Три оси времени

На ноги его поставили быстро — донором реацу выступал капитан Хитсугая. Десятый вызвался сам, попросив Исане не осторожничать, и сейчас Куросаки Ичиго чувствовал себя так, будто он двести лет провёл на курорте. Тоширо это не повредило, он всё ещё был переполнен силой, и некоторые молодые шинигами сплетничали, что она переливается через край на резких поворотах. Сейчас капитан Хитсугая вымахал, раздался в плечах и выглядел не моложе двадцати, так что в реакции молоденьких девочек не было ничего удивительного. К их разочарованию, никому во всём Обществе Душ не светило ещё минимум лет сорок, но падких на красоту девиц не останавливала тонкая бирюзовая тесёмка, старательно привязанная к ножнам. Во всём остальном десятый был идеален — он всегда был одним из лучших, а сейчас переживал потерю, полностью погрузившись в дело, и все его идеи приносили чертовски хороший результат. Воистину, Хитсугая Тоширо был настоящим самородком, и Ичиго предсказывал ему место Главнокомандующего, если они смогут это пережить, а Шисуй придумает способ улизнуть. Сама мысль о том, что он может испытывать нечто подобное, вызывала отвращение, но, кажется, где-то в глубине души он был рад, что Айзен убил Момо Хинамори. О Айзен, зачем же ты сделал это? Ты ведь был привязан к ней, ты присматривал за ней, помогал, поддерживал. Ты её убил. Неужели тебе и правда не было до неё никакого дела? До маленького Цветочка, наивного, но преданного тебе от начала и до конца? Она пришла по первому зову, совершила преступление, за которое её наверняка казнили бы. Наверняка она счастливо улыбалась, когда поняла, что её ждёт, и гладила тебя по щеке и плечу. Ты же оставил её там — держу пари, ты ни разу не обернулся. И как, после такого, можно в тебя верить? Ичиго тряхнул головой, прогоняя воспоминания о Цветочке. Его вина — не уследил, не досмотрел, поставил собственные переживания выше её жизни. Но, опять же, никто не хотел этого принимать, и ни Тоширо, ни Комамура не принимали его оправданий. Хоронили девочку втроём, на отшибе — на пороге Апокалипсиса её смерть не волновала никого из Общества Душ. Нынешний седьмой приходил на могилу каждый день, если удавалось выкроить время, десятый даже не поворачивался в сторону холма. Зато тесёмку теребил даже в спокойном состоянии, и повзрослел меньше, чем за месяц, поставив рекорд в Обществе Душ. — К-куросаки-сан? Полный мужичок дрожал всем телом — Ичиго умудрился залипнуть прямо над его развороченной ногой. Стажёр, выдернутый из Академии, с благоговением стоял где-то за спиной, держа на широком подносе ножницы и бинты — будь на его месте Исане или кто-нибудь из старой гвардии, четвёртый уже ощутил бы лёгкое похлопывание по плечу или резкий удар по голени. Куросаки ухмыльнулся и постучал пациента по плечу, чем, кажется, перепугал его ещё больше. — Не трясись, жмурик — всё у тебя нормально, даже ногу отрезать не будем. Пара часов, и бегом отсюда побежишь. Его бодрая речь не помогла мужчине успокоиться, и Ичиго, не дождавшись ответа, снова похлопал его по плечу и пошёл дальше, оставив ногу на стажёра — пареньку надо учиться, и ничего сложного здесь нет. — Кажется, половина твоих больных умирает от ужаса, Ичиго. Ты уверен, что Унохана знала, что делает? Гинрей примчался к нему пару часов назад, тихо сообщив, что «Ковчег» уже дрейфует где-то в пространстве. Старый друг сразу воспрял духом, когда его правнук и обожаемая жена оказались в относительной безопасности, и теперь блистал на фронте, возглавляя сепарированный клан Кучики. Благородный дом официально заявил, что у них к квинси личные счёты, и сражался отдельно, став своеобразным «четырнадцатым» отрядом. Единственной проблемой всего этого было то, что Бьякуя не мог мстить за своего отца рядом с остальными — шестому отряду требовался капитан. Эта проблема несколько раз поднималась на военном совете, но пока что всё оставалось по-прежнему. Можно было бы скинуть отряд на Абарая Ренджи, но он был слишком слабым и не самым умным, и просто не смог бы грамотно напасть. Ичиго был готов временно принять на себя командование разведкой, и это решение несколько раз собирало достаточно голосов, но Шисуй упирался руками и ногами — в такое тяжёлое время он предпочитал держать меч Короля Душ где-то под рукой. Обоснованное решение, но Куросаки и Кучики всё равно пытались что-то сделать. — Рицу грела мне место последние два года, Гинрей. Полагаю, она знала, что делает. Что нового на фронте? Старый друг встал около его левого плеча, с интересом наблюдая за тем, как четвёртый сращивает перелом. Сделав небольшую паузу, он дёрнул головой, собираясь заговорить, когда его перебил запрыгнувший в окно Хирако. Пятый капитан крутанулся на пятках, припечатал Ичиго по едва зажившей спине и пристроился справа, демонстрируя миру свой фирменный оскал. — Побеждаем со всех сторон. Лучники поджимают стрелы и бегут, как девчонки, когда по двору проходит обновлённый капитан Хитсугая, а наши бойцы ноют и хотят домой. Я даже с ними согласен — почему бы нашему Главнокомандующему, Айзену и Яхве не собраться в одной комнате? Думаю, горячий тройничок в их исполнении решил бы все наши проблемы — «занимайтесь любовью, а не войной», все дела. Впрочем, тогда нас ожидает другая битва — между тобой, Джунширо и каким-нибудь смазливым мальчишкой из квинси. Я ничего не перепутал, господин бывший начальник разведки — наш капитан Куросаки всё ещё официально спит с предыдущим Абсолютным Злом? Шутку Шинджи оценил только хмыкнувший Ичиго — все нынешние пациенты Госпиталя замерли в благоговейном ужасе. Это уже были новые — те, что эвакуировались в Убежище, либо уже выздоровели, либо умерли от ран. Гинрей не рассмеялся по другой причине — он с изумлением уставился на пятого, явно не ожидая настолько своей шуточки. — Напомните мне, почему мы до сих пор никогда не разговаривали, капитан Хирако? Пятый оскалился ещё сильнее, отвешивая шутливый поклон и немного отступая, чтобы Ичиго мог подобраться к шинигами, которого придавило стеной, и теперь его правая часть тела напоминала фарш. — О, Кучики-сан, всё очень просто — вы были слишком заняты интрижкой с Укитаке-сан. Теперь уже хмыкнули оба, а в глазах Гинрея разгоралось неподдельное уважение. «Интрижка», как её ласково назвал Хирако, была грандиозным столкновением двух интриганов — старшей из трёх сестёр главной ветви Укитаке и тогдашнего главы Кучики, который предпочитал политику младшей. Битва была долгой, муторной и слишком интеллектуальной, как и все заговоры среди бессмертной аристократии. Ну и, разумеется, победил Гинрей, и лучшим тому свидетельством был То-кун, который прямо сейчас дрейфовал в «Ковчеге» вместе с малышом Ичиго. — Когда это безумие закончится, нам определённо стоит надраться вместе. И Гинрей, и Шинджи горячо поддержали его предложение, а сам Куросаки усмехнулся, подумав, как много всего они натворят. Как показывала практика, и Кучики, и Хирако были любителями сотворить что-то безумное, а уж о нём самом вообще можно было не вспоминать — подай идею, потом сам с люстры снимать будешь. Пока двое шинигами активно болтали, он успел вылечить штук пятнадцать жмуриков, и впереди ждало гораздо, гораздо больше. И это только в его секторе — сейчас по всему Госпиталю трудились медики и Исане. И именно этот момент выбрал Гин, чтобы, как обычно, возникнуть из окна. — Главнокомандующий собирает совет. Через десять минут, капитан Куросаки. Бедная девочка — опять ей доделывать его работу. Ичиго обречённо осмотрел фронт работ — не успеет, вообще никак. Максимум вылечит ещё двоих, потому что Змей наверняка рванул сюда сразу, надеясь дать ему немного времени. — Спасибо, Гин. Дашь мне пару минут? Ичимару задумчиво склонил голову набок, рассматривая беременную шинигами — месяц пятый, наверное, и след от стрелы в плече. — Вам помочь, капитан Куросаки? Ичиго помахал головой, прикасаясь к маленькому мальчику с разорванным боком. Он и беременная шинигами, и всё — и так придётся бежать изо всех сил. — Не стоит, Гин. Побереги силы. Третий медленно кивнул, явно полыхнув бешенством. Ему даже говорить ничего не требовалось — Куросаки отчётливо ощущал змеево недовольство. Именно этими словами Ичиго отослал непрерывно извиняющегося Урахару, который чуть ли не кишки себе выпустить хотел от чувства вины. Четвёртый на ученика не обижался, и действительно считал, что сильным солдатам стоило сосредоточиться на войне — тем более Панамке-куну, который теперь страховал одуревшую от радости Йоруичи. Гина это страшно бесило — когда он узнал о том, что сделал Киске, то чуть его не убил. Ичиго даже думать не мог, как именно его оттащил Шисуй, но, со своей стороны, старательно мыл Змею мозги на тему того, что убивать Урахару не надо. Даже официально приказал, на всякий случай — но не был уверен, что Киске не найдут где-нибудь в канаве, со следом от шальной стрелы. На собрание летели в шунпо, и всё равно прибыли последними — Гинрей, напяливший фирменную Кучики-мину, толкнул дверь. — Рад вас видеть, господа. Я собрал вас раньше времени, потому что наш осведомитель принёс новости. Прошу, займите свои места. Ичиго, Гин и Хирако встали в ряд с капитанами, Гинрей проскользнул к основным представителям Великих Домов. Шисуй кивнул, и вперёд выступил беловолосый квинси — тот, которого Куросаки несколько раз видел вместе с отцом и в доме Урью. Мужчина с ледяным спокойствием пережил яростные взгляды, а потом, подчиняясь кивку Главнокомандующего, начал говорить. — Как вам известно, мой сын, Исида Урью, проник в армию врага, и был принят самим Яхве. До этого момента мы не выходили на связь, чтобы не подвергать его опасности, но этой ночью он решил, что информация слишком ценна. Яхве назначил дату — завтра на рассвете он войдёт в Общество Душ, чтобы сокрушить вашего Короля. Та атака на госпиталь была лишь проверкой, а он не считает жизни солдат — с каждой смертью его душа растёт, и он становится лишь сильнее. Тем более, что он ещё не выпускал Штернриттеров — а каждый из них стоит сотни рядовых. Боюсь, завтра нас ждёт настоящий Апокалипсис. Вот так, просто — несколько минут назад лечишь шинигами, а потом узнаёшь, что завтра тебя уже не будет. И, почему-то, он этого не ожидал — хотя готовился несколько столетий. Оно всегда так, Величество? Так неожиданно, нежданно, так смертельно — стоишь, словно оглушённый, и шепчешь «не может быть». Куда же ты делась, обречённая решимость? Шисуй был собран и серьёзен, как никогда. — Отлично. Благодарю за информацию, Исида, и спрошу лишь одно — вы выступите на нашей стороне? Квинси замер, а потом отрицательно замотал головой. — У Урью мало времени — его побег скоро заметят. Мы планируем скрыться на континенте и дождаться сигнала от Ишшина. Впрочем, мы оставим ловушки в Мире Живых, так что можете быть уверены, что мы на вашей стороне. Главнокомандующий кивнул, и старший квинси сбежал — никто в целом мире не мог бы его винить. Он и так подарил им бесценную информацию, а в горячке боя они с Урью скорее погибнут, чем что-то решат — никто не будет разбираться, свой это квинси или нет. — Господа капитаны, мы впустим его сюда. Портал откроется на окраине к Сейрейтей, и мы позволим ему дойти до самого центра — мы оставим максимально возможное количество ловушек, но пустим его до лифта к Королю Душ. И здесь мы возьмём их в кольцо, и ни один из квинси его не покинет. Яхве потребуется время, чтобы открыть себе путь, и мы должны уничтожить столько квинси, сколько это возможно. Маюри, что с твоей работой? — Последняя стадия, Кьёраку-сан. В принципе, можно использовать. — Хорошо. Распространи мазь среди всех отрядов — это позволит уничтожить душу любого квинси, тем самым не дав Яхве набраться сил от своих последователей. Итак, мы должны уничтожить всех сторонников до того, как враг откроет проход. После того, как это произойдёт, и он исчезнет, все капитаны отправляются в лифт, и мы поднимаемся наверх. Дальше два варианта — либо Королевская Стража уничтожит его, и мы прибудем напрасно, либо он уничтожит Королевскую Стражу, и тогда его убийство ляжет на наши плечи. Возражения? Взгляд глаза в глаза — только не в его, а выше. Он ведь просто проводник, хрупкий меч в чужих руках. Он ничего не решает — он получает приказ и рушит законы мироздания, чтобы его выполнить. Он сейчас даже не четвёртый капитан — и губы послушно зашевелились, повторяя слова, набатом бьющиеся в его голове. «Да будет так.» Шисуй кивнул, и этот жест зеркально повторил Укитаке — все трое отлично знали, что произойдёт завтра во дворце Короля Душ. — Отлично. Куросаки, переводи своих больных в убежище и сдай все дела своему лейтенанту — завтра ты возьмёшь на себя шестой. Это последняя битва, и я не имею права лишить главу клана Кучики возможности отомстить. На этом всё — сбор за полчаса до рассвета. Советую выспаться и поберечь силы. Куросаки, останься. Ичиго послушно кивнул, ожидая расспросов о его силах занпакто, но Укитаке вышел вместе со всеми, а Главнокомандующий спрятал глаза за широкой шляпой. — Ичиго, ты не знаешь, что собирается делать Айзен? Он не сразу понял, о чём речь. Несколько раз тупо моргнул, прогнал реацу по телу туда-сюда. — Что? — Айзен. Бессмертный шинигами, имеющий в своём распоряжении армию пустых. Я пытаюсь связаться с ним с начала всего этого, но пути в Уэко Мундо закрыты наглухо. И именно поэтому я спрашиваю тебя — ты знаешь, что он собирается делать? Айзен. Айзен-Айзен-Айзен. Его смертельная зараза, медленно убивающая его изнутри. Он думал, что сможет отмыться, думал, что сможет избавиться — но, видимо, его первый друг слишком глубоко пророс под кожу. — Не знаю. Шисуй всё ещё прятал глаза, оставаясь убийственно серьёзным. — Тогда я, как Главнокомандующий Готей-13, говорю следующее — никто не будет судить тебя, если ты найдёшь способ связаться с ним. Никто не будет судить его, а предыдущие приговоры будут отменены, если он выступит на нашей стороне. И никто не остановит тебя, если ты используешь любой, даже самый кровавый и жестокий способ, чтобы связаться с ним. Извечный друг. Извечный враг. Правда или ложь, Соуске Айзен? Ложь или правда? — Я не могу сделать этого, Кьёраку. Я не видел его с того момента, как погиб Старик Ямамото, и он не оставил мне никакого средства связи. И я не знаю, что он собирается делать дальше. Это я верю в Айзена, капитан — ему, видимо, нужны более веские причины для чего-то подобного. Шисуй тихо выдохнул, и этот жест был переполнен жгучим отчаянием. — Это очень плохо, капитан Куросаки. Фактически, это убивает нашу последнюю надежду. В бараки четвёртого Ичиго возвращался один, отчётливо ощущая, что Гин проводил его до самых дверей. Они всё ещё пахли надеждой, когда он их собрал — уставшие, изляпанные в крови и почти полностью лишённые реацу шинигами. Медики, с которыми за это короткое время он сроднился сильнее, чем с обоими предыдущими отрядами. Сильные, стойкие, несгибаемые — коротко кивнувшие в ответ на новости, тихо исчезающие в тенях, чтобы начать эвакуацию. Если бы Ичиго не поклялся убить Яхве, он бы сделал это сейчас — ради этих каменных, верных себе и своему делу людей. Лучших людей, лучших солдат на свете. Они закончили перетаскивать больных, когда до рассвета осталось два с половиной часа. Ичиго уже вернулся — немного побродил по странно-пустым баракам, зачем-то прочитал пару отчётов, густо смазал мазью Маюри Мидори но Бураши. Сон не шёл, и он даже не пытался — разложил футон только ради того, чтобы отвлечься на время. Она стояла на пороге. Напуганная, дрожащая, шалеющая от собственной дерзости. В простом юката, завязанным всего на один узел, без любимых украшений на коротких волосах. Обнимала себя руками, горбилась, стараясь казаться ниже — хрупкий оленёнок, которого хотелось погладить, обогреть. Или, ещё лучше — подарить кимоно. Дорогое, тяжёлое, чтобы расправились плечи, подборок взметнулся вверх, а глаза разгорелись спокойной решимостью, как при взгляде на очередного пациента. — Не прогоняйте меня, Куросаки-сан. Только не сейчас. Исане не сдержалась, сухо всхлипнула. Слёз не было, как не было сомнений или сожалений — была решимость, влюблённость и страх, что завтра никто из них не проснётся. — Пожалеешь. Она резко мотнула головой, зажмурилась, сделала несколько шагов вперёд. Робкая, растерянная, болезненно-доверчивая. — Завтра мир рухнет, Куросаки-сан. Унохана-сан часто говорила… Говорила, что желания надо выполнять сейчас, потому что завтра может не наступить. Сейчас оно действительно не наступит, Куросаки-сан. И я… я бы хотела… я прошу… Тёплая. Она наверняка тёплая, несмотря на то, что дрожит и сжимает себя руками. Открытая, расслабленная, позволяющая читать себя, как по ладони. Романтичная, глупая, влюблённая девочка. Давно влюблённая — с первой раны, а не глупого приёма, где они лавировали под руку между цветом аристократии. Чистая, искренняя, живая — так хотелось забыть обо всём, спрятать голову на груди, позволить её огню отогнать мёртвый холод. Сделать вид, что это навсегда — что завтра не наступит, что можно просто остаться здесь, на этом футоне, а потом лежать головой на её коленях, дарить кимоно и возвращаться в дом с колокольчиком. Будто два часа вечны. Будто они действительно могут любить друг друга. — Иди сюда, Исане. За всю свою жизнь он делил ложе только с одной женщиной, а у неё не было ни одного мужчины. Она покорилась, доверилась — соскользнула в объятия, оставляя у порога бесполезное юката. Раскрывалась, ловила каждый жест, неловко целовала и гладила по плечам. Сильная, как Рицу, нежная, как Мелкая — та, которой ему так сильно не хватало. Лучшая из его женщин, отныне и навсегда — и плевать, что «всегда» сгорит в первых лучах солнца, когда тяжёлые сапоги, громыхая, опустятся на землю его родного мира. Этого нет. Нет сапог, нет рассвета, нет квинси. Есть Исане, тёплая и нежная, осторожно гладящая его по волосам и хихикающая, потому что ей щекотно и стыдно за его исцеляющее заклинание. Есть её глаза, готовые ещё раз разделить с ним этот мир. Есть только это — то, во что он может тяжело соскользнуть, чтобы ещё раз вспомнить о том, что он жив. Только так — будто он будет жить вечно. Отчаянно. Полно. Никаких последствий.