Не забудь проснуться

      — Да не знаю я, как она там оказалась! — в темноте кто-то громко оправдывался, даже напрочь залитые водой уши отчетливо всё слышали. — Никого не было, и тут нате вам, эта барахтается под килем. Ни лодки, ни обломков, ближайший остров в трех днях пути при попутном ветре. Откуда она вообще взялась?! Как из Рума вывалилась!       — Заткнись и принеси еще полотенец, — огрызнулся другой голос, потише, но поближе.       Нина наконец смогла понять, что лежит она на спине на чем-то твердом, а вокруг темно только потому, что глаза закрыты.       Кто-то рядом положил ладонь ей на лоб и вознамерился продолжать делать искусственное дыхание.       К горлу подкатил кашель, Нина вскочила, переворачиваясь на бок. В легких захрипело, на желтые доски хлынула вода. И — ох! — как же болело всё внутри! Словно ее избили, кости ныли, а спину ломило. В последний раз так всё болело только в детстве после падений на тренировках по фигурному катанию.       — О-ох! — одним словом озвучила Нина всё, что сейчас чувствовала.       — Жива? — ворчливо спросили рядом.       Нина неуверенно кивнула, смаргивая непроизвольные слезы и все кашляя, кашляя... Черт возьми, какой реалистичный сон!       Наконец, кашель заглох. Нина едва проморгалась — перед глазами плавали черные круги — и подняла голову, чтобы оглядеться.       Первым делом взгляд уперся в бело-синюю полосатую бугристую простыню. Посмотрев чуть выше, Нина выяснила, что простыня на деле являлась тельняшкой, просто ее хозяин ростом метра на полтора превышал любого нормального человека. А бугры на простыне являлись его мышцами. В остальном человек вполне соответствовал взгляду Нины на матроса в дальнем плавании — давно не стриженная рыжая шевелюра, недельная небритость, запах пота и почему-то медицинского спирта. За гигантом стоял второй матрос — тоже в тельняшке, но нормального человеческого роста, самый обычный русый парень.       Судя по первому впечатлению, больше в лодке никого не было. Да и не уместился бы никто — судно казалось весьма небольшим — метра три в ширину и пять-шесть в длину. На одинокой мачте дугой выгнулся парус, чуть перед ней виднелся открытый люк, из которого, скорее всего, только что выбрался русый матрос.       Парень, заметив взгляд Нины, замялся.       — Ты... прости, — последнее слово далось ему с видимым трудом. — Мы тебя... переехали. Я когда нырял, от лодки даже обломков не нашел. Так что... Прости. Но нет у тебя больше лодки.       Нина промолчала. Ладно. Лодка, так лодка. Нет, так нет. В конце концов, это ее сон, а выдуманные во сне сущности и не такое, бывает, говорят.       — Ты вообще как? — с уже заметной тревогой спросил рыжий гигант. — У тебя, ну... — он пальцем ткнул себе в лоб.       Нина хлопнула глазами. Это они так пытаются тактично узнать, не вышибли ли ей мозги, когда «переехали»?       — Всё нормально, — еле прохрипела она. — Голова болит.       Оба синхронно облегченно выдохнули. И вдруг гигант вытянул в сторону руку и отвесил парню такой подзатыльник, что тот, взвыв, чуть не пропахал носом палубу.       — Болван! — прорычал рыжий. — Если бы мы ее насмерть переехали, кэп нас обоих потом бы переехал! Внимательно смотри, куда рулишь, не на прогулке!       — Да захлопнись, — без настроения огрызнулся парень. — А ты вообще как тут оказалась? До Тиса-то три дня пути. Тоже штормом унесло от берега?       Нина слегка заторможено кивнула. Унесло, так унесло. Дайте только часок отлежаться, изверги!       Ничего не изменилось ни за час, ни за два. Когда пошел третий, голова начала кое-как работать, в ушах перестало звенеть, и Нина поняла несколько вещей. Во-первых, болело всё совершенно реально. Во сне ведь не чувствуется боли, так? Так! А тут почему-то чувствовалась, да еще как. Во-вторых, было жарко. Нина обсохла за каких-то минут двадцать, за следующие двадцать успела вспотеть, хотя из одежды на ней были только пижамные шорты и майка. В-третьих, для сна слишком уж долго тянулось их однообразное плавание. Невообразимо однообразное. Вокруг менялись только облака, да и то вяло, едва-едва перетекали одно в другое. Не тянутся сны так долго, мелькают — раз! — и ты уже проснулся по будильнику. В-четвертых, вокруг было слишком много деталей. Нина не помнила, чтобы хоть раз во сне она настолько подробно видела одежду, разводы на досках палубы. В-пятых, два снящихся ей мужика, похоже, посчитали, что она является жителем некого острова, а в открытом море очутилась из-за шторма. И нет обычного во сне ощущения само собой разумеющегося вывода. Матросы сделали вывод самостоятельно.       Не то чтобы Нина засомневалась в нереальности происходящего, но в голове уже прочно засело некое подозрение.       «Лишь бы только этот сон был не эротическим», — невесело подумала она, краем глаза следя за рыжим гигантом.       Двое — высокий и низкий — уже минут десять спорили на носу судна. Сама Нина лежала на корме и едва их слышала, но русый парень то и дело повышал голос, и отдельные слова достигали слуха: «молодая», «рыбаки», «лодка», «платят же». Тогда рыжий шикал на него, и слова вновь превращались в набор бессвязных звуков.       Когда моральные силы смотреть на облака совсем иссякли, Нина отважилась сесть. Голова закружилась. Состояние очень напоминало последствия легкого сотрясения мозга.       — О, ожила! — донеслось с носа.       Двое медленно, переглядываясь, приблизились. Отчего-то Нине казалось, что они ее побаивались. Не знали, чего от нее ждать, или не понимали, что с ней теперь делать?       — Говорить можешь? — гигант присел рядом на прежнее место.       — Да, — Нина кивнула.       — Ты понимаешь, кто мы?       Его вопрос оказался неожиданным. Действительно, кто они такие? Приснившиеся ей сущности — это да. Но в менее глобальном смысле?       Нина огляделась. Лодка шла без флага и каких-либо других опознавательных знаков, на двух ее обитателях тоже ярлыков не висело.       Нина пожала плечами, выжидающе глядя на спросившего.       — Мы — пираты Сердца! — с непонятной гордостью заявил русый парень. Гигант кинул на него раздраженный взгляд, но ничего не сказал, только кивнул, подтверждая.       Нина же никак не могла решить, как на это реагировать. С одной стороны, пираты — это, вроде как, плохо, и сейчас самое время испугаться. С другой стороны, даже сделать вид, что ей страшно, не удавалось — два пирата перед ней напоминали вовсе не грозных убийц и разбойников, а героев мультика «Казаки».       Не дождавшись нужной реакции, двое многозначительно переглянулись.       — Ты с Тиса? — скорее уточнил, чем спросил гигант.       — Да, — предположила Нина. Похоже, слишком неуверенно — пираты опять переглянулись.       — В каком городе на Тисе ты живешь? — спросил гигант после короткой паузы.       Не ответить было нельзя. И в голове как назло было совершенно пусто, ни одного толкового названия не всплывало. А пираты всё мрачнели, поэтому Нина, надеясь только на полный контроль разума над сном, решила ответить честно:       — В Москве.       В лице рыжего что-то неуловимо изменилось. Голос всё еще не утратил спокойствия, и это разительно контрастировало со смыслом сказанного:       — За идиотов нас держишь, да, мелкая сучка?       Спину обдало холодом. Сон отказывался подчиняться своей хозяйке! И честно ответить «Нет. Просто за тех, кого я сама только что придумала» как-то не вышло, язык словно прирос к нёбу.       — Хе-хе, юмористка, — фыркнул русый. — Скажи-ка, и давно ты живешь в Москве на Тисе?       «Года четыре уж, — подумала Нина. — Только не на Тисе». Вслух повторить не решилась, слишком уж нехорошо улыбался парень.       Гигант отвесил ему еще один подзатыльник, но смотрел не лучше:       — На твоем месте я бы трижды подумал, что говорить, — по-прежнему спокойно предупредил он. — Город, где ты живешь, называется Москва? На каком острове он находится?       «Острове? — не поняла Нина. — Они это серьезно? Ну, ладно, с натяжкой можно назвать это островом».       — В Евразии. Только это материк. Евразия — самый большой материк из шести материков.       После секундного пораженного молчания парень присвистнул:       — Крыша уехала!       Гигант тяжело вздохнул.       — На лодке... в шторм, — сказал словно бы себе, покачал головой.       «Они приняли меня за сумасшедшую! — вдруг осознала Нина. — Черт возьми, что здесь вообще происходит»?!       — Послушайте, — попыталась она привлечь к себе внимание, уже не заботясь, что говорит с плодом собственного воображения. — Я говорю серьезно! Я живу в Москве, это в России, на материке Евразия! Я впервые слышу про остров Тис! — двое продолжали ее игнорировать, очевидно, чувствуя себя неудобно. Но Нина не собиралась сдаваться. — Где я сейчас нахожусь?! Я впервые слышу про пиратов Сердца!       Тут гигант наконец обратил на нее внимание.       — Ты на Гранд Лайн, в Новом мире, — ответил неохотно. — И ни в одном из четырех морей, на Гранд Лайн или в Калм Белте никто не слышал о стране Россия на материке Евразия. Поверь, мы проплыли многие тысячи миль, мы бы точно узнали об этой стране, если бы она хоть где-нибудь существовала.       Помолчали. Нина судорожно анализировала. Нет, так ее еще ни разу не заносило — чтобы во сне кто-нибудь отрицал существование ее города. Да что там города — материка!       — Успокойся, девочка, — посоветовал гигант, по-своему истолковав ее молчание и выражение лица. — Постарайся обойтись без истерик. Если ты попробуешь буянить или мешать нам, я просто выкину тебя за борт.       Что-то в его спокойном, совершенно осмысленном взгляде не давало усомниться — он сделает именно так, если ему что-то не понравится.       — Мы довезем тебя до Тиса, — всё так же спокойно пообещал он. Парень хотел что-то возразить, но его осадили одним движением мощной руки. — Мы не изверги, раз уж спасли, не бросим назад в море. Нужно вернуть тебя родным. Я не думаю, что ты с другого острова. До Янсена отсюда неделя, это слишком далеко, даже если предположить, что тебя несло штормом.       Нину больше не слушали. Она еще пару раз пыталась привлечь их внимание, один раз даже преградила путь гиганту, но тот только взглянул на нее сверху вниз и уверенно отодвинул назад к корме, усадил на палубу, даже коврик какой-то выдал. Парень и вовсе избегал встречаться с ней взглядом.       «Суеверные дикари», — про себя ругала их Нина, но от этого «дикари» не становились более общительными.       Чем больше проходило времени, тем сильнее хотелось проснуться. Но сон все не уходил, и вечерело удивительно медленно, краски сгущались, в ярко-синее полотно моря и прозрачную голубизну неба брызнуло сиреневым. Ветер чуть спал, раскаленное в полдень солнце выдохлось, сменив гневный жар на милостивое тепло.       Русый парень устроился на корме с удочкой. Нина хотела было присоединиться и хоть чем-то помочь — не раз в лагере она с напарником Пашкой водила свой отряд на рыбалку на речку, и ей думалось, что в море она наверняка поймать что-нибудь сможет — но парень только отмахнулся, пробубнив что-то вроде «да ну тебя, еще свалишься».       — Было бы предложено! — возмутилась Нина. Раздражение, накапливаемое с полудня, прорвалось: — Напридумывали себе невесть чего, а теперь шарахаетесь меня как чумной!       — Да тебя первая рыбина за борт утащит! — вызверился парень. — А там сожрет. А если не сожрет, так сама утопнешь! Уже забыла, как чуть не утопла сегодня?       — Ну извините, не помню, чтобы хоть раз во сне я нормально плавала, — Нина развела руками и тут же пожалела, что вовремя не прикусила язык. Вот надо было именно сейчас поддаться раздражению!       — Чего?! — парень уставился на нее округлившимися глазами. — Это ты о чем сейчас?       И вдруг Нина услышала звон. Парень все еще смотрел и ждал ответа, но Нина уже озиралась по сторонам, ища источник звука. Он дребезжал, нарастая, ввинчивался в голову, болью отдавался в висках.       «Это... — вдруг осознала Нина. — Мой будильник!»       Нина вскочила на кровати, сбрасывая одеяло. Лена, склонившаяся над ней, чтобы разбудить, едва успела отшатнуться.       — Что случилось? — испуганно выдавила. — Ты чего вскакиваешь?       Нина озиралась, дыхание все никак не успокаивалось, словно она только что быстро бежала.       Всё нормально, всё по-прежнему. В их с Леной комнате всё как обычно — две кровати, две тумбочки, шкаф, зеркало. Лена всё еще стояла над Ниной, похоже, собираясь продолжать ее будить, если та не проснется.       — Чего тебе? — Нина, схватившись за тяжелую голову, свалилась назад на подушку. Приснится же такое! — Это у тебя велопоход, а у меня еще полчаса сна!       — Нет у меня никакого велопохода, — сходу огорошила Ленка, да так, что у Нины глаза сами открылись. Сон мигом ушел.       — С чего бы вдруг?       — Милиция с утра приехала, — Ленка наконец отошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы. — Только что Серега забегал, да ты все проспала.       — Проверка? — хочешь — не хочешь, а пришлось вставать. И, если это проверка, собираться нужно очень быстро — к проверкам они с Пашкой были не готовы от слова «совсем». Не дай бог кто-нибудь ляпнет о Сашкиной торговле вещами.       — Не похоже, — но Ленин ответ заставил слегка притормозить.       — А что тогда?       — А черт их знает, — та только плечами пожала. — Говорят, они сначала всю администрацию на уши поставили. Там тоже подумали, что внеплановая проверка, но, вроде, успокоились. А потом они с дядей Димой на проходной долго говорили, не знаю, о чем. Теперь вот попросили всех вожатых собраться в Клубе, у них, вроде как, какой-то разговор к нам есть. И ребят из первого и второго отрядов тоже попросили поднять.       — Странно все это, — от сердца чуть отлегло, но такой поворот событий Нине тоже не слишком нравился. Что вообще может понадобиться от них милиции? Инструктаж какой-нибудь? Но тогда детей бы не позвали. Лекция о вреде курения? Тогда бы сделали с помпой и не ранним утром. Что-то в подобной спешке было подозрительное.       Лагерный Клуб вообще-то назывался «Клубом» больше по привычке. Старожилы вроде Мамы Лизы, которые работали в лагере еще с советских времен, помнили, что раньше на его месте стоял двухэтажный бревенчатый домик — Клуб, в большом зале которого проходили дискотеки и концерты, а в комнатах поменьше собирались кружки лепки, столярного и гончарного дела, макраме и рисования. Потом домик снесли, а на его месте выстроили кирпичную пятиэтажку с концертным залом, компьютерным классом, караоке, библиотекой, отдельными комнатами для множества кружков и даже выставочной площадкой для рисунков и поделок детей. Здание Клуба изменилось, а название осталось прежним.       На удивление, толпы в Клубе не оказалось. На входе Нину с Леной встретила завхоз, тетя Лера, заспанная, а оттого очень не в духе.       — Давайте-ка побыстрее, — и сразу заторопила, проталкивая их к закрытым дверям комнаты для караоке. — По одному внутрь, и поскорее. Уж минут десять вас ждут.       — Теть Лер, а что случилось? — поинтересовалась Лена.       — Некогда, — но та отмахнулась, раскрывая у Лены перед носом дверь и заталкивая ее внутрь. — Всё потом.       Нина и глазом моргнуть не успела, а у закрытых дверей она уже стояла только с тетей Лерой. Завхоз была как на иголках.       Прошла минута, потом другая, но из комнаты не доносилось ни звука, и Лена всё не выходила.       — С каждым так? — еще пару минут спустя спросила Нина. Это ж сколько времени тут милиция просидит, если пятьдесят человек будет по пять-десять минут каждого опрашивать?       — Да нет, Сережку быстро отпустили, — ответила тетя Лера. — У всех по-разному.       — А что хотят? — отчасти было просто любопытно, отчасти не хотелось идти к милиции, не зная сути проблемы. В принципе, прицепиться к Нине права не имели, никаких прегрешений, даже курения и распития спиртных напитков — четверть стаканчика текилы можно не учитывать — за ней не водилось, но придраться всё-таки могли к ее вечерним поездкам за продуктами. Технически, покидать территорию лагеря вожатым разрешалось только после долгого и муторного согласования с администрацией, но возиться с заявлениями ради часовой поездки не хотелось самой администрации, поэтому на отступления от правил смотрели сквозь пальцы. Однако если спросят, милиции придется сказать, что заявление есть. Всё равно в архив никто не полезет — себе дороже.       — Что-то про сторожа нашего, — но тетя Лера, похоже, и сама ничего не знала. То ли сплетни еще не разлетелись, то ли Нина с Леной пришли одними из первых.       Еще некоторое время Нина стояла около закрытых дверей, подпирая стену спиной. Спать хотелось, но как-то неявно, как перед экзаменом. Усталость, вроде как есть, а была бы кровать, всё равно не уснула бы. Потом дверь в караоке открылась. Вышедшая Ленка выглядела озадаченно-удрученной.       — Что? — успела спросить Нина, но тут же услышала раздраженное и очень тихое «быстрее» от тети Леры и получила незаметный, но сильный толчок в спину.       В комнате для караоке за столом, который раньше стоял у стены, сидело трое. По длинной стороне расположились двое мужчин в белых рубашках — по всей видимости, приехавшие милиционеры. Один выглядел лет на сорок, имел почти круглое лицо и прилизанную мокрую от пота челку, зачесанную на бок. Не удивительно — в комнате стояла жаркая духота. Второй казался моложе тридцати и был из той категории мужчин, которые большинству девушек кажутся симпатичными.       С другой стороны стола стоял пустой стул и, судя по жесту старшего, предполагалось, что на него должна сесть Нина.       Третьей, чуть в стороне, сидела Тамара Петровна из администрации.       Присутствие высокопоставленного руководства лагеря Нину несколько встревожило. Обычно даже проверки обходились без его личного участия, а тут такая честь для каких-то милиционеров. Но от этих мыслей Нину отвлекли быстро. Увидев ее, молодой встрепенулся и спросил:       — А это, наверное, вас мы вчера видели на трассе на велосипеде?       Нина притормозила, переваривая. Вспомнилась вчерашняя встречная легковушка, направлявшаяся в деревню. Неужели и вправду приехали проверять, насколько строго в лагере блюдутся правила для вожатых? Впрочем, отпираться было бессмысленно.       — Да, я вчера ездила до магазина.       — Спиртное по вечерам распиваете? — судя по мгновенно начавшимся нападкам, старшего порядком измотала духота, и настроение у него было так себе. Хоть бы окно открыли, в самом деле. Неужели думают, что вожатым делать нечего, кроме как под окном бессмысленные, в сущности, разговоры подслушивать?       — Я ездила за кофе, молоком и сладким к чаю, — глазом не моргнув, открестилась Нина. Всё равно привезенное спиртное было не у нее, а в машине Вадима, о которой милиция знать не знала.       — Чем докажете? — но нападки почему-то не прекращались.       — Могу предоставить следствию чеки, — не удержалась Нина от сарказма.       — У нас тут со спиртным строго, — встряла Тамара Петровна, — чуть что — сразу вылетают. А Ниночка такая хорошая девочка, ни разу ничего такого, а она уже три года тут у нас.       Дело принимало интересный поворот. Если администрация так суетится, наверное, приезд милиции реально мог обернуться проблемами для лагеря в целом, а вовсе не для конкретных людей из персонала.       Милиционеры переглянулись. Нина едва сдержала усмешку, глядя на синхронно покислевшие лица. Интересно, скольких уже Тамара охарактеризовала подобным образом? Администратор это умела делать так, что от приторности зубы сводило — елейным высоким голосом, с совершенно потрясающими по-дедморозовски добрым интонациями и с похлопыванием длинющих накрашенных ресниц.       Ничего удивительного, что старший быстро вернул непроницаемое выражение лица на место и пошел на попятный:       — Ладно, это все не настолько важно, - кивнул Нине на стул. — Присаживайтесь.       Нина села.       — Вы в лагере три года работаете? — спросил младший. Нине казалось, что из двух приехавших он был выше по должности.       — Третий год, — поправила Нина.       — Знаете вашего сторожа, Егорова Василия Павловича?       Дядю Васю Нина знала. В лагере он оставался даже зимой, но на новой территории почти не показывался, а жил на старой в пристройке к старой столовой. Хороший дед, рукастый, как-то раз проводку чинил в Клубе. Только пил много и тех, кто забредал к нему, не жаловал. А в пристройке его и не был никто ни разу — всех гнал, даже Тамару Петровну однажды к черту послал. Говорили, что родня дяди Васи живет в деревне, но Нина ни разу не видела, чтобы к нему кто-то приезжал.       — Да, живет на старой территории, — сказала Нина. — С ним что-то случилось?       — Без вести пропал, — ответил старший. — Три дня на связь не выходил, но родня только вчера к ночи всполошилась. Когда и где вы его в последний раз видели?       — В начале смены один раз, — припомнила Нина. — Третьего июня на открытии сезона, — дядя Вася выглядел тогда не слишком хорошо. За зиму он заметно постарел и, судя по виду, выпивал больше обычного. Но на открытие сезона пришел, постоял у ступеней Клуба, недовольно осматривая здание, выпил предложенный стакан кваса, а после сразу ушел. Тогда Нине еще сказали, что дядя Вася очень любил старое здание Клуба и противился сносу и перестройке. Но мнение какого-то сторожа в расчет не приняли, и с тех пор дядя Вася заходил на новую территорию только при крайней надобности.       — И всё? — уточнил младший. — Только один раз?       — Да, — Нина уверенно кивнула. — Он редко заходит сюда, обычно на старой территории и за забором вокруг лагеря по вечерам обходит.       — Кроме лагеря он куда-нибудь еще ходил? Уезжал?       — Раз в два-три дня он в магазин ездил в деревню, — Нина знала это, поскольку однажды встретилась с дядей Васей на шоссе. Она ехала в магазин, а он назад в лагерь. — У него еще велосипед был старый, синий. «Турист», по-моему.       После этого милиционеры переглянулись и Нину сразу отпустили. О распитии спиртного и чеках даже не вспомнили.       За дверями рядом с тетей Лерой никого не было, и Нина притормозила перекинуться парой слов — завхоз и так уже извелась от любопытства за это длинное утро. С Леной они встретились снаружи, на ступенях Клуба.       — Что думаешь? — спросила Ленка.       — Походы отложат на два-три дня, пока дядю Васю не найдут, — Нина пожала плечами. — У Тамары к нему счеты, так что, скорее всего, ему и за пьянство впишут. Уволят, в общем. Посмотрим, кого вместо него поставят. Хорошо бы, нормального кого.       — Думаешь, найдут? — Ленка покосилась, но высказывать своих предположений не стала.       — Найдут, если он в болота не забрел, — Нина не сомневалась, что дядю Васю найдут, живого или мертвого. Только бы в трясину не угодил где-нибудь, на пьяную-то голову. Все-таки уж больно много он пил в последнее время.       Весь день по лагерю ходили разговоры о милиции, исчезновении людей вообще и дяди Васи в частности. В поход никого не отпустили, после обеда на старую территорию лагеря приехали две машины волонтеров — искать пропавшего. В основном — студенты, как заметила Нина. Старую территорию облазили вдоль и поперек, открыли пристройку к столовой, где пропавший жил. Нина сама не видела, но Сергей, которого приставили к волонтерам провожатым, говорил, что вся пристройка завалена невесть откуда взявшимся хламом — электроникой советского производства, запчастями к велосипедам, кухонной утварью, газетами и журналами восьмидесятых годов. Рюкзак дяди Васи с его личными вещами нашли там же. Только ожидаемых бутылок не было, но дядя Дима, который общался со сторожем теснее всех, сказал, что тот сдавал пустые бутылки, и свои, и с окрестных свалок.       Вся эта суета вокруг дяди Васи, ощущение чего-то назревающего, составленные карты в руках волонтеров, их предполагаемые лесные маршруты на завтра, наводили столько жути, что к вечеру Нина впервые за шесть смен поймала себя на мысли, что не хочет оставаться в лагере. Наверное, это лето куда спокойнее было бы провести у себя, в Твери, съездить к бабушке на дачу, встретиться со старыми друзьями. Вот только контракт на три смены она уже подписала.       Над лесом горела карминная заря, и солнце садилось в тучу. Из окон корпуса Нина слышала, как гудят моторы отъезжающих машин — последней ушла белая легковушка милиции. Дети притихли — в одиннадцать часов только последние шепотки доносились из одной комнаты, но потом и самые стойкие уснули. А вожатые по темным дорогам лагеря отправились к себе в корпус, и нет-нет, а Нина прислушивалась к густой соловьиной тишине леса. Но темно-фиолетовая чаща тянула к звездам неровные щетки елей. И молчала.       На Нину уставились две пары изумленных глаз.       Нина огляделась. Море. Волны. Полдень. Лодка. Парус. Гигант и парень.       Пар изумленных глаз стало три.       — Вы ведь мне снитесь, да? — безнадежно уточнила Нина. Да что ж за день-то опять такой?!