Все любят Беатриче!

Глава двенадцатая. НОСтальгия. Трикси не могла похвастаться легкой переносимостью похмелий. После событий такого рода она буквально заболевала, ощущая слабость во всем теле, жестоко бросаемая природой то в жар, то в холод. Контрастный душ, блин горелый! Вот и сегодня, проснувшись, несчастная через боль поняла, что настал и ее черед вдоволь настрадаться. Не весь же филифьоникс должна расхлебывать ее тетушка. Ночь филифьонка перенесла крайне тяжело. Поначалу заснула она столь быстро, что не успела даже сказать миру «Спокойной ночи», что делала она обычно перед торжественным отправлением в мир грез, где нет ни забот, ни тоски и куда можно боязливо укрыться от всех ужасов жизни. Сон пришел к ней сразу после выхода из фабрики. Филифьонке было настолько плохо, что пришлось вызывать «Скорую», что уже было во время ее самого первого похмелья, когда Трикси было девять лет и она в компании сорвиголовы Вовки опустошила самую вкусную в мире бутылку филифьоникса. Тогда Трикси надолго слегла с тяжелой мордотой, голова болела, а в носу и вовсе творился сущий ад. Этот раз, похоже, не сильно отличался. Ровно в девять часов (все это время Трикси пролежала на скамье, бережно укрытая норковой шубой Чарли, ловя снисходительные взгляды прохожих) карета «Скорой помощи» нарисовалась на горизонте, омытая лучами покидающего мир солнца. Медики погрузили Трикси внутрь, где она благополучно уснула. Проснулась филифьонка уже в родной хате, погруженная в лебяжий пух теплой постели. Было ужасно плохо. Голова раскалывалась, мир плыл в глазах, и любое движение отдавало нестерпимой болью по всему телу. В мгновение ока филифьонка покрылась холодным потом, липким, как гнилой фьони. Ледяные лапы моментально запотели. Лежать было тошно, но стоило филифьонке встать, как она в изнеможении упала на пол. Что скрывать, Трикси несколько раз вырвало. Понятное дело, сон больше не приходил. Лишь под утро Трикси заснула в кресле перед экраном работающего телевизора, какой и нашла ее Маей. - Просыпайся, «красавица»! – торжественно возвестила она. – Ведь сегодня ты получаешь новую работу в замену этой, но они похожи! Так похожи, что все равно! - Не, теть, ну почему сегодня? – протянула Трикси, которую безудержно тошнило. – И потом: что за работа? Я что-то не припомню никаких фабрик фьони рядом… Или это пыточная, и меня назначают на должность палача? В таком случае, я согласна зарубить Линду! - И откуда у тебя, злодейка, такие наклонности? Я ведь говорила, не связывайся ты, ради Гафсы, с этим Вовкой, а ты… Мордовалка безухая! – Маей круто повернулась и уже готова была уходить, когда Трикси неожиданно громко и неприлично вырвало. - Ладно, красавица, я возвращаюсь, - нежно прошептала она, - мы идем работать в кафе «ВкусНЯША», что советовала нам Гильда Ивановна. Я, правда, не уверена, сможешь ли ты сегодня вообще работать? По твоему виду, извини за выражение, не скажешь. – Маей озабоченно присела на корточки подле кресла. - Да я не обижаюсь, - лениво махнула лапой пьяная «пытательница». – Погано просто. Но на такое соглашаюсь. Может, это рекламный филифьоникс, вызывающий голод? Просто жрать охота! А в кафе будет, че пожрать, или опять замануха-обмануха? - Я не знаю, - искренне призналась Маей, разведя лапами, - однако попробовать стоит. И потом: разве не ты вчера стольгорячо доказывала мне свою материальную потребность? - Я доказывала, - кивнула Трикси, - просто сейчас я очень хочу жрать и очень не хочу идти на работу. Мне плохо, тетя. Филифьонка встала с кресла, нарезала несколько кругов по комнате, затем подошла к окну и со вздохом коснулась лбом его стекла. Снаружи по стеклу бил дождь, и изнутри оно изрядно запотело. Поэтому, стоило филифьонке убрать лоб, на стекле некоторое время просуществовало аккуратное окошечко впору только для глаз Трикси в большой мир. Постояв немного, несчастная снова коснулась стекла лбом. Едва заметный ручеек проторил серую свалявшуюся шерсть на ее щеке, вытекая из мешка под глазом. Некоторое время Трикси стояла бездвижно, наслаждаясь дождем, так отлично подчеркивающим ее состояние в сей тяжелый момент. Снова нестерпимая боль переполняла настрадавшуюся грудь, снова хотелось закурить или выброситься из окна, снова хотелось уйти в дождь, дабы слиться с ним в одно целое. Внезапно теплая, столь родная в этот момент лапа легла на плечо Трикси. - Триксюша, - послышался голос, - не беспокойся. Я понимаю, как тебе плохо, родная. Все хорошо, не стоит лишних переживаний. Главное – физическое благополучие, а о материальном мы потом позаботимся. Все, что сейчас тебе нужно, - так это посидеть денек дома, а там, смотрю, и оклемаешься! Трикси медленно повернулась к Маей. Ее рубиновые глаза сверкали от слез. Светлые волосы были помяты и всклокочены. Заметив улыбку на теткиных устах, Трикси едва заметно улыбнулась. Нездоровый румянец заливал ее морду. Из глаз текли слезы. И, не желая больше ждать, Трикси страстно бросилась на плечи Маей. Она была маленькой хемуленкой, что смотрит матерный мультик про пони и радуется жизни, разворачивая яркий блестящий сверток в именины. Маей не врала, ибо через пару недель Трикси действительно весьма полегчало. В тот день, когда Трикси внезапно сковала ностальгия, «Скорая помощь» приезжала снова – от алкогольного отравления у Трикси случился обморок, и два дня филифьонка пролежала под капельницей. «Хорошо хотя бы, что на работу не пошла», - успокаивала себя Трикси. Сегодня филифьонка проснулась в шесть утра с твердым решением начать новую жизнь, бросить курение и вегетарианство – кто только их выдумал? Первым делом Трикси прошла в ванную и встала под контрастный душ, напевая свою любимую песню. Кажется, она называлась «Five Nights at Freddy`s», хотя какое дело? Разве будет Трикси теперь, в новой жизни, погрязать в этой суицидальной брехне? Филифьонка докрасна растерла спину грубым ярко-бирюзовым полотенцем и отправилась на новую, не менее важную миссию, достойную лишь лучшей Мэри Сью – сортировку книг. Не жалея, филифьонка отправила в мусорный пакет «50 оттенков серого», «Бриду» и другие экспонаты богатой сокровищницы никчемной литературы. На их место встали автобиографические книги прадеда – не отца ведь, прогресс! - Веруки, «Мои счастливые лапы!», «Белый клык» и множество других, не менее читаемых рукописей, уважение к котором из поколения в поколение передаётся, передавалось и будет передаваться сквозь века. Ведь очень часто бывает, что яркая обложка скрывает поистине глупый, пошлый и неинтересный сюжет, до которого мало кому есть дело, как, например, «Mystery remains in me». Нет, книга на все века – «Эксперименты Ру», ибо ей еще Винсент зачитывался. Или, например, Бальмонт. Истинный гений, достигший в своих творениях совершенства, претендовал на первое место в сердце Новой Трикси. Расправившись с работой, филифьонка улеглась на ковер, закрыв глаза и представляя себя пушинкой, которой суждено вот-вот погрузиться в пучину небесного океана вдали от всех забот и тревог. Вот и не хочется больше ни курить, ни плакать – ничего не хочется, лишь лежать, наслаждаясь собственным покоем и одиночеством, и размышлять, как чертовски прекрасна эта жизнь! В этот момент в дверь постучали, однако куда размечтавшейся филифьонке до таких вещей, как обещание Маей! Нетушки. Пусть сама заходит. Филифьонка не стала ждать и исполнила вышеуказанную прихоть судьбы. - Не лежи на полу, это вредно для… - Маей запнулась, - Трикси, почему ты открыла окно и лежишь здесь, обдуваемая сквозняком? На улице холодно! Немедленно вставай! И кстати, ты чего, книги собираешься выкидывать? Мне б дала, а я пожалую их в местную библиотеку. Вставай-поднимайся, рабочий народ! – тетка торжественно рванула племянницу за бледную лапу. – Сегодня мы отправляемся на новую работу в кафе «ВкусНЯША»! Ну, давай же! «Идиотское название, - подумала Трикси, - никому в здравом уме в голову бы не пришло так называть кафе! Да и кафе, чувствую, не сильно отличается». Чисто-голубые лакированные сапожки с золотыми деталями отлично сидели на Трикси, отражая первые позолоченные листья. Локоны, ослабшие во время болезни, безвольно поддавались ветру, в то время как душа Трикси пела и вообще – была на полном подъеме. - Солнечная ты сегодня какая-то, - заметила Маей, подводя племянницу к красивому зданию. Сверкали на нежных солнечных лучах миллионы цветных витражей преимущественно разнообразных оттенков голубого. Дверь скрывалась под мраморной площадкой, поддерживаемой колоннами, сделанными так, что будто бы стояли две филифьонки чистейше-белого камня, возложив её на лапы. Сквозь одежду просвечивали рельефы их стройных тел, а талии, перетянутые узкими поясками, овевали виноградные лозы, мраморной гирляндой тянущиеся к площадке и там струящиеся из корзины плодородия. Над корзиной обозначалась на цветном стекле филифьонка, протянувшая к ней лапы – и продолжались они уж каменные, охватывая корзину. То была толстая, добрая филифьонина с шерстью лубяного цвета, отбрасывающей солнечные поцелуи бликами, словно бронза. Красные её волосы спускались вниз, словно кровь бурной юности. А бирюзистая вода рассыпавшегося мириадами огней эфира вкруг неё вне стеклянной панели расходилась листьями на фоне рисованного перламутровой краской неба цвета вод Лазурного Грота. К его сапфировому шатру протягивали тонкие руки изящные башенки сказочного города, выходящего к золотистому берегу, купающемуся в сахарно-голубом море. Толстая его лента спускалась ниже и ниже по фасаду, касаясь затем иного берега, поросшего травой – и рисунок переходил в клумбу. Цветущий остров тянулся, проходя и под окном, через которое было видно, как заправляются внутри под транслирующийся по плазменному телевизору репортаж про деятельность Билла Сайфера пришлые хемули. - Сброд, бестолковый сброд, - цинично прокомментировала Трикси, ибо при первом же взгляде на ЭТО у неё испортилось настроение. Хорошие филифьонки тут не заправляются, это она знала наверняка. – И, да, что за чёрт с Биллом? Кто позволял им транслировать здесь про моего отца? Здесь же располагалось и открытое кафе, все столики которого были пусты, и один из них заканчивала протирать молодая филифьонка. Завидев Трикси, она улыбнулась лучисто и радостно. Странно, когда Трикси убирается, она так не улыбается. Над головой же добротной красновласой фьеги с корзиной серебрилась мощная платиновая доска с золочёной надписью: Кафе «ВкусНЯША» Добро пожаловать!