Песок сквозь пальцы

Окно. Темный квадрат в вихрях кружащейся мглы. Он видел его тысячи раз, и тысячи раз ему приходилось снова и снова делать шаг и заглядывать в жаркий мрак, казалось, дышащий пламенем. Он не знал, что означает это видение, преследующее его уже несколько лет, и никогда не мог разглядеть то, что скрывалось в душной темноте. Стоило ему приблизиться к тому, что он постепенно стал воспринимать как своеобразное «окно», сон внезапно словно сжимался, выбрасывая его прочь. Он терял равновесие и падал, а там, за «окном», будто взлетали чьи-то черные крылья, чернее всей окружавшей их тьмы, взлетали — и накрывали собой все вокруг. Так было и в этот раз. Он глубоко вздохнул и медленно открыл глаза. Веки налились свинцовой тяжестью, и поднять их было почти невозможно. Мерное покачивание повозки и скрип колес порождали тошноту и усиливали головную боль, незамедлительно заполнившую каждый уголок его черепа. Он пересилил себя и осторожно поднял взгляд, оглядываясь по сторонам. Понять, где же он находится, было гораздо сложнее и заняло куда больше времени. Любое умственное усилие немедленно приводило к очередной жуткой вспышке боли, а двое мужчин, находившихся с ним в повозке, затеяли разговоры и только мешали сосредоточиться. Третий незнакомец вел себя гораздо тише, и он, прищурившись и дождавшись, пока мир перед глазами перестанет расплываться разноцветными пятнами, понял, что у того завязан рот и связаны руки. При попытке подвигать собственными руками жесткая веревка сразу же врезалась в запястья, обжигая их болью. О Девять, что произошло? В какую переделку он опять попал? — … нарушитель границы, так? Слова ударили по ушам, прорвав завесу мыслей, и он с трудом сфокусировал взгляд на светловолосом норде, сидящем напротив и что-то говорившем. И вздрогнул, неожиданно вспомнив все. Угораздило же его нарваться на имперскую засаду, вот правда! Впрочем, удачливостью он не отличался с самого детства. Всегда умудрялся находить неприятностей на свою задницу, и порой даже простое повседневное поручение превращалось в большие проблемы, если в дело включался он. Свою семью он почти не помнил — или не хотел вспоминать. Любил путешествовать в одиночку, подрабатывая где придется, и много где побывал, собирая все беды, которые только мог найти. Вот и сейчас. Опять неприятности, но ему не привыкать. Только что-то это дело плохо пахнет… Грубый оклик стража вернул его к действительности и оборвал разговоры в повозке. Они въезжали в небольшой городок, на его взгляд, больше напоминающий поселок. Самые обычные деревянные хижины, каменная крепость, в которой наверняка размещались оружейные и казармы стражи — типичный скайримский городок, ничем не примечательный. Но он ему не понравился. Абсолютно не понравился. На небольших террасах перед домами толпились жители, высыпавшие на улицу, чтобы поглазеть на солдат. Наверняка это целое событие в жизни их скучного поселения — вряд ли у них часто происходит что-то интереснее драк в тавернах и соседских препирательств по поводу коровы, забредшей не на то поле. А тут явно намечается прекрасное зрелище, раз сюда съехалось столько важных персон… Имперские капитаны, странные эльфы с надменными лицами, одетые в длинные темные мантии, и даже сам генерал Туллий, которого он заметил краем глаза у самых городских ворот. Неплохо для такой деревни, совсем неплохо. Повозки остановились на главной площади, и его предчувствие стало сильным, как никогда в жизни. Головная боль чуть отступила, но к горлу подкатывала тошнота, и он, в свою очередь спрыгнув на землю, прикрыл глаза и чуть покачнулся, но тут же взял себя в руки. Воин в имперской броне отмечал каждого, кто проходил мимо него, что-то черкая пером в книге, которую держал в руках. Чуть поодаль стояла женщина-капитан, зорко следя за происходящим на площади. В центре которой находилась плаха. Он резко выдохнул, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Этого не может быть! С каких пор в Скайриме за нарушение границы — смертная казнь? Или здесь дело серьезнее?.. Почти все пленные были в одинаковых доспехах — темно-синих. Они мрачно молчали, словно знали, что их ждет впереди. До него доносились обрывочные слухи о происходящем в Скайриме — вроде какое-то восстание или бунт, в последнее время чуть ли не превратившийся в настоящую войну — но он не придавал этому значения. Надо было все же прислушаться к беседе его товарищей по несчастью… Окончательно он осознал, во что вляпался, только услышав имя человека с завязанным ртом. — Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма, — объявил воин, делая отметку в книге. Обливион вас всех побери, это же убийца верховного короля! Будь трижды проклята его пресловутая удачливость, его же повязали вместе с повстанцами! — Ралоф из Ривервуда, — светловолосый норд прошел мимо него, сохранив невозмутимое выражение лица. — Локир из Рорикстеда, — еще один мужчина сделал шаг вперед. Но не для того, чтобы с честью пройти навстречу смерти. Он начал что-то громко кричать о своей невиновности, и от его воплей в голове вновь вспыхнула боль, заставив его поморщиться. — Я вам не дамся! — взвизгнул Локир, и, надеясь неизвестно на что, рванул прочь по главной улице. — Лучники! — властно скомандовала капитан, и стоявший рядом легионер немедленно натянул тетиву. Стрела угодила прямо между лопаток убегавшего, и он распластался по земле, нелепо раскинув ноги и уткнувшись лицом в пыль. На грубой мешковатой ткани рубашки расцвело, расползаясь, багровое пятно. Он все еще боролся с болью, стиснув челюсти и чудом сохраняя равновесие, чтобы не завалиться набок, когда воин повернулся к нему. — А кто ты? — спросил тот, рассматривая сначала его, а затем свою книгу. — Имя? — У меня нет имени, — сквозь зубы процедил он. — Не думаю, что это так, — нахмурился мужчина. — Но в любом случае… Капитан! Что с ним делать? Его нет в списке. — В бездну список! Давай его на плаху, — с наслаждением проговорила та. Таких, как она, он ненавидел больше всего. — Иди за капитаном, — медленно произнес воин, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на жалость. Он, едва переставляя тяжелые, словно отлитые из железа, ноги, сделал несколько шагов в сторону и замер, не в силах идти дальше. Генерал Туллий вынес Ульфрику обвинения в убийстве короля Торуга, и жрица Аркея, воздев руки, заговорила нараспев, чистым и мелодичным голосом: — Ныне же вверяем мы души ваши Этериусу, и да пребудет с вами… Мужчина, стоявший справа, грубо прервал ее, направившись к ним: — Во имя Талоса могучего, заткнись. Я не собираюсь стоять и выслушивать тебя! Жрица замолчала, не проявив, впрочем, никакого сожаления. Он остановился около плахи, держась свободно и даже презрительно. Имперский капитан, не говоря ни слова, приблизилась и толчком в спину поставила его на колени, придавив сверху тяжелым сапогом. — Мои предки улыбаются, глядя на меня, имперцы, — с каким-то гордым отчаянием бросил он, видя, как в лучах солнца блестит, поднимаясь, секира палача. — А ваши — улыбаются вам? Секунда — и секира опустилась, встречая его шею. Веером взметнулись струи крови из разрубленных артерий, и имперка брезгливо оттолкнула обезглавленное тело. — Имперские ублюдки! — с надрывом выкрикнул женский голос в толпе пленных. — Поделом! — возразил мужчина, стоявший у дома неподалеку. Ралоф что-то негромко проговорил. Он не слышал, что именно. — Теперь ты! — объявила капитан, переведя взгляд на него. Он никогда не считал себя трусом, скорее даже наоборот. Но сейчас ему было страшно. По-настоящему страшно. По спине лился холодный пот, в висках гулко стучала кровь. Однако, он не собирался умирать побежденным. Поэтому, закусив губу, он гордо поднял голову вверх и подошел к плахе, чуть пошатнувшись. Упал на колени, чувствуя холод подошвы капитанского сапога на спине. В последний раз взглянул на безоблачное небо, игравшее лазурными красками, на солнце, вновь сверкнувшее на лезвии секиры, готовой опуститься. И внезапно понял, что это все неправильно. Нет, нет, нет, все должно быть иначе, просто не может закончиться так! Это все бред, чья-то глупая шутка, у него другая роль в этой истории! Сейчас что-то произойдет, сейчас, вот, уже сейчас, ну… Секира легко упала вниз, прочертив в воздухе сияющую дугу. На землю брызнула теплая кровь.