Жаль, что хожу без сердца...

Есть и правда хотелось – чего там, Аллен испытывал волчий голод. Самому было удивительно, с каким опозданием пришло это чувство. Похоже, переволновался от встречи со старшими… Кстати, о старших. - Скажи-ка, друг мой Лави, - на Канду Аллен старался на всякий случай даже не смотреть, - с чего это меня так и тянет прислушиваться к чему угодно, если это ты говоришь? И не только ты говоришь, Канда и Говард тоже… - Видишь, даже малявка подтверждает, что ты обычно несёшь бред, - ехидно вставил Канда. - А я что, когда-то с этим спорил? – Лави беспечно пожал плечами и понизил голос. – Это всё иерархия, вроде как в волчьей стае, только попроще. Старшие учат младших, что нужно делать для выживания, как-то так. - И надолго это? – заинтересованный Аллен не заметил бордюра на дороге и едва не упал. Канда поймал его за шкирку, заставив вспомнить хватку волчьих зубов на загривке. - Лет семьдесят… наверное, - осторожно сказал Лави и тут же быстро добавил, - у всех по-разному, да и понять, когда взросление закончилось, дело личное. Всё как у людей, можно сказать, только медленнее. - Семьдесят лет… И это только юность… Да сколько ж вы живёте-то? – теперь настала очередь Аллена говорить вполголоса. Впрочем, в переулке, куда они свернули пару минут назад, всё равно не было ни души. - Мы. Мы живём… - Лави задумался, - чёрт его знает. - Из тех, кого я близко знал, самому старшему было триста семнадцать лет, - с неожиданно болезненным нажимом сказал Канда. – Правда, теперь я и сам уже старше. - В общем, тех, кому сейчас за триста, мы называем помнящими, - подытожил Лави, - их не так уж много… Плохое было время. Но давай об этом пока не будем. Что ж, можно было догадаться, что и у оборотней были тёмные времена; то, что Канда и Лави их застали, было куда удивительнее. Выспрашивать Аллен уж точно не собирался – уж точно не сейчас, тем более что они, наконец, добрались до... Собственно, куда же они добрались? Переулок оказался не переулком, а тупиком - прямо на пути между одинаково грязными стенами торчал временный забор навсегда из ржавых металлических листов, над которым нависало дерево. В лысой кроне на единственной живой ветке трепыхались жидкие листочки. Прямо на глазах у Аллена один отвалился и порхнул к прошлогодним, слежавшимся под забором в кучу бесцветной трухи. Те же листья скопились на линялом матерчатом козырьке - полосатая (или чёрт знает какая?) тряпка провисала пузом между подпорками, пряча в густой тени дверь и старую витрину. Аллен попробовал заглянуть сквозь пыльное стекло, но ничего не разглядел - то ли бетонная стенка, то ли брезент... И единственный выход из тупика был, видно, через этот старый магазин или, может, парикмахерскую - хотя не было похоже, что дверь вообще открывается. Им точно надо сюда? Аллен хотел сказать, что в здравом уме в такое место не пошёл бы, но Лави подмигнул ему и толкнул обшарпанную дверь. Вопреки ожиданиям, внутри оказалось довольно мило. На стенах уже знакомого зеленоватого оттенка тут и там висели фотографии ночных пейзажей в простых светло-коричневых рамках, похожие на десяток маленьких окон - настоящих же окон не было вовсе. Напротив входной двери располагалась барная стойка и вход в следующее помещение, отгороженный слабо колыхающейся бамбуковой шторой. Такие же шторы полускрывали две ниши в стенах; кажется, в одной из ниш парочка оборотней устроила свидание. - Заведение «только для своих», - пояснил Лави. – Видишь ли, есть свои минусы в том, чтобы быть оборотнем. Тянет к живой крови… Вообще, ничего лучше живой крови на вкус нет, но, сам понимаешь, на виду у людей сырое мясцо уминать – сущее нахальство. Нет, можно и обычную, человеческую еду есть; с голодухи даже от тухлятины плохо не станет… - Лави! – перебил его высокий смуглый мужчина с двумя длинными светлыми косицами. - Конечно, кто же ещё может говорить про тухлятину в моём заведении! Не слушайте его, молодой человек, у меня всё свежее и высшего качества! - Он вовсе не про ваши продукты говорил, - заверил его Аллен, - и уж точно не повёл бы в плохое место… ммм… оборотня после его первого полнолуния. Хозяин кафе склонил голову набок, оглядел Аллена с головы до ног и, кажется, даже принюхался. - Какой приятный молодой человек, - наконец, заключил он, улыбаясь во весь рот, - так и быть, Лави, на этот раз я тебя прощаю. И на следующий. О, Луна, почему я настолько добр? Так что, дорогие мои, всё как обычно? И юноше тарелку для новичков? Все трое синхронно кивнули, и хозяин мгновенно ушуршал куда-то. Аллен решил, что на кухню. - Хороший парень Джерри, - заключил Лави, когда они уселись за один из круглых деревянных столиков – подальше от парочки, чтобы не мешать, - его порой слишком много, факт, но это пустяки. - Так что ты говорил про живую кровь? – спросил Аллен. – Оборотням нужно охотиться? - Если не одержимый – вообще не обязательно. Как бы объяснить… Вот, твоё любимое блюдо, например? Данго, наверное, я помню, как ты меня после каждой зарплаты в тот японский ресторан таскал, - Лави ностальгически улыбнулся. – Ты, в принципе, мог бы и без них обойтись, так? - Мог бы, - Аллен согласно кивнул, - но это было бы грустно. - Вот и с кровью так же. Для тех, у кого зубы чешутся, есть охотничьи угодья, - добавил Канда. - Самое главное – не охотиться на человека, Наставники не дадут забыть. Настоящие звери могут взбеситься от человечьей крови. С нами бывает хуже… - его передёрнуло. - С тобой... было? – тихо спросил Аллен - и запоздало подумал, что это не его собачье дело, - вот чёрт, прости, само вырвалось… - Было, - просто сказал Канда, - а потом перестало. Раз уж ты такой сообразительный, надо рассказать историю целиком, чтобы не возникало сомнений в словах Наставников. Надеюсь, до ночи твоё любопытство подождёт? «Сообразительный» у Канды звучало почти как ругательство, тем более что прямо сейчас Аллен не сообразил придержать язык за зубами; а то, что Канда когда-то испытал одержимость на себе, было очевидно – так прозвучало его «с нами». В любом случае, ответить Аллен не успел – около столика появился Джерри с огромным подносом. Первым он осчастливил Канду, выставив перед ним половинку арбуза; на боку этой толстокожей полосатой «миски» было каллиграфическим почерком вырезано «моему ворчуну», венчали же композицию две палочки вроде китайских, с меховыми шариками на «нерабочих» концах, похожими на брелоки, которые Линали очень любила цеплять к своей сумочке. Канда на такое странное оформление своей порции даже бровью не повёл, что окончательно убедило Аллена в том, что для оборотня Джерри готовит первоклассно. Затем повар и официант в одном лице, ехидно улыбаясь, выставил перед Лави вместительную тарелку со стейком на вид не первой свежести – местами мясо было покрыто чем-то подозрительно похожим на зеленоватую плесень и сочилось тёмной густой жидкостью. - Тухлятины не нашлось, пришлось выкручиваться, - невинно пояснил злопамятный Джерри, после чего поставил перед Алленом вторую половинку арбуза. Уже знакомые аккуратные буквы гласили «очаровашке»; прежде чем Аллен успел сказать хоть что-то, Джерри уже сбежал. - Ну вот, ты ему понравился, - со смешком констатировал Лави и ковырнул вилкой «плесень». Принюхался. – Чудеса. Аллен почти его не слушал, уставившись в свою «миску». Он чувствовал запах сырого мяса, показавшийся ему запахом самой жизни – металлический, тяжелый, невероятно притягательный, свежие запахи арбуза и каких-то незнакомых трав только делали его вкуснее. Аллен и сам не заметил, как умял сразу половину, прежде чем его осенило: - Чёрт, Лави! Я ж без денег, вся наличность дома осталась! - Нашёл о чём париться, - Лави ухмыльнулся, - я угощаю. У меня, считай, праздник – первый кураторский успех, как-никак! - Успех, - вставил Канда, подцепляя палочками убегающую лапшу, - эпический. Есть чем гордиться. Удивительно, но в последних словах Канды не было ни капли иронии. Он действительно был доволен. *** День пролетел незаметно. Ближе к вечеру Аллен забежал домой – переодеться, и удивился, что окно целёхонько, и о страшноватой ночи напоминала только лужа подсохшей крови перед входной дверью. В отражении в зеркале он успел заметить, как на мгновение исказилось лицо Канды, но списал это на природную брезгливость. Да, Канда и Лави не отставали от него ни на шаг весь день, и если с Лави всё было ясно, то Канда… Канда вёл себя очень странно. В иные моменты Аллену казалось, что тот его ненавидит, иногда – что хочет что-то сказать, но сдерживается; в общем и целом он излучал неприязнь, но при этом не уходил. Аллен решил, что Канда бдит, чтобы «первый кураторский успех» Лави успехом и оставался. Странно, но Аллену и не хотелось, чтобы куратор его куратора убрался по своим делам. Когда под закатными лучами солнца небо начало розоветь, они двинулись на вокзал. Аллен всем телом чувствовал знакомый уже зуд, нетерпение разбирало его – и он побаивался, что они не успеют выбраться за город, чтобы там, на воле, пережить вторую ночь полнолуния. Лави то и дело поглядывал на часы - казалось, волновался о том же, и только Канда был каменно спокоен. Но волновались зря, до леса добрались без приключений и даже заранее. Когда Канда то ли чутьем, то ли по ему одному заметным знакам вывел их на симпатичную поляну и удовлетворенно кивнул, мол, пришли, Лави прокомментировал: - Отлично, у нас ещё час в запасе. И с погодой повезло – в такие ночи одно удовольствие на небо смотреть. - Что-то до меня поздно дошло, - спохватился Аллен, - а что с одеждой будет? Она, ну, рвётся? Или я снова кровью истеку и все шмотки промокнут? Как обратно-то поедем тогда? Канда неожиданно хохотнул: - Представляю, троица нудистов в утреннем экспрессе… - Ничего с твоей одеждой не сделается, - мотнул головой Лави, пряча ухмылку, - и кровью истекать тоже больше не будешь. Это только в первый раз наизнанку выворачивает, дальше… ну, неприятно - и все. И быстро. - Успокоили… - выдохнул Аллен, усаживаясь в мох. Здесь и сейчас ему было необыкновенно спокойно. Он отчетливо вспомнил животный ужас, накативший на него прошлой ночью только от того, что он был заперт – ну да, в собственной квартире, и только потому, что волчьими лапами нельзя было отпереть дверь. – А хорошо здесь. За полгода так и не додумался на ночь из города уехать… Вы же знаете, наверное, раз следили… - Ага, - Лави уселся неподалёку, - молодёжь часто так – в городе тесно, тянет сбежать куда-нибудь. - Только сбежать не получится, - добавил Канда. – Оборотни не могут совсем отделиться: в большой общине начинаются споры, у кого хвост длиннее и шерсть гуще. Лишнее внимание привлекает. - Хвост? Серьёзно? – Аллен прищурился, пытаясь понять, не дурят ли ему голову. На свежем воздухе Канда явно стал разговорчивее. – И насколько большой должна быть община, чтобы такое началось? - Помнящие говорят – четырнадцать и больше, - протянул Лави и поёжился, - ох, кажется, начинается… Аллен и сам это чувствовал – он словно погрузился в обжигающе горячую ванну; на мгновение перехватило дыхание и в глазах потемнело. Прежде тихий лес наполнился множеством шорохов, скрипов и щелчков, в нос ударили запахи земли, хвои и сырости. Город пах совсем иначе – и сейчас Аллен был счастлив, что почти не слышит его запаха. - Всё никак не привыкну к тому, какой ты мелкий, - раздался голос Лави над самым ухом, - интересно, вырастешь ещё? - А что, могу вырасти? – с надеждой уставился на товарища Аллен. - Не-а, - с явно наигранным равнодушием бросил Канда. – Между прочим, хочешь поохотиться – можешь начинать прямо сейчас. Белки, лягушки, мыши – шведский стол к твоим услугам. - Мыши, - повторил Аллен. Хотел было сказать, что с этим идиотским предложением Канда может пойти поохотиться за своим хвостом, но что-то нечеловеческое глубоко внутри шевельнулось и шепнуло, что идея-то, пожалуй, неплохая… И наплевать на этих двоих насмешников, которые отодвинулись на край поляны и уставились на него во все глаза. Хотят зрелища – будет им зрелище! И мышь. Он закрыл глаза и зажмурился, стараясь из потока новых ощущений – звуков и запахов – выловить что-нибудь полезное. Первым делом пришлось сдвинуться так, чтобы ветер не доносил до него запах Канды – может, он специально приперся, чтобы чистоту эксперимента нарушить? Чёрт дернул накануне брякнуть про приятный запах! И вообще, как пахнут мыши, интересно?.. Аллен фыркнул, представив себя (разумеется, в своем человеческом виде) старательно нюхающим мышей, крыс и прочих белок, и тут же замер. Нашёл! Ощущение поймали не уши и не нос – какое-то незнакомое чувство позволило ощутить биение маленького сердца неглубоко под землей. Слух и обоняние мгновенно обострились до резкости – нет, на самом деле кто-то словно отсёк все посторонние шумы и запахи, оставив охотника и добычу один на один. Тело напряглось, как взведённая пружина; Аллен сделал шаг, другой – осторожно, чтобы не вспугнуть, и вдруг понял, что так и не открыл глаза. Понял вовремя – он едва не вписался лбом в пенёк, сиротливо торчащий посреди поляны. Вожделенная мышь явно пряталась под его корнями с другой стороны. Аллен не без труда поборол желание перепрыгнуть неожиданную преграду – нет, надо двигаться осторожно, ни единым шагом нельзя нарушить иллюзию жертвы о безопасности… Он медленно обогнул пень, то и дело прислушиваясь к своим ощущениям – не сорвется ли добыча с места раньше времени. Он словно больше не был собой: всё его существо стало чем-то древним, хищным, жаждущим крови; всё, что было в нём разумного, жалким комком ютилось где-то в закутке души. Мышь, конечно, не желала выцарапываться из своего ненадёжного убежища, но против оборотня, поймавшего азарт первой охоты, у неё не было шансов. Если Аллен-человек хотел поймать её, чтобы притащить своим фыркающим от еле сдерживаемого смеха спутникам, то Аллен-волк сделал самое логичное, что только можно было сделать в этой ситуации. Тиснул хрупкое тельце зубами, с наслаждением ощущая горячую – живую! – кровь на языке, и проглотил целиком. -…Я же говорил – слопает! – Лави едва не подвывал от восторга. – Где это видано, чтобы в первую охоту – да не слопал? «Я только что съел живую мышь». Почему-то осознание Аллена потрясло куда слабее, чем можно было представить. Возможно, потому, что вкус живой крови опьянял; возможно, потому, что Лави только что подтвердил, что это нормально. - Ну, слопал, - хмыкнул Канда, переступая передними лапами, - и не переживает по этому поводу, как я и говорил. Ничья, одноглазый. - Пари? И без меня? – Аллен почувствовал, как на загривке встаёт дыбом шерсть. – Это у вас так принято что ли? - Не принято, - хором ответили старшие волки. - Первая охота – это та ещё лотерея, - продолжил Лави. – Вот я, например, охотился на грибы… - Но грибы же не убегают?.. – Аллен подозрительно посмотрел на него. - После первого – ещё как убегают, - Канда пренебрежительно хмыкнул, - в итоге он перепутал гриб с белкой. Или белку с грибом, запамятовал. - Эй, это была лучшая охота в моей жизни! – Лави деланно надулся и, как только Канда отвернулся, дурашливо показал язык. - И как ощущения, мелочь? – поинтересовался Канда, не обращая на строящего рожи товарища внимания. - В смысле? – не понял Аллен, - Ну, мышь как мышь, могло быть и хуже. Правда, жутковато – из меня как душу вытряхнули на время… охоты? Ничего не оставалось внутри, пока не… закончил. Так всегда будет? С этим можно что-то сделать? Я ведь и не хотел сначала эту мышь несчастную ловить, просто подумал, что было бы неплохо… - В том и суть, - Лави резко посерьёзнел, - лет двести-триста назад, когда оборотни перебивались сами по себе, это было той еще проблемой. Ради забавы ли, из мести или обороняясь, начинали охотиться на людей. Молодняк страдал больше всех, старшие учились сдерживаться, учились скрываться… учились убивать по-человечески, в конце концов. Правда, когда ты в волчьей шкуре, это не слишком помогает, сам понимаешь. - Точно! – Аллен уставился на белого волка, - моё любопытство дожило до ночи, как видишь. Хотя я прекрасно понимаю, что это не то время, которое тебе хотелось бы вспоминать… - Понятливый какой, - Канда усмехнулся, - поэтому и расскажу, чтобы не напридумывал себе невесть чего – ни про меня, ни про Наставников, ни про наши законы. Я не заигрался и не мстил, когда впервые убил человека. Злой случай. В моё первое полнолуние меня выследили и попытались прикончить; мой единственный друг хотел меня защитить - ему это стоило сперва рассудка, как и мне, а потом и жизни, а выгадал он только немного времени, чтобы я смог встать на ноги и огрызаться сам. Я помню начало той охоты, запах человеческой крови, горький вкус, от которого опьянел. Дальше – темнота. Пришёл в себя с рассветом и понял, что наделал. Аллен очень живо представил себе этот кошмарный рассвет – быть может, его самого от похожей участи спасло только то, что старшие оберегали его. Несмотря на слова Линка, что к людоеду можно испытывать лишь презрение, Аллен чувствовал только сострадание - бесполезное и позднее, а потому горькое, как та первая пролитая Кандой кровь. Может, дело в том, что Аллен всё ещё был слишком человеком – пусть и в волчьей шкуре? Может, потому что Канда не пытался оправдаться... - Я думал, что обезумел из-за смерти друга. Потратил день, чтобы похоронить его как полагается, - Канда оскалился, ухмыляясь болезненно и жутко, - на деле просто камней с побережья натаскал, одними руками много не выкопаешь. Думал, этим всё и кончится, но наутро вновь пришёл в себя, залитый чужой кровью. Единственное, что мне оставалось – бежать. И я бежал. Кажется, я был чертовски везучим… Если можно посчитать это везением, конечно: когда на меня и устраивали облавы, ноги уводили невредимым. Мне встречались другие оборотни – никто из них не мог – да и не хотел - мне помогать. «От тебя несет кровью,» - сказал мне один. Остальные не разговаривали – гнали прочь без лишних слов. «Интересно, он хоть кому-то это рассказывал прежде?» - подумалось Аллену. Лави, по крайней мере, слушал эту исповедь с не меньшим вниманием – явно впервые. - А потом мне встретился Ред, - голос Канды заметно потеплел. - Этот идиот с чего-то решил, что должен меня спасти. Каждое чёртово полнолуние он ввязывался в схватку с безумным оборотнем, мешал сбежать на поиски другой жертвы. Может, впервые за всю жизнь я был не один; мне пытались помочь, хоть я и был уверен, что помочь мне нельзя. Однажды я понял, что боюсь за него – что если однажды я очнусь после драки, а он – нет? Я знал, что этот кретин ни за что меня не бросит, а значит, если я не хотел ему смерти, я должен был умереть сам. Встречу с медведем я бы точно не пережил – мне так казалось. А ещё я думал, что Реду хватит ума не прыгать за мной медведю в зубы... Я недооценил его придурь – он мало того, что ухитрился найти меня до того, как все было кончено, но и прогнал разъяренного медведя… - Ка-а-ак? – не выдержал Лави. - На медведя – в одиночку? И ведь не полнолуние было, ты бы сам тогда в полнолуние к медведю не потащился! - Звери боятся огня, - неожиданно для себя самого вклинился Аллен, - так что в морду факелом ткнул, и медведь решил не связываться с этим полоумным. Что? Это же самое логичное, что можно придумать! - Ну да, - согласно кивнул Канда, совершенно вошедший во вкус рассказа; видно было, что ему нравилось говорить о Реде. Даже очень. - Именно так он и сделал. Сам я, правда, не видел: уже отключился, так что знаю только с его слов. Как же он на меня орал, когда я очнулся… Представить себе не мог, что он так умеет. Сказал, что не позволит мне сдохнуть, даже если на это нужно жизнь положить, а потом его словно осенило. Мне ничего говорить не стал, только что-то в духе «этим полнолунием все кончится». Больше я ничего не добился. Я ещё ничего не ждал с таким ужасом, как того полнолуния. И с надеждой – Ред, он… был до глупости честным. Если что-то сказал – расшибется в лепешку, но сделает. Я мог ему доверять, как самому себе – это, кажется, и было самым главным. Когда я был одержим, то не знал, что творю; меня словно не было, был только зверь жаждущий крови и ничего больше. Так и в тот раз – я отключился было, но… не знаю, как это точно описать, - он тряхнул головой, словно надеясь, что так правильные слова найдутся быстрее, - вокруг была темнота, и в темноте звучала песня без слов; я никогда не слышал ничего прекраснее. Я видел каждое свое полнолуние, я был зверем, рвущим мясо – и я был каждой его жертвой; я пил кровь и истекал кровью, я отнимал жизнь за жизнью – и умирал сам. Песня не замолкала, хоть я и чувствовал: тот, кто пел, делил со мной каждую смерть… Все трое, не сговариваясь, вздохнули. Немного погодя Аллен решился прервать затянувшееся молчание: - Значит, в этом вся суть – в бесконечном доверии? Тогда… тогда я, пожалуй, понимаю, почему Наставник говорил, что исцеления нет. Проще сказать так, чем давать ложную надежду, я прав? - Были и другие, кто излечился – уже после меня, - Канда кивнул, - были и те, кто не пережил исцеление. Если умирают – то всегда оба. Но вообще одержимых никто не казнит – в одиночку и взаперти они долго не живут, а рисковать шкурой ради чужака дураков мало. Кроме того, думаю, Реда спасало то, что я не достиг полной зрелости тогда. Если попросту – силёнок не хватило бы его прикончить. Аллен вспомнил, как легко Канда подмял его под себя, и мысленно согласился – разница была даже не в размерах, сила шла откуда-то изнутри, и ему самому этой силы явно недоставало. - Я понимаю эту необходимость, - медленно кивнул он, - она мне не слишком нравится, но я её понимаю. Канда… можно один вопрос? - Валяй, - белый волк благосклонно (кажется) дернул ухом. - Что стало с Редом? Ты сказал «он был»… Канда и Лави переглянулись, на взгляд Аллена – очень подозрительно переглянулись; словно они ждали, что он и сам знает ответ – но откуда бы ему знать? - Как и следовало ожидать от безупречного героя – достойно погиб, - наконец, с горечью сказал Канда. – И знаешь, я бы не хотел об этом вспоминать. Ни сейчас… ни позже. Аллен мысленно отругал себя за бестактный вопрос – и так было ясно, что Ред мёртв, зачем ворошить прошлое? Вот только взгляд, которым Лави и Канда обменялись после этого дурацкого вопроса, всё ещё смущал его. Так или иначе, на ещё один дурацкий вопрос у него не хватило наглости.