Часть тринадцатая
31 декабря 2016 г. в 02:33
Удивительно, но наблюдать за падающими листьями и в самом деле оказалось безумно увлекательно — главное, найти подходящую компанию. Например, сидя около лечебных источников Тенджиро-сана в компании с нервничающим капитаном Укитаке и обманчиво-расслабленным Шисуем. Ичиго отчётливо ощущал его напряжение и готовность нападать — и капитан Куросаки искренне надеялся, что такого поворота событий удастся избежать. Сражаться против будущего Главнокомандующего, имея в арсенале только чужую реацу — если он захочет покончить жизнь самоубийством до встречи с Врагом, то выберет более гуманный способ.
Но восьмой капитан не собирался атаковать, пока не получит ответы на интересующие его вопросы, и это вселяло некоторую надежду.
Приглашение на совместную прогулку пришло на следующий день после того, как капитан Хитсугая отправился на грунт. Красивое, каллиграфическое, безупречно вежливое и спокойное, такое же, как и всегда — Ичиго чуть не выбил дверь вырвавшейся из-под контроля реацу, когда читал. Пахло неприятностями, пахло недоверием — но, к счастью, совершенно не пахло страхом.
Впрочем, Джуширо бояться нечего, а Шисуй, кажется, просто на это неспособен.
Конечно, Ичиго выслал ответное письмо с согласием, а теперь сидел здесь и наблюдал за падающими листьями — начинать этот разговор не было никакого желания. Надо было, конечно, всё обсудить. Поговорить с Укитаке, успокоить его и получить такое долгожданное спокойствие и умиротворение от него. Занпакто существует, чтобы служить хозяину — занпакто рождается во внутреннем мире шинигами, живёт поступками шинигами, несёт волю шинигами и умирает во имя шинигами. Обычно шинигами и духовный меч неразлучны, и меч может в любой момент прикоснуться к сознанию хозяина, почувствовать его присутствие, призвать к себе, вниз, и поговорить.
И, пусть Ичиго и не был обычным занпакто, а Короля Душ нельзя было назвать шинигами, но ему этого не хватало. Возможности ощутить его присутствие, убедиться, что у него есть направляющая рука. Петь в чужих руках, сражаться ради хозяйских целей — такие простые, но чужеродные желания пугали и будоражили кровь. На что это похоже — быть мечом? Куском искусно выкованной стали, продолжением твёрдой руки? Неужели это возможно — отказаться от себя, от своей воли… Нет, не отказаться — добровольно стать частью чего-то большего, стать…
Стать — кем? Он никогда не сражался со своим хозяином, никогда не делил радость битвы, никогда не становился с ним единым целым.
На что это похоже? Отказаться… От своей человечности? От Куросаки Ичиго…
Нет.
Наконец-то стать Куросаки Ичиго на самом деле.
Голые, нечеловеческие инстинкты подступили так близко, как никогда раньше. Ластились под мыльной плёнкой благоразумия, просились наружу, осторожно поднимались к его голове и, кажется, окрашивали глаза в жёлтый. Широсаки Хичиго — так, кажется, звали его меч? Не преданного и верного Зангетсу, который ложился в руку и грел своей уверенностью в победе, а Широсаки Хичиго — комок инстинктов и желаний.
Духовный меч — это не просто оружие. Духовный меч — напарник, соратник, самый верный друг. Тот, кто поддержит тебя. Тот, кто спасёт тебя. Тот, кто умрёт ради тебя.
Тот, кто убьёт тебя, если ты окажешься недостоин. Конь и Король — и всё изменится, если ты не удержишь на голове корону.
И сейчас Ичиго быстро и прерывисто дышал, ощущая, что от полного высвобождения его инстинктов их удерживает только мыльная плёнка остатков благоразумия.
Это не Король. Это Мимихаги — его кусочек, его рука, его неполное подобие.
И он — единственная его возможность действительно почувствовать хозяина. Хотя бы так. Хотя бы сотую долю его души.
В общем, сейчас Куросаки Ичиго был в довольно плохой форме, и, судя по растерянному взгляду Укитаке, не у него одного были проблемы. Шисуй, сейчас стоящий между ними, подобно наскоро сколоченной баррикаде, напряжённо переводил взгляд с одного капитана на другого. Ичиго был готов ему ближайшее тысячелетие за это саке таскать — не будь здесь хоть одного благоразумного мертвеца, чёрт его знает, чем бы всё закончилось.
Шисуй прочистил горло и откашлялся, отвлекая седьмого от созерцания падающих листьев.
— Так… ты ничего не хочешь нам рассказать, Куросаки-кун?
И, видя только недоумённо приподнятую бровь и получив тычок под рёбра, восьмой капитан продолжил.
— Возможно, дать ответы на некоторые возникшие у нас вопросы? Потому что, уверен, ты понимаешь в происходящем больше, чем мы.
Ичиго коротко хмыкнул и скрестил руки на груди.
— Хочу. Более того, я отвечу — но не раньше, чем кто-нибудь мне объяснит, каким образом Джуширо Укитаке стал Мимихаги.
Тринадцатый потупил взгляд и покраснел, а вот восьмой выглядел удивлённым. Кажется, будущий Главнокомандующий не ожидал, что тайна его друга будет раскрыта, да ещё и так непринуждённо. Шисуй уже открыл рот и собирался что-то сказать, когда Укитаке осторожно отстранил его и вышел вперёд, замирая прямо перед Куросаки — Ичиго буквально видел разделяющие их девять шагов, осязал их непривычно нечеловеческими инстинктами и кусал внутреннюю сторону щеки, чтобы не издавать подозрительных звуков.
Звуков, на которые человеческая глотка просто не способна.
— Я… Я много болел в детстве. Когда мне было три, мои лёгкие начали отмирать, и родители отнесли меня в храм Мимихаги. Они молились, и я молился тоже… И он откликнулся.
Куросаки задумчиво кивнул.
«Величество?»
«Похоже на правду, Куросаки Ичиго. Моя правая рука всегда отличалась тягой к справедливости.»
Прозвучало странно, но Король Душ не собирался ничего пояснять. Ичиго не требовал пояснений — хозяин, всё же, Бог, у него всё не как у людей.
Шисуй нахмурился, но влезать во второй раз между ними не решился — Куросаки был ему за это благодарен. Растерянный взгляд зелёных глаз почему-то успокаивал, сдерживал, а не пробуждал инстинкты. Пока он был вдалеке от Укитаке, он был Хичиго. Когда он был рядом, он становился Зангетсу.
Станет ли он когда-нибудь Куросаки Ичиго?
Седьмой капитан сократил дистанцию на полшага, не желая разрывать зрительный контакт. Вдохнул сквозь зубы, несколько раз сжал кулаки и постарался расслабиться.
— Я знаю не так много, как вам кажется. И, прежде чем я начну — поклянитесь, что не скажете Гинрею ни слова.
Капитаны переглянулись, и Куросаки чуть не зарычал от досады, снова напрягаясь от вспышки Хичиго. Первым, ожидаемо, поклялся Укитаке — Шисуй выбрал самую витиеватую формулировку, явно оставляя себе кучу лазеек и добавляя каких-то незначительных нюансов.
Вдох, выдох. Вдох, выдох. Выдох…дальше тянуть нельзя.
— Всё началось, когда я умер. Моё тело не слушалось меня, моё оружие было бесполезным. Я лежал, уничтоженный собственным бессилием, а Враг медленно уходил прочь, кажется, даже не заметив моего сопротивления.
Дважды мертвец резко опустил голову, выпуская свою ярость и застарелую боль наружу. Всего лишь эмоции — то, что есть даже у меча.
— И тогда Король Душ пришёл ко мне. Он предложил мне… сделку. Право существовать дальше. Возможность попробовать ещё раз. И в этот раз я не ошибусь.
Рассказывать было слишком сложно. Слова отчаянно не хотели выходить из гортани, отказывались формироваться ещё в лёгких, цеплялись за язык и щёки. Сколько лет он молчал! Сколько раз хотел раскрыть свою тайну! Не раз и не два он до крови кусал себя за язык, желая рассказать правду Айзену, а потом Гинрею!
Он справился. Спрятал правду, запретил вспоминать, запер под всеми замками, скрепил клятвами и чужой кровью. Но — зелёные растерянные глаза, но — расстояние сократилось ещё на три шага. Меч не умеет лгать — а это значит, время говорить правду.
Укитаке протянул вперёд руку, словно желая дотронуться. У капитана вышел только шёпот — хотя, кажется, он совсем не собирался шептать.
— И какова цена?
Ещё полшага. Теперь осталось пять — пять шагов, и он встанет рядом с хозяином. Хичиго и Зангетсу перемешались, пели в унисон, даруя невозможную смесь из животного ожидания и мудрого спокойствия — и Ичиго вспомнил, что этих двоих больше не существовало. Ичиго, Хичиго и Зангетсу — это всё он сам.
— Я стал его мечом. Занпакто, рождённым для одной цели — уничтожить Врага. Запертым здесь, без права выйти или подняться к нему. Одноразовое оружие, столь мощное, что способно разрушить мир, если неправильно использовать. Знаешь, каково это — не иметь права подняться к хозяину? Не иметь возможности сражаться рядом с ним, прятать собственную сущность, быть человеком? Но теперь всё изменится. Теперь всё иначе.
Глаза в глаза. Нетерпение. Присутствие в голове и присутствие напротив. Смех и принятие, ярость и спокойствие. Конь. Король. Меч.
Просто сделай это.
Позови по имени.
Взорвавшаяся ярость отшвырнула их друг от друга — и если Ичиго даже приземлился на ноги, то Джуширо буквально рухнул на Шисуя, резко белея и начиная харкать кровью, пытаясь вдохнуть. Куросаки окатило злобой и торжествующим рычанием, и он только через несколько секунд понял, в чём дело.
Согьё но Котовари. Парный меч тринадцатого капитана.
И осознание этого привело его в ярость.
Мир изменил цвет, стал объёмнее и многограннее. Из горла доносилась дикая смесь визга металла и каменного скрежетания. Чужая-своя реацу закрутилась вокруг, пугая, внушая, подкрепляя волю.
— Как вы посмели, жалкие выродки Королевской Стражи? Воля хозяина священна!
Ненависть, отрицание, отчаяние самоубийцы и готовность стоять до конца.
Мой хозяин. Не отдам.
Умом Ичиго понимал, что Согьё но Котовари правы — это и в самом деле не его хозяин, и он не имеет права на него претендовать. Но он так долго ждал этой встречи! Так тосковал! Верил и шёл к своей цели!
«Куросаки Ичиго.»
Голос в голове был слишком могущественным, чтобы ослушаться, и Ичиго резко вскинул голову, тщетно надеясь разглядеть очертание Дворца Короля Душ через облака.
— Простите, не смог сдержаться. Это первый раз, когда я так близко к части тела Хозяина, и почти не могу себя контролировать.
Согьё но Котовари немного успокоились, и Укитаке смог распрямиться и встать ровно — правда, вцепившись в руку Шисуя, словно мир вокруг рухнет, стоит её отпустить. Смущённый Ичиго послал чужому мечу самые искренние извинения, и даже получил порцию сочувствия — правда, подпускать Королевский Занпакто к своему хозяину Согьё но Котовари пока не собирался. Во избежание, так сказать. Укитаке с удивлением щупал собственную грудь и вопросительно переводил взгляд с Ичиго на свой меч в ножнах, буквально лучась сочувствием и готовностью помогать, а вот Шисуй резко наполнился задумчивостью.
— Теперь понятно, почему ты воскрес, Куросаки-кун. Даже Айзен не в силах противиться воле Короля Душ.
Ичиго замер подавившись воздухом — осознание ударило его под дых, поползло краской по лицу и шее. Они подумали, что он говорит о своей последней смерти. Они не поняли, что он уже умирал.
Куросаки просто не смог их поправить. Не смог переубедить, не смог заговорить ещё раз — слишком стыдно и неправильно, слишком остро и глубоко. Как сказать Шисую, что он знал о его судьбе, ещё будучи его лейтенантом? Как рассказать о том, что было в его прошлом и никогда не станет его будущим? Как рассказать её — полную, абсолютную правду?
Наверное, никак.
Шисуй вдруг ухмыльнулся, протянул руку для рукопожатия — Ичиго с удовольствием отметил, с радостью понимая, что они ещё друзья. И следующий вопрос от будущего Главнокомандующего, заданный легко и непринуждённо, будто бы капитан говорит о сорте саке, был довольно неожиданным.
— Так кто у нас Враг?
Широкая ухмылка пересекла лицо седьмого капитана, и он уже сознательно выпустил собранную чужую силу.
— О, ты о нём, разумеется, слышал. Сын Короля Душ и Отец Всех Квинси, тот, кто скоро очнётся от почти тысячелетнего сна. И имя ему — Яхве.