Хрустальный мир

На тёмном бархате неба сверкали звёзды. Они казалось мириадами зеркальных осколков, разлетевшихся по пространству и теперь отражающих животворный свет, позволяя тому проникнуть в самые отдалённые уголки Вселенной. Хотя далёкие солнца не могли подарить тепло, но всё равно притягивали восхищённые глаза обитателей одной из красивейших планет. А отражения миллиардов душ делало сияние Земли особенно прекрасным. Неудивительно, что её защитникам приходилось жить в постоянном ожидании нападения. Но жить в вечном напряжении невозможно, особенно для молодых девушек, чьи стремления были мало связаны с возложенной на них задачей. И всё же уже не раз они доказали, что способны достойно выполнять свой долг вне зависимости от обстоятельств. Они были разными, потому дополняли друг друга, помогая тем самым не сбиться с пути. Кто бы что ни говорил, во все времена Земля была центром не только Солнечной системы, но всей Вселенной. Наградой, сокровищем и вечным полем боя. Впервые оказавшись за пределами Элизиума Гелиос чувствовал себя ослеплённым и сбитым с толку. Образы, за которые он привык наблюдать день за днём здесь смотрелись совсем иначе, даже краски дня и ночи. В Элизиуме встречались тени, встречались духи, но были и люди. Только вот Гелиосу редко удавалось увидеть даже служительниц Храма, не то что других. Ведь их дороги были иными, редко пересекались с его и крайне редко вели к Храму. Гелиос не жил годами, не нуждался в любви и друзьях и считал своим единственным предназначением служение Элизиуму и Земле в лице её единственного хранителя и наследника престола. Единственный раз, когда ему пришлось покинуть родной мир не мог изменить неизменный уклад жизни в таком постоянном в своём непостоянстве мире. Но теперь всё воспринималось иначе. Виной тому близкое знакомство с людьми, что теперь стояли на страже покоя Земли. Они были сильными, самоотверженными и верными. Ими невозможно было не восхищаться. Но кое-что не давало Гелиосу покоя, заставляя вновь и вновь мыслями возвращаться к воительницам в матросках. У Элизиума не было границ, а горизонт терялся, смешиваясь с небом. Бескрайние просторы, раскинувшиеся во все стороны всё время прибывали в движении. Они видоизменялись и дышали самой жизнью. Они были мечтами и надеждами, но иногда отдавали болью и страданиями. Гелиос никогда не знал, где застанет его новое утро, ибо Элизиум подобно океану качал своих созданий на волнах и относил их незримыми потоками в неизведанные дали. Но это пространство было непознаваемым по своей природе, и жрец знал лишь то, что оно является зеркалом Земли. Оно показывало суть изменений, происходящих там, но отражение будто плясало рябью по воде. Дорога, ведущая к ступеням белого храма, высокие колонны которого оплели зелёные виноградные лозы, то широкой полосой пролегала по равнине, среди полей, то узкой лесной тропинкой вилась горным серпантином, ибо местность, по которой она пробегала, никогда не находилась в покое. Здесь не было светила, но утром небо разгоралось пурпуром и перламутром, днём сверкало лазурью и радовало причудливыми облаками, вечером же разливалось золотом и багрянцем, которые постепенно тускнели в сиреневой дымке наступающей ночи. В эту пору по полям бродили сны. Они обретали причудливые образы созданий Земли и Неба. Очередной рассвет Гелиос встретил у моря. Был час отлива, и под ногами оказался мокрый песок, опавшие водоросли и волнистые скальные выступы, покрытые морскими улитками. Гелиос пошёл прочь от воды, привычно ища взглядом свою тропу, но ту будто смыло волной, потому он просто кинулся прочь от воды, в следующий миг оказавшись в сумраке теней древних как мир деревьев. Тропа стелилась под ногами, и Гелиос радостно вздохнул, тут же с удивлением отметив, что ощущал страх и сомнения. То, что разрушает душу, то, что не должно овладевать священником, служителем вечного храма. «Или всё так и должно происходить?» — думал Гелиос, внимательнее, чем прежде оглядываясь по сторонам. Он ощущал изменения, не похожие на привычные постоянные перемены Элизиума. Только не мог понять, заключаются ли они в нём самом или окружающем мире. Ведь Гелиос почти поверил, что его дорога исчезла навсегда.