Абулия

— Как ты мог! — Артурчик пылал праведным гневом и даже попытался залепить Андрюше пощечину, но, конечно, все закончилось очередным страстным поцелуем под бой тамтамов. «Целуй! Целуй!» — стучали они. Разве можно было противиться такому призыву?! — Эрик совсем без магии, а ты… ты изнасиловал его, — попытался донести свою благородную мысль Артурчик, мужественно сражаясь со сходным желанием — в отличии от Эрика магия переполняла его. Обездвижить насильника и наказать, как следует! Только тот не зевал. Пока распаленный Артурчик перебирал в уме заклинания в поисках особо коварного, супруг уже настроился раскаиваться и просить прощения, поставив мага в удобную для себя позу. — Ага, сначала я — его, потом он — меня, — рассмеялся негодяй, увлекая Артурчика в танец страсти. — Изменщик! — тут же нашелся Артурчик, но море любви поглотило их и все недоразумения и обиды потонули в нем без остатка. Наутро Аглаечка в сопровождении Яшеньки отправилась в поход. Путь лежал не близкий, но девушка даже не заметила, как добралась до стана «диких», настолько глубока была ее печаль о несбыточном. Яшенька весь исстрадался, чувства хозяйки были словно его собственные. — Будем штурмовать, — решительно заявила ему Аглаечка при виде острога «диких». Он окружал большой военный лагерь и выглядел так… по-мужски. Никакого уюта, туалеты на улице, походные шатры. Аглаечка преисполнилась сочувствия и сострадания. Она подошла поближе и прокричала: — Иду на вы! (Это Андрюша ей по пьяни посоветовал). — Иди ты на… — некультурно ответили из-за кольев. — Как только, так и сразу, — нашлась Аглаечка, кстати вспомнив напутствия мамочки, — выходи, будем жениться. — Так бы сразу и сказала, — ответили из-за изгороди, — женихи, стройся! Действительно, через некоторое время ворота отворились и строевым шагом вышли желающие брачеваться. — Этот рябой, этот хромой, а этому лет сколько?! — возмутилась Аглаечка. — Вы что, издеваетесь, мужчина?! — Других нет! — нагло объявил переговорщик и захлопнул ворота под самым Аглаечкиным носом. — А ты сам? Или боишься? — спросила Аглаечка. Немая пауза и голос из-за ограды: — Я малолеток не деру, пойди еще погуляй, лет так пару! Аглаечка очень обиделась. Да если бы на ее месте была мамочка, наглец уже бы вовсю выкрикивал имя своей госпожи в порыве страсти, но она… она была еще такой неопытной! Аглаечка села и расплакалась. Яшенька хотел было испепелить обидчика, но она не дала: — Я должна все сделать сама! И вообще, ночь на дворе, а утро вечера мудренее (еще одна мысль от Андрюшеньки, правда, он добавлял: не откладывай на завтра то, что можешь трахнуть сегодня). Она умостилась у Яшеньки под бочком, а юный дракон стал обдумывать, как сделать свою хозяйку счастливой. «Нужен добрый и красивый, развратный и коварный…» — с этой мыслью он потянулся сознанием к звездам… *** Костя проснулся с ощущением какого-то неоконченного дела. Он почистил зубы и сделал зарядку. Людки дома не было, поэтому он сам покормил и выгулял Няшу, маленького шпица. Надо было собираться на работу. Костя работал курьером, зарплата которого говорила о том, что доставлять ему приходилось не простые посылочки. «Я маленькая лошадка, но стою очень много денег…», — эту песенку можно было сделать девизом их фирмы, которая бралась за все — от оружия до наркотиков. Костя так и подумал, когда, придя на фирму сразу после армии, увидел размер своей зарплаты, но промолчал — возражать себе дороже — назад дороги не было. Он привычно одел броник и пристегнул кобуру — нужно было ехать за товаром. Шпиц печально взвизгнул — опять сидеть одному! — Не печалься, малыш, мамочка к вечеру приползет. Людка была алкоголичкой и Костя давно бы от нее избавился, но в моменты своего протрезвения она жарила прекрасные оладушки. И Няша… Разве он может оставить вечно болеющего шпица такой нерадивой, хоть и любящей, хозяйке? Потом Людка прикрывала его маленькую, но постыдную тайну — Костя был геем. И пока Людка заливала глаза по барам, Костя мог тихонько натянуть парнишку другого, не боясь, что его реноме пострадает, все же Людка была мечтой любого мужика: с длинными ногами, модельной фигурой, если трезвая — кинозвезда, а пьяная — настоящая богиня. Костя подобрал Людку зимой со шпицем на трассе. Она была в открытом платье и туфлях на шпильках, а Няша — в ошейнике с бриллиантами. Людка потом их пропила. «Это был развод, дорогой», — коротко объяснила она, но Костя догадывался, что развели как раз не Людку. Особенно когда она, целуя Няшу, приговаривала: «У меня осталось самое дорогое — мой Няшусик». Костя не спорил — Няшусик обходился дорого. Породистая псина была кладезем всевозможных генетических отклонений. А один раз у ветеринара во время прививки он заметил на кожице шпица край какого-то символа, похожего на цифру, целый их ряд скрывался под густой персиковой шерстью. «Что только не придумают! — возмущенно заметил ветеринар, — делать татуировку беззащитному животному! Это форменное издевательство!» Костя привычно промолчал и сделал выводы, которые предпочитал держать при себе. Ради себя, ради Людки и ради Няши. Сегодня надо было ехать на базу за товаром, а потом везти его по адресу. На базе Костю встретил старый козел, начальник Витя. В нарядном костюме и с фарфоровыми зубами, которыми он на спор мог разгрызть грецкий орех — израильская стоматология делает чудеса. Еще бы ему таблеток от жадности там выдали, потому что Витя все норовил рассчитаться с Костей товаром. «Ты хочешь работника или клиента?» — привычно отвечал ему тот. «Клиент никогда не помешает». «Нет у меня таких денег, так что и работника потеряешь». Безмозглых кретинов и так на фирме хватало — не все могли удержаться от соблазна. Вот и сейчас двое обдолбанных «коллег» развлекались стрельбой по мишеням. База была далеко от города, в уединенном месте, на старом складе. Костя не поверил своим глазам: в качестве мишени эти уроды выбрали котенка. — Вообще страх потеряли, он же маленький! — Костя забыл обо всем и бросился отбирать кота. Обдолбанцы тупо ржали: «По большому и дурак попадет», — и в наглую снова подбросили котейку. Витя рядом скалил свой фарфор и держал дорогую фирменную винтовку на изготовке. Костя не выдержал — прыгнул за маленьким замершим клубочком, и получил весь заряд в голову. Пришел в себя … уже на своих похоронах. Тело лежало в закрытом гробу, рядом стояла Людка, трезвая и злая. На руках у нее был Няша в комбинезончике, лысый, как сфинкс. «Вот зараза!», — почему-то персиковую шубку Няши было жальче, чем собственную жизнь. В руках кто-то слабо някнул. «И ты умер, котейка», — сердце Кости сжалось: не спас и не защитил. Он смотрел на похороны сквозь пелену слез и вдруг время ускорилось — перед глазами пролетели разрозненные кадры: вот Людка рыдая, бреет Няшеньку любимой Костиной электробритвой (сволочь!), проступает банковский код на щуплом тельце собачки, просит о пощаде Витя, усыпая подвал осколками фарфоровых зубов (нашел у кого прощения просить — как будто наемному киллеру есть какое-то дело до его прегрешений), день за днем растет новый реабилитационный центр для наркозависимых, названый его, Кости, именем (Людка посчитала, что ему нужно почистить карму), вот Людка, старая и седая, ставит точку на завещании, в котором распределяет многомиллионное состояние на благотворительные нужды, и идет на Костину могилку, проведать старого друга и Няшу (кто сказал, что собачку нельзя похоронить рядом, где баблосы — исчезают вопросы). «Да, Костик, любовь — просрала, счастье — пропила, пришлось работать с тем, что есть, хоть в этом не налажала…» — прощается она и Костя слышит, как его кто-то зовет, кто-то, кому он очень нужен. «Пойдем, котейка», — говорит он кошаку, а Людка удаляется и весь мир стает далеким и размытым пятном, а его дело в нем завершено и закрыто. «Добрый и красивый», — подумал Яшенька довольно, заарканив потерянную душу, как вдруг почувствовал непреодолимо приятный запах.