Зови меня папочкой. (х)

Прошлое. У Юнги крыша поехала с тех пор, как он поселился с Чонгуком под одной крышей. Хотя нет, ведь живут они вместе всего год без малого, а крыша поехала наверняка давно. Еще тогда, когда он начал замечать все, что было связано с этим мелким. С тех пор, как их познакомил Чимин? Наверное. А сейчас все стало еще хуже, тогда, когда Юнги видит, как Чонгук разлагается заживо, отравляя себя. Это, конечно, круто, что Сокджин подобрал парня работать на полставки у него, но блять, видеть, как он пьяный в стельку возвращается после работы, и вместо пар заваливается на кровать, Юнги уже не может. У самого все с рук валится, потому что он с какого-то перепугу постоянно волнуется. - Поздравь меня, - заваливается Мин рядом с мелким на диван и трет переносицу. - С чем? – судя по тому, что мальчишка трезв, но дома, а на часах уже девять вечера, значит у него сегодня выходной, как и завтра, впрочем. - Меня уволили. Так что если у тебя есть желание нажраться сегодня, то у меня есть предложение получше, - Юнги достает из кармана пакет, в котором ровно выложены собственноручно закрученные косяки. - Давно ты мне не позволял курить, - Чонгук улыбается, хотя нихрена не весело, и не весело, судя по всему, из-за него. – Может, мне с Сокджином поговорить? Может тебя на работу возьмет. - Забей, эта фифа не обязан всех бродяжек подбирать, тем более я заебусь напитки разносить, - уже раскурив один, парень передал косяк младшему, который закашлялся с непривычки, но буквально тут же блаженно улыбнулся. - Я не о работе официанта, диджей что-то начал возникать, я слышал, как Джин угрожал ему заменой, на своих этих холодных тонах. Могу словечко замолвить, мол, если нужен будет человек, то найдется, - Чонгук делает еще затяжку и расслабленно сползает по дивану, пока не хмыкает и вовсе не скатывается на пол, и дергает Юнги за штанину, чтобы тот присоединился. - Можешь попытаться, буду благодарен, - «А еще смогу твою тушу сторожить, чтобы не нажирался»… И эти слова перечеркиваются, когда они уже обкуренные, валяются на полу и ржут с какой-то не смешной херни, в обнимку с бутылкой коньяка на двоих. – Тебе куда больше идет улыбка, чем пьяная рожа, полная горечи и печали. - У меня сейчас тоже пьяная рожа, но я не могу печалиться из-за дыма, который кочует из легких в мозг и заставляет меня ржать над твоими не смешными тупыми шутками. - Это у тебя чувство юмора тупое, а не мои шутки, - толкает ногой Чонгука старший, от чего тот ойкает и снова хохочет. – А вообще, я серьезно, меньше пей, больше улыбайся. Тэхен не единственный красавчик в твоей жизни. - Конечно не единственный, с еще одним красавчиком я живу, - это должно было звучать как отмазка, шутка, но у Юнги пальцы терпнут и сигарету не держат. Или может это от травы? Лучше бы от травы… Ну от нее, по крайне мере, у него язык расплетается. - Не первый раз слышу, так что, я в твоем вкусе? Мы вроде бы с этим твоим рыжим не похожи, - Юнги знает, как мальчишка переживает упоминание Тэхена, но специально повторяет, чтобы он привык, чтобы это не казалось закрытой, а значит больной, темой. - Нет, не похож. Он красивый, безумно красивый и для меня и для многих, но он не мой типаж, - пьяно лапочет мелкий и Мин сомневается, понимает ли он, что говорит. – А вот ты мой типаж, - Юнги давится. – В моем вкусе, полностью, - Чонгук смеется, а у Юнги легкие наружу просятся, и далеко не от курения, хотя лучше бы от него. А от слов мальчика, от которых еще и электрические заряды по позвоночнику ходуном ходят. Чонгук глупо смеется до тех пор, пока Юнги не приподнимается и не нависает над ним с очевидным вопросом в глазах. Он об этом пожалеет и мелкий тоже. Возможно. Но почему-то слишком хочется. Чон, похоже, думает так же, потому что он целует Юнги первым, неуверенно и почти сразу отстраняется с явным страхом в глазах. А Юнги предупреждал, что, блять, крыша у него поехала. И целует уже он, несдержанно, сполна отплачивая, за месяцы ебли мозга, и собственного, не свойственного ему, заботливого и внимательного поведения. Их дыхание сплетается, губы горько-кислые, и от этого еще ахрененнее, крышу рвет от прижатого своим весом тела мальчишки к полу, от ноги между ног мальчишки, об которую он трется и жалобно стонет в поцелуй. Блять. Как такого оставить-то можно было? Юнги сжимает волосы в кулаке, заставляя открыть шею, открыть путь к вене по которой он проходится языком и кусает… Блять, мальчишка вызывает желание глотку ему перегрызть, и сожрать всего с потрохами. Но перед этим хорошенько выебав. Без шорт Чонгук остается довольно быстро, да и без трусов, в принципе, тоже, а вот футболка какого-то хера не хотела сниматься, и, судя по хрусту, они ее порвали. Но уже об этом как-то не думается и не заботит, потому что Юнги в нем, в этой мелкой скотине, вокруг которого, с каких-то пор, вращается его мир. Чонгук принимает его полностью, со слишком похабными для парня стонами, слишком восхитительной узостью и жаром. У Юнги не было парней, только неудавшиеся отношения с Намджуном, которые застопорились на неловкой взаимной дрочке, а затем и вовсе закончились. Мин тогда много думал, что не так, почему не так, а вот с Гуком думать не удавалось и не хотелось. Хотелось чувствовать всего его и всюду. А еще было пиздец как больно смотреть на мелкого, который жмется к нему и едва сдерживает рыдания после их секса. Было больно за него и немного за себя, когда Юнги крепко обнимал его, нежно просил обо всем забыть и целовал его так трепетно и нежно, словно ему никого больше кроме него не надо… И только спустя пять лет все стало на свои места. Вот только не для Юнги. Мин смотрит на Гука, руководящего целым клубом, ловко управляющегося с любой задачей и тает от каждой дружелюбной улыбки мальчишки. Он все так же чувствует желанный, но уже недоступный жар, когда Чонгук во время вечера подходит к нему и довольно скачет под какой-то трек. Юнги действительно искренне ценит его, он чаще всего рядом с ним улыбается, но он никогда не признается мальчишке, что все сказанное несколько недель назад было неправдой. Юнги не влюблен в Намджуна и никогда, наверное, не был, он по уши погряз в Чонгуке, и дышит лишь им одним. Как он мог сказать ему, когда вернулся человек, которого Чон так искренне хотел простить, что он сам любит его не меньше этого чертового наркомана Тэхена. Как он мог не отпустить его? Наверное, мог бы. Но слишком любит, что готов мириться с ролью больше чем лучшего друга.