Привычка уходить. И возвращаться.

Рэйвен танцует. Самозабвенно, упоённо. Она кружит по Тренировочной комнате опасностей, как по бальному залу — так, по крайней мере, кажется Хэнку. На самом деле Рэйвен сражается с новыми препятствиями, возводимыми для неё Комнатой. Мутант двигается плавно и изящно, она словно скользит над полом, не касаясь его, выгибается туго натянутым луком и распрямляется выпущенной стрелой. Сейчас Комната воссоздаёт для Рэйвен автостраду, забитую пустыми машинами. Среди этих машин плывут по воздуху, в дюймах над землёй, Стражи. Но Хэнк видит только Рэйвен, грациозно двигающуюся между препятствиями. И снова невольно сравнивает её движения с танцем. Любуется. Хэнк встряхивает головой, отгоняя наваждение — можно подумать, он никогда прежде не видел, как она тренируется. Тут он с удивлением осознаёт, что, действительно, практически никогда не видел тренировок Рэйвен. Она не любит, когда кто-то наблюдает за тем, как она сражается с Комнатой. Рэйвен остаётся с ней один на один, и ненавидит, когда её прерывают. Рэйвен танцует. Когда она вернулась в Школу для одарённых подростков, у неё появилось множество новых забот и дел, но она почти каждый день находит время прийти сюда потренироваться. Хэнку порой кажется, что Рэйвен живёт в Тренировочной комнате опасностей — днём Мистик вместе с ним занимается в ней с юными мутантами, а по вечерам… танцует одна. Он привык про себя называть её тренировки танцами. Хэнк думает, что она так любит уединяться потому, что чувствует чуждость всему здесь — это уже не только их с Чарльзом дом. Поместье Ксавьеров теперь полно разных мутантов, по большей части, естественно, подростов — шумных, сложных, непредсказуемых. И Школа становится домом для всех них. А вот Рэйвен, которой это место, кажется, должно быть роднее, чем для всех остальных, до сих пор чувствует себя неловко в Школе. Держится со всеми отстранённо, постоянно напряжена. И Комната помогает ей снимать напряжение. По крайней мере, Хэнк на это надеется. Хэнка здесь быть не должно, но любопытство пересилило. С его умением «договариваться» с любой техникой, он убеждает Комнату впустить его. И вот он стоит на пороге, не в силах отвести глаз от Рэйвен. Его Рэйвен. Хэнк по-прежнему любит её. С самой первой встречи, которая — подумать только — состоялась почти семь* лет назад. После того, как она в первый раз ушла — на Кубе — он был уверен, что если не разлюбил её, то, по крайней мере, научился без неё жить. Вся его уверенность рассыпалась в прах, когда она пришла, хромая, в Школу тем поздним вечером после покушения на Траска. И она снова очаровала его, и снова ушла. Третий раз Рэйвен появилась в его жизни недавно, и пока никуда не исчезла. Она ворвалась в жизнь Хэнка стремительно, неожиданно, и чертовски бесцеремонно. И он снова принял её, как принимал всегда, впустил в своё сердце. Впрочем, и впускать-то особо не пришлось: она навсегда там поселилась. Он был практически счастлив, когда она после сражения с Апокалипсисом она осталась в Школе. И, как он думает, она знает о его любви к ней, но Хэнк не хочет торопить Рэйвен. Сейчас ему достаточно того, что она здесь, в Школе. Он не хочет загадывать, что будет дальше, он просто хочет быть рядом. Рэйвен танцует. Комната не позволяет ей расслабляться и отвлекаться, и Рэйвен не замечает Хэнка. Он, постояв ещё немного, отходит от двери, удаляется к себе. Она запоздало замечает движение света за дверью, останавливает Комнату опасностей, выскальзывает за дверь. В коридоре темно, поэтому она не успевает заметить большую косматую фигуру, сворачивающую за поворот. Хэнк понимает, что нехорошо поступает, подглядывая за Рэйвен, но ничего не может с собой поделать. Его первое время очень удивляет, что она не замечает его, но потом он понимает, что на самом деле давно заметила его. Ему нравится тешить себя надеждой, что ей не хочется его прогонять, что она позволяет ему смотреть. Он хотел бы знать правду, но не у Рэйвен же ему об этом спрашивать! В такие минуты он страшно завидует профессору Ксавьеру и Джин Грей, чьи мутации не требуют маскировки, а также позволяют читать мысли окружающих. И вот он снова стоит в дверном проёме, любуясь ею. Она видит яркую полосу света, вырывающуюся из приоткрытой двери, и силуэт Хэнка… Зверя. Он сам не замечает, как принимает естественный вид. Стоит, не в силах пошевелиться, смотрит на неё с восторгом. Она, с чуть сбившимся дыханием, утомлённая долгой и напряжённой тренировкой, смотрит недовольно. Рэйвен двигается в сторону пульта управления, отключает Комнату, оставляя только ровную неяркую подсветку по стенам. Хэнк входит в Комнату. — Извини. Хотел посмотреть, как ты тренируешься. Вот, не удержался, — разводит руками (лапами?) Хэнк. Он видит, что Рэйвен честно пытается на него сердиться: она же просила никого не входить, когда она в Комнате! Откровенно говоря, получается у неё плохо: кому-нибудь другому она бы голову уже оторвала. — И? Посмотрел? — Рэйвен хмурит брови. Хэнк ненавидит, когда Рэйвен сердится. В данной ситуации остаётся одно — сказать правду. Всегда немного ото всех отстранённая, холодная, Рэйвен в глубине души очень хочет, чтобы её любили, и Хэнк видит это. Он старается не проявлять чувства на людях — Рэйвен бы его убила — но когда они одни, он позволяет себе показывать, что любит её также, как и пять лет назад, и семь. Она принимает его чувства, но не торопиться отвечать. — Да. Ты прекрасна. Ты невероятно двигаешься, я не мог насмотреться. Его всегда забавляет её вид, когда он говорит ей комплименты: стальная Мистик сразу оттаивает настолько, насколько она вообще способна оттаять. И всегда немного смущается, хоть и старается этого не показывать. Но Хэнк-то видит.   — И зря ты не проводишь показательные выступления — ученикам неплохо бы знать, на что мы — мутанты — способны. — Не так уж я и хороша. Просто пытаюсь поддерживать себя в форме, — она критически осматривает его с ног до головы, — и тебе не мешало бы заниматься в Комнате почаще. Хэнк притворно закатывает глаза: — Рэйвен, у меня и так хватает забот. К тому же, я бываю тут едва ли не каждый день — тренирую молодёжь. Хотя, — он лукаво прищуривается, — я, пожалуй, потанцую с тобой — раз уж ты сама согласна. Тонкие рыжие брови взлетают вверх: — Потанцуешь? Хэнк, ты это о чём? От удивления Рэйвен даже забывает, что дуется на прервавшего её занятие Хэнка. А ему приходится объяснять, что он сравнил её тренировку со сложным и красивым танцем. Чувствует он при этом себя весьма по-дурацки. Она слушает, кивает и вдруг внезапно предлагает: — Пойдём, потанцуем. Хэнк подходит к пульту управления. Теперь мутантов окружают частые высокие тропические деревья, увитые лианами. Под ногами — переплетение толстых древесных корней, среди них проглядывают редкие грибы. Корни частично прикрыты диковинными растениями с широкими листьями, глянцевито блестящими в свете громадной луны. Глазам Хэнка не нужно привыкать к темноте — и при практически полном отсутствии света он отлично видит. Одна из особенностей мутации. Поэтому он сразу замечает среди деревьев низкорослых диких на вид людей с дротиками. Иллюзия отменная: манекены выглядят почти как живые люди. Рэйвен осматривается, вскидывает брови, на её губах играет полуулыбка: — А тут ещё и режим «сбесившиеся туристы» есть? Мило. Что-то не припомню его. — Я недавно добавил. Чарльз настоял на том, что бы в Комнате были режимы, моделирующие не только разные ситуации, но и разные части света. И я бы на твоём месте двигался, причём поактвиней — дротики манекенам не для красоты. Последние слова Хэнка Рэйвен игнорирует. Она улыбается — не ему, опасности — и ловко уклоняется от дротика. Хэнк бросается на ближайший манекен. Рэйвен танцует. Хэнк хочет сказать ей, что ей не нужно больше танцевать одной. Что он всегда прикроет её, защитит, от чего сможет. Что она никогда не будет одна, если примет его любовь. Он по-прежнему верит, что они всё ещё могут быть вместе. Хэнку хочется поговорить с Рэйвен прямо сейчас. Но он боится, что тогда она уйдёт. Уйдёт из Комнаты. Из Школы. Из его жизни. Хэнк не хочет спугнуть её. Задумавшись, Хэнк едва успевает заметить Рэйвен, тенью скользящую мимо. Она приземляется в паре дюймов от него. От её близости Хэнку хочется сойти с ума, но Рэйвен снова отскакивает от него, и он видит её полуулыбку — и она кажется ему такой манящей. Хэнк держится, но Зверь протестует против подавления его желания. Наконец Хэнк понимает, что его природа перестаёт слушаться рассудка. Он добирается до пульта управления, отключает Комнату. Рэйвен удивлённо замирает. — Рэйвен, я, пожалуй, пойду — мне надо сделать укол. Сыворотка, ты знаешь. В этот момент Хэнк ненавидит Зверя — Зверя, который не даёт ему толком пообщаться с Рэйвен без того, чтобы не захотеть её. Она неожиданно всё понимает и, вместо того, чтобы попрощаться и уйти, подходит ближе, глядя в глаза, и проводит рукой по его щеке. Смотрит в глаза — долго, призывно. — Рэйвен… не надо. — Почему? — в жёлтых глазах недоумение и тень обиды, — разве ты не этого хочешь? Он качает головой: — Я люблю тебя, ты знаешь, — его самого поражает, с какой лёгкостью ему даётся это признание, — но я не хочу, чтобы ты поступила также, как тогда, когда ты пришла в Школу после событий в Париже в семьдесят третьем. Не могу позволить тебе вновь влюбить меня в себя, а потом уйти, разбив мне сердце. Прости, Рэйвен, я не могу тебе доверять. После этой фразы она, похоже, слегка недоумевает. Но потом Рэйвен берёт его за руку, вскидывает голову и смотрит Хэнку в глаза. Говорит твёрдо: — Ты и так в меня влюблён. Если ты не попробуешь, не узнаешь, что я не уйду на этот раз. И, привстав на цыпочки, она целует его. И Хэнк, проклиная свою доверчивость и привязанность к этой поистине мистической и загадочной девушке, отвечает на поцелуй. Хэнк позволяет себе довериться Рэйвен. Он не верит до конца, что она не исчезнет, когда он проснётся. Но утром он видит её рядом с собой, в его комнате. Она досадливо ворочается, поглубже зарываясь в подушки — будильник Хэнка надсадно вопит в уши. А Хэнк со звонком будильника вскакивает на кровати, нашаривает очки… стоп. Очки?! Они не нужны ему, когда он в облике Зверя. Он смотрит на руки — ни синей шерсти, ни когтей. Хэнк вспоминает, что до того вымотался с Рэйвен, что в какой-то момент он решился сделать себе укол. И мутация действительно отступилась, давая возможность провести остаток ночи в образе человека. Хэнк глядит на кровать — Рэйвен тоже в своём обычном человеческом виде: золотистые волосы разметались по подушке, кожа не синяя, а обыкновенная… так, стоп, Генри. Стоп, стоп, стоп. Будильник… значит, пора на работу. Хэнк просыпается окончательно и понимает, что ему надо идти. Ему мучительно этого не хочется, но не пойти он не может. — Эй, Рэйвен, — шёпотом окликает он её, — у меня урок скоро начнётся, я пойду. Ты извини, я не могу остаться. Не слишком подходящие слова для их первого (и, как надеется Хэнк, не последнего) утра вместе. Но что поделать, он слишком правильный, чтобы не пойти на работу. — Получается, в этот раз я от тебя сбегаю, а не ты от меня, — задумчиво говорит Хэнк.   — Так что теперь мы вроде квиты. Я спишу со счетов разбитые Церебро и моё сердце, — немного высокопарно заканчивает он. Гора подушек шевелится, и из-под неё раздаётся сдавленное: «Иди ты к чёрту, Хэнк МакКой. Я сплю». — Рэйвен, ты же не обиделась? Гора подушек возмущённо молчит. — Я тебе говорил, я тебя люблю. И не собираюсь от тебя сбегать. В смысле — насовсем. Но у меня работа, у тебя, кстати, тоже. Увидимся. Хэнк понимает, что их первое (и, похоже, всерьёз грозящее стать последним) утро испорчено. «Идиот», — сокрушённо констатирует про себя он. Столько лет добиваться Рэйвен, чтобы наконец всё испортить! Но ему действительно надо идти. Есть вещи более важные, чем валяться в постели с любимой. Он пожимает плечами и начинает одеваться. Но как же не хочется уходить… Рэйвен не подаёт признаков жизни. У двери он оборачивается — она делает вид, что ещё дремлет. Чувствует он себя чуть-чуть паршиво — немного не так он себе всё представлял — но, тем не менее, она провела с ним ночь. Теперь его ход. Видя её днём, он спешит предложить встретиться под вечер. И то ли Мистик подрастеряла навыков актрисы, то ли он настолько её изучил — но Хэнк видит, что в глубине души она рада, хоть и напускает равнодушный вид. — Рэйвен, мы могли бы сходить куда-нибудь. Я знаю в городе пару ресторанов. — Не в самолётный ангар и не в лабораторию? — она саркастично усмехается, — Ого, а ты делаешь успехи! У студентов подсмотрел, как на свидания ходят? — Я не так уж безнадёжен, как видишь. Может, я и не романтический герой, и не… Эрик, но Рэйвен, после того, что было ночью, ты не хочешь дать мне шанс? — он серьёзнеет, твёрдо глядит ей в глаза. — Хочу, — уверенно говорит она, и, не дав ему выдохнуть с облегчением, едко добавляет: — Всё лучше, чем терпеть, как ты за мной подглядываешь. Он слишком рад её согласию, чтобы как следует смутиться. Рестораны, кино, совместные тренировки — как будто не было той огромной пропасти между ними. Не было недопонимания, долгих лет по разные стороны баррикад. Всё так просто, ненавязчиво и предсказуемо, и от этого ещё более прекрасно. Как у нормальных людей. Никаких явлений с целью уничтожить Церебро, никаких спасений от Апокалипсиса. Никакого Эрика. За две недели он как-то не замечает тот момент, когда её расчёска и косметика перекочёвывают в его комнату, а ученики начинают ныть: «Ну мистер МакКой, а Вы уже проверили тетради? А когда оценки?» Какие, к чёрту, оценки, когда Рэйвен предлагает поехать в город?! Впрочем, далеко не все ученики ноют — после того, как он забывает провести самостоятельную работу, недовольных вообще не остаётся. Хэнк понимает, каким становится недопустимо безответственным, но ничего не может с собой поделать. Хэнк убеждает себя, что так нельзя, что недопустимо из-за любовной интрижки так уж терять голову. Но Зверь флегматично посылает Хэнка со всеми его убеждениями. Это глупо, но МакКой чувствует себя мальчишкой — таким же, как и те оболтусы, которых он отчитывал за невыполнение домашнего задания. Он теперь — тот же влюблённый оболтус, откладывающий в долгий ящик свою домашнюю работу. Апогея его безответственность вкупе с влюблённостью достигает однажды утром. Он всегда встаёт по будильнику, а вот её надо чуть ли не расталкивать — да и тогда Рэйвен забирается с головой под подушки, не желая просыпаться. Сегодня всё, как всегда — он уже одет, а она ещё нежится в постели. Они всегда выходят по отдельности, а Рэйвен перед выходом, по её заверению, прислушивается, не идёт ли кто снаружи. Они ничего пока не афишируют, и знает о них, очевидно, только Чарльз. Но он ни о чём не говорит. Когда он уже подходит к двери, Рэйвен высовывается из-под подушек, выбирается из одеял, и садится на кровати: — Постой. Погоди минуту, Хэнк. За эти две недели так и успела кое-что тебе сказать, представляешь? Хэнк стоит у двери, выжидательно глядя на его Рэйвен. Какая же она красивая. Его, теперь — по-настоящему его Рэйвен. Которую он так давно любит, и не устаёт говорить ей об этом.  — Я тоже тебя люблю. Она словно отвечает на его собственные мысли. И, чуть помедлив, она просит: — Останься, пожалуйста. Вот теперь Хэнк счастлив. Работа подождёт, а вот Рэйвен, похоже, ждать не намерена. Она тянется ему навстречу, когда он возвращается к кровати. Нет, он определённо и безоговорочно счастлив в этот момент. Но прежде чем Хэнк успевает сказать об этом Рэйвен, она закрывает ему рот поцелуем, а её руки обвивают его тело. И он понимает, что и не надо ничего говорить. Он знает, что максимум через месяц его любовная горячка пройдёт, и он сможет вернуться к работе, а пока… м-да, определённо имеет смысл, не дожидаясь выговора от Чарльза, взять отпуск. Им обоим.