Три оси времени

И всё же, мёртвая химе была прекрасна. Куросаки Ичиго мог повторять это вечно, и Гинрей всегда с хитрой улыбкой слушал восхваление собственной жены. Лейтенант восьмого ни за что не стал бы уводить женщину друга, но никто не запрещал ему разглядывать её с чисто мужским восхищением. Капитан шестого даже регулярно шутил на эту тему, спрашивая что-то в духе «Ты ведь помнишь, что это моя жена?». Ичиго, конечно, помнил. Характер мёртвой химе ему совершенно не нравился, а сердце было прочно занято прекрасной Уноханой-сан, но, чёрт подери, как же хороша… На этом чаепитии мужчина впервые увидел женщину после свадьбы, и в очередной раз поразился её идеальной внешности. Дорогие одежды и титул жены главы клана Кучики безумно ей шли, полностью преображая. Ичиго не мог сказать, что она стала ещё красивее, потому что мёртвая химе и так была совершенством, но она явно изменилась.  Но сказать он ей, разумеется, ничего не мог — горло ещё болело после вчерашнего нападения капитана Шибы, она была женой его лучшего друга и на чайной церемонии полагалось хранить молчание. Гинрей, зараза, хитро косил глазами и явно веселился, но Куросаки демонстративно друга игнорировал, подчёркнуто внимательно наблюдая за мёртвой химе. А там, между прочим, было на что посмотреть, даже если почти всё её тело было скрыто тяжёлыми складками семейного шёлка Кучики. Она поставила жутко дорогой и нежно пахнущий чай прямо перед ним и тут же вернулась к самому началу, полностью повторяя церемонию для своего мужа. Ичиго внутренне поморщился, ощущая неуместность своей простой формы лейтенанта в главном доме поместья, но внешне мужчина остался полностью спокоен, принимая напиток и делая глоток. Идеально, как и ожидалось от супруги главы клана Кучики. — Что тревожит тебя, друг мой? Несмотря на высокопарную речь, Гинрей явно был максимально далёк от серьёзности. Он от души веселился, наблюдая за поведением лучшего друга, и в душу Куросаки закралось страшное подозрение, что такие официальные визиты станут еженедельными. Не то чтобы они виделись редко, но обычно мужчины просто гуляли по Сейрейтею или сидели под руконгайскими сливами, уплетая шедевры местной кухни. Официальные визиты в дом Кучики это как-то… не так. Впрочем, было бы ложью сказать, что Ичиго здесь не нравилось. — Ничего, кроме извечных вопросов полотна мироздания. Намёк был достаточно явным для утончённого аристократа, при этом оставаясь совершенно незаметным для непосвящённых, и Гинрей одобрительно хмыкнул, явно довольный, что его уроки не проходят даром. Будучи главой клана Кучики и имея кучу титулов и должностей, лучший друг в мире интриг чувствовал себя как рыба в воде, совершенно спокойно разговаривая фразами, несущими семь смыслов одновременно. Стиль общения, при котором подтекст значил больше, чем контекст,  и позволяющий поддерживать разговор на несколько тем сразу всегда был излюбленным развлечением аристократии, но бессмертные мертвецы возвели его чуть ли не в абсолют. Нетронутая чужой культурой Япония также оказывала сильное влияние на скучающих шинигами, и Ичиго хотел за голову хвататься, когда Гинрей пытался ему объяснить правила и смысл. Куросаки, как ни старался, видел в этом священном действии игры богатых зазнавшихся сволочей, у которых скука в одном месте взыграла, и глухо ворчал, когда собеседник пытался втянуть его в эту бесполезную трату времени. Однако же, его мнение не имело никакого значения, а лучший друг главы Кучики был обязан быть на  высоте, так что в искусстве болтать языком Ичиго неплохо преуспел. Грубый, предпочитающий идти напролом, Куросаки вполне сносно хитрил, намекал, переворачивал и часами говорил ни о чём, отлично понимая всё. Хотя, конечно, этому грубому намёку на проблему с занпакто было далеко до обычных игр в слова, но они были в непринуждённой обстановке, и Ичиго поддержал беседу только из уважения к мёртвой химе — не сиди она прямо напротив них, в Гинрея уже полетел бы чай или поднос. Куросаки, конечно, предпочёл бы обувь, желательно тяжёлые, обитые железом сапоги, но их ещё не придумали. — Ты близок к разгадке, мой нетерпеливый друг. Возможно, это чаепитие поможет тебе в размышлениях? Гинрей обожал шутить на тему его духовного меча, приходя в восторг от мысли, что внутри его импульсивного и порывистого друга сидит самое флегматичное существо на свете. Его собственный Сенбонуме* подобным не страдал, и, судя по всему, подраться любил. Впрочем, это не мешало огромному внутреннему дереву Гинрея гонять воображаемые чаи со своим хозяином и болтать о вечном. Противоречивая личность, сказал бы Ичиго, но пообщаться с мечом с глазу на глаз возможности не было, а отголосков эмоций через собственные силы было явно недостаточно. Но, по крайней мере, Сенбонуме не молчал, как чёртов Мидори но Бураши, и не заставлял хозяина играть с собой в бесполезную угадайку. Кстати, растения в его внутренним мире не восстанавливались сами по себе, но поднесённые к основанию куски отлично прирастали назад, что позволяло мужчине творить вдоволь. Ичиго, разумеется, этим пользоваться — когда твой собеседник это чёртов кусок железа, волей-неволей займёшься художественной резьбой по кустам. - … И мой друг стремится понять, действительно ли мир вокруг похож на незаконченную картину, способную измениться по взмаху кисточки. Куросаки спохватился и натянул на лицо каменное выражение, дабы мёртвая химе не поняла, что он прослушал начало гинреевского монолога. Очевидно, друг объяснял жене основу его проблемы, ловко обходя моменты с занпакто и прикладным результатом этой полностью теоретической задачи. Ичиго засмотрелся на плавный изгиб шеи и слегка сдвинутые брови, пока женщина обдумывала поставленную перед ней задачу. Пусть Гинрей и произнёс свою речь шутливо, на всех уровнях показывая, что это старая дружеская шутка, мёртвая химе явно отнеслась к ней куда серьёзнее и Куросаки упорно гнал от себя мысль, что госпожа Кучики нашла его слабость. Гадюка, настоящая гадюка — он бы к такой и близко не подошёл, никогда в жизни. Впрочем, он уже был мёртв, так что это выражение теряло часть смысла. — Возможно, рисовая бумага подойдет немного лучше? Мне кажется, слово картина слишком совершенна, будто ведёт нас к близкому концу. Мёртвая химе заставила свой голос смущённо подрагивать, и направила взор своих невозможных глаз на пол, но Ичиго каким-то неведомым образом чувствовал её змеиное спокойствие. Женщина могла сколько угодно выглядеть милой, неопытной и слабой, но что-то внутри Куросаки просто кричало о наглом притворстве. Впрочем, эти ощущения ничуть не напоминали те, что он испытывал при мысли об Айзене, так что лейтенант восьмого до конца не был уверен. Мужчина вежливо поблагодарил жену своего друга за предположение, похвалил её ум и перевёл разговор на предстоящий сезон ханами. Его тут же пригласили на лучшие места, и он был вынужден согласиться, хотя созерцание цветущих деревьев не входило в список его любимых занятий. С другой стороны, благодаря Гинрею он ещё не пропустил ни одного сезона, а человек ко всему привыкает. Больше серьёзных тем никто не касался до конца вечера, и Ичиго, приняв горячий чай из тонких пальчиков ещё два раза, вежливо попрощался и отправился к себе. Лиза уже должна была закончить свою часть работы, так что ему осталось только проверить лейтенантские отчёты и доработать капитанские. Конечно, ничего особо гениального мёртвая химе не сказала. Мысль о чистом материале для рисунка и письма сразу придёт в голову любому человеку, способному хоть немного думать, а Куросаки Ичиго, очевидно, идиотом не был. Он использовал все известные ему слова, вплоть до жутко архаичных и описывающих чуть ли не наскальную живопись — совсем к этой части истории мужчина приближаться не рискнул, очевидно полагая, что для выбивания узора в скале кисточка без надобности. Добравшись до своего кабинета и отпустив сидящую за лейтенантским столиком Лизу, Ичиго тяжело опустился на небольшую подушку, в очередной раз посетовав на отсутствие такого гениального изобретения западного гения, как стул. Стоп. Стоп-стоп-стоп. Ичиго с силой ударился лбом о стол, заставив набор для каллиграфии слететь на пол, неловко открывшись и запачкав тушью пол. Неужели всё это время ответ был так близко, под самым носом, а его мозг настолько заплыл суши и саке, что он просто был неспособен заметить? Количество шинигами, способных услышать имя своего меча, ничтожно мало. Но, возможно, дело не в слабости? Возможно, меч не хочет дать ответ? Возможно, просто не пришло время его услышать? С приходом европейцев японский язык изменился до неузнаваемости. Новые слова, значения, иероглифы — да и просто, новые технологии, которых раньше не существовало. Как шинигами может услышать в названии слово «пуля», если пистолеты и ружья ещё не получили свои имена? Если они ещё не были сложены в ящики и, дребезжа, не переплыли океан, и если кто-то, кому они знакомы, ещё не умер? Если кто-то обладает силой электричества, как он может понять свой меч, если даже и вообразить себе не может, что что-то подобное может существовать? Но Куросаки Ичиго уже знал всё, что мог. Конечно, вполне возможно, что имя его меча прячется ещё дальше во времени, но это не значит, что он не мог попробовать. Мужчина поражался, что не использовал знания о будущем раньше — с другой стороны, он не использовал эти слова более сорока лет. Итак, что может значить чистую поверхность для создания картины? Ответ пришёл сразу, с лёгким маслянистым запахом красок и тяжёлой золотой окантовкой, с кабинетом рисования и чужими шедеврами в огромной, помпезной галерее. Холст. Конечно же, это холст. Как же оно писалось?.. Да, кажется, именно так. И Ичиго нерешительно произнёс то, что наконец-то вспомнил, и Мидори но Бураши отозвался приятным «Боммм». Значит, он прав. Значит, каждый может постичь свою душу. Значит, всё очень просто. Фраза-ключ, ведущая к полному высвобождению сил, будто сама собой появилась в его голове. Ичиго не знал, на что это будет похоже, что вообще может произойти, но, как и всегда, решил положиться на свою удачу. Медленно встав, мужчина вытащил меч из ножен, окрашивая ладони в зелёный, и вытянул его перед собой. Реацу взметнулась вокруг, разделяя дрожащее нетерпение хозяина, и слова с треском прорвались в этот мир, впервые явив ему такое сочетание звуков. — Подминай под себя, Мидори но Бураши то Куанбаши! ** И мир вокруг взорвался. Грудь сдавило, стол и шкаф стали синими, стены окрасились в красный, а за спиной послышались крики и треск досок — кажется, бараки восьмого разрушились. Впрочем, Ичиго не мог это осознать — реацу полностью исчезла за доли секунды, и мужчина упал, с ужасом ощущая, как меч медленно высасывает его жизнь. Поразительно, но в этот раз внутреннего мира не было. Ичиго просто висел в Ничто, не понимая, существует ли он в какой-либо форме, и может ли он вернуться. Неужели он переступил какую-то черту? Неужели так сильно опередил время, что просто исчез в попытке прыгнуть на столетия вперёд? Неужели… неужели всё закончилось. Первым пришёл красный. Ичиго даже не понял сначала, что у него всё ещё есть глаза — настолько плавно цвет начал растекаться вокруг. Будто кто-то обмакнул кисточку  в краску и поставил на лист бумаги, и теперь пятно плавно растекается по пустоте. Медленно, невозможно медленно красный заполнил мир вокруг, и Ичиго понял, что у него всё ещё есть ноги, которые стоят. Не почувствовал, конечно не почувствовал — увидел, осознав, что у него есть шея и он может ей управлять. Потом пришёл синий. Маленькие капли возникали из ниоткуда и за доли секунды разворачивались, медленно возвращая мир вокруг к привычному виду. Краем сознания Ичиго отметил, что его подрезанные кусты так же возвращались в том самом виде, как он их оставил, с мелкой синей крошкой под стволом. Последним пришёл зелёный. Мир резко полыхнул, будто кто-то резко вылил ведро на картину, а потом цвет медленно пополз, соединяясь в привычный металлический шар с разными запчастями и жуткой маской. Ичиго не мог ощутить прикосновение своего меча, хотя некоторые зелёные потоки проходили прямо сквозь него. Медленно, тягуче медленно — и что-то внутри мужчины говорило ему, что, как только мир примет привычный облик, всё закончится. С дрожью и ужасом наблюдал он за последними зелёными каплями, которые тысячелетиями ползли по шарнирам и уступам, чтобы осторожно смешать себя с остальными, идеально воссоздавая безжизненную глазницу. Вечность, вечность, всё. -… Ичиго!!! Очнись же, Ичиго!!! Поразительно, но даже возвращение в тело не избавило мужчину от ощущения сдавленных легких, и он жалобно закашлялся, больше всего на свете желая вдохнуть. Он был пуст, как бесполезный манекен из супермаркета, и  по совершенно неведомым причинам до сих пор существовал. Впрочем, кажется, в него вливали реацу — немного напрягшись, Куросаки узнал своего капитана. Да, так и есть. Он лежит на полу, пустой, на грани растворения в мире Общества Душ, а над ним склонился Кьёраку Шисуй, в своей дурацкой шляпе и с искажённом в ужасе лицом. — Что это было, Ичиго?! Что с тобой, что произошло?! Кажется, капитан спрашивал что-то ещё. О разрушениях, о чудовищном всплеске реацу, о том, что он лежит здесь без сил. Ичиго протестующие выдохнул и схватил мужчину за рукав нелепого женского кимоно. Разве он не понимает, что это сейчас неважно, совсем неважно? К чести Шисуя, он тут же замолчал и склонился ухом к губам своего лейтенанта, который пытался что-то ему сказать. Ичиго хватило на два слога. — Бан…кай… И мир вокруг стал привычно красно-сине-зелёным. ______ * Сенбонуме — примерно переводится как «тысяча лепестков сливы», по аналогии с Сенбонсакурой, везде переведённый как  «тысяча лепестков сакуры». Кстати, если верить переводчику, то сенбон (senbon) как раз значит «тысяча» :)  Как нетрудно догадаться, способности у него, считай, те же самые, разница только в форме лезвий, на которые распадается меч в шикае. И да — нигде о мече моего любимого Гинрея ни слова:) UPD: Мне тут сообщили, что переводчик врёт. Если верить Анониму, senbon переводится как "тысяча ветвей". Таким образом, меч Бьякуи переводится как "сакура о тысяче ветвей", а меч Гинрея - как "слива о тысяче ветвей" (надеюсь). Как-то так:) ** Midori no burashi to kyanbasu  — зелёная кисть и холст (реверс гугла «из зелёной кисти и холста»). Я знаю, что это скорее должно произноситься как «Мидори браши то Кянбасу», но мой вариант мне просто нравится больше. Надеюсь, мне простят эту вольность, особенно если учесть, что с языком я не знакома от слова совсем.