эта картина, наоборот, возбуждает. Я совершенно безразлично отпиваю глоток сока. Кажется, это мое спокойствие как-то его задело. Как только я приподнимаю уголок губы в саркастической усмешке, его лицо искажается злобной миной. Выстрел. - Че'рт теб'ья де'ри, пидо'р c'раный! Пуля просвистела совсем рядом, врезавшись в стену. Легкая царапина жжет щеку. Я даже чувствую, как выступили пара капель крови. - Значит ты мне поможешь кое с чем разобраться? - задаю я вопрос, не требующий ответа, растягивая фирменную улыбку. Кристоф отбрасывает револьвер в противоположный конец кровати, запрокидывает голову и пускает в потолок густое облако дыма, утвердительно прицокнув языком. * * * Четыре недели спустя. Так или иначе, есть одна вещь, к которой я не привык. Мне не нужно было идти на работу в это теплое осеннее утро. Из-за той миссии, что была месяц назад, той, где я убил не того человека, мой мир перевернулся. Ведь я предупреждал, что не создан для такой работы. То самое железное «Нет!», услышанное тогда по телефону, было последним. Больше я не слышал того механического голоса, чему я был искренне рад. Больше у меня не было доступа к тем документам, которые я знал даже на ощупь. Теперь я был сам по себе. И мне, во что бы то ни стало, нужно было узнать, кто стоит во главе конторки, выписывающей путевки на тот свет. Замести следы было довольно просто. Честно говоря, я даже сомневался, что тот, кто захотел моей крови, купился на тот подлог, что мы устроили. Единственное - мне все же пришлось расстаться с тем крестиком, что почти всю жизнь болтался у меня на шее. Не велика потеря, но, наверное, если тот самый Боженька и существует, теперь он не станет бороться за мою грешную душу, если, конечно, это зависит от наличия или отсутствия кусочка металла на теле. Конечно, я сразу догадался, что скоропостижное «понижение в должности» было следствием той миссии. С одной стороны, это, безусловно, расстраивало. Я скучал по тем временам, когда в суматохе кто-то задевал стопки, бумаги разлетались по всему помещению. Скучал даже по тому, как иногда кого-то вносили в помещение на руках, и у этого кого-то, раненого в перестрелке или поножовщине, вываливались кишки. Да что уж там? Я скучал по тем редким случаям, когда мне нужно было добыть информацию в ходе допроса, когда мне приходилось вгонять иглы под ногти или оставлять ровные и тонкие, но глубокие порезы на внутренней стороне бедра у истошно вопящего, например, иностранца, ни слова не понимающего ни на одном из доступных мне языков. А добившись или не добившись своего, аккуратным движением отправлять несчастного на свет иной. Такой контраст, резкие перемены в жизни не могли пройти бесследно. Поэтому я стал прикладываться к бутылке. С бокалом вина или граненым стаканом, наполненным терпким виски, лед в котором таял на удивление быстро, я проводил часы за монитором теперь уже не в том подвале, где каждые пять минут кто-то чихал, не там, где на полках угрожающе поблескивали приклады и стволы оружия, купленного на черном рынке, теперь я перебрался в один из тех самых исторических памятников, в дом на окраине города, крыша которого чуть покосилась, то и дело протекала во время дождя, оставляя красочные узоры-подтеки на местами ободранных обоях. На этот раз мне было не до обустройства жилища. Пришлось довольствоваться имеющимся и угождать лишь минимальным требованиям. Скорее всего, это было очередной причиной моего подавленного состояния, ведь я привык жить, если не в роскоши, то при всех удобствах. Правая ладонь практически приросла к мышке, левая рука быстро перемещалась над клавиатурой, вдавливая пальцами кнопки клавиатуры, время от времени поднося стакан к губам. Я вбивал информацию, храняшуюся в недрах моей памяти, в таблицы, текстовые документы. С упорством маньяка-сталкера, извращенца. Выскребал все, до последней мелочи. Но мозг не мог уместить всего, поэтому мой когда-то идеально убранный рабочий стол стал складом макулатуры, и даже перестал быть похожим на стол в общепринятом понятии. Часть отчетов и папок с заданиями по моей просьбе Крису удалось умыкнуть с работы. На мониторе пестрели exel'евские таблицы с координатами. Я пытался упорядочить все, чем обладал. Частично из обложивших меня бумаг, частично выуживая из закромов памяти. Такая система должна, нет, обязана вывести меня к истокам. В итоге, я кое-что откопал. Но этого все равно было недостаточно. Мне нужно было больше. Но этих данных мне нельзя было выведать с чужой помощью. Их достать мог только я сам. Отчасти потому что они хранились в запароленном компьютере штаба, к коему имел доступ только я, и в том, что стоял на дизайнерском столе моей прежней квартиры. Однако, я не мог пока позволить себе пойти на такой риск. Просидев несколько суток практически неподвижно, не смыкая глаз, лишь вливая в себя стакан за стаканом, бешено печатая, анализируя, и прерываясь лишь для того, чтобы справить нужду, я, кажется, слегка потерял связь с реальностью. Равно как и бдительность. Поэтому я вздрогнул, когда ощутил, как чья-то рука легла мне на плечо. - Слушай, понят'ья не имею, чем это ты зан'ьят, но ни к чему хорошему это не п'ривед'ьет, - воистину неподражаемый акцент. Сначала это коверканье слов меня бесило до глубины души. Был даже период, когда я хотел искоренить это нелепое произношение у француза, но, позже, так и не решившись, я привык. И это стало неотъемлемой частью моей жизни. Как и болтающийся на шее крестик. Без него я теперь чувствовал себя обнаженным, сколько бы одежды на мне ни было. Странная эта особенность человека - привыкать ко всему... - И что, по-твоему, я делаю? - спустя несколько мгновений спросил я, наконец-то отлипнув от экрана. Пусть я и знал, кто ко мне заявился, глаза не сразу различили гостя в полутьме помещения, поэтому я провел ладонью по лицу, ощутив щетину. Ужасно! Надо бы привести себя в порядок. Силуэт помотал головой, намекая на то, что не горит желанием знать, и плюхнулся на импровизированную из застеленного матраса, лежащего на холодном полу, кровать прямо в обуви. Огонек от зажигалки на мгновенье озарил его лицо, синяки под глазами, уже, кажется, въевшиеся в кожу, темнее обычного. А, может, мне это показалось из-за тусклого света. Судя по его позе - закинул ногу на ногу, лицом уткнулся в сгиб локтя - было ясно, что он не в духе. И еще я заметил, что из под рукава его футболки выглядывает покрытый красными пятнами, коряво замотаный бинт. Свежая рана - я ведь знал наизусть каждую царапинку на теле этого человека. - Провалил задание? - поинтересовался я, вставая с места, но тут же падая обратно. Неужели я настолько устал, что ноги перестали слушаться? - Да с тех по'р, как я теб'ья заст'релил, все вообще пошло напе'рекос'ьяк, - грустно усмехнулся он. Да... с тех пор вообще многое изменилось. Мы стали разговаривать. И не только о том, что касалось дела. Это была моя инициатива. Ведь я, по факту, был мертвецом и носа из дома теперь не высовывал. Я скрывался. И только Крот знал, где я нахожусь. Не исключено, что первое время за ним следили, поэтому, первые две недели затворничества дались мне с великим трудом. Но, после, когда было уже ясно, что все поверили в мою фиктивную смерть, дышать стало проще. Он наносил мне частые визиты, вырывая меня из бумажного плена, доставляя новую информацию и не только информацию. - Есть что-то новое? - отстраненно спрашиваю я, пригубив содержимое стакана залпом. Как обычно, бубня что-то под нос и похлопывая по многочисленным карманам его штанов, Крис выуживает из одного из них микро-диск и, зажав его меж пальцев, вскидывает руку вверх. - Золотая жила! Босс стал каким-то 'рассеянным, - победным тоном выпаливает брюнет. - Па'ра сотен телефонных номе'ров. Десяток ад'ресов. Даже Балтимо'ровска'ья ша'рашкина-конто'рка на плане. - Ну, - я не сдержался и рассмеялся во весь голос, глядя на его физиономию. Он не знал, где я пропадал, точнее работал пару лет назад.- Ты этой информацией меня вряд ли удивишь. Крис тут же опустил уголки губ и запульнул в меня диском, который я перехватил на лету. Сделав над собой усилие, я все же поднялся с места, чтобы дойти до лежбища. Присев на угол матраса, я придвинул к себе рюкзак Кристофа, и принялся искать в нем чистый бинт, чтобы по-божески перевязать тому рану. - Давай сюда свою руку, - командую я, наконец найдя скрученную белую полоску. Крис удивленно вскидывает бровь, но, тем не менее, подчиняется. Рана оказалась глубже, чем я ожидал, поэтому мне пришлось снова поставить себя на ноги, чтобы найти что-нибудь, чем можно было бы зашить и продезинфицировать ее. Кристоф скорчил недовольную мину, когда я заштопывал его. И выругался, когда перекись водорода вступила в реакцию с кровью и зашипела. Я представлял, что он сейчас испытывает, но это было несравнимо с тем, какую боль от ранений он ранее испытывал, не раз побывав на грани жизни. Но и сейчас были не самые приятные ощущения, однако ничего не поделаешь, так было нужно. Я аккуратно бинтую ему руку. Медленно. Пытаюсь не затягивать сильно и не делать резких движений. По окончанию процедуры, он подносит ладонь к моему лицу. И медленно поглаживает мою щеку, как раз в том месте, где осталась тонкая белая полоска уже заросшей раны, оставленной пулей. Раньше такое проявление нежности было дикостью. Неужели настолько все изменилось? Я бессознательно прижимаюсь к его руке, мысленно кляня себя за то, что перестал за собой следить, за то, что его ладонь сейчас ощущает колючую щетину. Перебарывая желание вскочить с места и немедленно отправиться бриться, я наклоняюсь к Кристофу. Поцелуй получается таким пылким, каким никогда еще не был. Уже месяц, как мы не могли позволить себе удовлетворить потребность в друг друге. Мне так хочется прямо сейчас что-то сказать, но пламенность поцелуя отправляет мой разум в полет куда-то очень далеко. Поэтому я не могу подобрать слов. И окончательно отключаю мозг. Не проходит и минуты, как я нависаю над своим любовником, всем весом вдавливая его в матрас, впиваясь губами в его шею. Легкий привкус пота, я так к нему привык. Я чувствую пульс его сонной артерии то языком, то нижней губой. И мне это так нравится, что я готов потерять сознание. Все же, это не сравнится никак с тем полубездушным сексом, который был у нас на протяжении более десяти лет. Нет, конечно, я пробовал и с другими людьми, но, по какой-то причине, именно Крот давал мне то, что не мог дать никто другой. Наверное, поэтому я оттягиваю тот момент, когда мы начнем срывать друг с друга одежду. Оттягиваю, потому что знаю, что это тот человек, который способен возбудить меня настолько, что аж дыханье перехватывает, и потому что сейчас наши отношения перешли на другой, какой-то неведомый мне уровень. Наверное, я просто с ума сойду, когда... Я и не заметил, как он успел расстегнуть все пуговицы моей рубашки. Более того, я пришел в себя только тогда, когда волна мурашек пробежалась по моей спине, когда он задел уже возбужденный член, намереваясь расстегнуть ширинку моих штанов. На мгновенье я усомнился, что ему приятно то, что я сейчас делаю, потому что он так искусно и незаметно орудовал пальцами, расстегивая пуговицы. Но когда я прикусил его ключицу, неприкрытую майкой, он звучно выдохнул. Для того, чтобы удостовериться, что он так же, как и я, наслаждается тем, что происходит, я переношу вес на правую руку, а левую опускаю к его паху, легонько надавливая. Да. У него тоже стоит. Следуя его примеру, я быстро справляюсь с пуговицей на его штанах. Потом с ширинкой. И все это я делаю не прекращая ласкать языком его ключицу. Я буквально ощущаю макушкой его горячее дыхание. Волосы начинают выбиваться из уложенной несколько дней назад прически. Пара прядей лезут в глаза. Поэтому я отрываюсь от уже полностью изученной шеи, и убираю правой рукой мешающие волосы обратно, не забыв глянуть в лицо тому, кто так глубоко вдыхает и выдыхает. Меня чуть ли не в дрожь бросает от одного вида: запрокинул голову, опустил веки, слегка вьющиеся волосы падают на лицо, шрам от моей любимой царапины от подбородка до кадыка - я сам ее когда-то поставил в одной из наших игр с «опасными предметами». И мне, по какой-то неведомой причине, становится не по себе. Поэтому я опускаюсь и нежно целую этот шрам. Снова приглушенный вздох. От которого что-то перехватывает внутри. Кажется, я начинаю терять над собой контроль. Отрываясь, я буквально сдираю с него майку и начинаю целовать, кусать, а, потом, сразу зализывать каждый шрам на его теле. Не пропускаю ни одного. Медленно я опускаюсь все ниже и ниже. Обведя в последний раз языком кожу вокруг его пупка, проведя им по тонкой полоске волос, спускаюсь ниже, я хватаюсь за штаны, цепляя одновременно и резинку трусов. Тяну вниз. Я не хочу смотреть на его лицо в этот момент, потому что знаю, как бы я смотрелся - пошло, очень пошло. Я не хочу дарить ему этого взгляда. Хотя, я и так уверен, что он смотрит на то, что я делаю. Смотрит и наслаждается. И вот он передо мной. Нагой. Только повязка на руке. Мне так хочется заново изучить каждый из его шрамов. Но на это уйдет так много времени, что я даже представить боюсь. Поэтому я закрываю глаза и медленно и осторожно обхватываю пальцами его член у самого основания, провожу языком по стволу к самой головке, обвожу. И заглатываю полностью. Легкое ощущение тошноты, которое проходит, как только я отдаляюсь. И снова опускаюсь. В ушах начинает гудеть. Но, сквозь этот гул, я слышу глухие стоны. Едва различимые. Это подогревает. И тут меня начинает бросать в жар. Кажется, я настолько возбудился, что готов взорваться. Действительно такого никогда не было... Снова хочется что-то сказать. Но, к сожалению, или к счастью, рот мой сейчас немного занят. Я отрываюсь от своего занятия, приспускаю брюки - не в силах более сдерживаться, - снова нахожу губами губы Кристофа. Он так горячо дышит, что кажется, что его мучает какая-то неведомая болезнь. Однако, это не так. Промедлив долю секунды, наслаждаясь зрелищем того, как он кусает собственные губы, я вхожу в него. Без смазки. Жестко. Как он любит. Его спина прогибается. Я пользуюсь этим, чтобы запустить под него руку. Одна его ладонь сминает простыни. Вторая - мою так и не снятую рубашку. Все вокруг плывет. Я схожу с ума. В этой эйфории, как-то, сквозь пелену, подобную туману с консистенцией сметаны, покрывшей мой разум, я проникаю в него своим органом все глубже и глубже. А он закидывает ноги мне на спину, сжимая бедра так, что я ощущаю боль в боках. Теперь он кусает уже мои губы. Давай сильнее, прокуси их. Я хочу, чтобы ты их прокусил! Крови! Мне нужно снова вернуться на Землю. Или улететь еще дальше, что угодно! Неужели ты слышишь мои мысли? Или я настолько предсказуем? Я ощущаю, как капелька крови стекает к подбородку. Но внезапная и яркая боль только уносит меня дальше. Намного дальше. В упоении, я тебя трахаю так, что у самого дыхалки не хватает. Как будто воздух встречает какое-то невидимое препятствие, застревает. Я пытаюсь все глубже вдохнуть. Но мне все равно мало. И тебя мне мало. Пусть даже ты сейчас передо мной, отдаешься мне настолько, насколько это физически возможно. Опять же, к сожалению ли, к счастью ли, морально мне не получить тебя полностью никогда. И вот что-то снова рвется наружу: столько хочется сказать. Но я не могу. И я благодарю мысленно высшие силы. Да, ко всему прочему, еще и вкус собственной крови пьянит более, чем любой известный человечеству напиток, наркотик. Кажется, что он и тебя снес с катушек, потому что ты, наигравшись вдоволь с моей рубашкой и исполосовав своими обкусанными ногтями мою спину, решил поменять позу, грубо пихнув меня в плечо. Будучи в меру расслабленным, я, утаскивая тебя за собой, скатываясь с матраса, простынь на котором уже давно съехала, на пыльный пол. Но даже эти грязь и пыль, покрывшие пол толстым слоем, сейчас меня не волнуют ни на толику. Потому что мне куда важнее довести тебя до оргазма. И кончить самому. Ты повернулся ко мне спиной. Я сзади. Изгибаешься. Извиваешься в такт моим движениям. Подставляешься. Позволяешь трогать тебя везде. Я вижу, как тебе нравится. Мне тоже нравится. Я готов продолжать вечно. Но, кажется, тогда я окончательно сойду с ума. Кровь стекает по подбородку и капает тебе на спину. Я, подсознательно, не контролируя себя, втираю ее в твою кожу. Туда, куда она попадает. В лопатки. В тонкую борозду, где рельефы твоего позвоночника утопают между накаченными церебральными мышцами, в поясницу. Если бы это была твоя кровь, я бы ее слизывал. Но она моя. Поэтому я вдавливаю ее в тебя как можно глубже. Чтобы она оказалась твоей. Но я не думаю, что ты догадаешься, что именно я делаю. А, если бы тебе и пришла такая мысль, пусть даже и на долю секунды, ты бы скривил привычную мину и уж точно назвал бы меня сентиментальным педиком. Ну или просто педиком, как ты всегда это делаешь. Ловлю себя на мысли, что уже нет мочи терпеть. И, кажется, не я один. Крис сам уже на пределе, поэтому обхватил ладонью свой член, помогая себе кончить. * * * То ли я настолько устал, что вкусовые рецепторы перестали работать подобающим образом, то ли что-то в моем сознании действительно сдвинулось, но сигарета, которую я нахально выхватил из руки все еще валяющегося на грязном полу Кристофа, имела какой-то необычный привкус. Он мне даже понравился настолько, что я не отдал ему сигарету, как обычно это делал в таких случаях, а докурил ее самостоятельно. Я даже предположил, что в этой белой палочке вовсе не обычный табак. Что-то ароматическое. А, может, все гораздо сложнее. Но нет, обычная пачка самых дешевых сигарет, которые можно купить в ближайшем супермаркете. Так мы выкурил по три подряд, стряхивая пепел прямо на пол. Не говоря ни слова. Не глядя друг на друга. Потому что оба знали, встреться мы взглядами снова - нас ждет очередная порция секса, наверное, даже более жаркая, чем прежде. И тут молчание затянулось настолько, что тишина заброшенного района начала разъедать мозг, пронзая барабанные перепонки. И, волей-неволей, нам пришлось посмотреть друг другу в глаза. На этот раз мы вымотались настолько, что даже курить не хотелось. Силы окончательно покинули тело. И я провалился в сон почти сразу. После нежного поцелуя. Боже, какая дикость... * * * Как и всегда, я проснулся первым. Луч солнца, продравшийся сквозь шторы, висящие на покосившемся старом карнизе, медленно полз по пыльному полу, огибая, словно холмы и горы, складки разбросанной одежды. Мне так хотелось отдернуть занавески, подставить лицо еще теплому осеннему солнцу, но пришлось подавить в себе это желание. Ведь нужно было поддерживать легенду о том, что дом заброшен - ничего не должно было выдать в нем присутствие человеческой жизни. А еще я представил себе, как я, резким движением раздвигаю шторы, и в воздухе начинает кружится рой пылинок, которые залетают в глаза и нос, раздражают слизистую оболочку, появляется непреодолимое желание чихнуть, покашлять. От одного этого образа запершило в горле. Древний стационарный компьютер, оставленный прежними хозяевами, так и не выключенный накануне, перешел в режим ожидания. Зеленая лампочка на процессоре мягко вспыхивала и тут же гасла. Я наблюдаю за ней какое-то время, после чего перевожу взгляд на монитор. Никто и представить не может, что под черной пеленой, несколько часов назад упавшей на экран, таятся гигабайты информации, за которую любой работник службы безопасности готов пойти по головам и даже отдать свою жизнь. Ведь, помимо тех данных, что касались непосредственно нашей конторы, в свое время, я нарыл и много того, что скомпрометировало бы пару десятков других подобных организаций по всему миру, а так же улики указывающие на государственные заговоры, секреты. В памяти компьютера даже были и такие файлы, в которых говорилось, например, о причинах и виновниках 9/11. Наверное, просочись все это в сеть, невозможно было бы избежать гражданской, а то и мировой войны. Подумать только, когда я первый раз включил компьютер, на нем были лишь школьные доклады и десяток папок с фотографиями. За каких-то пару недель, эта машина превратилась в настоящее оружие. Забавно. Аккуратно, чтобы не разбудить чутко спящего Криса, я выбираюсь из-под одеяла. Пару минут роюсь в виниловой спортивной сумке, в которую я торопливо закидывал собственную одежду, пока распечатывалось фальшивое свидетельство о собственной смерти. Вынув оттуда слегка помявшиеся брюки, рубашку, нижнее белье, я расправляю их и складываю на стуле, а сам отправляюсь в ванную. После холодного душа, я долгое время разглядываю свое отражение в зеркале. Даже сегодняшний долгий сон не смог исправить последствия предыдущих ночей бодрствования - отекшие красные переутомленные глаза моего зеркального двойника буравили меня взглядом, темная щетина, контрастирующая с моими светлыми волосами - отросшими, скрывающими часть лица,- неприятно оттеняла подбородок и щеки. Я себя не узнаю. Кто я? Кто я, черт возьми, такой? Вот уже много лет я ничего не менял в своем образе. Наверное, только однажды я решился на серьезные перемены, хотя сейчас они не кажутся мне такими уж и серьезными, - в колледже я решил отпустить волосы, собирал их в аккуратный хвостик, закрепленный тонкой лентой. Должно быть, я немного глупо выглядел, потому что меня называли пришельцем из прошлого. Не в лицо, конечно, но это прозвище частенько слетало с губ молодых людей, перешептывающихся в коридорах Гарвардского университета, когда я проходил мимо. И, как обычно, за одним воспоминанием, из памяти начало всплывать множество картин минувших лет. Но я остановил себя вовремя, прежде чем успел погрузиться в небытие, выуживая детские мысли и переживания из глубин памяти. Смена имиджа? А почему бы, собственно, и нет? К тому же, в моем положении, это бы только пошло на пользу. Я не стал зачесывать привычными движениями волосы назад: лишь расчесал так, чтобы упрямые крупные кудри не слишком уж лезли в глаза. Бреясь, я оставил усы и небольшую бородку. Конечно, пока что это было трудно назвать бородкой, ведь щетина еще только несколько дней назад начала пробиваться. Но этого уж точно было достаточно, чтобы любой знакомый человек, даже, например, на вечеринке для тех, кто друг друга знает, начал бы возмущаться, что в компании затесался чужак. Я бы и сам шарахнулся от зеркала, увидев себя в нем спросонья. И, как ни иронично, я действительно сейчас напоминал того самого Мушкетера. Разве что шпаги не хватало. Выходя из ванной комнаты, я наткнулся на Кристофа, который успел не то, что продрать глаза и прийти в себя, но и одеться, собраться. На ходу он пробубнил мне что-то про командировку, из чего я понял, что не увижу его в течении нескольких дней. Глухой стук его тяжелых ботинков по лестнице и последующий звук хлопающей двери, ведущей во двор, поселили у меня внутри семя отчаяния. Мне, вдруг, стало так грустно. Подумать только: я столько часов провел в одиночестве, - по сути, я всегда был один,- но только сейчас оно меня так больно кольнуло, что захотелось забыть про все на свете и зарыться в подушки, забраться под одеяло, не вылезать оттуда. Но я не стал следовать этим мимолетным желаниям. Около матраса остался стоять увесистый пакет, набитый продуктами быстрого приготовления. Содержимого этой пластиковой сумки хватило бы на пару недель уж точно. Неужели такая долгая командировка? Но больше всего меня тронула забота. Приятно, но уж слишком необычно. Хотя, ясно было, что, скрываясь тут, я не мог себе позволить выйти из дома. Пусть даже в ближайший магазинчик, что находился на соседней улице. Глядя на этот пакет, благодаря которому, я мог бы жить припеваючи, потихоньку зарабатывая себе язву желудка, нестерпимо захотелось на улицу. И по сему, удостоверившись что я внес в память компьютера большую часть того, что знал, пробежавшись взглядом по названиям папок и файлов, я решил, что пора сделать вылазку. Именно сегодня. Если не в штаб, то, хотя бы, в свое прежнее жилище. Но делать это рациональнее было ближе к ночи. А посему мне как-то надо было провести день. Быть может, на свой страх и риск, пройтись по улицам города. Посидеть на лавочке у пруда. Затхлая атмосфера комнаты, едва хранившая запах сигарет Кристофа, пыльный пол, матрас-кровать со съехавшей простыней: все, что здесь находилось, порядком приелось. Я хочу дышать. Свежим воздухом. Я, пусть и потенциально мертвый, заперт в этом гробе-доме, выйти из которого, значило бы оказаться в настоящем, дубовом - если повезет, конечно. Возможно, выдай я себя, меня бы «пришили» и закопали бы где-нибудь в парке в обычном холщовом мешке, в котором некогда хранили, например, картошку. От таких мыслей меня передернуло. Нет, я настолько люблю комфорт, что даже после смерти хотелось бы удобства. Тем не менее, сейчас я жил так, как не снилось даже в страшном сне. Именно поэтому, я оставил лежать приготовленную одежду на месте, облачился в белую футболку и джинсы, которые никогда не надевал, но которые каким-то мистическим образом оказались в сумке. За неимением куртки, пришлось накинуть на плечи пиджак. И я покинул дом. Через заднюю дверь. Перепрыгнул через забор. Огляделся по сторонам - никого. Никто не заметил. Никто не знает, что я здесь. Никто не знает, что я жив. Никто не знает, что я существую. Первым делом, я отправился в магазин: не скажу, что я боялся, но в области солнечного сплетения что-то тянуло - адреналин в крови слегка превышал норму,- внешне я, конечно же, не выдавал этого, но мне нужно было успокоиться. Я купил пачку сигарет и зажигалку. Старичок-продавец долго копошился в кассовом аппарате, пытаясь наскрести сдачи с бумажки в сотню долларов, которую я ему вручил. Параллельно он пытался расспросить меня, кто я такой и откуда я. Просто из любопытства. Потому что те, кто живет и когда-либо жил в этом районе, были знакомы ему в лицо. И тут появляюсь я. Неудивительно, что дедуля удивился, увидев незнакомца. Я уклончиво объяснил ему, что тут я всего лишь проездом. Не уверен, что он остался удовлетворен моим ответом, но, из вежливости, не стал выведывать большего. За что ему спасибо. Приятный дедушка. Я закурил как только вышел из магазина. Невольно бросив взгляд на витрину, я усмехнулся: в отражении я увидел парня, будто вылезшего из девяностых годов прошлого века, любителя классического рока, старшеклассника, на крайний случай - студента, падкого на девушек-болельщиц, которые всегда бы отказывали ему, а он бы писал грустные, о неразделенной любви тексты, накладывая их на акустические гитарные рифы. И этим парнем был я - наемный убийца, прорабатывающий умопомрачительные планы, закончивший элитнейший колледж. Мертвый. Без имени... Я опомнился, только когда заметил сквозь витрину, что дедуля машет мне рукой. Я улыбнулся, помахал ему в ответ и отправился вдоль по улице. В голове все как будто перевернулось. Я, хоть и отдавал себе отчет в том, кто я, понимал, что все мои воспоминания - действительно мои, знал, что мне нужно делать, многочисленная информация, которая была заложена в мою память, так там и оставалась, но я чувствовал, что это новая жизнь. Уже не та, что была. Странно, что это осознание пришло спустя столько времени после того, как мы с Кротом грузили в багажник труп какого-то пьянчушки с обезображенным лицом, отдаленно похожим на меня. Интересно, кто-нибудь спохватился о его пропаже? Да нет, наверное. Главное для меня было узнать причину приказа о моем устранении. Также, я действительно хотел знать, кто стоит во главе всего этого. Я жаждал мести. Эгоистичное желание, которое, возможно, спасло бы жизни десятков, а то и сотен людей, которые в будущем будут именованы гнусным словом «Заказ №___», которое подходит, разве что, товару или блюду. Пусть я и сам некогда их так нарекал. Нет, я решил с этим всем разобраться вовсе не из миротворческих или благих целей. Меня и не гложило то, что я застрелил человека, которого не было в списке. Эгоизм. Да. Не более. Не позволю никому играть с собственной жизнью. Однако, погода вовсе не располагала к построению козней против моего бывшего начальства. Солнце светило сквозь тяжелые тучи, приятный ветерок теребил волосы. Я снова погрузился в воспоминания, как бы доказывая себе, что я - это правда я. Что моя жизнь еще не кончена. И это все та же, что и прежде. Вообще, я всегда отличался от других людей. Мне неведомы те вещи, которые были в жизни чуть ли не каждого человека. Я осиротел в раннем возрасте, не успев даже вкусить родительской любви: мать умерла при родах, а отец был настолько погружен в работу, что я неделями его не видел. А когда мне едва исполнилось четыре, он исчез. Позже я узнал, что его подстрелили. На воспитание меня взяла тетка, но у нее было четверо своих детей, которых она баловала, не щадя себя. Я же днями просиживал в ее личной библиотеке и получал нагоняи и подзатыльники за малейшую оплошность, коих оказывалось больше, чем то, на что я был способен. В том числе, мне доставалось и за пакости ее обожаемых зажравшихся сынков. Однако, я не опускал рук. Когда мне исполнилось семь, я, недолго думая, сбежал из родного Оксфорда. Мне не составило труда приобрести билет и отправиться за океан - женщина на регистрации в аэропорте, да и все местные оказалась на редкость тупыми, и мне не пришлось долго пудрить им мозги. Так я и оказался в Соединенных Штатах. Могу поспорить, что тетка даже не стала меня искать и от всей души радовалась тому, что не придется больше тратить лишнюю копейку на нахлебника. Первый город, который я увидел - Канзас-сити. Но там я надолго не задержался. Город был слишком большим для маленького меня. Но я был безмерно рад, что не переплатил за авиабилет, чтобы оказаться в еще более шумном Нью-Йорке, куда я изначально планировал отправиться. Гул машин, человеческих голосов начал сводить меня с ума, как только я появился в этом бетонном лабиринте улиц. Нет, меня не пугало ни то, что я совсем одинок в незнакомой стране, ни то, что мне придется строить свою жизнь самостоятельно. Единственное, чего я не знал - где начинать свой путь. На автобусной станции, пока я разглядывал расписание и пункты назначения, искал, куда можно было направиться, краем глаза я увидел какое-то движение в толпе, ожидающей ближайший транспорт до Топики. Сначала, я не придал этому никакого значения, но, позже, мне стало интересно: я сощурился и вгляделся в толпу - между мужчинами, напоминающими совершенно идентичных клонов, одетых в плащи поверх строгих костюмов, с портфелями и в шляпах, словно маленький зверек, очень ловко и быстро юркал парниша примерно моего возраста. Он искусно проскальзывал рукой в карманы плащей взрослых дяденек, и выгребал оттуда мелочь и бумажки, которые они готовили заранее, чтобы отдать водителю автобуса, которого они ожидали. Одно дело, когда ты влезаешь в карман одному человеку, - выручка мизерная, но, когда вот так ловко присваиваешь себе мелочишку пусть даже дюжины человек - выходит уже небольшое состояние. Я пригляделся к воришке - он не создавал впечатления обделенного жизнью, наверное, воровал он вовсе не для того, чтобы на вырученные копейки купить краюху хлеба, дабы заполнить изголодавшийся желудок хоть чем-нибудь. О нет. Скорее, он делал это просто потому что ему это было интересно. А, ведь, если подумать, то это и правда было крайне увлекательно. Но тут произошло непредвиденное: кажется, не только я заметил, что в толпе орудует карманник. Мальчик, как только вырвался из толпы, отошел в сторону и полез пересчитывать выручку, был пойман за руку полисменом, случайно оказавшимся неподалеку. Он попытался вырваться из железной хватки крупного мужчины в форме, но у него это не вышло. И прежде чем он начал придумывать оправдание своему поступку, в игру вступил я. Меня заставило помочь этому оборванцу лишь то, что я к нему не испытал ничего, кроме симпатии. В голове мгновенно возник план действий. Я лишь надеялся, что буду правильно понят. Со всей силы я потер глаза, так, что стало больно: мне нужно было, чтобы они покраснели, как будто я плакал. Слегка взъерошил волосы. Прочистил горло. С наигранными всхлипами я подбежал к полисмену и стал со всей силы дергать его за подол, чтобы полностью забрать его внимание себе. Я кричал о том, что потерял маму. Дяденька-полицейский, конечно, ослабил руку от неожиданности. На долю секунды, не больше, чтобы никто, кроме того, кому было адресовано мое подмигивание, не заметил, я изменился в лице. А потом захныкал пуще прежнего. Естественно, полицейский даже не заметил, как тонкая смуглая рука выскользнула из его хватки. Когда он понял, что упустил своего пленника, того и след простыл. Тогда я стал объяснять взрослому дяде, что мама куда-то делась, а я остался один. Он начал меня успокаивать изо всех сил. Я сделал вид, что его уговоры и обещания о том, что мамочка найдется, возымели свое действие - перестал плакаться, вложил свою ладонь в его и повел вглубь толпы улиц Канзаса. И, в один момент, когда людей стало так много, что нам приходилось плутать среди них, обходить и проталкиваться, выпустил руку полисмена и с громким возгласом «Мама!» растворился в бесконечном потоке людей. Тогда я думал, что больше никогда не увижу того парня, что так заинтересовал меня. Однако, не знаю, судьба ли это, или просто совпадение, спустя несколько месяцев, когда я уже был в другом городе, устроился в приличную школу, когда я перестал о нем вспоминать, мы снова встретились. Как ни странно, при тех же обстоятельствах. На этот раз он обчищал карманы у людей, стоящих в очереди в магазине. Единственное, что в нем изменилось - глаз обрамлял знатный фингал. «Он еще и драчун, забавно» - подумал я. Как ни странно, это ничуть не изменило моего о нем мнения. И он заметил меня. И узнал. С тех пор мы и сдружились. Странные были тогда времена. Я жил в доме у пожилой пары, рассудок которых порядком помутнел, и они поверили, что я их внук, приехавший погостить какое-то время. Исправно посещал школу, был лучшим среди сверстников. Вне школы мы с Кристофом постоянно искали приключений, которые зачастую нельзя было назвать законными, и нередко попадали в разные неприятные истории. Но всегда выходили сухими из воды. А потом он заявил мне, что его родители решили перебраться в Колорадо. Я долго не мог решить, что же для меня важнее, хорошая школа или верный друг. Наверное, я все же сделал правильный выбор. * * * Сидя на лавочке возле пруда Старка, я понимаю, что еще никогда вот так просто не сидел и не расслаблялся. Закуривая очередную сигарету, я отгоняю воспоминания и мысли. Я не хочу ни о чем думать. Я хочу просто наслаждаться видом. У меня еще будет время, на то, чтобы что-то вспомнить, чтобы о чем-то подумать. А сейчас... И тут я чувствую на себе чей-то взгляд. Пристальный. Будто кто-то пытается узнать старого знакомого. Я оглядываюсь и вижу молодого человека примерно моего возраста, сидящего на соседней скамейке. Его лицо кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, почему. В голове автоматически прокручиваются досье с моей предыдущий работы: на всех работников, информаторов, крыс и даже врагов. Но ни одна фотография, прикрепленная к тем аккуратно сфасованным в папки документам не совпадает с обликом того, кто сейчас буравит меня взглядом. Поэтому я, непроизвольно, одариваю его легкой улыбкой. А он улыбается мне в ответ. Скамейка, на которой сидит этот знакомый незнакомец, находится довольно далеко. Поэтому он поднимается с места и уверенными шагами идет в моем направлении. - Сигаретой не угостишь? - как-то уж слишком серьезно, несмотря на улыбку, спрашивает меня он. В очередной раз, я дивлюсь этому менталитету. Деревенскому менталитету. Когда напрочь игнорируются манеры или хоть какая форма приличия, как обращение на «Вы» или банальные «спасибо-пожалуйста». Коренной житель Южного парка. Я бы даже сказал, закоренелый. До мозга костей. Нет, вряд ли я показался ему знакомым. Просто покурить захотелось. И тут я подвернулся. Протягивая едва опустевшую пачку, я все еще пытаюсь вспомнить, кто же передо мной стоит. Ведь не подводит же меня память? Темные волосы. Немного выше меня ростом. Худощавое телосложение. Ничем не примечательная внешность. Видимо, стоит порыться немного глубже, чем в последних пяти-семи годах жизни. До колледжа. Еще глубже. И тут из памяти всплывает имя. «Кевин». Да, сомнений быть не может. А фамилия у него смешная какая-то. Напрячься надо, чтобы вспомнить. Мы же еще какое-то время вместе в местной школе учились. - Хорошая погодка, не правда ли? - он садится рядом, закуривает сигарету. - Да... Нетипичная для октября, - вежливо отвечаю я. «Стули», точно. Такая у него фамилия. Ошибки быть не может. Еще раз оглядываю его. Видимо живет не «на широкую ногу». Вряд ли работает в офисе, если позволяет себе прохлаждаться в парке во вторник - для обеденного времени еще рано. Ночной бар или клуб? Тоже вряд ли. С его-то внешними данными - сейчас в таких заведениях работают лишь те, кто горазд щеголять накаченными бицепсами-трицепсами, потряхивая в такт гремящей музыке шейкером. Скорее всего фрилансер. Томно, как-то отстранено глядя на озеро, он молча делает одну затяжку за другой. А я краем глаза продолжаю его изучать, вспоминая основы курса составления психологического портрета, которые я так старательно изучал, наравне с остальными предметами в колледже, естественно. Редко бывает на свежем воздухе. Спокойный, неконфликтный, хороший друг, но не так уж и общителен. Поддерживает отношения лишь со старыми, проверенными знакомыми. Линзы с диоптриями, едва заметные морщины, характерные для особого прищура, осанка - много времени проводит за компьютером. Одеяние - джинсы, купленные не менее трех лет назад, стертые старые кеды, пестрая футболка, торчащая из-под серой спортивной куртки - нет, не спортсмен вовсе, лишь носит то, что первым под руку попалось, однако одежда свежая, что исключает то, что «привычная» одежда в стирке. Скорее всего не заморачивается по поводу внешнего вида - стрижка трехмесячной давности или около того. Парочка прыщей на лице - не структурированное питание. Не постоянный курильщик, балуется иногда, судя по тому, как сминает фильтр сигареты в пальцах. Одеколоном не пользуется. Живет один. Возможно, с домашним животным. Скорее рептилия. Один родитель. Мать. В другом городе. Скорее всего в доме престарелых. Колледж, если и посещал, то не закончил. В отношениях не состоит. Имеет хобби. Творческое - пятнышко краски на правой руке. Художник? Вряд ли. Но много рисует - такая мозоль на сгибе среднего пальца остается, обычно, от кисточки. Подумать только, как много можно сказать о человеке, лишь увидев его... - Ты сам-то откуда будешь? - прерывает он вдруг молчаливую паузу. - Канзас-сити. Я тут проездом, - и, ведь, я не вру ему. В каком-то смысле. Я везде проездом. Если подумать, то все мы в этой жизни проездом. - И что ты забыл в этой дыре? - интересуется с усмешкой он. - Да так... - почему-то мне не хочется ему врать. То есть совсем не хочется. Хороший же парень. Еще в школе был хорошим. Жаль, что еще тогда так и не удалось нормально пообщаться. Он не стал меня более расспрашивать. Тот же пресловутый деревенский менталитет, как и у дедка в магазине. Никто не станет лезть в душу, уважая «тараканов в голове» каждого встречного. Хотя, об уважении тут трудно говорить. Правильнее было бы сказать, что никто не лезет, дабы не навлечь на себя гнев этих «головных тараканов», не то, что жители больших городов, которым вообще наплевать с высокой колокольни. Хотя, те даже и не станут задавать подобного вопроса, настолько им наплевать. Не говоря уж о том, что они и не попытаются, ведь в бесчисленном населении мегаполисов не уследишь чужака из другого города или из глубинки. Но, ведь, даже и у тех, кто по явным национальным признакам отличается от обывателей, не спросят. Разве что ярые расисты поинтересуются, где дом родной того, кого они примутся избивать, как правило, независимо от ответа жертвы. О, общество! О, времена! Хотя, чем я лучше? Я никогда не интересовался ни национальностью, ни вероисповеданием, ни проблемами и в принципе жизнью своих жертв. Они были для меня просто заказами. Безликими людьми. Мешками с костями. Кладезями информации. И то, не всегда. «Прирежь того.» «Застрели этого.» «План захвата. Разработай.» «Третья комната. Твой клиент. Выведай то-то, то-то.» Все, что я слышал долгие годы. И покорно выполнял. Как собачонка. Без лишних слов. Без вопросов. - По работе тут? - я прекрасно понимаю, что он это не из каких-то корыстных целей спрашивает. Лишь разговор поддерживает. - Да, нет, - ловлю себя на том, что мне действительно нравится такая непринужденная беседа. - Точнее, уже нет. Закончил проект. А ты кем работаешь? - хочется же подтвердить свои догадки - Честно? - а вот это уже интересно. Кажется, я вызвал в нем доверие. - А ты не из полиции или подобной байды? Я оборачиваюсь к нему и приподнимаю бровь, как бы говоря «Неужели я похож на полисмена?» В моем нынешнем виде я, и впрямь, никак не походил на защитника прав и свобод общества. Хотя, со своим прежним имиджем, я бы потянул на работника ФБР. Кевин бросает на меня взгляд, усмехается, делает последнюю затяжку и выкидывает сигарету прямо в пруд. - Хакерство. Профессиональное, - как будто он эти гордится. А, может, и правда гордится. Наверное, недавно выведал кое-что весомое и продал за хорошие деньги. - Разве о таких вещах принято рассказывать? - иронично удивляюсь я. - Нет, конечно. Но ты же никому не расскажешь? - и он заливается смехом. - Да ты гонишь! - нетипичное, конечно, для меня замечание, но, раз уж на то пошло... - Нет, нет, я на полном серьезе, - и он меняется в лице. Действительно серьезен. - Если нужно что-то взломать, намутить ксиву или что, обращайся. Что, прости? В такие моменты правда начинаешь верить в судьбу. Ведь, именно такой человек мне и нужен был. Но, с другой стороны, учитывая всю ситуацию в целом, невольно начинают закрадываться подозрения. Действительно ли Кевин никаким образом не связан с той конторкой? Может его специально наняли, чтобы выследить? Проверить? Но как? Если он и мне так легко себя раскрыл и сразу же предлагает свои услуги, то где гарантия, что он не является пешкой тех ублюдков, из-за которых я оказался по уши в дерьме? Однако, я, пожалуй, возьму его на заметку. Еще один повод вернуться в свою квартирку, где есть компьютер с доступом в интернет, чтобы пробить этого странного, но, возможно, полезного парня по всем известным базам. Я тактично ухмыляюсь, как бы говоря «ну я, конечно, не уверен, что мне оно понадобится, но буду иметь в виду». - А как тебя зовут-то? - для пущей уверенности, да и просто из вежливости да и по требованию ситуации спрашиваю я. - Кевин, - ну, да, память не подвела. - А тебя? И тут я замешкался. Конечно, не показал этого, не затянул паузу. Вспомнил одно из имен, напечатанных в одном из моих фальшивых паспортов, аккуратно сложенных стопочкой в сейфе в квартире. Кстати, их тоже не помешало бы забрать. - Гэри. - О, моего лучшего друга так же зовут! Да вы и даже чем-то похожи, - восклицает Стули. И через долю секунды меняется в лице. - Эй, ты в порядке? - я и сам не ожидал, что спрошу это. Само как-то вырвалось. - Я-то в норме. А вот с Гэри беда, - и я в очередной раз поражаюсь, с какой легкостью этот менталитет деревенщины позволяет местным обывателям выкладывать и преподносить на блюдечке с синей каемочкой все, что роится в их голове, если их спросить.- Его родители всегда были фанатиками. Сначала мормонство. Потом ввязались в какую-то секту, куда затащили и старшего сына. А потом, взявшись за руки, шагнули с самого высокого здания в Денвере и расшиблись в лепешку. Это случилось два года назад. А около года назад застрелили сестру Гэри. Парень ведь только пришел в себя после смерти старших... До сих пор не могу его вытащить на улицу. Пропащий чел. Гэри, брат, - что-то в подкорках зазудело. Родители сектанты. Помню. Заказ №7392А44. Дженни Гэррисон. Черт подери! Я бы соврал, если бы сказал, что мне стало стыдно или что-то вроде того, потому что я уже давно перестал воспринимать человеческое вмешательство в естественный цикл «жизнь-смерть» как преступление. Все равно все мы, рано или поздно, умрем. Кто от чего. И, возможно, оно и к лучшему, что кому то был выписан билет в «тот» мир раньше, чем надо. Билет, озаглавленный сухими канцелярскими буквами слова «заказ». Далее разговор с Кевином шел как-то нескладно, то и дело между нами зависали паузы. Он предложил мне перекусить где-нибудь. Я отказался. Не хотелось есть. Он оставил мне свой номер телефона, - так, на всякий случай,- и не обиделся, когда я ему сказал, что не могу дать своего. Попросил пару сигарет на про-запас. Почему бы и нет? Парень оставил от себя приятное впечатление. С легкой улыбкой на лице я снова вышел на улицы города. Я не знал, куда идти, поэтому пихнул руки в карманы и пошел, куда глаза глядят. Жаль, что прогулка оказалась недолгой. То ли солнечная погода меня отвлекла, и я чересчур расслабился, то ли растерял бдительность, черт его знает: недалеко от меня остановился черный фургон, на который я слишком поздно обратил внимание. Всё произошло слишком быстро. Глухой удар в затылок. Боль. Темнота.