In the sky with diamonds

— Выйдете на поверхность после одиннадцати ночи, — говорит Тони. — Передача в два тридцать. У нас коротковолновые передатчики, для них важно отсутствие помех в атмосфере, поэтому время назначено посреди ночи. Трёх часов вам должно хватить, чтобы убраться подальше от входов в тоннели. Он спиной чувствует, что Стив смотрит на него… неодобрительно. Может, даже качает головой. Посреди ночи — вдвойне опаснее. «Бладжерам» темнота не помеха. И «ответка» по источникам радиоволн ночью прилетает гораздо быстрее. Тем — тоже проще без атмосферных помех. Стив за спиной напряженно молчит. Зато Клинт спокойно кивает и протягивает ладонь, на которой виден след от свежего, еле затянувшегося ожога. И Тони кладет в эту ладонь две флеш-карты. — Ответ придет в два тридцать два. Постарайтесь, чтобы хоть одна флешка уцелела и добралась до Убежища. Он слышит, как Скотт Лэнг, упершийся локтями в стол слева от него, нервно сглатывает. В кабинете Тони слишком много народу, впрочем, когда это его нервировал переизбыток зрителей? Напрягает его здесь только один человек, но это давно уже потеряло свое значение, как и очень многое другое. Баки Барнс как всегда, получая задания, стоит чуть поодаль, старательно подпирает спиной пластиковый шкаф. Старку кажется, что он еще больше исхудал — а может, это просто резкий люминесцентный свет падает так, что подчеркивает темные впадины под скулами и тень под глазами. Длинные волосы, которые он упрямо не стрижет, забраны в хвост. Баки молчит, он редко и только по большой необходимости разговаривает со Старком. Так выглядит тактичность по-барнсовски, — думает Тони. Эта мысль, наверное, показалась бы ему смешной, если бы у него не болела голова. Тони трет висок: поспать бы хоть пару часов. Но сегодня вечером они со Скоттом планировали еще поколдовать над чертежами системы вентиляции. Им, определенно, нужен еще один уровень воздушных фильтров, потому что проклятая пыль все-таки проникает внутрь, заставляет кашлять людей и выводит из строя механизмы. Тони останавливает безразличный взгляд на алой звезде, украшающей стальное предплечье Барнса. Просто потому, что это самое яркое пятно в комнате. Когда-то она снилась ему в кошмарных снах. Он просыпался с криком, — вспоминает Тони. Он мечтал поймать чертового Барнса и своими руками медленно свернуть ему шею, чувствуя как трещат и ломаются позвонки. Ладно, стальные перчатки костюма не дали бы ему это почувствовать — но он смотрел бы в эти светлые холодные глаза, наблюдая, как они закатываются под лоб, как из них уходит жизнь… Когда-то ему казалось, что он в аду. Как же он ошибался. Тони с удовольствием отмотал бы все назад, вернулся бы в любой из тех дней. Даже в тот, когда разбился Роуди, а Стив чуть не снес ему голову своим щитом. *** — Постарайтесь вернуться, — сухо поправляет сам себя Тони. — Все четверо. — Постараемся, — Клинт поднимает на него глаза цвета пепла, вмерзшего в лед. У Клинта, Баки и сидящего справа Рю Такаги — лица одинаково пятнистые, как будто составленные из двух разных половин. Нижняя половина лица — белая. Лоб и виски — красновато-бронзовые от обветривания и солнечных ожогов. Еще одна белая полоса, как маска вокруг глаз — след от тактических очков. У Ванды кожа бледная, как и у всех обитателей Убежища, кто не так часто бывает на поверхности. Ванда смотрит на Клинта: бесстрастное лицо, седеющие волосы, широкий шрам, рассекший правую скулу и щеку до самого подбородка. Повезло — пришлось мимо глаза. У него мертвые, сожженные кошмарами глаза. В Убежище у многих такие, но заглядывать в глаза Клинта ей особенно больно. Потому что Ванда помнит времена, когда его глаза были живыми. *** Когда-то ей, ну серьезно, казалось, что Ваканда — это край света, конец всему, пожизненная ссылка. Вокруг было столько цветов, вспоминает она: буйная зелень джунглей, гигантские стрекозы, красная черепица крыши на той вилле, где они жили в вакандийской столице. Яркий ситец одежды — в Ваканде любили цветастые ткани. Уличные музыканты и танцоры, крутившие по вечерам фаер-шоу в сквере прямо в центре столицы. Но она старательно всего этого не замечала. Растравляла свою тоску — маленькая дурочка. Страдала по каким-то смешным поводам — теперь уже всего и не упомнишь. Например, ей больно было чувствовать себя живым оружием. Ловить на себе настороженные, испуганные взгляды. Всей кожей ощущать вокруг себя пять метров пустого пространства, видеть, как люди сторонятся ее. Однажды на улице в нее кинули камень. Клинт, шедший рядом, сорвался с места, нырнул в поток прохожих, выволок оттуда чернокожего парня выше себя на голову. Тот даже не бился в железном захвате — только тихо повизгивал от ужаса, как поросенок. Клинт ожидающе глянул на нее, а ей вдруг стало смешно: он был прямо как старший брат, поймавший на улице хулигана. Она фыркнула. Он сдержался, только стрельнул в нее смеющимися светлыми глазами, крутанул парню ухо, шепнул пару слов и пинком спровадил обратно. Довольный собой, как мальчишка. Иногда ей снятся те его, прошлые глаза. Редко. *** Стивен Роджерс смотрит на них, и разрывается между желанием сказать «Я иду с вами» и «Баки, не уходи». У него есть полномочия приказать и то, и другое. Он не имеет права ни на то, ни на другое. Они напоминают Стиву «Ревущих коммандос», его команду времен Второй Мировой, только у тех глаза были живые, а у этих — мертвые. Сухо блестящие глаза людей, у которых нет ни будущего, ни надежды. Да и их самих-то больше нет. Есть только призраки с их именами которые задержались на этом свете, потому что остались еще здесь у них незаконченные дела, — думает Стив, глядя на их когда-то черную, а теперь изрядно полинявшую и изодранную форму. Стелс-ткань отлично маскирует от всех приборов, но легко выгорает. И горит в огне она слишком хорошо. Однако ничего лучше их ученые пока не разработали. Дурацкая бравада, — думает Стив, и нелепая, болезненная, как пуля под ребра, нежность стискивает его сердце, когда он глядит на кривые самодельные шевроны на форме Баки (прямо над звездой), Клинта, Рю. На шевронах с разной степенью художественной вольности, но вполне узнаваемо нарисован Каспер, маленькое привидение (Ванда, когда не в настроении, называет его «ваша уродская медуза»). Крупные буквы над рисунком складываются в название — GHOST. Отряд GHOST — ударная сила, расходный материал — Стив кривится от такой формулировки, а Клинт пожимает плечами и говорит, что на правду не обижаются. Смертники Нью-Йоркского убежища. Те, кого посылают туда, куда все остальные побоятся идти. Запредельная смертность: половина личного состава меняется месяца за три. Из первого состава остались только Баки, Рю — и Клинт, командир отряда. GHOST — это те, кто ходит наверх каждый день, как к себе домой. Те, кто знает развалины, как свои пять пальцев, кто первым наносит на карты новые ловушки и часто отмечает их собственными трупами. Те, кто приносит вниз материалы и детали для производства, медикаменты, найденные в чудом не разграбленных складах, и «цацки» — вещи, изготовленные чужой и до сих пор непонятной цивилизацией. Те, кто не боится смерти, потому что засыпает и просыпается с ней в обнимку. У некоторых из них счет уничтоженных «бладжеров» переваливает десяток. Бартон и Барнс были первыми, кто вообще сумел сбить «бладжер», еще до того, как Тони и Брюс разработали плазменные винтовки. Они работали парой, неделю жили на поверхности, заставляя Стива часами гипнотизировать приемник в радиоцентре: когда выйдут на связь? Выйдут ли? Баки был приманкой для бладжеров, а Клинт лежал в засаде с «Джавелином» и упорно выискивал у круглых летающих роботов-истребителей слабое место. Баки принес с той операции неслабых размеров осколок в правом легком (обычный человек загнулся бы на месте) — и Бартона, с изуродованным лицом и осколочными ранениями, истекающего кровью — его сердце дважды останавливалось прямо на операционном столе. Бартон сумел найти слабое место «бладжера» — то, что, видимо, выполняло роль двигателя. Пятиметровый утыканный датчиками и оружием шар рухнул посреди разрушенной улицы. И когда они с Баки подошли поближе, чтобы осмотреть его, — взорвался. Стив вспоминает, как стоял у операционной, когда этих двоих латали хирурги на соседних столах, и на него снова накатывает, остро, почти неодолимо, желание взять свой щит и пойти вместе с ними. Он стискивает зубы, чтобы не застонать, и остается сидеть на месте, глядя, как Старк дает им последние указания. Стив не может себе такого позволить. И Тони не может. Они оба это прекрасно знают. Каждый из них научился с этим жить. Они вдвоем руководят крупнейшим в Штатах Убежищем. Колонией выживших. Семью тысячами людей, которые вот уже четвертый год прячутся под землей, как крысы, от новых хозяев планеты. Больше людей, может быть, скрылось разве что в вибраниумных рудниках Ваканды. Вакандийское Убежище, сердце африканского Сопротивления, возглавляет ТʼЧалла. Еще, говорят, есть несколько крупных подземных городов в России, на Урале и в Сибири. Но с ними пока не удалось связаться: только однажды радиоцентр Нью-Йоркского убежища принял обрывки длинноволновой передачи из Екатеринбурга. Все же, приятно надеяться, что они есть, и Стив мысленно желает им удачи. Зато на связи Лос-Анджелес. И Израиль. Маленькая упрямая страна, привыкшая выживать в войне всех против всех. Когда Иерусалим превратился в стеклянное плато под ударом инопланетного оружия, остатки ЦАХАЛ и ХАМАСа на удивление быстро нашли общий язык. Подземные бункеры и бомбоубежища израильской армии соединились с сетью тоннелей, прорытых когда-то палестинцами для транспортировки оружия и террористов. Вся страна стала сетью больших и маленьких Убежищ. *** Тони трет висок, бросает еще один взгляд на Барнса и угрюмо думает, как неожиданно легко оказалось сплотиться бывшим врагам, когда в верхних слоях атмосферы зависли боевые станции инопланетной расы Крии. Каким маловажным оказалось все, что их разделяло — теперь, когда все они в одной лодке. И эта лодка тонет. Но не сдается без боя. Они изучают врага: не зря Бартон и его отряд самоубийц таскают с поверхности смертельно опасные обломки чужой человечеству техники. Они потихоньку ковыряют код квантовых компьютеров, которыми оснащены «бладжеры». Они пытаются понять, как думают Чужие. Чтобы однажды выйти на поверхность — и победить. Второго шанса у них не будет. Тони никогда в жизни не думал, что будет кем-то вроде руководителя Сопротивления, однако когда эта ноша свалилась на него — он взял и понес, как миленький. Потому что рядом, среди перепуганных людей, укрывшихся в подземной базе ЩИТ и в Нью-йоркском метро, не оказалось никого, кто справился бы лучше него. Когда явился Стив, стало легче. Стив снял с него ненавистные административные функции (Тони Старк и дисциплина? вы серьезно?), навел в Убежище военный порядок. А еще рядом с ним просто становилось легче дышать. Это не было ни притворством, ни попыткой поддержать других. Стив ни на секунду не сомневался в том, что они вернутся на поверхность и победят. Так уж он был устроен. *** — Валяй, Джон Коннор. И чтобы приволок свою задницу обратно, — тихо говорит Тони Клинту, пока тот надевает легкую броню (не костюм железного человека, но хоть что-то) и стальные, усиливающие движения перчатки. — Лос-Анджелесское убежище должно передать данные по коду, кажется, Вижен нащупал общие принципы построения алгоритмов. Мы их взломаем, клянусь, рано или поздно. Клинт молча кивает, сосредоточенный на чем-то своем. Тони легонько берет его за плечи, встряхивает. — И чтобы вернулся, ты слышишь меня? Мне нужны эти данные. И мне нужно, чтобы было с кем выпить, Кэп в этом плане отстой. И я давно хотел сказать: хоть администрация и не одобряет ваши выходки, особенно тотализатор, Клинт, но лично Тони Старк от них в восторге. Я поставил недельную пайку сладкого на то, что ты вернешься, так что давай, не подведи. А то у меня без сладкого голова не работает. — Ты хочешь сказать, кто-то из моих сволочей поставил против меня? Вот сучьи дети, — Клинт улыбается уголком рта, подгоняя черную механическую перчатку под свой размер кисти, но глаза у него остаются холодными, как всегда. — Хм, ставки… немного не в твою пользу, Клинт, — признается Тони. — После неудачи с прошлым сеансом связи. Все-таки гонять бладжеров — это одно, но когда в игру вступает Станция… просто не знаешь, чего ждать. Короче, я надеюсь сорвать большой куш. Много-много сладкого, Клинт. Не подведи. — Да, кстати. Если я останусь наверху, — говорит Клинт, на пробу сжимая и разжимая стальные пальцы, — то отрядом командует Рю. Если он тоже останется, следующий командир — Джейк. У меня в комнате валяется пара шоколадок для Ванды, Тони. Если… продуешь, одну, так и быть, можешь забрать себе, когда будете разбирать вещи. Не оставлять же тебя без сладкого. Тони осекается, закрывает рот, отходит попрощаться с Вандой и Рю. Клинт краем глаза видит нерешительно приближающегося Скотта Лэнга, вздыхает и медленно поворачивается к нему. — К-клинт, — говорит тот, глядя ему куда-то в район шеврона с Каспером. — Ты ведь знаешь, там есть и мой запрос… Клинт кивает. О да, он знает, о чем Скотт Лэнг лично запрашивает Лос-Анджелес. Наверное, все Нью-Йоркское Убежище знает и, затаив дыхание, ждет ответ. — Я принесу тебе ответ, Скотти, — говорит он почти мягко, так, как только способен. Между ними всего один шаг, и Клинту не так легко его преодолеть, но он шагает — и осторожно обнимает Скотта рукой в бронированной перчатке. — Ты бы тоже попросил ее… — бормочет Скотт. — Может же быть такое, что они еще живы… Почему ты не хочешь, Клинт? Бартон качает головой. «Не люблю самообман», — хочется сказать ему, но сказать такое Скотту прямо сейчас — выше его сил. И вместо этого он только повторяет: — Мы принесем ответ. — Я хочу, чтобы это был именно ты. Чтобы ты его принес, — Скотт, кажется, впервые за три с лишним года смотрит ему прямо в глаза. — Если ответ будет «да» — это ведь и для тебя кое-что меняет. Ты только вернись, Клинт. Ведь надежда есть всегда… Он смотрит отчаянными больными глазами, и Бартон снова не знает, что ему сказать. *** Их дружба, закалившаяся в вакандийских джунглях, и то, что было больше чем дружбой — все дало трещину в тот день, когда Скотт и Сэм пришли проситься в отряд GHOST. А Бартон им отказал. Они так привыкли быть втроем, казалось, их всегда было трое: Клинт, Скотт, Сэм. Не разделить. Они прошли плечом к плечу Ваканду, не раз вытаскивали друг друга из-за грани между тем и этим светом. Каждый знал, что всегда может опереться на двух других. Они даже подавать заявления пришли вдвоем: несчастный заплаканный Скотт и Сэм, посреди всего творящегося апокалипсиса, остающийся надежным, как скала. Но Бартон сказал «Нет». — Клинт! — подскочил тогда Скотт. — Ты не можешь… Мы же всегда… — Мы пойдем за тобой куда угодно, — Сэм упрямо скрестил руки на груди. — Не надо, — прохрипел Бартон, он все еще с трудом мог говорить: один из осколков взорвавшегося «бладжера», который они с Баки сбили, повредил ему горло. — Поживите еще. — Ты от нас так просто не отделаешься! — рявкнул Сэм. — Пошли… вон. Разговор окончен, — выхрипел Клинт и закашлялся. Так их перестало быть трое и остался он один. Командир легендарного отряда GHOST. *** Желающих записаться в смертники и без Сэма со Скоттом хватало: отчаявшихся, с пустыми злыми глазами, потерявших всех, кого они любили. Бартон и сам был такой. Он несколько ночей провел, глядя в пустоту и ощущая губами дуло пистолета. Вкус металла и пороха на языке делали соблазн почти невыносимым. Одно движение пальца — и ему больше не будет больно. Глаза закроются, чтобы никогда больше не видеть выжженные под веками образы: смеющаяся счастливая Лора, Купер, гоняющий мяч по лужайке перед домом, Николь с малышом Натаниэлем на руках. Он ничего не знал об их судьбе с тех пор, как вернулся из Ваканды в США. Они вернулись слишком поздно: когда чудом пробившийся сквозь плотный огонь квинджет с пылающим крылом рухнул посреди Нью-Йорка, вокруг были лишь развалины. Как и по всей стране. Как и по всему миру. В воздух уже тогда было невозможно подняться, но Клинт добрался до дома по земле, взяв первую попавшуюся машину. В те времена станции Крии расстреливали еще в первую очередь только то, что могло летать и атаковать. Это потом они начали долбить по любой технике и в особенности — источникам радиоволн. Клинт добрался — и нашел лишь пепелище на месте своего дома. От соседнего городка тоже остались дымящиеся руины. Пару часов он потом, как ни старался, так и не смог вспомнить. Видимо, разгребал дымящиеся обломки голыми руками — судя по тому пиздецу, в который превратились его окровавленные, обожженные пальцы. Он обнаружил себя глухо воющим, раскачивающимся из стороны в сторону на коленях посреди развалин, прижимая к себе какую-то дрянь — плюшевого медвежонка что ли. В вечереющем небе над ним с этим неприятным свистом пронесся робот-разведчик Крии, похожий на стального шершня. Клинт сфокусировал на нем взгляд, затуманенный слезами. Так кошка рефлекторно фокусируется на чем-то движущемся, что может сойти за добычу. Разведчик развернулся и вышел на второй заход. Клинт встал и потянул из-за плеча винтовку. *** Он запретил себе надеяться: слишком мало было шансов, что его жена и трое детей могли выжить в этой тотальной мясорубке. Скрываясь в лесополосах, глядя на черные облака дыма и ночные зарева над крупными городами, он двигался к Нью-Йорку и думал, не застрелиться ли прямо сейчас. Зачем тянуть? Он, безусловно, был виноват — в том, что в самый нужный момент его не было рядом с Лорой. В том, что позволил себя втянуть в бессмысленные супергеройские разборки, попал в тюрьму, бежал в Ваканду и прожил там несколько долгих лет — вместо того, чтобы попытаться вернуться, хотя бы нелегально и с липовыми документами. Они все были виноваты. Гребанные герои со своими детсадовскими разборками, — думал Бартон, стискивая зубы до скрежета. Когда пришла настоящая беда, когда они правда были смертельно нужны всему миру — они оказались разобщены и беспомощны. Не успели ничего сделать — как уже проиграли. И он не успел. Он, чьей работой, смыслом всей жизни было защищать — не защитил Лору и детей. От этих мыслей не хотелось легкой смерти. Хотелось сдохнуть от ранения в живот или от ожогов. Чтобы хотя бы на том свете его отпустило невыносимое чувство вины, раздиравшее его изнутри. Он бы, пожалуй, все-таки не стал искать Тони и Стива, застрелился бы к чертовой матери, если б не пацан. Клинт встретил его на окраине Нью-Йорка. Последнюю машину, которой он воспользовался, пришлось бросить на въезде, и он пробирался короткими бросками от здания к зданию, бессмысленно надеясь, что Стив жив, что он где-то на подземной базе ЩИТ, и что Стив скажет ему что-то такое, после чего возможно будет жить. Но получилось немного по-другому. Он выглянул в окно и проводил взглядом стальной смертоносный шар метров пяти в поперечнике. Он уже видел, на что способна такая дрянь — например, распилить пополам тяжелый танк за две секунды. Хорошо, что над его головой еще сохранились перекрытия и несколько этажей. Его не видно, и вряд ли в облаках дыма от дотлевающих развалин охотник способен его учуять по запаху или увидеть на тепловом экране — чем бы он там ни был оборудован. Бартон сел спиной к стене, вытянул усталые ноги, достал из рюкзака пластиковую бутылку с водой, сделал несколько глотков. Воду надо беречь. Наверное. Он не совсем уверен. Может быть, он все-таки застрелится. Сам. Ему почему-то до нелепого неохота, чтобы его прихлопнул инопланетный робот. Умереть так жалко, как таракан под тапком… Он хотел бы напоследок хотя бы взять в руки «Джавелин» и поискать, где у этих чертовых машин слабое место… Мысль об этом обрывается, когда он слышит шорох где-то в соседней комнате, за дверным проемом. Вряд ли это инопланетное чудовище: он за всю свою дорогу еще не видел ни одного. Только роботы. Скорее всего, это такой же выживший, как и он сам. — Пстт, дядя, — из-за косяка высовывается грязная детская мордашка. Пацану лет десять, не больше. — Привет, — Клинт медленно сует пистолет обратно в кобуру. — Ты кто? — Я Майк, — шепчет мальчишка, заходя в комнату. — Дальше по улице идти нельзя, там роботы вчера паутинку поставили. Рози пыталась пройти — и поджарилась. Она и сейчас там лежит… Ближе к правому тротуару. Клинт выглядывает в окно и замечает в двухстах метрах дальше по улице, справа, скрюченное обугленное тело. Он сдвигает на глаза очки с эмблемой Stark Industries и сканирует пространство. В воздухе, едва заметные, плывут тончайшие серебристые линии, и правда похожие на осеннюю паутину. Мальчик наблюдает за ним с надеждой и каким-то затаенным ожиданием. Ну да, понимает Клинт: он же взрослый. На какой-то момент он видит себя его глазами: Крепкий дядька с пушкой, в бронежилете и с навороченными очками. Супергерой, который, как в кино, появляется в самый последний момент и всех спасает. — Вы из армии? Или из полиции? Вы пришли за нами, да? — спрашивает Майк. — Вас послали нас спасти? Никто меня не посылал: может, и посылать-то уже некому, — хочет сказать Клинт, но просто не может. Без шансов. — Да, — кивает он. — Я пришел за вами. — Пойдем, — Майк дергает его за руку. — Все остальные внизу. Мы прячемся в подвале. Пока они с Майком спускаются вниз, Клинт выводит на экран планшета секретную карту подземных коммуникаций Нью-Йорка. «Мы попробуем закрепиться на подземной базе ЩИТ», — сказал тогда Стив. До подземной базы — тридцать километров пути по техническим коридорам и тоннелям метро. И он твердо знает, что даже с шестью детишками от восьми до пятнадцати лет он этот путь как-нибудь осилит. — Так, — говорит он измученным, грязным, напуганным детям, прижавшимся друг к другу. — Соберите еду, воду, лекарства и самое необходимое. В рюкзаки: руки у вас должны быть свободны. Фонарики есть? Один? Хорошо. — Куда мы идем? — спрашивает его девочка с кривой, полусъехавшей — явно сами накладывали — повязкой вокруг головы. — Я отведу вас… в одно место. *** На патруль разведчиков они наткнулись в тоннеле метро, километров за пять до той точки, где на карте был обозначен один из ходов, ведущих к базе ЩИТ. Пока они дотащились, Стив успел оповестить о его возвращении по громкой связи. Так что встреча получилась… более торжественной, чем он хотел, — вспоминает Бартон, поправляя перчатку и глядя на слезы в глазах Скотта. Кажется, именно тогда, глядя на бледные в люминесцентном свете лица людей, обступивших его, обнимающих чужих спасенных детей, как своих родных, Бартон решил, что стреляться он не будет. Это было бы нечестно по отношению к миллионам погибших — и тысячам уцелевших. Он слишком многое умеет из того, что будет полезным выжившим в этом дивном новом мире. Он, разумеется, погибнет. Чуть позже. Но для начала успеет кое-что сделать. — Стив, — сказал он. — Я хочу собрать специальный отряд. Нам нужно выходить на поверхность, добывать материалы и инструменты. Спасать выживших. И еще нам бы понять, против кого мы воюем, что они такое и что умеют. Так появился отряд «Призрак». *** — Два передатчика готовы, я сам их проверил, — говорит Скотт. — Они вас дожидаются в тоннеле Фиолетовый-14, на восьмом километре, перед шлюзом. — Спасибо, Скотти, — говорит Клинт. Прямо как раньше, — думает Скотт. Тони старается не смотреть, как Стив стискивает Барнса в медвежьих объятьях. Становится очень много неловкой суеты, когда все тянутся пожать друг другу руки, похлопать по плечам, пошутить напоследок. Ванда первой выходит в коридор, за ней — Рю, закидывающий за спину огромную плазменную винтовку — та выглядит как что-то из научно-фантастических фильмов восьмидесятых. В коридоре еще больше народу — здесь не только черные шевроны GHOST. Мелькают желтые нашивки сталкеров, фиолетовые — Научного отдела, синие — Сборочного цеха, красные — технического и обслуживающего персонала, и даже форма техников Зеленой мили. Они идут сквозь толпу, собравшуюся, невзирая на то, что комендант Роджерс (не Стив!) убедительно просил «не устраивать этих ваших чертовых пафосных проводов». — Клинт, давай нашу! — говорит из толпы темнокожий детина с шевроном «призраков». — Ну, на удачу. Ты же знаешь. Клинт вскидывает голову. Его глаза — вдруг кажутся Ванде… чуть более живыми, чем обычно. Они блестят, как у горячечного больного, и его губы трогает на секунду тень ломкой, жесткой усмешки. Это даже нельзя назвать словом «поет», — думает Ванда, пока его хриплый, глубокий голос едва слышно берет первые ноты. Но вокруг вдруг становится тихо-тихо. Picture yourself in a boat on a river With tangerine trees and marmalade skies, — начинает Бартон. Somebody calls you, you answer quite slowly A girl with kaleidoscope eyes, — подхватывают сразу несколько мужских голосов, плохо попадая и в мелодию, и в ритм. «Битлз», если бы услышали, в гробу бы перевернулись, — думает Ванда, пытаясь унять ползущие по спине мурашки. Психи, — думает Ванда, в то время как нестройный хор добирается до строчки про целлофановые цветы, желтые и зеленые, и в этом всем нет ничего общего с блаженной расслабленностью хиппи. Ее до сих пор поражает, как можно эту укуренную песню орать, как гимн на стадионе, выкрикивать, как стихи на рассвете перед расстрелом. Lucy in the sky with diamonds! — гремит под низким металлическим потолком, яростно и хрипло, так, что содрогается всё вокруг: стены, своды, весь их тесный железный мир. Любимая песня GHOST, их нелепая примета на счастье, как посмотреть в зеркало перед уходом. То ли издевка над прежней жизнью, которую больше не вернешь, то ли обещание вернуться, то ли плевок в глаза смерти. Lucy in the sky with diamonds! — и пусть небо у нас отобрали Чужие, но мы все еще живы, и мы вместе здесь и сейчас. И мы продолжаем сражаться.