История из шкафа

Йоичи отстранился, тяжело дыша ему в губы, и хриплым голосом произнес: — Подожди, я сейчас. Вернулся тут же, со смазкой и презервативом, и Ре-сан мог бы подметить о том, что он подготовился заранее, но решил, что скажет об этом позже. Сейчас он почти с нетерпением ждал момента, когда Курамочи начнет его растягивать, и поэтому было не до разговоров. Аккуратно вводя в него второй палец, Йоичи наблюдал за малейшей его реакцией, и это заводило еще больше. Он осторожно задвигал ими внутри, временами касаясь простаты, и с каждым разом терпения оставалось все меньше. В какой-то момент Реске громко выдохнул, и в ванной, где один пол и стены, этот тихий выдох затерялся в углах дрожащим эхом. Курамочи пошло улыбнулся, подавшись вперед и начав вводить третий палец. — Ре-сан, — сказал он, облизнувшись, — хочу громче. Ре-сан негромко рассмеялся. — Хочешь, старайся, — ответил он, прожигая Курамочи взглядом. Может быть, такое поведение задело бы его, если бы Реске не был бы таким же соблазнительным, как и вызывающим. Поэтому ответ был воспринят, как вызов, и Йоичи наклонился и настойчиво поцеловал его, напоследок легонько прикусив нижнюю губу, улыбнулся, не отстраняясь, и поцеловал еще раз. Свободной рукой он провел по внутренней части бедра Реске, едва уловимо провел по возбужденному члену, только дразня, и опустил на живот большую горячую ладонь. Медленно провел ею вверх по мокрой коже до самых ключиц и остановился, чуть надавив, а потом наклонился вперед и, оперевшись локтем на пол, нежно провел по щеке Ре-сана, убирая за ухо пряди мокрых волос, и почти невесомо коснулся чужих губ своими. Его голодный взгляд пробуждал в Ре-сане одновременно дрожь и нетерпение. Коленки подкашивались от одной мысли о продолжении, и хоть Реске не признавал страха, это чувство очень сильно было похоже на него. Курамочи еще раз поцеловал его и потерся щекой, будто успокаивая, но дальнейшее не особо сочеталось с его нежностью. Ре-сан стиснул зубы, сдерживая стон боли, когда Йоичи начал входить в него. — Ты уверен, что никто не захочет сейчас помыться? — Никто не высунется в этот ливень, — проговорил Курамочи, — хотя не думаю, что сейчас лучшее время, чтобы уточнять. — Это помогает мне отвлечься, — признался Реске. Он потянулся и взял шорт-стопа за руку, потом медленно выдохнул, пытаясь расслабиться. — Ре-сан, помнишь, в ту ночь, когда мы спали в моей комнате… — задумчиво начал Курамочи, продолжая продвигаться вперед. — Ну? — Ты спал в моей футболке и до сих пор не вернул, — напомнил он с легкой усмешкой. Реске выдохнул и растянулся в улыбке, потом притянул кохая ближе, обхватив его спину ногами, и негромко ответил: — Я и сегодня в ней спать буду, она удобная, — а потом совсем тихо добавил, целуя: — Нужна? — Только если она на тебе, — ответил Курамочи с легкой улыбкой, после чего аккуратно начал двигаться, одновременно ведя по члену Ре-сана рукой. Реске откинул голову назад, и Йоичи поцеловал его в шею, чуть прикусив влажную кожу. Он приобнял шорт-стопа за плечи одной рукой, а другой медленно провел вниз по торсу до черных волосков в области паха и ухмыльнулся, чувствуя едва заметную реакцию: Курамочи начал двигаться быстрее. Боли уже не было, и каждый новый рывок отдавался во всем теле волной тягучего напряжения, от которого с каждой секундой хотелось все больше избавиться, но которое и являлось причиной получаемого в процессе удовольствия. Ре-сан без опаски отдавался его движениям, его губы, на которых застряла тень улыбки, мелко дрожали, дыхание становилось все более прерывистым и громким, а растрепавшаяся челка закрывала глаза. Эта последняя деталь раздражала Курамочи, и он отрывисто убрал волосы с его лица. В такие моменты он хотел видеть Ре-сана всего, в такие моменты его взгляд не был приказывающим, а просящим и даже молящим; и это стоило того. Кровь шумела в ушах, но она не была громче ни одного звука, ни одного шороха, исходящего от Реске. Особо громкий хриплый выдох, срывающийся на стон, вперившиеся в мокрый кафель покрасневшие кончики пальцев, сжимающие бедра ноги, вцепившиеся изо всех сил в плечо пальцы — нужно было ловить каждый момент в самых подробных, ярких деталях, словно другого такого больше никогда не может наступить. Когда Ре-сан выгибается в спине и, откинув голову, в первый раз стонет, Курамочи целует его пальцы и ускоряется. В висках у него стучит: «Громче», и он молча исполняет данную себе установку, едва задумываясь, что даже стены покраснели бы от смущения, будь они живыми. Но стены — всего лишь стены, о которые рваным эхом бьются стоны, ливень прикрывает их с улицы, и даже в этом огромном помещении никто их не услышит. Зато они прекрасно слышат друг друга, чувствуют, как кожу сжигает каждое прикосновение, и этого достаточно для того, чтобы на миг забыться. Неожиданно Курамочи резко останавливается. Ре-сан тяжело дышит и смотрит на него с недоумением, на что он капризно заявляет: — Хочу еще громче, Ре-сан, — Реске встречает его улыбкой и почти смехом, но не успевает ничего ответить. Йоичи заставляет его перевернуться на живот, снова входит и двигается с новой силой, напирая все больше. Громче не становится, скорее даже наоборот, но Ре-сан дрожит так, что на губах шорт-стопа невольно застревает ухмылка, а когда стоны все же срываются с губ Реске, крышу срывает совсем. Руки скользят по влажной коже, и удержать его становиться труднее. Курамочи сжимает пальцами чужое бедро изо всех сил, про себя подмечая, что наверняка останутся синяки. На его Ре-сане останутся синяки от его пальцев. Курамочи думает об этом и сжимает руки еще сильнее, а потом теряет мысли в бесконечном потоке стонов, а потом и самого себя теряет и находит, только когда садится в воду, полностью обессиленный и не видя перед глазами ничего. Реске переворачивается на спину, тяжело дыша, но со временем они оба успокаиваются. В какой-то момент становится настолько тихо, что они слышат, как по крыше барабанит дождь. Потом Ре-сан садится на полу, ничего не говоря, просто улыбается и смотрит Курамочи в затылок, прекрасно зная, что он чувствует этот взгляд. Тот оборачивается, опираясь руками о бортик, долго смотрит на Реске таким же взглядом, каким на него смотрит Реске, потом неожиданно хватает за ступню и целует в большой палец, и широко улыбается, словно сорванец, который только что нашкодил. Ре-сан смеется и говорит: — Идиот. * — Я выгляжу странно в твоей одежде, — протянул Реске, посмотрев на штаны, которые ему были слегка длинноваты. — Нет, было бы странно, если бы я у тебя в шкафу рылся, — возразил Курамочи, — а так скажешь, что промок, и мою одежду одолжил. Тем более, что это правда, — добавил он, весело улыбнувшись. — И снова ты принес мне этот свитер, — продолжил Ре-сан, натянув на голову большой капюшон и затягивая его шнурки. — Он тебе идет, — ответил Курамочи, открыто им любуясь, — к тому же, в нем не видно шеи, что очень кстати, — добавил он, подойдя и поправив края капюшона. — Признайся, ты изначально все это задумал, — с довольной ухмылкой выдал Реске. Йоичи вздрогнул, натянул ему капюшон на глаза, подчеркнуто выдавив: — Нет. Ре-сан не смог сдержать смеха. * — Третий раз был неплохой, — наконец сказал Реске. — Ре-сан, знаешь, ты, вообще-то, довольно долго молчал, — оповестил его Миюки. — И похоже, они закончили. Действительно, снаружи больше не доносилось странных звуков. Савамура и Харуичи притихли. Через какое-то время они оделись и собирались уходить, когда в комнату вернулись Курамочи и Сето. Сказав очевидную ложь (ибо говорил Эйджун, и голос у него то и дело менял тональность), трое кохаев смылись, аккуратно прикрыв за собой дверь. Курамочи остался один. Не считая шкафа. — И что будем делать? — тихо поинтересовался Миюки. — Я не собираюсь здесь всю ночь торчать. — Я тоже, — ответил Ре-сан. — Надо выходить, только… — он задумался, потом аккуратно перелез обратно к Кадзуе, встретившись с ним лицом к лицу, — просто выйти будет скучно. Давай поцелуемся. — Чего?!.. — воскликнул Миюки и тут же прикрыл рот рукой, подозрительно уставившись в сторону двери. — Йоичи никогда меня не ревнует. Хочу посмотреть на его лицо, — заявил Реске, приближаясь к кетчеру вплотную. — Ре-сан, ты с ума сошел, он же меня с землей сравняет, — раздраженно парировал Кадзуя, схватив Ре-сана за плечи и не давая приблизиться еще. Ре-сан и не собирался. Он потянулся рукой, схватив первую попавшуюся висящую вещь, резко потянул, и та вместе с вешалкой, гулко стукнувшись о стенку, упала на пол. На долгую минуту Миюки побывал в шкуре любовника, спрятанного в шкафу. Реске быстро отодвинулся от него с выражением лица «Ой, как неловко-то вышло», и Курамочи долго смотрел на них, то ли злой, то ли удивленный, или и то и другое вместе. — Вы… чего тут делаете? — наконец выдавил он, когда Ре-сан и Миюки встали в полный рост. Йоичи сначала посмотрел на Ре-сана, потом на Миюки — с особым презрением -, потом снова на Ре-сана, после чего скрестил руки на груди, ожидая объяснений. Повисло неловкое молчание. Чем дольше оно длилось, тем заметнее Курамочи нервничал. Наконец Кадзуя что-то раздраженно пробормотал, а Реске начал нервно дергать плечами, беззвучно смеясь. От такого развития событий Йоичи занервничал еще заметнее и теперь уж точно не ожидал ничего хорошего. — Да успокойся ты! — огрызнулся Кадзуя, рыская в кармане штанов, откуда достал небольшую коробочку и сунул ее в руки другу. — Я просто поздравить тебя пришел! — обиженно объявил он, скрестив на груди руки и демонстративно отвернувшись. Курамочи с недоумением посмотрел на подарок и не успел поднять взгляд на Реске, как ему в руки сунули еще одну коробку почти такого же размера. — С днем рождения, Йоичи, — произнес Реске, весело улыбнувшись. — Давай, открывай уже, — потребовал демонстративно обиженный Миюки. Курамочи пожал плечами и начал с подарка друга. Открыв его, он обнаружил там брелок с надписью «KAZ-2» на бордовом фоне. На оборотной стороне была выгравировано: «Одним восхищаешься, другого — еще целый год терпеть. С Днем Рождения, вицекапитан!». — Кья-ха-ха! Спасибо! — воскликнул Курамочи, рассмотрев со всех сторон новое приобретение. — Ладно, а теперь… — Сдохни, Миюки Кадзуя, — процедил Ре-сан, из-за чего у двух лучших друзей холодок по спинам прошелся. — С чего бы?.. — пробормотал Миюки, предчувствуя что-то не очень хорошее. Йоичи решил не обращать на это внимания и открыть второй подарок, но неожиданно обнаружил, что тот вернулся в руки к Ре-сану, причем Реске отдавать его не собирался. Но к сожалению, двум противникам даже он не смог противостоять, и в конце концов подарок все-таки попал в руки к имениннику. Внутри оказался тоже брелок для ключей, круглый, с одной стороны в форме бейсбольного мяча, а с другой — с застекленным автографом Казуо Мацуи собственной персоной. — И чего ты парился? Твой же намного лучше! — спросил Миюки Коминато-старшего. — Не знаю, — раздраженно ответил Реске, — они почти одинаковые… В это время Курамочи пребывал в состоянии полного и беспробудного счастья, несколько раз повторил: «Спасибо, спасибо, спасибо», а потом накинулся на Ре-сана, зажав в объятиях от переизбытка чувств. Миюки отошел, сев на кровать, которая была не такая помятая, потому что насчет другой у него были смутные подозрения. Реске сказал что-то Курамочи на ухо, и тот хмуро посмотрел на друга, потом смутился и отвел взгляд. Кадзуя уже придумал комментарий по этому поводу, но тут входная дверь распахнулась, и в комнату ворвались Савамура, Харуичи и Сето, воодушевленно прокричав: — С днем рождения, Курамочи-семпай! После этого сразу же последовало удивленное: — Аники! — Онии-сан! И недоуменное: — Э… это кто? Пока Савамура объяснял Сето, что Коминато Реске — очень важная персона, Ре-сан подхватил Харуичи под локоть и с не очень доброжелательной ухмылкой вышел вместе с ним за дверь. — А мы тебе тортик купили, хе-хе! — гордо объявил Савамура. — Только давайте Харуччи и Онии-сана подождем, прежде чем его открывать… — пока Эйджун это говорил, торт уже открыли. — Эй! Курамочи размял пальцы и широко ухмыльнулся. — Бакамура, а ну-ка иди сюда! Савамура напрягся и подозрительно посмотрел на него. — Ну, скорее! — потребовал шорт-стоп. — Должен же я тебя за подарок поблагодарить! Эйджун кивнул и с видом «Конечно, должен! Я же такой молодец!» подошел к семпаю. Курамочи взял торт в руки, задумчиво рассматривал его некоторое время, после чего влепил его прямо в лицо питчера. Миюки громко рассмеялся. Зашедший в эту минуту в комнату Харуичи воскликнул: — Эйджун-кун!.. — Больше никогда не буду дарить тебе подарки, — процедил Савамура, когда большая часть торта сползла с его лица на пол. — Кья-ха-ха! А не надо было притворяться, что ты про мой день рождения забыл! — заявил Курамочи, слизывая с пальцев оставшийся крем. — Отличный подарок, Савамура! — Миюки встал и подошел к питчеру, похлопав его по плечу, после чего гаденько захихикал. — Миюки Кадзуя, сволочь такая! Сето в стороне тоже прыснул. — И ты! — воскликнул Эй-тян, задыхаясь от возмущения. — Я же говорил тебе, что все этим и закончится, — с долей упрека произнес Харуичи, прикрывая рот кулаком. — Харуччи, только не ты! — взмолился Савамура, теряя последнюю надежду. Но после веселого «Кья-ха-ха!» последние шансы не остаться в идиотах пропали. Пятую комнату наполнил неудержимый хохот, и даже сам Эйджун в конце концов сдался и объявил, что крем от торта был вкусный, но он уже никому не достанется. А Миюки в это время смотрел на Курамочи и думал о том, что этому парню посчастливилось иметь кучу хороших друзей, и было бы странно, если в его день рождения хоть один торт не попал бы кому-нибудь в лицо.