Солнце

Ни слёзы и мольбы Дэна, ни обещания и доброта Фила не могли заставить проблему испариться. Глаза Дэна по-прежнему слепли, Дэн по-прежнему собирался покончить с собой и был уверен, что это единственный выход. Каким бы понимающим человеком ни был Фил, он не понимал, почему Дэн так легко сдаётся, не хочет бороться за свою жизнь, ведь даже ослепнув можно жить, чёрт возьми, счастливо... «Нет, нельзя», — это был единственный ответ Дэна. Он твёрдо стоял на своём и постоянно рисовал, пока его глаза хотя бы видели холст, небо и солнце — всё, что ему было нужно. Фил был в отчаянии. Единственный выход он видел в обращении к психиатру, но Дэн отмахивался от этого, обещая, что проклянёт Фила, если он «упечёт его в психушку». Однажды, после очередной попытки Дэна порезать себя, Фил, уже сам начавший слетать с катушек, силой пытался запихнуть парня в машину и отвезти в больницу. Что ж, Дэн сражался, как бешеная кошка, и оставил Филу множество синяков и ссадин, а в машину так и не сел. И Фил понимал, понимал, понимал его. Но он не переставал злиться из-за того, что Дэн боялся жить со слепотой, боялся даже попытаться. Однажды он назвал Дэна трусом. Дэн был в ярости. Таким озлобленным, разъярённым Фил не видел Дэна никогда раньше. Дэн даже не плакал. Он просто выкрикнул в лицо Филу, что ненавидит его, и заперся в мастерской до конца дня. Казалось бы, признание Дэна в том, что он слепнет, должно было сблизить их, но вышло наоборот. Из страстных влюблённых они превратились в мучеников, танцующих на вулкане собственных ссор и обид. «Понимание» становилось слишком сложной задачей для них обоих. Может, Фил был рядом физически, но мыслями всегда где-то далеко. Дэн снова и снова срывался на него, пытался напомнить, что он был грязным, никому не нужным, пропащим, уже давно мёртвым для всех уродом. «Ты никогда не видел меня одиноким! — кричал Дэн, и Фил смеялся этому высосанному из пальца обвинению. — Если я и похож на человека, то только тогда, когда ты рядом. Ты даже не осознаёшь, как я жалок! Ты пытаешься реанимировать труп...». После этих слов начинал кричать Фил, и Дэн терял дар речи, видя, что от того спокойного и рассудительно Фила Лестера почти ничего не осталось. Однако всё это не значило, что они разлюбили друг друга. Дэн мечтал узнать, как же разлюбить этого человека. Дэну было бы в сто раз легче распрощаться с жизнью, если бы он не знал, что оставит на этой земле своего единственного настоящего любовника. Они оба теперь жили в каком-то аду, который сами и создали. В этом аду такими странными и нелепыми казались моменты, когда Дэн спокойно рисовал что-то, как самый обыкновенный художник, а Фил работал, как самый обыкновенный белый воротничок. Бесконечные попытки Фила «спасти» Дэна раздражали его, а может, даже не раздражали, а расстраивали. Сам Дэн по-прежнему считал, что в помощи нуждается только Фил. В какой-то момент Дэн твёрдо сказал, что между ними всё кончено, и запретил Филу приближаться к его дому. Но проблема была в том, что Дэн уже не мог обойтись без Фила. С наступлением темноты чудовища терзали парня, и спасаться случайными связями в клубах и барах, как раньше, он уже не мог: мысли о близости не с Филом стали отвратительны Дэну. В конце концов он не выдержал и снова позвонил Филу, и тот, как ни в чём не бывало, приехал. Он успокоил Дэна, помог уснуть, снова стал жить с ним. Дэн должен был смириться с тем, что без Фила он уже просто не существовал.

***

Наступил сентябрь. Солнце уже не жгло так, как летом, но всё же иногда выдавались довольно тёплые, даже душные дни. Для Фила же каждый день был пеклом. Он знал, что Дэн в любой момент может убить себя. Дэн сказал как-то раз: «Я просто твоя собака, Фил, твой больной щенок, которого ты подобрал, и теперь считаешь, будто обязан заботиться о нём. Я потерявшийся, брошенный, вечно плачущий ребёнок. Всё опять сводится к тому, что тебе в жизни больше нечем было заняться, когда ты встретил меня». Но Филу на ум шли другие сравнения. Дэн, как мотылёк, летел к свету, зная, что этот свет рано или поздно убьёт его, и всё продолжал «биться за своё солнце». Дэн был котом, который хотел забиться в тёмный угол и издохнуть в одиночестве. Фил же во всех этих историях был... никем. Не вписывался он в эти картины гордой, героической, одинокой смерти. Однажды Дэн нашёл в себе силы выгнать Фила и не звонить ему целую неделю. Филу снова пришлось привыкать жить в своей квартире и бороться с желанием позвонить Дэну каждый день. Фил не понимал уже и самого себя. Воспоминания возвращали его назад в тот жаркий июнь, на крышу с мраморным полом. Почему, почему он тогда не мог оставить Дэна в покое? Почему, будто ребёнок, приставал к нему с расспросами? Это всё не имело смысла, если Фил теперь не мог помочь Дэну, зная его тайну. Ничто вообще не могло иметь смысла при таком раскладе. Истории должны заканчиваться счастливо, или не должны начинаться вовсе — так считал Фил всю свою жизнь. Никакого хорошего конца у этой истории не будет, не может быть, это было ясно любому. Дэн не просто баловался травкой и алкоголем. Он кололся. Он напивался вдрызг. Он начал убивать себя слишком давно, и даже если Филу удастся спасти его от суицида, Дэну всё равно конец. Он долго рыл себе яму. Почти полгода — с того самого дня, как врачи поставили диагноз. Он не может не упасть в эту яму. Одной ногой он уже стоит в могиле, и ничто, даже Фил, не сможет помешать ему твёрдо, двумя ногами ступить в свой гроб. Эти размышления отвлекали Фила, пока он сидел в кабинете своего начальника в том самом богатом доме мистера Хауэлла-старшего. Наконец, когда дело было сделано, Фил мог убрать бумаги и уйти. За окном солнце догорало ярким алым цветом, скрываясь за невысокими домами. Небо, окрашенное в кровавый цвет, напомнило Филу картины Дэна, изображающие закат. И самого Дэна. И то, как сам Фил сегодня утром случайно порезался. В тот день было слишком много крови. Уже собираясь уйти, Фил посмотрел в глаза начальника, чего никогда раньше, видимо, не делал. Только теперь он заметил, как пусты, безжизненны его серые глаза. Под ними пролегли тени, под бледной кожей синели сосуды. И всё лицо было серым, невыразительным. Он совсем не был похож на своего сына. Молчание сильно затянулось, пока мистер Хауэлл и Фил смотрели друг на друга, но Фил думал не об этом. Этот мужчина знал о диагнозе своего сына с самого начала и ничем не смог помочь ему? Он хотя бы пытался? Он пытался вытащить Дэна из бесконечных пьянок, которые вели к тому, что парень неизбежно терял всякое уважение к себе? Ведь именно так Дэн вселил в себя уверенность в том, что он не больше чем вещь, которая никому не будет нужна, когда придёт в негодность. Ведь когда-то Дэна можно было спасти. Нужно было лишь вовремя объяснить ему, показать ему, что... что он не должен умирать, когда умрут его глаза. Но тут мистер Хауэлл, будто подслушав мысли Фила, вдруг улыбнулся. Фил не думал, что вообще когда-то до этого видел его улыбку. — Филип, — мягко произнес мужчина. Он никогда не называл его по имени. — Я хотел бы поговорить с тобой о Дэне. Так он знал? Он знал об их отношениях? — Я думаю, ты не совсем понимаешь, с чем столкнулся, — продолжал мужчина. — Дэну невозможно помочь. Просто дай ему умереть. Это его решение. Его слова подействовали на Фила, как спусковой крючок. Безразличие отца к судьбе собственного сына ужасало. Фил не мог просто взять и наплевать на Дэна, отпустить его, спокойно оставить его умирать. Дэн был прав, чертовски прав: Фил принимал Дэна за своего щенка, за своего слабого, больного питомца, и не мог не заботиться о нём. Он решил немедленно поехать к Дэну. Фил не знал, что уже было поздно. Он поспешно попрощался с мистером Хауэллом и уехал. Дорога к дому Дэна ещё никогда не казалась такой долгой. Фил звонил ему, но он не отвечал. Спустя час Фил стоял на крыльце дома. Дул пронизывающий ветер, и Фил кутался в свой пиджак. Он стучал в дверь, но Дэн не открывал, и Фил не слышал шагов. Он не знал, что стучит в двери дома, в котором уже никого нет. Потеряв всякое терпение, Фил забил на правила приличия и дёрнул ручку двери — она была открыта. Фил влетел в дом. Кошмарное предчувствие мучило его всю дорогу, он был так взволнован, что не заметил на полу прихожей пару бурых капель крови. — Дэн! — крикнул он, боясь идти дальше. — Дэн, ты здесь? Он решился войти в гостиную. В ней царил полумрак, несмотря на распахнутые шторы: солнце уже село. Фил включил свет и вздрогнул, когда увидел на стенах и на полу кровавые отпечатки. Сердце Фила стучало до боли быстро. — Дэн!!! Фил звал его, искал его в спальне, на кухне, в ванной — в каждой комнате он находил лишь кровавые разводы. Тёмно-красные следы на лестнице вели на второй этаж, и Фил ринулся туда. Он не знал, что то, что он увидит на втором этаже, будет преследовать его в кошмарах. Всю оставшуюся жизнь он будет помнить этот ужас, этот холод, стискивающий горло и не позволяющий дышать, это чувство бесконечного падения. Дэн лежал там, в своей мастерской. На полу было много крови, окно было распахнуто, в мастерской царил полный беспорядок, на стенах висели новые картины, от одного взгляда на которые хотелось блевать. На них был пожар, костёр, солнце, сгорающее в своих же лучах, солнце, тонущее в кромешной темноте. Но всё это Фил заметит позже. Пока что всем, что его волновало, был парень, лежащий посреди комнаты на спине, с неестественно выгнувшейся рукой, одетый в чёрные джинсы и футболку, которые впитали в себя много крови. И Фил, конечно, подбежал к нему, упал перед ним на колени, он кричал, тряс Дэна, умоляя очнуться, прижимал его к груди, потому что знал, что должен это делать. Только в этом не было смысла. Фил зря выпачкался в крови. Руки его не слушались. Он не узнавал собственный голос, надтреснутый, дикий. Крики застревали в его горле. Труп, который он пытался обнять, был противно холодным, и Фил вдруг в ужасе оттолкнул его, испугавшись, поднялся на ноги. Зажав себе рот рукой, Фил смотрел на его глаза — исцарапанные, полуоткрытые, залитые кровью. Фил понятия не имел о том, что происходило в этом доме последнюю неделю. Дэн рисовал столько, сколько не рисовал за всю свою жизнь, не выходя из дома и едва ли чем-то питаясь. Так проходил каждый день. А каждую ночь Дэна загоняли в угол его же кошмары, сводя его с ума. Вчера вечером, оторвавшись на мгновение от своего рисунка, чтобы посмотреть на заходящее солнце, Дэн понял, что не может видеть солнечных лучей. Это означало конец. Катастрофу. Сегодня утром у Дэна поминутно темнело в глазах. Он понял, что скоро не сможет видеть уже ничего. Глаза горели огнём, будто весь солнечный свет, который они впитали, выжигал их. Врачи предупреждали Дэна об этом и говорили, что он обязательно должен вызвать скорую, когда это начнётся. Нет, спасти его зрение они никак не могли, просто могли дать ему обезболивающее. Но Дэну это к чёрту не нужно было. Он метался по всему дому. Он кричал до хрипоты. Он выпрыгнул из окна мастерской, надеясь расшибиться, но в итоге ему лишь удалось сломать руку и подвернуть ногу. Дэн хотел выцарапать себе глаза, потому что перед глазами у него стоял портрет четырёхлетнего мальчика, который, свешиваясь через перила, смотрел вниз, как его мать лежит на земле. В конце концов горсть таблеток, которыми Дэн рассчитывал отравиться, возымела свой эффект. Смерть застала его в мастерской. Фил не знал, что, разбрасывая кисти и краски в тупом бешенстве, выпрыгивая из окна, выкарябывая себе глаза, умирая в луже своей крови и рвоты, Дэн звал именно его. Фил ничего, чёрт возьми, не знал. Он не понимал, что теперь должен делать, и попросту стоял на месте. Он заметил последнее творение Дэна — глаза. Огромные синие глаза. Они смотрели на Фила с мольберта. Два океана в песчано-золотых венка́х. Из глаз текли голубые и розовые слёзы, — к счастью, Филу никто потом так и не сказал, что это была не розовая краска, а разбавленная водой кровь. Фил стоял в мастерской между двух своих будущих ночных кошмаров — между трупом и портретом — и мог лишь догадываться о том, что ближайшие полгода будет регулярно посещать психолога и жить на антидепрессантах. Теперь не Дэн, а Фил будет видеть в своих кошмарах и галлюцинациях мальчика с дырами вместо глаз. И не к Дэну, а к Филу теперь каждую ночь будет приходить уродливый монстр: чудовище, будто сделанное из фарфора, с карими глазами, разодранными веками и исколотыми венами. Кто мог подумать тогда, в то жаркое, душное лето, что парень, который трахался со всеми подряд и рисовал свет на всех своих картинах, сломает Филу жизнь. Парень, которого Фил нашёл на крыше богатого дома своего начальника. Парень, который отталкивал его, как мог. Этот чёртов Дэн Хауэлл. Парень, тайну которого Фил так хотел узнать. Парень, который так сильно не хотел ранить кого-то, в итоге открыл свою душу этим синим глазам, чем и уничтожил Фила. Смерть Дэна навсегда поселила в этих глазах слёзы. Теперь Фил знал, что безнадёжные случаи есть. И гордое, непоколебимое, леденящее, сжигающее, испепеляющее солнце будет напоминать ему об этом ещё много лет.