Солнце

Фил никогда не был на втором этаже дома. Ранним утром, пока Дэн ещё спал, Фил решил подняться наверх и посмотреть, что там. Как он и догадывался, там оказалась мастерская. У окна стоял мольберт, на столах лежали краски, кисти, карандаши, чернила, тушь, листы бумаги. Стены были однотонного кремового цвета, а одна из них завешена рисунками. Часть из них Фил помнил, они висели ещё в мастерской в доме отца Дэна, но появились и новые. Половина стены мерцала синевой: там были изображены синие и голубые светила, планеты, моря на закате, лампы и фонари, и, что самое поразительное, там было несколько портретов Фила. При взгляде на некоторые Филу казалось, что он смотрит в зеркало: настолько реалистично они выглядели. Другие же были, наоборот, нарисованы очень грубо, широкими мазками, но в независимости от этого каждый портрет гипнотизировал глубиной этих синих глаз. «Они не настолько красивые, как он их рисует», — усмехнулся Фил про себя. Подойдя поближе, он увидел, что все рисунки были исполнены в разных стилях, то масляными красками, то акварелью, то карандашами, а иногда и всем вместе. Дэн был потрясающим художником. Это восхищало, но в то же время становилось тревожным. Почему Дэн так одержим глазами Фила? Почему так одержим светом и солнцем? Что происходит с ним, если он остаётся один в темноте? В задумчивости подняв взгляд, Фил увидел под потолком какую-то надпись. К счастью, он взял с собой очки и смог её прочитать. «Каждый раз, когда я вижу восход Солнца, я думаю о древних цивилизациях, которые поклонялись Солнцу. Они поклонялись Солнцу, потому что не могли понять его. Для них Солнце было Богом. Каждое утро, когда Солнце восходило, они радовались, и каждый вечер, когда оно садилось, они чувствовали парализующий страх того, что светило никогда не поднимется снова. Теперь, когда мы так просвещены и у нас так много наук, мы понимаем, почему солнце восходит и садится. Но иногда я думаю, что было бы лучше, если бы мы поняли, что наша жизнь зависит, как и жизнь древних цивилизаций, от восхода и заката Солнца.»* Эти строки аккуратным витиеватым почерком были выведены на стене мастерской и сияли золотом, освещённые взошедшим солнцем. Позже, когда Дэн проснулся, и Фил спросил, откуда эти строки, парень так ничего и не ответил. Дэн и Фил больше не могли обойтись друг без друга, к удивлению Фила и к ужасу Дэна. Каждые выходные Фил проводил в его доме, а иногда приезжал и в будние дни, если Дэн звонил ему ночью и говорил, что «больше не может». И Фил приезжал, успокаивал Дэна, который, хоть и зажигал свет во всех комнатах, не всегда выдерживал одиночество по ночам. Для него это действительно была пытка. Фил убедился в этом на своём опыте. По ночам Дэн будто сходил с ума, превращался в маленького напуганного ребёнка. Ему повсюду мерещились чудовища — слепые карлики, мальчик с пустыми глазницами, огромная фарфоровая кукла с синими глазами (это видение заставило Фила особенно насторожиться). Дэн кричал и плакал, и к тому моменту, когда Фил приезжал, Дэн уже был измотан и трясся под одеялом, в поту и слезах, а иногда и в крови, если расцарапывал себя. Теперь Фил понимал, почему эти приступы Дэн охарактеризовал как «пиздец какие травмирующие». Всё привело к тому, что в июле Фил уже каждую ночь проводил с Дэном. Чем дольше они общались, тем яснее для Фила становилось то, что психика Дэна не в порядке. Об этом говорили все его кошмары, одержимости, которые он не желал объяснять, перепады в его настроении, постоянные беспричинные слёзы, внезапные вспышки гнева и ненависти к себе. Дэн мог рисовать что-то, а потом разозлиться и начать сцарапывать краску с холста ногтями, или, если рисунок был на бумаге, изорвать его в клочья. И если Фил не успевал остановить его, Дэн мог начать бить себя по рукам и голове. Фил уговаривал его обратиться к психологу, но Дэн, как и следовало ожидать, отнекивался. Он стал ещё меньше рассказывать о себе, на все вопросы о своей дальнейшей судьбе злобно шипел и уходил от разговора. Иногда они ссорились. В такие моменты Фил задумывался: что, чёрт подери, происходит в его жизни? Почему он кричит на этого парня? Как так вышло, что этот парень стал всем, что Фила по-настоящему заботило? Но то смятение и смущение от происходящего, которое временами испытывал Фил, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось с Дэном. Он паниковал. Раньше у него был чёткий план: быть полным ублюдком, пить и колоться, встать одной ногой в могилу и довести дело до конца в сентябре-октябре, отравившись горстью таблеток. Теперь у него не было ничего. Он не знал, что теперь делать. У него был Фил — человек, которому смерть Дэна разобьёт сердце. Дэн старался сделать всё, чтобы таких людей не было, клялся себе, что никогда никого к себе близко не подпустит, не станет рассказывать о себе и своей беде. А теперь Дэн был так опасно близок к тому, чтобы окончательно открыться Филу, рассказать ему всё о том, что Фил так хотел узнать с самого начала. КАК он дошёл до этого? Как он позволил себе влюбиться и влюбить в себя этого прекрасного, доброго, заботливого, понимающего, нежного, улыбчивого, скромного, трудолюбивого, умного…

***

Время шло, проходили бури и грозы, солнечные дни, дожди; наступил август, жаркий и душный до потери сознания. Дэн рисовал шторм на море и часто напивался. Мистер Хауэлл-старший одаривал Фила подозрительными взглядами, когда они пересекались на работе. Дэн снова взялся за наркотики. Ссор стало больше. Однажды после очередной ссоры с криками Фила и рыданиями Дэна они сидели в гостиной, не глядя друг на друга и ничего не говоря. Они не хотели друг друга видеть, и было бы лучше, если бы кто-то из них ушёл из дома. Но идти, в общем-то, было некуда, потому что в округе, как сказал однажды Дэн, «нихера нет, кроме деревьев и пыли». Им оставалось только переждать эти неловкие минуты, или часы, после ссоры, в одной комнате, делая вид, будто они не замечают друг друга. Дэн шмыгал носом, развалившись в кресле. Фил подошёл к окну и смотрел на то, как рыжее солнце уходило за горизонт, а грязно-синее небо становилось пятнистым из-за облаков. Вдалеке загремел гром: после такой жары должна была быть гроза. — Помнишь, как всё это началось? — внезапно спросил Дэн, не отводя взгляда от пола. Его тихий голос казался Филу продолжением громового раската. — То утро на крыше. Ты спросил: «В чём твоя проблема?». И внутри себя я просто хохотал, потому что это звучало так… наивно… это так странно — просить незнакомого пьяницу рассказать, что с ним не так. Какое тебе было, нахрен, дело? Я же тогда ни черта не знал. Не знал о том, какой ты. Это не ты наивный. Это я урод. Фил обернулся и посмотрел на него. Он действительно помнил то утро. Помнил, какой интерес, отвращение и жалость вызвал у него парень, валявшийся на мраморном полу под палящим солнцем. Теперь, видимо, Дэн готов был рассказать всю правду, и Фил молча ждал. Несмотря на внешнюю расслабленность, Дэн сходил с ума в тот момент. Его кровь закипала. Она шумела в ушах, била в виски. То, что Дэн так долго пытался скрыть, жгло ему язык. Если он осмелится сделать этот шаг, назад пути уже не будет. Фил. Будет. Знать. Всю. Правду. И хуже от этого станет не только Дэну, а, прежде всего, Филу. — Ты постоянно спрашивал: «В чём твоя проблема?», «Почему ты плачешь?». Знаешь, что самое странное? — по щеке Дэна опять покатилась слеза. Очередной раскат грома. — Всё это время ответ был на уровне твоих глаз. Слабо улыбаясь, Дэн встал и подошёл к Филу. Они были почти одного роста, поэтому, глядя прямо перед собой, Фил упирался взглядом в карие глаза Дэна. Глаза, всегда полные слёз, с красными белками и зрачками, которые почему-то были не совсем чёрными, а чуть белёсыми. — Всё дело в глазах, ага, — сказал Дэн, посмеиваясь. — Я слепну, понимаешь? Буквально. Полгода назад мои глаза начала поражать редкая болезнь. Никто не знает, почему она появилась у меня. В любом случае, лекарства от неё не существует. С каждым днём моё зрение медленно падает, и когда-нибудь я просто перестану видеть. У меня осталась максимум пара месяцев. Когда мои глаза перестанут реагировать на солнечный свет, это будет означать, что я вот-вот ослепну. После этого наступит темнота, из которой я никогда не смогу выбраться. Дэн замолчал, кусая губы, позволяя слезам течь по щекам. Он явно хотел сказать ещё что-то. Фил молчал, он был ошарашен и зол на самого себя. Как он сам не догадался? Так часто разглядывая Дэна, изучая каждый сантиметр его идеального лица, вглядываясь в его глаза… и в упор не видя, что именно в этих глазах заключена вся чёртова проблема. Фил попытался взять Дэна за руки, видя, что парень весь дрожит, но тот одёрнул руки и выпалил: — Моя скорая смерть — это необходимость, а не моя прихоть! Я не хочу дожить до того дня, когда не смогу видеть ничего, кроме темноты. Не хочу проснуться утром и не увидеть за окном это грёбаное солнце. Или не суметь различить твой силуэт. Никогда больше не видеть море, небо, отблески золота на озере. Просто темнота. Как ночью. Только эта ночь никогда не кончится. Я не хочу… — Дэн поднял руки, будто в попытке обнять Фила, но тут же покачал головой и отвернулся. — Не хочу дожить до этого дня. Это страшнее смерти. Дэна трясло, просто-таки колотило. Фил всё же взял его за руку и увлёк за собой на диван, обнял, рассеянно поцеловал в лоб. Он не знал, что сказать, а Дэн плакал, уткнувшись в его плечо. — Теперь… теперь ты всё понимаешь, — всхлипывал он. — Не смогу я жить, ничего не видя, и точка. В чём я, блять, виноват… Я просто хотел умереть, Филип ты, грёбаный, Лестер!.. Я же не хотел… не хотел, чтобы кому-то было больно, когда я умру, понимаешь? Я думал, никому не будет больно, если я стану таким мудаком… может, даже мне самому… Поглаживая его по спине, Фил слушал всё это, и с каждым словом, с каждым всхлипом для него открывалась правда. Почему Дэн вёл себя так, почему говорил какую-то чушь, — всё объяснилось. Стало ясно, почему до встречи с Филом Дэн жил в доме отца: он просто не выдерживал одиночества, и присутствие отца в огромном роскошном доме хоть как-то спасало от психозов по ночам. Тихий ужас заполнил душу Фила. Ему было страшно представить, что чувствовал Дэн. — Что теперь будет? — спросил он, скорее себя, а не Дэна. Парень замотал головой: — Всё просто. Меня не станет, Фил. Я знаю, ты будешь пытаться меня отговорить, даже знаю, как. Но ты ничего не изменишь. Я умру. И это произойдёт быстрее, чем нам обоим кажется. Мы с тобой, Фил, ни черта не успеем. Я уже не успею убедить тебя в том, что я полный мудак, чтобы избавить тебя от боли. Тебе будет больно, когда я умру. Так что ты, идиот, ты будешь… господи... я даже не знаю… Что с тобой тогда будет? Он смотрел на Фила, широко открыв свои больные карие глаза. В тот момент ему так хотелось, чтобы Фил плюнул на всё, назвал Дэна идиотом, ушёл, бросил его. Но это, чёрт возьми, Фил. Он никогда этого не сделает. Дэн опять заплакал. Филу оставалось только успокаивать его, гладить, обнимать. Он не знал, как уговорить Дэна не убивать себя. Миллионы людей жили и живут без зрения… Но Дэн явно зашёл в этом слишком далеко. Он был уверен в своей скорой смерти, уверен в том, что это лишь вопрос времени, а не его выбора. Поэтому он воспринимал самого себя как ходячего покойника. Он пил, кололся, ввязывался в драки, резал самого себя, отдавал своё тело кому попало, — он пытался сделать вид, что ему всё равно, как распоряжаться своей заведомо оконченной жизнью. Как сильно Филу бы хотелось, чтобы они с Дэном были обычными влюблёнными. Просто проводили время вместе, делились друг с другом самым важным, просто любили друг друга. Чтобы Дэн не был сумасшедшим, сражающимся за последние солнечные лучи, которые когда-нибудь убьют его. Чтобы Фил не был тем, кто пытается его спасти. Чтобы они просто, чёрт, чтобы они просто жили вместе под этим проклятым солнцем и строили совместные планы, как все эти безмятежные приторно-сладкие парочки. Какие планы могут быть с человеком, который покончит с собой через пару месяцев? Если бы только Фил знал, как заставить Дэна изменить своё мнение… Они могли бы уехать куда-то, где их никто не знает, Фил смог бы найти нормальную работу и в другом городе, а Дэн… что будет делать Дэн, когда лишится зрения? Он зарабатывает на жизнь тем, что пишет картины, как он сможет делать это, ничего не видя? И его картины. Теперь Фил по-новому смотрел на них. «Наша жизнь зависит, как и жизнь древних цивилизаций, от восхода и заката Солнца»... Дэн был не просто одержим светом, для него свет был жизнью, уже почти оконченной, и смертью, которой он ждал. Это он видел в глазах Фила? Свет, который рано или поздно Дэн не сможет увидеть? В гостиной стало нестерпимо душно, слёзы Дэна обжигали щёки Фила. Когда Дэн, казалось, успокоился, Фил чуть отстранился и хотел ненадолго выйти, но парень вцепился в его руку. — Уходишь? — спросил он с надеждой, чёрт знает, на что. — Нет, я просто… хотел пройтись, подумать обо всём этом. — Пошли вместе? Дэн встал, покачиваясь, взял Фила за руку. Вместе они вышли из дома, не выключая в комнатах свет. Дэн захватил толстовку. На улице было прохладно, ветер нёс по дороге пыль, раскаты грома сотрясали тёмное небо. Два парня снова шли вместе вдоль дороги. Только теперь Фил не ждал, что Дэн ему что-то расскажет. Фил теперь знал всё, что хотел, и был напуган как никогда.