А.
Совет Алекса заставил меня скривиться, но ничуть не удивил. Что-то подобное я ожидала с того самого дня, когда мне начали поступать первые письма с советами. Да и Кейт прямо говорила, что мне не выйти отсюда без открытия хотя бы малой части правды. Возможно, она и гордячка, но точно не лгунья. Я еще пару раз перечитала послание Алекса, прежде чем спрятать его с предыдущими. — План на день: пытаться очаровать слушателей, — пробормотала я, спускаясь из спальной зоны в гостиную. — Все как обычно. Шум за дверью, тяжелые шаги стражи уже давно успели стать белым шумом. Я на это просто не обращала внимания, больше замечая небольшие замятости на нежно-голубой юбке красивого платья. «Надо спросить утюг у слуг. Хоть какое-то занятие для разнообразия будет». Входная дверь громко хлопнула. — Сививан, — окликнул меня мужской голос, и я сразу же оторвалась от несчастной юбки. Посмотрела на вошедшего. Высокий широкоплечий стражник. Тот самый, что с интересом и уважением начал на меня смотреть сразу же после моих первых песен. И сейчас он заговорил со мной. Первый человек в этом дворце решил прервать вечное молчание. «Прямо сейчас он нарушает прямой приказ Лексы. Зачем? Неужели не понимает, чем так рискует? Решил облегчить участь пленницы? Или это тайный замысел?» В голове роились вопросы, но ни один из них не сорвался с губ. — Люди хотят увидеть вас. Послушать ваши песни, — сказал стражник. «Что если это проверка? Последую за ним — посчитают за попытку побега. Не то чтобы мне здесь очень нравилось…» Я не шелохнулась с места. — Я думала мне запрещено покидать покои. А вам запрещено со мной как-либо общаться. Уголки губ мужчины поползли вверх. — А никто и не слышал, как я с вами общаюсь, Сививан. И вам запрещено покидать башню. Если выйдите только в коридор, это не будет считаться нарушением. «Выйдите в коридор. Коридор. Мне дадут немного свободы. Алекс прав — это действительно маленькая победа». — Идете? Я сделала вид, что глубоко задумалась, и ответила, чуть выждав. — Разумеется. В коридоре собрались люди. Десяток людей, чьи лица мне были незнакомы, а профессии оставались тайной. Я встала так, чтобы каждый из них хорошо меня видел, и нацепила на лицо самое милое, нежное выражение, спрятала все возможные и невозможные колючки, превратилась в просто юную и ранимую узницу их Хеды. — Как вас здесь сегодня много! — воскликнула я, подражая каким-то старым и далеким мне актрисам, чьи записи выступлений видела в детстве. — И я вас рада приветствовать. Хотите, чтобы я спела? Грянул хор голосов. — Да! — Давай! — У тебя хорошо получается! И это окончательно вселило веру в себя. До этого момента я читала в письмах Алекса, что они хорошо меня приняли, но прочитать и услышать от них же прямо сейчас — разные вещи. — Тогда первая песня «Лорелей»! — объявила я громко. Глубоко вдохнула и запела:Смело мы плывем вперед, Слышишь, волны бьют о борт, Вьется полноводный Рейн, Песня вдаль зовет. Но легенда нам твердит, Из глубин веков, Что погубит Лорелей Храбрых моряков. Рассказать пришел черед, Что тебя в дороге ждет: Тайны сказочных морей в золотых глазах. Под водою дивный трон Из морских камней, А на троне том сидит дева Лорелей. Ветер воет злей — к гибели людей, И Волны вновь склоняются перед Лорелей.
Я пыталась передать бешеный темп песни и очень жалела, что пою ее без какого-либо инструментального сопровождения, следуя одному только известному мне мотиву.Ты глазам ее не верь, Страсть в душе своей умерь, Обещанья лишь обман хитрой Лорелей. Под водою в глубине, В изумрудной тьме, Рождена была она и зовет к себе. Ветер воет злей — прячьтесь поскорей! И волны вновь склоняются перед Лорелей.
И, кажется, у меня все получалось. Слушатели пританцовывали на месте. Отлично! Так держать.Звуки песен Лорелей Лунных чар порой сильней. Мысли все твои о ней, Милой Лорелей. Коль заплачет: «Будь со мной, До скончанья дней» — Знай, останешься навек вместе с Лорелей. Ветер воет злей — к гибели людей, И волны вновь склоняются перед Лорелей.
А теперь постепенно снижать темп.Ветер воет злей — к гибели людей, И волны вновь склоняются перед Лорелей. Ветер воет злей — к гибели людей, И волны вновь склоняются перед Лорелей.
Я замолчала и поклонилась. Тишину разрезали аплодисменты. Великолепно! Глубоко вздохнула, выдохнула. — Вижу, город стоит у воды, — сказала я, когда хлопки стихли. — В Полис ведут все дороги. Здесь центр культуры и торговли. И думаю, следующая песня будет уместна. Я еще раз глубоко вдохнула. Воздуха потребуется много. Хорошо, что я уже достаточно оправилась от пневмонии.Как-то раз в трактире старом Мы играли для души, Пели песни и плясали, Девы страсть как хороши. Но, прервав веселье наше, Постучался кто-то в дверь, Все затихли, притаились Человек то или зверь? Дверь открылась с легким скрипом, А за ней стоял гонец, Не простой, а королевский, Молвил он: «Вам всем пора, На балу в прекрасном замке Завтра выступите вы, Бард, которого мы звали, Нынче умер от чумы». С корабля на бал, Уже полон зал, Все девицы в модных платьях, И никто не опоздал С корабля на бал, Уже полон зал, Все девицы в модных платьях, И никто не опоздал.
Все, кто не танцевал на прошлой песне, заплясали на этой. Отличное начало!Услыхав такую новость, Мы вскочили, как один, Даже спавший барабанщик, (Прихватив с вином кувшин). Наш гусляр упал со стула, Кот на стойке зашипел, Лишь скрипач валился пьяный, И по-прежнему храпел. Не захочешь, а поедешь, Да еще и хохоча, Коль не хочешь оказаться, В цепких лапах палача! Погрузив добро в телегу, Под волынку и варган Прямо к замку покатился Наш веселый балаган! С корабля на бал, Уже полон зал, А мы только подъезжаем, Наш скрипач опять проспал. С корабля на бал, Уже полон зал, А мы только подъезжаем, Наш скрипач опять проспал.
Я и сама танцевала, окончательно раскрепостившись. Веселая, бодрая песня заполняла энергией, и эту энергию хотелось дарить всем.Начиналось все отлично, Опоздав минут на дцать, Мы играли, гости пили, И хотели танцевать. Мы шумели, словно черти, Было жарко, как в аду, Тут и начали все падать, Спотыкаясь на ходу. В общем, все как в том трактире, Так же пляшут, так же пьют, Правда, женщины красивей, И побольше разных блюд. Подустали наши гости От привычных бойких джиг И кричат нам музыканты: «Сбацайте Герр Маннелиг!»
А теперь замедлить темп. Ближе к концу должно быть плавно.Под конец тридцатой песни Закричали петухи, Гости стали расходиться, Хоть ходить и не могли, А скрипач, зевая сладко, Выполз вдруг из-за кулис: «Что притихли, музыканты? Ну-ка сбацайте на бис!»
И концовку так же ярко.С корабля на бал, Снова полон зал, Продолжаем веселиться или Ты уже устал? С корабля на бал, Снова полон зал, Продолжаем веселиться или Ты уже устал?
Я поклонилась. Аплодисменты оглушали и повышали самооценку. Прекрасно. Я смогла. — Спойте еще! — послышался первый выкрик. — Не молчите! «Надо бы спеть. А какие еще бодрые песни я знаю?» — задумалась я. Стихшие выкрики, аплодисменты и громкие тяжелые шаги я заметила не сразу. А как заметила, мне на плечо уже легла крепкая рука того самого рослого широкоплечего стражника, что меня сюда и привел. — Какой артистизм! — услышала я новый голос. Обернулась. Столкнулась взглядом с кем-то важным. Новый мужчина. В богатой форме. При оружии. «Возможно, командир дворцовой стражи». — Хороший вы отдых себе устроили. Культурный, даже сказал бы, — обратился он к собравшимся. — Отдохнули? Теперь за работу. Дайте и госпоже Сививан передохнуть. Разойтись. На моих глазах группа собравшихся очень быстро поредела. Каждый нашел важное дело. «Точно какая-то высокая шишка», — подумала я. — Прекрасное выступление, — посмотрел он на меня. — А теперь, девочка, споешь на бис нашей Хеде. И хорошо споешь. Я промолчала. Но мое молчание незнакомец принял за ответ. — Хорошо, — сказал он. — Веди себя благоразумно и все у тебя будет славно. А теперь следуй за нами и без фокусов. «Вот вам и возможность выбить облегченные условия», — подумала я и чуть слышно хмыкнула. Идти под конвоем было уже не впервой.***
С прошлого моего пути в тронный зал ничего не изменилось. Меня снова вели все той же дорогой, только стражников на каждом повороте стало меньше. «Это даже забавно. Я здесь почти три недели, а ничего не меняется», — подумала я и усмехнулась. От командира дворцовой стражи это не укрылось. Он резко остановился, взял меня под руку и продолжил наш путь на встречу к Хеде. — Весело тебе, да? — поинтересовался он у меня, не сбавляя шагу. — Просто интересно: куда делся почетный караул, — равнодушно ответила я. — А если сбежать попытаюсь, кто из ваших ловить будет? У командира дернулся кадык. — Снова сбежать хочешь? С прошлого раза не набегалась? — опасно тихо поинтересовался он. Я предпочла не обращать на его тон внимания. Даже если сейчас его взбешу, ничего мне не сделает. Я важна Лексе, а потому неприкосновенна. — Тогда был шикарный забег. — Губы сами растянулись в улыбке. — Можно повторить. Юбка не слишком длинная, особо мешать не должна. Он сжал мою руку чуть крепче, словно я действительно прямо сейчас решила бы вырваться и необдуманно броситься бежать по лестницам. — Значит так, певунья, — чеканя каждое слово, начал он, — закрывай рот, проглатывай больно острый язык и прекращай нести чушь. Говорить будешь, когда Хеда спросит. Говорил он жестко, видимо, пытался тоном, холодным взглядом, стальной хваткой напугать, сломить, заставить оробеть. Печально, ничего из этого на мне не сработало. Прошли те дни после спасения из дворца Найи, когда я боялась каждого шороха, и все напоминало мне тот кошмар. — Какая жалость, — чуть слышно пропела я, глядя прямо в глаза мужчине, — вас, наверное, вниманием обделили и затыкали постоянно раз велите мне молчать? Я знаю как это исправить. Достаточно парочки публичных выступлений. Так, если что, ораторов учат. Хотите можем вместе спеть. Этим же вечером. Дуэтом. Прославитесь. Думаю, люди подобный концерт запомнят лучше моих попыток побега. Командир удостоил меня ледяным взглядом, но больше ничего не сказал, и я записала победу в словесной дуэли на свой счет. Остаток пути до знакомых тяжелых дверей тронного зала прошел в гнетущей тишине, даже самые молодые из стражников не осмеливались перекинуться друг с другом парой-тройкой слов. У самых дверей командир остановился, передал меня другим конвоирам с юными добрыми лицами, а сам обратился к тому стражнику, что этим утром вывел меня в коридор петь перед людьми. Разумеется, на тригедасленге. Я с интересом прислушалась, старательно сделала вид, что ни словечка не понимаю. — Значит, так. Объясни девице как себя надо вести и что отвечать Хеде. Убеди ее хоть что-то рассказать. Обещай что хочешь, хоть горы золота, но добейся, чтобы открыла рот по делу. Понятно? — Да, командир. Будет исполнено. — Прекрасно. Командир и два человека его сопровождения вошли в тяжелые двери. Я осталась стоять, окруженная зелеными мальчишками в форме дворцовой стражи, чувствуя на себе усталый взгляд старшего мужчины. Он не замедлил приблизиться. — Сегодня вы в третий раз будете иметь честь говорить с нашей Хедой, — сказал он мне. — Покоритесь воле правителя и это все закончится. Отправитесь домой, к своим родным. Все же вы здесь уже почти три недели. — Девятнадцать дней ровно. — Именно. Неужели дальше хотите сидеть в неволе? — Не хочу, но меня к этому принуждают. — Если расскажете, все быстро закончится. Скинете свои оковы. — Господин… — Анхельм, — тут же перебил он меня. — И я вовсе не господин. Господа они другие. — Анхельм, много ли вы знаете об упрямстве небесных людей? — Нет. — Значит, сейчас узнаете. Я отвернулась от него быстрее, чем на лице стражника успела проявиться досада. Он не вздыхал, не пытался поймать меня за руку или встряхнуть за плечи, только сопровождал в тронный зал. Вновь очутиться под пронзительным взглядом Лексы было необычно, не думала, что наша новая встреча наступит так нескоро. Надеялась получить вызов раньше. — Доброе утро, Мари из Небесных Людей, — мелодичный голос Командующей разнесся по всему тронному залу. Я приосанилась: распрямила плечи, подняла подбородок. Как бы я не относилась к Лексе, она все-таки не последнее лицо в иерархии землян и вести в ее присутствии следует соответствующе. «Но не следует забывать, что и мы с Кларк тоже не последние люди, хотя бы в глазах тех же землян», — подумала я. — Я надеюсь, меня позвали, чтобы объявить о свободе? — поинтересовалась я. — Знаете, несколько наскучило больше двух недель сидеть в четырех стенах в полной изоляции от всего мира. Из угла зала кто-то приглушенно охнул. Должно быть, один из зеленых мальчишек-стражников. «Они, наверное, думают, что после подобного ответа меня немедленно отправят в темницы. Наивные. Не настолько уж и дерзко я обратилась». — Это будет видно по твоим ответам, — ровно ответила Лекса. Ее ничуть не разозлил мой тон, замечание и, возможно, дерзкий вопрос. Полагаю, чего-то подобного она и ожидала. — Тебе ведь есть что сказать, Мари из Небесных Людей? «А иначе меня отведут обратно в покои? Это вряд ли. Наверняка попробуют всеми правдами-неправдами вызнать хоть каплю информации». — Я бы хотела предложить альтернативу. Мне облегчают условия жизни, возвращают говорливых слуг, дают видеться с сестрой, по возможности выпускают хотя бы на территорию дворца, пусть и под конвоем, а взамен я даю часть информации. Я почувствовала на себе чьи-то удивленные и даже пораженные взгляды. Скорее всего, снова молоденькие стражники. Лекса особого удивления не выказала. Молчаливые Титус и Индра — тоже. — Ты сможешь это получить, когда расскажешь все, что выяснили зимой, что услышала и увидела, — ответила мне Лекса. — В таком случае я не могу дать вам и вашим людям никакого ответа. По крайней мере, сейчас, стоя в этом зале. Лекса кивнула. Я ожидала, что она станет пытаться как-то лучше меня расспросить, но она просто махнула рукой моему конвою. «Меня же сейчас отсюда выведут, — промелькнула в голове мысль, — а я так и не смогу задорого продать толику информации!» — Мне очень жаль, Хеда, — сказала я, прежде чем меня успели развернуть. Лекса подняла руку, останавливая конвой. — И о чем же ты жалеешь, Мари из Небесных Людей? — Пока вы держите меня здесь и денно и нощно следите за тем, чтобы я или моя сестра не покинули вас без вашего ведома. Вашим ресурсам угрожает опасность. Хотя вполне возможно я не понимаю местных порядков. Может быть, для вас это нормально, что кто-то чужой выспрашивает про драгоценные камни и металлы и накладывает на них лапу, разворовывая хранилища. Лекса быстро оглянулась на Индру, ничего не сказала, не приказала, но женщина кивнула и поспешно покинула тронный зал. — Это все, о чем ты жалеешь, Мари из Небесных Людей? — Так точно. И полагаю, могу сказать: до свидания. Я сделала шаг назад, и конвой коснулся обоих моих плеч. Лекса не спускала с меня глаз. — Думаю, мы встретимся достаточно скоро, Мари из Небесных Людей. Сообщи часовым, когда тебе совсем надоест заточение. Ты можете легко освободиться. Я чуть кивнула. Так, чтобы это заметила одна только Лекса. — Как и вы можете легко получить нужную вам информацию, но на моих условиях, — сказала я. — Жесткие рамки заключения меня не возьмут. Вы должны были это уже заметить. Всего хорошего. Меня достаточно быстро вывели из тронного зала и в том же темпе проводили до моих покоев. Всю дорогу назад командир дворцовой стражи так крепко сжимал мне руку, что временами становилось больно. Я терпела молча, ловя себя на мысли, что все больше убеждаюсь — командир мне мстит за прошлый побег. «Наверняка его вместе с подчиненными наказали, — подумала я. — Оттого они все так бдительно за мной наблюдает. Пусть наблюдают, сохраннее буду, да и слушателей прибавится». В покои меня практически втолкнули и сразу же на все замки заперли дверь, я ничему не удивилась, просто скинула обувь, разлеглась на диване, не заботясь о юбке. На душе было спокойно и даже весело. Я в очередной раз не сказала ничего конкретного. «Они не смогут держать меня здесь вечно, — вновь напомнила я себе. — Как минимум, кормить так, как кормят, скоро станет накладно. Проще будет даровать мне свободу и домой отправить. Подожду». Асма заглянула ко мне раньше обеденного времени и долго-долго буравила недобрым взглядом. Последние новости ее, видно, не обошли стороной. Я села, обернулась к ней. — Что-то не нравится? Беспокоишься о себе? Сходи в Храм и помолись, а мне выражать недовольство не надо. В жизни не поверю, что обо мне печешься, скорее о своей карьере при дворе. Совсем скоро девчонка покинула меня. Тем лучше. Время почти обед. Стоит переодеться во что-то другое и подумать о вечернем образе и песнях. Выведет Анхельм меня в коридор или нет, а петь я буду. Если кто-то захочет, послушает через дверь.***
Играть ничего не представляющую из себя девочку оказалось совсем просто. Рику верил почти каждому слову и жесту. Кларк невинно хлопала глазами, испуганно вещала о том, как же ей жутко вечерами оставаться в полнейшем одиночестве, как же хочется увидеть других людей помимо кучки служанок, что с ней почти не говорят. Целых два вечера он оставался с ней, выслушивал все, что ее тревожит, убеждал, что совсем скоро все изменится, он сможет разнообразить ее жизнь, и Кларк каждый раз одаривала его самой красивой и нежной улыбкой, глуша весь внутренний неистовый ор совести. «Все это ради Мари, — внушала она себе каждый вечер. — Рику сам виноват, что верит мне. Он мог просто исполнять свои обязанности и не обращать на меня никакого внимания». Но рыжеволосый доверчивый и добрый парнишка никак не выходил у нее из головы. Слишком уж… невинным он был. Такого использовать — все равно, что котенка или щенка пнуть. — Зря ты выбрал эту работу, Рику, — пробормотала Кларк. — Плохая она. Дверь в ее покои отворилась значительно раньше времени, хоть ужин уже и прошел, до вечерней проверки было еще очень и очень далеко. Кларк по обыкновению смотрела в темноту за окном, на звезды, почти полную луну. Шаги за спиной ее не обеспокоили, она даже и не подумала обернуться. Знала, кто пришел, и хотела продлить минуты, когда могла быть самой собой, не натягивая маску глупенькой запертой не пойми где бедняжки. — Госпожа, — окликнул ее Рику, — я хочу сделать вам сюрприз. Кларк неслышно вздохнула и обернулась. Рику всеми силами пытался скрыть волнение, но чуть подрагивающие руки с темным плащом его выдавали. — Сюрприз? — переспросила Кларк. — Какой сюрприз? Я люблю сюрпризы. — Значит, вы сможете порадоваться. Но сначала, прошу, наденьте это. Юноша протянул ей плащ. Кларк развернула гладкую ткань. — Вы желаете, чтобы я скрыла лицо? — Я бы предпочел, чтобы не скрывали, но это вопрос сохранности вашего инкогнито. Никому не следует знать, что вы покинете покои. — Я покину покои? — переспросила Кларк, замирая от волнения. Внутри все затрепетало от этого простого осознания. «Свобода. Свобода. Свобода», — проносилась в голове мысль, такая желанная и сладкая, что невозможно было удержаться от самой искренней улыбки. — Сейчас все увидите, госпожа, — кивнул ей Рику. Кларк быстро надела плащ, старательно его запахнула и накинула на голову капюшон. — Я готова, — сказала она. Рику скользнул по ней внимательным взглядом и остался доволен тем, что увидел. — Тогда идемте. Он взял ее за руку, и Кларк позволила это. Ладонь юноши оказалась мягкой и теплой, без ощутимых шрамов и мозолей, словно он совсем не занимался никаким тяжелым трудом. «Разумеется, это совсем не так, — подумала она. — Он — дворцовый стражник, как минимум, должен уметь фехтовать, а в этом деле без мозолей не обойтись». Они шли коридорами и темными лестницами. Рику, словно специально выбирал те участки, где падает как можно меньше света, словно стараясь, раз за разом скрыться в тени. И Кларк всем существом поддерживала это его решение. В хорошо освещенном коридоре даже капюшон не спасет ее от узнавания. Перед неприметной дверью Рику остановился и выпустил ее руку. — Мы почти пришли, госпожа, — сказал он. — Совсем скоро вы увидите то, что я желаю вам показать. Только дайте мне одно слово. — Какое? — Обещайте, что не побежите, не разоблачите себя. «Зачем мне себя разоблачать? — мысленно удивилась Кларк. — Что же ты такое хочешь мне показать, раз думаешь, что я потеряю голову?» — Даю слово. — Спасибо, госпожа. Он открыл дверь, и они продолжили свой путь. Коридор резко стал хорошо освещенным, еще на подходе Кларк услышала знакомый голос, знакомое пение. Сердце сжалось в груди. Пела Мари. «Вот зачем он требовал дать ему слово», — поняла она и стиснула зубы. С каждым шагом, приближающим ее в ту часть коридора, где выступала сестра, внутри сильнее и сильнее все рвалось. В коридоре было многолюдно. Рику остнавился в тени высокой колоны, и Кларк встала рядом с ним. Сквозь толпу людей сестры она не видела, но хорошо слышала ее певучий голос. Они пришли как раз к концу песни.Роса рассветная светлее светлого, А в ней живёт поверье диких трав. У века каждого на зверя страшного Найдётся свой однажды волкодав. Роса рассветная… Роса рассветная светлее светлого, А в ней живёт поверье диких трав. У века каждого на зверя страшного Найдётся свой однажды волкодав. Найдётся свой однажды волкодав.
Мари допела эту песню и начала следующую. Кларк узнала ее с первых нот. Та самая песня, что в их безмятежном детстве ей так долго не удавалось полностью выдержать, вытянуть.Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай, Когда б за край — иди, прощай и помни обо мне! Как близко край — а там туман, Январь хохочет, вечно пьян, Я заключен, как истукан, в кольце его огней Забудь о том, о чем не знал, забудь мои слова, Не мной не сказаны слова, и ты о них забудь, А там за краем рыщет тьма, как никогда, близка зима, И тень твоя, мою обняв, уходит снова в путь.
Сильный голос Мари разносился по залу. Кларк поймала себя на мысли, что пока Мари пела, она сама почти не дышала, лишь стискивала за нее кулачки, чтобы ни на какой из нот голос ее не подвел, чтобы она спела так, как чувствовала. А память подкидывала моменты из детства, где Мари очень сложно и долго работала над собой, над своим голосом, чтобы взять самые высокие ноты.За краем вечности, беспечности, конечности пурги — Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз; Мы не проснемся, не вернемся ни друг к другу, ни к другим С обратной стороны зеркального стекла. Когда средь угольев утра ты станешь мне чужой, Когда я стану и тебе чужим, моя душа: Держись за воздух ледяной, за воздух острый и стальной, Он между нами стал стеной, осталось лишь дышать.
«Самые высокие ноты и ты их вывозишь, дорогая, — мысленно обращалась к сестре Кларк, — ты подчинила себе эту песню. Никто из здесь присутствующих не знает, как долго ты работала, чтобы вот так вечером давать им бесплатные концерты». Кларк смотрела в просвет между людьми, видя только клочок красной ткани одежды сестры, и пыталась одним только взглядом передать всю ту гордость за Мари, что испытывала в эту минуту.За краем вечности, беспечности, конечности пурги — Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз; Мы не проснемся, не вернемся ни друг к другу, ни к другим С обратной стороны зеркального стекла. За краем ясных, и ненастных, и напрасных зимних дней, Когда без звука рвется синь, когда и ночь без сна бела, Мы не вернемся ни друг к другу, ни к себе С обратной стороны зеркального стекла.
Мари допела песню. Зал взорвался аплодисментами, и к залу присоединилась Кларк. Она хлопала так, что заболели ладони, но даже после этого не перестала. «Это было прекрасно, малышка», — подумала она. — Ты умничка! Я горжусь тобой». — Я бы хотела выразить свою бесконечную благодарность тому, что вы все сегодня пришли сюда, — заговорила Мари, когда аплодисменты стихли. — Вы одним своим присутствием наполнили красками мой сегодняшний вечер. Спасибо. Снова раздались аплодисменты, и снова Кларк к ним присоединилась, очень жалея, что Мари не может ее видеть, что она прямо сейчас вынуждена таиться в тени колоны вместо того, чтобы протиснуться сквозь толпу и в первом ряду открыто поддержать сестру. — Я бы хотела закончить свое сегодняшнее выступление недавно написанным стихотворением. Выношу его на ваш суд. И Мари продекламировала:Не каждый, кто наказан — виноват, Не каждый, кто оправдан — невиновен. Не каждый, кто назвался братом — брат, Единство душ бывает не по крови. Не каждый — друг, кто за руку держал, Не каждый враг взаправду ненавидит. Не так опасен поднятый кинжал, Как жажда мести в самом скрытом виде. Не каждый обнимающий — влюблен, А в стороне стоящий — равнодушен. Не каждый светлым чувством окрылен, Кто лестью обволакивает уши. Не каждый попадает под шаблон, Но каждый сотворил его однажды. И не подозревает то, что он — Такой же для кого-нибудь «не каждый».
Снова раздались аплодисменты, слова поддержки, просьбы петь и читать стихи, пусть не сегодня, но завтра или когда-нибудь еще, Кларк смотрела на толпу людей, что так благодарили ее сестру за выступления, и смаргивала слезы гордости. Малышку оценили по заслугам. Ее поддерживают, признают. Не каждый певец или оратор удостаивается подобной поддержки. «У тебя все хорошо, солнце, — снова мысленно обратилась к ней Кларк, — а значит, я могу так сильно не переживать. Но даю тебе слово: скоро мы обе станем свободны, и ты сможешь давать концерты не только в коридоре башни, совсем рядом со своими покоями». Люди начали расходиться. Это Кларк заметила не сразу, а только тогда, когда ей на плечо упала рука Рику. Кларк посмотрела на юношу. — Пора возвращаться, госпожа, — сказал он. Кларк кивнула. — Да, конечно. Вернулись обратно они быстро, тем же путем, скрываясь от яркого света и свидетелей. Переступив порог покоев, Кларк освободилась от плаща, аккуратно его сложила и передала Рику. — Это был чудесный вечер, — сказала она. — Никакие слова не смогут описать, насколько вы сделали меня счастливой. Юноша просиял. — Я рад видеть на вашем лице улыбку, госпожа, — сказал он и замолчал. — Спасибо вам. У вас определенно есть талант к сюрпризам. Кларк нежно улыбнулась мальчишке, быстро приблизилась и коснулась губами его щеки. — Вы привнесли жизни в мой вечер, — шепнула она ему на ухо и отстранилась. Раскрасневшийся от смущения юноша кивнул ей. — Благодарю, госпожа, — сказал он. — Ваше благополучие для меня очень важно. Хорошего вам вечера и ночи. Рику поклонился и нетвердой походкой покинул покои Кларк. Оставшись одна, девушка опустилась на диван и часто-часто задышала, словно прогоняя какие-то остатки не самого приятного чувства. Совесть вновь на нее орала благим матом.***
В горле першило. Вчера стоило меньше петь. Видимо, все-таки перенапрягла голосовые связки, хоть и пела правильно — использовала диафрагму, выталкивала звук изнутри. «Похоже, сегодня концерта не будет», — думала я, попивая горячий чай с медом и натренированным взглядом разыскивая ежедневное послание Алекса. Оно, как обычно, обнаружилось на блюде с фруктами. Ничего нового. Я допила чай с тостом с маслом, вытерла руки салфеткой и только после этого развернула свиток. Письмо оказалось длиннее обычного. Самого добрейшего тебе утра и поздравляю со вчерашним дебютом. Даже до Казарм дошли восторги зрителей. Ты теперь еще более популярна, чем раньше. Но оставим разговоры о внезапно обрушавшейся на тебя славе. Я хочу сообщить тебе другое. Совсем скоро будет один из важных религиозных праздников — День благословения Великой Матерью. Дата плавающая, зависит от луны, но в этом году, как сообщил Титус, он будет проходить девятнадцатого апреля. Завтра. В этот день все верующие и уважающие нашу веру посещают Храм Пятерых и просят Великую Мать о благословении. Отказать в посещении Храма — совершить очень большой грех. Это наш шанс встретиться и обсудить лично твою дальнейшую стратегию. Сейчас все идет хорошо, но неизвестно долго ли это продлится. Ты открыла часть информации, и Хеда тобой довольна. А значит, ты сможешь смело направить ей письменное прошение. Советую это сделать как можно скорее. Чем позднее она получит твое прошение, тем меньше времени у нее будет на раздумье как организовать твое посещение Храма.С надеждой на личную встречу, А.
«Встретиться с Алексом. Лично встретиться с Алексом», — пронеслось у меня в голове. Я почувствовала, как быстро забилось сердце. Меня едва не захлестнуло волнение. Громкие голоса за дверью и шум шагов нескольких ног резко отрезвили. Я быстро спрятала свиток за диванными подушками, натянула на лицо самое безмятежное выражение и начала ждать прихода неожиданных гостей. В покои вошли Анхельм, Асма и несколько девушек. Анхельм и Асма были одеты в легкую верхнюю одежду. — Доброе утро, Сививан, — приветствовал меня стражник. Выглядел он очень приветливо, словно не далее чем десять минут назад ему выписали крупную премию. — У меня для вас прекрасные новости. — Я в ожидании уставилась на него, и он торжественно продолжил. — В знак поощрения вашего прекрасного поведения и готовность исполнить поставленные условия Хеда дозволяет вам часовую прогулку в дворцовом парке. Разумеется, с компаньонкой. Я посмотрела на Анхельма, на Асму и девушек. — Прогулку? — переспросила я. — Прогулку, — подтвердил Анхельм. — И этим правом вы можете пользоваться раз в день начиная с сегодняшнего. А еще я не успел вам сообщить, уж извините, Хеда сняла свой запрет на разговоры с вами. Больше никакого безмолвия. Я вскочила с дивана не в силах больше сидеть на нем. Мне дали частичную свободу. Пусть и час в день, зато этот час я проведу не в четырех стенах, а в парке. В парке! Среди деревьев. Дыша свежим воздухом. — Я хочу пойти сейчас же, — не заботясь о стати и достоинстве, выпалила я. Анхельм кивнул. — Помогите Сививан собраться, — велел он девушкам, а сам на время покинул мое пристанище. Светлый легкий плащ, короткие ботинки, плотные перчатки и я готова. Девушки-служанки, одев меня, быстро удалились. В дворцовый парк я практически летела, не замечая беззлобного посмеивания Анхельма. Асма шагала рядом медленно величественно и недовольно буравила взглядом. Я всего этого не замечала, молясь про себя, чтобы скорее закончилась сеть коридоров, и я вышла на свежий воздух, посмотрела бы насколько изменился мир за этот неполный месяц изоляции. Дверь наружу долго не появлялась, а когда появилась, Анхельм очень бережно взял меня за руку и вывел наружу. Яркий солнечный свет ослеплял. Уже теплый воздух нежно коснулся щеки. Пахло цветами и хвоей. Я открыла глаза и увидела море разного цвета: зеленую траву, тюльпаны, нарциссы, величественные ели. Сделала несколько шагов, ступила на вымощенную дорожку парка. Подняла глаза к голубому небу. «Весна. Тепло. Я смогла пережить все испытания зимы», — пришло неожиданное осознание. И меня сотряс приступ нервного смеха. Продлился он недолго, и, когда закончился, я посмотрела на Анхельма. — Спасибо, — сорвалось с губ. Он в ответ просто кивнул. — У вас час, — сказал он. И остался стоять у дверей. Ко мне подошла Асма. С недовольным лицом. Вот уж кто точно не рад здесь быть. «Пришла пора кое-что прояснить», — подумала я и поманила ее к себе. — Пройдемся? — поинтересовалась холодным тоном. — Как скажете, госпожа, — равнодушно отозвалась девушка. Мы пошли по вымощенной дороге, как две подруги. Я держала ее под руку и делала вид, что все так, как должно быть. — Что тебя не устраивает? — спросила без обиняков, когда мы достаточно отошли. — Для служанки ты ведешь себя более чем дерзко и развязно. Асма на меня не посмотрела. Сейчас наедине со мной она на саму себя похожа не была, словно ожидала, что я заведу ее в парковые дебри и решу избить. — Вы сами ведете себя так, будто рождены найтблидой, — тихо ответила она. — И вас за это не порицают. Оставляют хорошие условия жизни. Прощают дерзость и даже вот решили вознаградить. При том, что вы ничего особенного не сделали. Всего лишь не умерли, когда все к этому шло. Она замолчала и остановилась. Попыталась вырваться. Я выпустила ее руку, спокойно взглянула в глаза. — Всего лишь не умерла, когда могла бы? — протянула я. Асма повертела головой по сторонам, убедилась, что мы одни и побелела, но все же нашла в себе силы кивнуть. — Да. И посмотрела с такой обидой, что мне стало все понятно. «Она завидует. Не пойми чему, конечно, но завидует». — Скажи-ка, Асма, тебе хотелось бы славы, признания? Девушка молчала. Я внимательно вгляделась в ее лицо и ответила на свой же вопрос: — Конечно, хотелось бы. Вот только, уж поверь мне, не нужна тебе слава Сививан. У нее есть изнанка. Я сорвала с руки перчатку, продемонстрировала искалеченные пальцы. — И это лишь малая часть всего, — заметила я. Под ошарашенным взглядом Асмы, что никогда так близко не видела моего увечья, вернула перчатку обратно на руку. — Они пытали меня, добивались ответов, и все же я ничего им не сказала, — продолжила я. — Они поняли, что не скажу. Решили казнить, а я спрыгнула с моста в реку, пережила тяжелую болезнь и только после этого обрела титул Сививан. Поганая история, не так ли? Асма зажмурилась, ее лицо скривилось, а когда она вновь нашла в себе силы открыть глаза, те были полны слез. — Они нелюди, — прошептала она. — Нелюди, — согласилась я. — Именно поэтому я не желаю никому такого. По щекам Асмы катились крупные градины слез, она смотрела на деревья и землю, но только не на меня. — Простите меня, — донесся ее чуть слышный шепот. — Никакая моя неинтересная история не сможет ничего изменить, но умоляю… Я просто хотела… У матушки столько детей… Я же шестая… Да еще и девчонка. Четыре мои старшие сестры или замуж вышли, или семью прославили. Братья вообще молодцы. А я… я даже простую роль при дворе не смогла… Она зажала рот руками, содрогаясь в рыданиях. Я положила ей руку на плечо и сжала его. — Прощаю, — твердо сказала я. — Но чтобы подобного больше не было. Она подняла на меня красные заплаканные глаза и отчаянно помотала головой. — Не будет, госпожа. Право слово. Клянусь вам! Всеми святыми клянусь! — Я тебе верю. Идем. Посмотрим красоты этого парка вместе. Мы спокойно двинулись дальше по дорожке. Госпожа и ее верная компаньонка. «Верная компаньонка, — подумала я и чуть улыбнулась своим мыслям. — А ведь у девочки есть хорошие задатки, вполне может стать моей верной компаньонкой». — Знаешь, Асма, — обратилась я к ней. — Прославиться можно разными способами и не обязательно становиться мученицей. Асма посмотрела на меня вопросительно. — Как насчет славы верной служанки Сививан, которую нельзя ни подкупить, ни как-то иначе переманить? — Это звучит славно, — тихо ответила она мне. — Ну вот и прекрасно, — кивнула я. — А теперь пойдем-ка обратно. Что-то мне подсказывает: час прошел. Мы возвращались плавно. На душе у меня было спокойно. Само присутствие Асмы за те минуты напряженной беседы волшебным образом перестало вызывать во мне раздражение. Кажется, мы вполне еще сможем сработаться. Анхельм встречал нас обеих довольной улыбкой. — Прямо по часам, госпожа Сививан, — сказал он мне. — Ну что, готовы вернуться обратно? Я окинула взглядом просторы парка и кивнула. — Готова.***
— Здесь слишком много для меня одной. Присоединяйтесь. Кларк кивнула на свободное место напротив себя. Рику замер в нерешительности. — Садитесь, — настойчиво предложила она. — Мне всего этого не осилить. А вам это даже на пользу пойдет. Если стражник будет голодать, вряд ли у него скоро вырастут мышцы. — Ну раз вы так предлагаете, пожалуй, соглашусь, — откликнулся Рику. Он сел за стол, осторожно взял в руки дополнительные приборы (специально для этого обеда Кларк их вчера спрятала от служанок) и принялся за еду. Кларк еще ни разу не приходилось видеть, чтобы кто-то из воинов-мальчишек вел себя за столом как на очень высоком приеме. «А Рику на таких приемах и не бывал, — отметила она про себя. — Наверняка сейчас думает, какую я ему оказала честь. Хорошо, что не читает моих мыслей, не просчитывает ходы. К сожалению для него эту партию веду я, не он». — Вы очень щедры, госпожа, — сообщил он, проглотив маленький кусочек мяса. — Что вы. Я всего лишь умею быть благодарной и выражать свою благодарность не одними только словами. Словесное «спасибо» на хлеб не намажешь. Рику чуть склонил перед ней голову. — Вас воспитывали в милосердии, — очень тихо сказал он. И скорее всего, понадеялся, что Кларк не услышит, но она услышала. И помрачнела. От внимательных глаз Рику это не укрылось. — Я как-то задел вас, госпожа? — встрепенулся он. — Молю, простите. Я не это хотел вам сказать. Я не хотел вас… Кларк подняла руку вверх, прерывая его оправдания. — Все хорошо, — сказала она. — Вы меня никак и ничем не задели. Просто я кое-что вспомнила. Вопроса: «Расскажете?» или «Что-то плохое?» или «Кто он» Кларк не ждала. Не то общество, не те порядки, не та иерархия, чтобы что-то подобное спрашивать. Рику считает ее госпожой. Рику относится к ней как к госпоже, к высокому чину. Разумеется, он ничего не будет спрашивать. Это не принято. — Моя семья действительно воспитывала меня в милосердии. — Сама пустилась в рассказ Кларк. — Жесткость и жестокость людей я познала позже. Ни семья, ни общество к этому нас не готовили. Я и мои подруги росли самыми изящными и хрупкими цветами в богатом цветнике. А как попали сюда, не смогли отрастить колючки. Местные порядки и обычаи внушают ужас. Она остановилась, заглянула в глаза мальчишке, что, почти не дыша, слушал ее, добавила в голос немного слезливых ноток. — Мне чужды правила дворца. Здесь я, заключенная в клетку, пленница, птица с подрезанными крыльями. Я хочу домой, к своей семье, настоящей живой музыке, прочему искусству. Всему тому, что заставило бы душу трепетать в волнении, но не испытывать настоящих страданий. А здесь я страдаю. Уж поверьте мне. Страдаю! — Она резко отвернулась от него, закрыла лицо руками. — Простите меня. Представила картину невообразимых мук, какие могла испытывать Мари, не физических так моральных, и глаза начало печь. По щекам потекли первые слезы. «То, что нужно. Несчастный цветочек не вывозит давления дворца». Она сухо всхлипнула. — Госпожа! — раздался взволнованный голос Рику. — Госпожа, что с вами? Кларк не оторвала рук от лица, не обернулась к нему, всем своим видом показывая насколько опечалена и смущена самим фактом выражения своей бесконечной печали. — Госпожа… Мальчишка выскочил из-за стола, тихонько к ней приблизился. Осторожно положил руку на плечо. Кларк ее не сбросила. — Поверьте, госпожа, наступит тот день, и вы вернетесь к своему народу, — сказал Рику. — А пока, если вас это утешит, я могу провожать вас на каждый концерт Сививан. Кларк оторвала от раскрасневшегося лица ладонь, посмотрела на Рику так, словно он в один момент стал ее самым главным спасителем. — Это никогда полностью не заглушит мою тоску по дому, — прошептала она. — Но это все равно лучше, чем ничего, — вздохнул юноша. — Спасибо вам. Она протянула руку к кувшину с водой, и Рику, не спрашивая, сам отлил воды в стакан и передал ей. Кларк пила медленно, заставляя себя еще продержаться, не показывать торжествующий вид, еще немного сыграть несчастную пленницу. — Ваша матушка воспитала прекрасного сына, — сказала она, допив воду. Рику склонил голову. — Благодарю, госпожа. До конца обеда на юношу Кларк глаз не поднимала, зато чувствовала на себе его пытливый, осторожный взгляд и оставалась этим довольна. Все шло ровно по ее плану. «Похоже, правду говорят: слезы и несчастный вид — оружие женщины, — подумала Кларк. — Еще немного и он влюбится, и тогда все станет совсем просто. Свобода близко. Может быть, мы с Мари ее обретем и без сомнительной сделки с Азгедой».***
После прогулки меня захлестнуло вдохновение. Едва вернулась в покои, сразу же села за стол и записала на первом попавшемся листе бумаги столь желанные рифмы.Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похожих на нее.
Прочитала получившуюся первую строфу, удовлетворенно кивнула. «То, что надо. И главное соответствует действительности». Продолжила писать дальше. Нужные слова строка за строкой покрывали лист бумаги, периодически я останавливалась, закусывала кончик пера, но после продолжала писать. Я писала, не замечая времени и усталости, перед глазами проносились лица. Люди, чьей судьбе я совсем не завидую, чьи образы должны быть увековечены, пусть и таким лирическим образом. Я набирала чернила в перо и писала, и писала и писала, охваченная творческим порывом. Пока не иссякло вдохновение. Я бросила взгляд на последнюю написанную строфу и не смогла понять, как ее продолжить.Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них?
И закончить этими строками тоже нельзя. Это не конец произведения. Я это чувствую. Я это знаю. «Значит, закончу чуть позже, — мысленно сказала я самой себе. — Сейчас мыслей нет. Нужно будет подождать. А пока заняться другим делом. Презентовать публике можно и что-то другое». Я отложила листок сушиться, убрала чернильницу и перо и только в этот момент почувствовала, как же сильно затекла моя спина. Сколько, интересно, я так просидела? Час? Два? Долго раздумывать о ходе времени мне не дали. Послышался приближающийся звук шагов, двери широко распахнулись, и в мои покои прошли Асма и двое незнакомых стражников, сопровождающих командира дворцовой стражи. Он посмотрел на меня странным взглядом. Удивление в его глазах смешивалось с недоверием. — Здравствуй, Сививан, — сказал он мне. — Тебе письмо от Хеды. И он протянул конверт с красной сургучной печатью. — Вскрывать и читать при нас. Приказ засвидетельствовать это. Я кивнула. Под пытливыми взглядами сломала печать, вытащила листок бумаги из конверта и углубилась в чтение.Уважаемая Сививан,
Вы вчера оказали мне и моему народу услугу, предупредили о разграблении запасов, а потому считаю, что могу пойти Вам на небольшую уступку, помимо того как уже отблагодарила Вас за предоставленные сведения. Всю известную Вам информацию о планах ледяного народа разрешаю предоставить в письменной форме ответным письмом. Желательно это сделать в течение двух дней с момента получения данного послания. Со своей стороны обещаю Вам полную анонимность и облегчение условий содержания вплоть до свободного перемещения по Полису. Решайтесь.Избранная пламенем и предыдущим правителем Хеда, Командующая Двенадцатью Кланами Лекса.
Я дочитала письмо, свернула его трубочкой и положила в карман. — Ознакомилась? — спросил меня командир дворцовой стражи. — Да, — кивнула я. — Можете запускать счетчик. Он обернулся к своим людям. — Все слышали? Девчонка ознакомилась с письмом. В случае чего позову свидетельствовать. Ему ответили чуть слышным: «Есть, командир». И он снова обернулся ко мне. — Теперь не отвертишься, девчонка. Я дернула губами и ничего ему не сказала. Не обязана ничего доказывать. Совсем скоро дверь за этой шумной компанией захлопнулась. Со мной осталась одна только Асма. — Госпожа, — окликнула она меня. Я обернулась. — Вы же дадите Хеде ответ? — спросила тихонько она с благоговением в голосе. — Дам, — ответила я, — но сперва подумаю. Асма никак не стала комментировать эти слова. Никак не стала агитировать меня дать ответ немедленно, попутно хамя и переступая все границы. Она просто присела на самый краешек дивана и устремила взгляд в пол. Утренняя прогулка сделала ее кроткой. И мне нравилась ее вежливость. «На это письмо обязательно надо ответить, — подумала я. — Выдам часть информации и подам прошение».***
За окном алел закат. Очередной закат. Сколько их Кларк уже наблюдала? Не счесть. «Еще один день почти закончился, — подумала она. — Скоро принесут ужин, а после него оставят одну до самого утра. Неплохой расклад. Одна в огромных покоях наедине с самой собой. Можно не натягивать маски, не играть эмоции, которые я совсем не испытываю, не пытаться вбить очередной гвоздь в гроб глупому мальчишке». Кларк накинула на плечи легкий платок и вышла на балкон. Вдохнула вечерний воздух. Против воли посмотрела на соседний балкон. Он пустовал. «И куда ты только запропастился? Охмуряешь служанок? Думаешь, как попроще вернуться на родину? Я тоже так хочу. Влюбить в себя уйму стражников, использовать их, забрать Мари, сбежать вместе с ней и ничего при этом не испытывать, не изучать замысел под лупой морали. Просто взять и отключить орущую совесть, и жить дальше спокойно, но что-то пока не могу». — Надо же пташка объявилась, — послышался до боли знакомый мужской голос. Кларк вырвалась из своих размышлений, подняла голову и встретилась глазами с Роаном. — Захотела полетать по своей клетке, — в тон ему ответила она. Роан — не Рику, с ним можно оставаться собой: никаких масок несчастной перепуганной девочки, никаких слезливых речей, говорить как есть, не смягчая углы, не бояться жестких фраз. — Слышал твое откровение сегодня днем. Не надоело играться с пацаном? — Это может надоесть? — усмехнулась Кларк. Роан не улыбнулся, и девушка посерьезнела. — Я не играю с ним, — солгала она. — Всего лишь получаю необходимое общение. Не хочу чокнуться в одиночестве. — Скоро твое одиночество закончится, Ванхеда, — сказал ей Роан. — Век Лексы из Трикру подходит к концу, скоро на трон Полиса взойдет совершенно другой правитель. — И я вам помогу в этом, — хмыкнула Кларк. Взгляд Роана стал строже, холоднее. — Не вижу повода для смеха, — сказал он. Кларк поджала губы. — Я даже и не думала смеяться, — ответила она ему. «Но план абсурдный. Он с самого начала был таким. Если Лекса внезапно умрет не от естественных причин, сразу же начнется расследование, и оно точно укажет на виновника смены власти. Новому правителю всего лишь и останется сделать — казнить убийцу и половину его народа вместе с ним. Неужели Азгеда настолько могущественна, что думает как-то откупиться от всего этого? Хотя вполне возможно она и не думает откупаться, она думает совершить переворот малым количеством жертв, а потому и предлагает столь соблазнительный план мне. Надеется воспользоваться моими ранеными чувствами, выдать их за месть, а после бросить в застенках, где пытать будут каждый день, а в конечном итоге казнят на глазах у всех моих родных и близких. Еще раз шикарный план». — Значит, мне показалось, — признал Роан. — Позволь узнать, когда план должен реализоваться? — спросила она. — До конца следующей недели, — ответил Роан. — Не терпится расквитаться с предательницей? Кларк натянула на лицо улыбку, кивнула. — Она это более чем заслужила. Кровь моих людей на ее руках. — Jus drein jus daun, — сказал Роан. — Jus drein jus daun, — вторила ему Кларк, но мыслями была очень далека от него. «Кровь за кровь, и убийства будут продолжаться. Политика бесконечной войны. Отвратительно. Это не принесет ничего хорошего, точно. Азгеда хочет, чтобы мир задохнулся в крови и страданиях? Уроды. Иного слова и не подобрать». — Пересмотри вещички, Ванхеда, — негромко посоветовал ей Роан. — С длинными рукавами. Спрячешь в одном из них нож. — Выберу лучший комплект, — пообещала ему Кларк. Роан одобрительно кивнул. — Правильно, Ванхеда, союзник великой Азгеды должен достойно выглядеть. «Быть бы еще уверенным, что Азгеда воспринимает меня как союзника, а не как жертвенного барана». — Не сомневайся, Роан из Азгеды, я и мой народ будем более чем достойно выглядеть на грядущей коронации. — Уверен, этот момент ждать нам всем осталось недолго. А теперь время разойтись по клеткам, вечерний моцион закончился. — Хорошего тебе вечера… союзник, — пожелала Кларк и ушла с балкона, ощущая на себе его заинтересованный взгляд. «Прекрасный вечер. Можно себя поздравить с появлением еще пары масок. Какой я там была? Психопаткой-манипуляторшей, просто манипуляторшей, что ж еще одна маска заговорщицы мне в копилочку. Играться одновременно и с Рику, и с Роаном — могу, умею, практикую. Как бы только эти дворцовые игры петлей у меня на горле не затянулись», — подумала Кларк и вся внутри содрогнулась. Если она что и успела понять, использовать такого человека, как Роан, и вести свою игру у него за спиной — не самый лучший план. Но именно этим Кларк и занималась.***
Перо скользило по листу бумаги, наполняя его известными мне сведениями. Я старательно выводила каждую букву, писала красиво и чисто, не допуская постыдного казуса, вроде уродливых клякс. Все-таки правителю ответ даю, а не подруге про жизнь рассказываю. Поставив финальную точку под своим именем, вернула перо в чернильницу, отложила письмо на край стола и довольная собой облокотилась на спинку кресла. - Вы закончили, госпожа? – спросила Асма. – Могу ли я начать просушивать и запаковывать письмо? Асма стояла в трех шагах от меня и терпеливо ждала ответа. Подойти ближе не решалась. Утренний разговор в парке продолжал менять ее поведение, избавил ее от наглости и дерзости. - Почти. Мне нужно еще раз прочесть то, что я написала. Буквы за короткое время успели немного просохнуть. Я осторожно, за самый краешек, придвинула к себе листок и еще раз все перечитала.Уважаемая, Хеда,
Хочу сообщить Вам, что имела несчастье услышать из уст Ваших врагов. Найа из Ледяного Народа очень интересуется запасами провизии Трикру, объемом закромов и поголовья скота и птицы. Зимой она твердо была уверенна, что я обо всем этом знаю, а потому до последнего допытывалась у меня этой информации. Более ничего конкретного по вышеизложенному сказать не могу, но могу поделиться догадкой. Азгеда желает развязать войну и взять народ древесного клана измором, для этого и выспрашивала у меня точные количества провизии, складов этой провизии и животных, выращиваемых ради пищи. Ледяной народ не имеет достаточных условий для занятия земледелием и животноводством, потому и пытаются отобрать блага труда у другого народа. Думаю, Найе нужны земли и власть. Не уверена, насколько близко это к правде, но думаю, даже эта версия, полученная в ходе часовых раздумий во время утренней прогулки, будет иметь свою ценность.С уважением, Мари из Небесных Людей.
«Оружие, дислокации армии, учеников воинов оставим на потом. Хорошенького понемногу», - подумала я и удовлетворенно кивнула. Лекса получит ответ, о котором требует. Мне же надо будет подать ей прошение. - Асма, - позвала я девушку. - Госпожа? - Можешь просушить письмо и положить его в конверт. Я закончила с ним. - Конечно, госпожа. – Асма быстро приблизилась к столу, ловко посыпала буквы песком и так же ловко потом этот песок стряхнула с чернил. – Вы молодец, госпожа, - сказала она мне, убирая письмо в обезличенный плотный конверт. На ее похвалу я только кивнула, не спрашивая почему молодец, не давая возможности продлить этот разговор дольше. Мне оно не нужно. Зато нужно несколько другое. - Скажи, Асма, ты знаешь как подать Хеде прошение? – спросила я. Девушка удивленно на меня посмотрела. - Прошение? – переспросила она. - Именно. - Позволено ли мне будет узнать, госпожа Сививан, - медленно проговорила она, - не прошение ли о свободе вы хотите писать? «Прошение о свободе? И почему я раньше о подобном не додумалась. Какой бы приказ о бойкоте в отношении меня Лекса ни отдала, письмо от меня ей хотя бы передали. Да, подобное прошение было бы отклонено, но попытаться хотя бы стоило». - Нет, конечно нет, - ответила я Асме. – Прошение будет иного характера. Видишь ли, совсем недавно я поняла, что нужно спасать то, что бессмертно. - Тело смертно, душа нет, - прошептала служанка. – Вы начали постигать религию? - Именно. А для лучшего постижения религии стоит хоть раз посетить Храм. Я знаю: завтра религиозный праздник и именно в этот благостный день хотела бы побывать в Храме для спасения собственной души. Асма вгляделась мне в лицо. Я приняла самый безмятежный вид из всех. «Ничто не должно выдать то, что я хочу посетить их Храм не только из культурного интереса». - Нельзя отказывать в постижении религии. Это большой грех, - признала она, наконец. – Госпожа, если позволите, я помогу вам сформулировать ваше прошение. Следующие несколько минут я писала прошение под диктовку Асмы. А как закончила и посыпала текст песком, Асма сама все еще раз внимательно перечитала и кивнула. - Без ошибок, госпожа, - сообщила она мне и упаковала прошение в конверт. – Теперь остается только ждать вердикта Хеды. Асма с двумя конвертами в руках вышла из моих покоев, оставляя одну. Я прошлась по помещению, сжимая и разжимая кулаки, отчего-то сильно волнуясь, и, в конце концов, уселась на любимое место – диван. Ужина оставалось ждать недолго, стоит обдумать другую стратегию, если я получу отказ. - А что тут думать, - сказала я самой себе, - не встречусь с Алексом, продолжу обмениваться с ним записками и петь. Если этого будет мало, можно попробовать организовать тайную встречу в саду. Это не должно вызвать затруднение, Асму можно в любом случае отослать подальше и велеть молчать. Рассказывать о нас ей не выгодно, поскольку я тоже много чего могу рассказать, но уже о ней. Откажет Лекса мне или нет, особо можно не переживать. Главный приз – прогулка в саду – я уже выиграла. Успокоившись, я дождалась группы служанок, которые споро накрыли мне стол и принесли ужин. Вечерняя записка Алекса привычно обнаружилась во фруктах. «Ни о чем не переживай. Если ты воспользовалась моим советом и подала Хеде прошение, не сомневайся, отвергнуто оно не будет. Лекса сейчас в хорошем расположении духа. Если же еще не подала, твоя повозка никуда не уехала. Ты еще завтра сможешь рассчитывать на милость Хеды. Она знает, что не стоит обижать интересующихся религией в столь большой праздник», - гласила записка. Я аккуратно свернула ее и сунула в карман. Никакого волнения на душе не было. Асма вернулась поздно. Позднее обычного. Я уже успела облачиться в ночную рубашку, втереть в руки остатки косметического масла и расчесать на ночь волосы. - Хорошие новости, госпожа, - объявила она с порога. На кофейный столик упал плотный конверт. Тот самый, в который Асма упаковывала мое прошение. Я осторожно взяла конверт в руки, вытащила из него письмо и не поверила своим глазам. Красными чернилами крупно было выведено одно единственное слово. «ОДОБРЕНО»***
Роан после разговора на балконе удалился в свои покои, и больше Кларк его не видела. Оно и к лучшему. Долго держать на лице маску было все еще непривычно. Кларк сидела на самом краешке роскошной кровати и перебирала нефритовые материны бусы. Те самые, что ни она, ни Мари так и не смогли маме вручить. Мысли полнились сомнениями и страхами. Правильно ли она поступает, используя одновременно и Роана, и Рику, почти играется с ними в самые настоящие смертельные игры. Сомнений у Кларк, что с ней сотворит Роан и его народ, когда поймет, что все это время она не более чем использовала его, прикинулась союзницей, а на деле вела только свою игру, не было. Впрочем, как и надежд на то, что когда правда выйдет наружу, Рику будет прежним. Вскрытие лжи любым из союзников выйдет ей боком в той или иной степени. — Значит, нужно сделать так, чтобы ни один из них не понял моей игры, — сказала самой себе Кларк и отложила мешочек с бусами в сторону. В углу спальни стояло трюмо с несколькими свечами. Кларк зажгла каждую из них, в покоях стало намного светлее. Уселась перед зеркалом, приняла самый перепуганный и несчастный вид. Репетировать выражение лица, эмоции, речь перед зеркалом медленно входило в привычку. Образ невинной напуганной красавицы с каждым новым приходом влюбленного Рику получался все лучше и лучше, хоть и был Кларк, откровенно говоря, противен. Куда больше ей нравилась жесткая девушка, согласная на сомнительный союз, если он принесет пользу. Каждый из этих образов ей стоил времени и сил. — Если игра будет стоить свеч, то все не напрасно, — прошептала Кларк, напуская страху в глаза. Она тихо проговаривала самые банальные фразы, заставляя голос чуть дрожать, словно для нее каждый день в этом месте чистая страшная мука, и одновременно с этим мыслями была очень далеко и от покоев, и от зеркала, и от образа несчастной мученицы. «Не могу ли я купить себе и Мари свободу как-то иначе? Пойти на сговор с Лексой. Она же недавно упоминала какие-то совместные дела…» — подумала Кларк и содрогнулась. Иметь что-то общее с Лексой не хотелось больше, чем принимать участие в покушение на нее. Хоть оба варианта и были одинаково отталкивающими. «Не выполню договоренности — Роан попытается убить меня, выполню договоренность — меня и мой народ с большой вероятностью убьют. Меня так уж точно. Так есть ли смысл вообще что-то выбирать? Выбирать надо было раньше. Надежных союзников. А сейчас все должно идти так, как идет. Лишь бы время угадать, чтобы Мари убрать за черту Полиса. Пусть хоть она вернется домой, если у меня не выйдет. Да, пусть будет вот так». Кларк встала со стула у трюмо, дошла до платяного шкафа, раздвинула наряды, присмотрелась. Светло-розовое платье, белые туфельки — очаровательно, самое то для кисейной барышни. Широкие штаны, короткая кофта, ботинки из плотной кожи — практично, пойдут для бега, ничего не мешает. — Игра продолжается, — пробормотала Кларк, облачаясь в розовое платье. Волосы она подвязала красной ленточкой, посмотрела в зеркало, оценила получившийся образ и закатила глаза. — Розовое платье в мире после ядерной войны, — прошептала она. — Расскажешь кому-то, решат, что сбрендила. Странно, что после всех тяжб не сбрендила. Она нарядная вышла в гостиную, присела на стул с высокой спинкой терпеливо начала ждать. Он придет. Он обязательно придет. Глаза никогда не обманывают, а Кларк видела его глаза. Топота множества ног слышно не было. Он бы не хотел афишировать все свои неофициальные визиты к ней. Кларк скользнула по смущенному мальчишке взглядом, ласково ему улыбнулась. «Мы выберемся отсюда, Мари, — подумала она. — Я ввяжусь в любую дворцовую игру ради этого». — Ты пришел, — очень тихо сказала она ему и встала со стула. Медленно приблизилась к Рику, неверяще посмотрела на него. — Да, — сказал он. Кларк осторожно взяла его за руку, слегка сжала. — Спасибо. Мне очень одиноко, когда я одна, и безумно тоскливо. — Теперь не одна. Не одна, слышишь? — горячо заговорил Рику. — И с этого дня закончились твои тоска и страдания. Он притянул ее к себе и неожиданно для Кларк пылко поцеловал.***
Я встала на рассвете и сразу же села за стол писать короткую записку. Первый раз за все мое время в Полисе. До этого записки я только получала. «У меня все получилось. Лекса одобрила прошение, и сегодня я иду в Храм. Скорее всего, вечером, когда стемнеет и будет мало людей. Надеюсь, на скорую встречу», — написала я и не стала никак подписываться. Алекс и так узнает меня по почерку, а остальным знать, что задумала их пленница необязательно. Я быстро просушила листок, свернула трубочкой, поставила жирную точку, как и тогда, после получения первой записки от Алекса, и спрятала в корзине с несъеденными фруктами. Те самые служанки смогут передать послание нужному человеку, пока несведущие в нашем общении будут накрывать стол. Проделав все это, я вернулась в постель и проспала до самого завтрака. Асма в этот день пришла ко мне раньше обычного неожиданно серьезная. В руках она держала стопку толстых книг в твердых переплетах. — У меня приказ помочь вам немного разобраться в нашей вере, — сообщила она мне. — А это, — она кивком указала на стопку книг, — дополнительная литература. Магистр Титус считает, что вам будет полезно ознакомиться. Асма положила книги на журнальный столик и села в кресло. Я устроилась напротив, приготовилась внимать. — Во главе всего стоят великие Пятеро, — начала девушка. …Ничего нового о пантеоне от Асмы я не узнала, но рассказывала она про Богов интересно. Не проведи мне подобную лекцию прошлой осенью Талия с Синтией, я бы заслушалась. — К Богам мы обращаемся гимнами, — заканчивала лекцию девушка. — В частности с гимном Матери ради сегодняшнего посещения Храма вам следует ознакомиться. — Хорошо, я согласна. Где он? — Вложила в книгу, — сообщила Асма и протянула нужный мне фолиант. — Держите. Я взяла в руки книгу, открыла и вытащила плотный лист пергамента. — А теперь вынуждена вас оставить, — сказала мне Асма. — Приказ магистра Титуса. Вы должны посвятить время до посещения Храма изучению нашей религии наедине с собой. Я приду к вам вечером. Вы покинете эти покои не раньше первых звезд. Асма мне коротко поклонилась и оставила одну. Я прижала к груди тяжелую книгу, подумала, что же начать делать в первую очередь: изучать гимны или искать ответы на свои невысказанные вопросы в этой литературе. Помнится, отец советовал мне почитать религиозные тексы. «Вряд ли Титус мне еще раз даст в руки такие книги, — подумала я, вновь раскрывая фолиант. — Не стоит упускать удачу». Я взяла в руки толстенную книгу, удобнее устроилась на диване и погрузилась в чтение, не теша себя мыслью, что все смогу за один день изучить. Текст был тяжелым, скучным, шел вяло, изобиловал слишком уж большим количеством слов и оборотов, которые я не в силах была понять. В конце концов, у меня разболелась голова, я отложила книгу на столик и решила прилечь. Единственное, что мне запомнилось из прочитанного первая строчка гимна: «Матерь, матерь Всеблагая, помилуй наших сыновей…». До вечера к книгам я больше не притронулась. Асма с группой служанок, как и обещала, пришла с первыми звездами. — Благостный момент настал, госпожа, — объявила она мне. — Время собираться в обитель Богов. Меня быстро облачили в алый плащ и высокие кожаные сапоги, Асма заплела по-своему мне волосы и накинула на голову широкий капюшон. — Пусть великая Мать научит вас покорности, — этими словами Анхельм принял меня у сопровождающих служанок. Все девушки отошли в сторону. Видимо, в Храм меня поведет один только Анхельм. — Уверенна, так и будет, — отозвалась я и чуть склонила голову. — Великая Мать направит меня на путь истинный. А сама мысленно добавила: «На встречу с моим любимым». Анхельм мысли читать не умел, потому удовлетворенно кивнул, положил руку на плечо и повел по коридору. Шли мы быстро. Анхельм будто боялся, что нас кто-то может заметить, а потому всякий раз как я чуть замедлялась, он поторапливал. На камни верхнего города вышли через один из главных выходов, стоявшие в карауле стражники скользнули по мне взглядом, кивнули Анхельму и пропустили нас. «Им точно приказали, — подумала я. — Иначе они бы не были столь спокойны, когда одну из ценных пленниц просто так выводят из дворца». Повозка, стоящая в двух шагах от выхода, стала для меня огромным сюрпризом. Я удивленно посмотрела на Анхельма. Он только пожал плечами. — Приказ Хеды, — сказал он. — Садитесь. И не спорьте. Спорить я и не собиралась. Залезла внутрь без лишних разговоров. Анхельм запрыгнул следом за мной и захлопнул дверь. — Трогай, — скомандовал кучеру. Повозка, трясясь на камнях, поехала. «Лекса опасается, что кто-то прознает о моей мало-мальски свободе. Потому так меня прячет, исключительно только по этой причине». Доехали очень быстро. Молчавший всю дорогу Анхельм оживился. — Приехали. Готовься выходить, Сививан, — сказал он мне. Повозка остановилась. Я толкнула дверь, выпрыгнула наружу и чуть отошла в сторону, давая моему сопровождающему место. — Побегов в плане на сегодня нет? — смерил он меня взглядом. — Должны были быть, но не влезли в список, — хмыкнула я. Чувством юмора стражник оказался не обделен и просто снова положил ладонь мне на плечо, направляя в нужное место. Я поняла, что стою прямо перед храмом еще до того момента, как Анхельм это мне объявил. Высокое каменное здание с острой крышей, хорошо освещенное факелами, никак не могло быть жилым домом. — Ступай. Пусть твои молитвы будут услышаны. Анхельм отпустил мое плечо и подтолкнул к высокому крыльцу. Очень медленно ступенька за ступенькой я поднялась, внезапно оробев перед величественной красотой. Толкнула высокие узорные двери и проскользнула в дверной проем единственного помещения. Внутри стояла гробовая тишина, горели свечи и благовония, со всех сторон разными взглядами от сурового до бесконечно нежного на меня взирали статуи. Не понимая что делаю, я присела в глубокий реверанс, выражая всем им свое почтение. Распрямилась. Огляделась по сторонам. Пустота и тишина. — Где же ты? — сорвалось с губ. Я подошла ближе к статуе женщины с мудрым лицом, склонила голову. Великая Мать. Одна из Пятерых. Ипостась матери. Без сомнений. — А ты уже неплохо знакома с нашими правилами, дорогуша! Похвально. Весьма похвально! — раздался мальчишечий голос из-за неосвещенного угла. Я резко развернулась. Алекс во всем черном весело на меня смотрел. — Ну, здравствуй! — сказал он. И я, не сдержавшись, бросилась ему на шею. Все чувства, так глубоко скрываемые от стражников да служанок, рвались наружу. Я прижималась к нему так крепко, как только могла, а он отвечал на объятия с не меньшим энтузиазмом. — Спасибо! Спасибо тебе! — шептала я, будто обезумев от бесконечной радости. — Я получила все твои письма. Прочитала их все. Они мне так помогли, словами не передать… — Рад стараться, дорогуша, — ответил мне Алекс. — Должен же у тебя здесь быть хоть один друг? — И я очень рада, что у меня здесь есть такой друг, — прошептала я, выпуская его из объятий, и совсем тихо прибавила: — Или больше чем друг… Алекс услышал. — Или больше чем друг, — согласился он и легонько сжал мою ладонь. — Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Разлука-не разлука. Без разницы. Если что и изменилась, то только в лучшую сторону. Я почувствовала жар в щеках и прижала к ним холодные пальцы. Стало полегче. — Как бы я ни хотел здесь с тобой обниматься, нам нужно обсудить иное, — сообщил мне Алекс с нотками сожаления в голосе. — Дальнейшую стратегию, — поняла я. — Именно! И она предельно простая: выкладывай информацию по крупинкам и за каждый кусок требуй прибавку ко времени прогулок в парке. Служанка, как я понял, начала тебе верно служить? Я на миг задумалась, припоминая поведение Асмы в последние дни. Вела она себя и правда идеально. Кивнула. — Да, так и есть. — Хорошо. Значит, в случае чего хвостом за тобой бегать не будет. Ее можно отослать подальше. Она твое единственное сопровождение? Стражник не ходит по пятам? — Нет. Остается ждать у самых дверей во двор. С каждым моим ответом Алекс становился все довольнее. — Замечательно. Никто ничего по первому времени не заметит. Я недоуменно посмотрела на Алекса. Что он задумал? — Если знать определенные тропки из парка, где гуляешь ты, можно выбраться к холмам, а если пойти вниз по холмам, выйдешь к подземным тоннелям под городом. — И тогда я покину Полис, — прошептала я. В голове крутился вопрос: «А как же Кларк? Неужели мне придется ее оставить?», на душе резко стало горько. Разумеется, смену настроения Алекс заметил. — Эй, Мари, что такое? Он притянул меня к себе, я уткнулась носом в его грудь и тихо ответила. — Моя сестра. Она не сможет сбежать. — Не сможет, — сказал он. — Но ведь вы и не планировали бежать вместе? Вспомни ваш план. Я вспомнила. Стало еще горше. Либо бежать одной, либо оставаться с Кларк в Полисе, разлученными коридорами и покоями. — Я должна подумать стоит ли мне вообще бежать. Алекс погладил меня по плечу. — Прими верное решение, — сказал он мне. — Время на него у нас еще есть. Я вздохнула, отстранилась от него, заглянула в серые глаза. «Времени всегда ни на что не хватает», — пронеслась в голове мысль. Руки сами обвили Алекса за шею, а губы впились в его губы поцелуем. «Хоть на краткий миг, но я почувствую себя свободной и счастливой», — подумала я, пока меня саму сжимали в объятиях сильные руки. Простыми объятиями и поцелуями он дарил свою любовь. Выражал то, что и миллионом слов не выразить. И мне становилось легче. А в голове во время обратной поездки во дворец, наконец, родились те самые недописанные строки стихотворения.***
Появление Рику поздним вечером, когда Кларк уже собиралась готовиться ко сну, стало неожиданностью. Вчера, едва его страстный порыв прошел, он, до безумия смущенный, ни слова ей не сказав, выскочил за дверь, и весь этот день на Кларк даже не смотрел, старательно отводил глаза. — Ванхеда, — с волнением в голосе позвал он ее. Кларк скользнула по тощей фигуре мальчишки нежным взглядом, уголки ее губ поползли вверх. — Здравствуй, Рику, сегодня, говорят, святой день? «Точнее не говорят, а орут из каждого утюга», — мысленно усмехнулась Кларк. — Но оно и к лучшему. Как там говорят, болтун находка для шпиона. Пусть служанки болтают да побольше». — Да, большой праздник, — кивнул Рику. — День благословения Великой Матерью. Единственный такой день в году… Я бы рассказал все, что об этом знаю, но так мы потеряем время. — Время? Кларк удивленно покосилась на юношу. — Сегодня действительно благостный день. Только этим могу объяснить выступление Сививан. Сердце Кларк пропустило удар. Выступление Мари. Если Рику пришел к ней сейчас, значит, может и хочет провести ее на это выступление. — Вы хотите сказать… — медленно начала Кларк, в тайне замирая от волнения. Хоть на минуточку в толпе, незамеченная всеми, а она хотела увидеть сестренку, убедиться, что еще несколько дней для нее прошли хорошо. — Если вы того желаете, можем прямо сейчас посетить мероприятие, — сказал Рику. — Правда, должен предупредить особо продолжительным оно не будет. Я видел госпожу Сививан, ей стоило бы хорошенько отдохнуть, а не развлекать народ. — Желаю, — решительно ответила Кларк, нисколько не задумываясь. Рику тут же ей протянул знакомый плащ, и она быстро в него облачилась. Юноша оказался прав в том, что мероприятие продлится недолго: когда они подошли к знакомому коридору и спрятались в тени узнаваемых колон, все уже заканчивалось, но это вовсе не помешало Кларк дослушать окончание нового стихотворения Мари.…Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них? Что знаем мы про братьев, про друзей, что знаем о единственной своей? И про отца родного своего мы, зная все, не знаем ничего. Уходят люди… Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять от этой невозвратности кричать.
Голос Мари сильный выразительный разносился по коридору, декламируя новое произведение. Кларк стояла среди притихшей толпы, скрытая тенью и капюшоном, и почти не дышала. Слова врезались в душу, в сердце, задевали что-то глубокое, давно скрытое. Мари дочитала стих, сделала шаг назад. И тишина взорвалась овациями. Чуть они смолкли, как Мари заговорила. — Спасибо. Спасибо, — сказала она. — Это стихотворение я хотела бы посвятить людям, чьи имена навсегда останутся в моем сердце. К моему большому сожалению, ни один из них не сможет услышать эти строки. Притихшая публика не вымолвила ни слова, замерла, словно в трауре. — Ну, а теперь последняя песня. По многочисленным пожеланиям исполняю «Лорелей»! И Мари затянула крайне веселую и бодрую песню. Ни в какое сравнение с прозвучавшим стихом.Смело мы плывем вперед, Слышишь, волны бьют о борт, Вьется полноводный Рейн Песня вдаль зовет…
Многие начали приплясывать на месте, наслаждаться последней песней этого вечера. Кларк ноги плясать не тянули, неприятное гадкое чувство, этакий тревожный червячок появилось внезапно и избавиться от него не особо получилось. Она посмотрела в сторону поющей сестры взволнованно, тревожно. «Что же с тобой приключилось раз такие стихи пишешь и людям посвящаешь, словно поминки устраиваешь?» — мысленно обратилась она к Мари и саму себя тут же обругала за то, что смеет такое думать. С Мари было все хорошо. Она просто путешествовала. Просто путешествовала. Просто… Попыталась внушить себе эту мысль и не смогла. Слишком уж горьким было новое произведение Мари. Стих, словно с жизни писан.***
Следующим утром проснулась я отнюдь не по своей воле. Рядом с кроватью стояла Асма и упорно трясла меня за плечо. Нехотя я открыла глаза, недоуменно посмотрела на нее. — В чем дело? — Вас вызывают к Хеде, госпожа, — ответила девушка. Сон как рукой сняло. Я резко села. Вызов к правителю с самого утра не то, чтобы хороший знак. — Прямо сейчас? — Прямо сейчас. Я быстро умылась, оделась, причесалась и ровно через двадцать минут в сопровождении Асмы вышла из своих покоев в коридор. Меня уже ждали командир дворцовой стражи и его верные спутники. — Надеюсь, ты вчера обрела добродетель, — поприветствовал меня командир. — За вчерашнее выступление ответ держать будешь. Больше не сказав мне ничего, кивнул спутникам и меня повели по коридору. На этот раз Анхельм остался на посту. «А слухи здесь быстро расходятся», — подумала я и осознала, что ни капли не волнуюсь, чтобы не вынудило Лексу призвать меня столь рано, это особо меня не заденет. Заставит отвечать за стихотворение, отвечу. Двери тронного зала появились ожидаемо скоро, уж слишком быстро мы шли. Часовые распахнули их, и я в очередной раз оказалась в тронном зале, под цепкими взглядами всех собравшихся. Ничего нового. Я отошла от своего конвоя и приблизилась к трону Лексы. Никто меня и не пытался остановить, давно выучили, что приблизиться мне все равно прикажут. — Доброе утро, Мари из Небесных Людей, — приветствовала меня Хеда. — Доброе, — ответила я. — Утро сегодня под девизом: Кто рано встает, тому Бог подает? Ну, какой-нибудь из Пятерых. Какая-нибудь ипостась. Титус с абсолютно каменным лицом посмотрел на меня. Лекса сдержала улыбку. Индры этим утром в тронном зале не было. — Верно, Мари, — сказала Лекса. — А еще, раз уж ты уверовала, должна сообщить, что Боги благословляют, если говорить правду. Я сразу же поняла намек в этих словах, и, не моргнув глазом, ответила: — Не понимаю о чем вы. Все, что знала и помнила, я вам сообщила. — В таком случае я очень надеюсь, что память к тебе еще вернется, и ты дополнишь информацию. Не забывай, Мари, чем больше ты мне рассказываешь, тем выше награда. А теперь о другом. Сегодня ты стоишь здесь не просто ради посвящения меня в планы Королевы Найи, вчера Белый Замок узнал о новом твоем произведение. Некоторые строки люди передают из уст в уста, и думаю, не совсем верно. Мне бы хотелось лично ознакомиться с тем о чем говорят, — сказала Лекса. — Прочти его сейчас. Я приняла решение почти сразу же. «Представить, что этот тронный зал моя новая сцена и выступить? А что — неплохо! Больше зрителей — больше критики, а конструктивная критика хороший двигатель». — Я назвала это стихотворение — «Людей неинтересных в мире нет», — сказала я и начала декламировать:Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похожих на нее.
Начала ровно, нисколько не волнуясь. Строки срывались с языка плавно.А если кто-то незаметно жил и с этой незаметностью дружил, он интересен был среди людей самой неинтересностью своей. У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас.
В памяти возникла Мэл с ее сияющей улыбкой. В тот день я пообещала ей, что возьму с собой. Знала бы я тогда, чем закончится эта поездка… В горле возник комок, с трудом, но я его сглотнула, отогнала от себя груз пережитого.И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой. Да, остаются книги и мосты, машины и художников холсты, да, многому остаться суждено, но что-то ведь уходит все равно!
Болезненные строки. Идут от сердца. Страшные воспоминания начали чаще проносится перед глазами, но я заставила себя говорить, выступать как и вчера вечером. Добавила эмоциональности, проникновенности в голос.Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них? Что знаем мы про братьев, про друзей, что знаем о единственной своей? И про отца родного своего мы, зная все, не знаем ничего.
Сделала короткую паузу. Незаметную. Чуть собралась с силами. Прочитала последнюю строфу.Уходят люди… Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять от этой невозвратности кричать.
Замолчала. Посмотрела на лица присутствующих. Впечатленный вид Лексы для меня стал полнейшей неожиданностью. — Как его звали? — первое, что спросила Лекса. Я непонимающе на нее посмотрела. — Человека, которого ты потеряла, кому посвящаешь свое творение. Я вздрогнула. Вспомнила Мэл, Гурвина, историю его попадания к ледяному народу, вспомнила Старого, замученных и убитых девушек, чьих имен мне уже никогда не узнать. А сколько еще таких судеб? Сколько жертв жестокости? — Свое творение я хотела бы посвятить тем, чья жизнь жестоко и несправедливо оборвалась. Здесь не будет имен, поскольку их не узнать и не счесть. Пусть хоть таким образом они смогут упокоиться с миром, — ответила я и расслышала в голосе надрыв. Эта боль всегда будет со мной. Сделала вдох, заставила себя успокоиться, сказать. — Ее звали Мэл. Ей было пятнадцать. Она просто хотела небольшого путешествия в моей компании. Я не смотрела ни на кого, кроме Лексы, и в ее глазах на очень короткий миг отразилась та же боль, что чувствовала я сама. Боль и понимание. — Спасибо, Мари, — сказала она мне. — Я бы хотела сохранить твое произведение в библиотеке Полиса. Если ты желаешь того же, прошу, запиши нам текст на листе и подпиши его. Пусть и через сотню лет, люди знают автора этих строк. «Прошу, — пронеслась в голове мысль, — в первый раз за все время здесь Лекса что-то у меня попросила…» — Больше не смею тебя задерживать, — продолжила она. — Ступай. Я склонила голову, развернулась и покинула тронный зал в сопровождение конвоя. Вернувшись в покои, я скинула обувь, залезла на кровать и задремала, завернувшись в покрывало. Когда проснулась в следующий раз, сразу поняла, что проспала долго. Солнце стояло высоко. На журнальном столике лежал конверт, запечатанный сургучной печатью. Я сломала печать, достала письмо. Написано было всего несколько строк, зато каких. Я благодарна тебе за написание подобного произведения. В Полис всех приводит разная судьба, но мы всегда рады привечать у себя творцов. Благодарю тебя за написание подобного произведения и добавляю сорок минут к твоим прогулкам в парке, пусть природа и свежий воздух и дальше благоприятно влияют на твои творческие таланты.Лекса. P. S. Прими мои глубокие соболезнования, Мари. Боль утраты тяжела, но выражаю надежду, что совсем скоро она перестанет быть такой невыносимой.
Я перечитала письмо еще пару раз, пока не поняла, что все это не сон, мне действительно продлили время прогулок. Задуманное Алексом вполне возможно осуществить. Нужно только набраться решимости и пойти до конца. Вернуться домой, пусть и без сестры. «Вернуться домой без Кларк, — мысль царапнула болью, — позволено ли мне это? Стоит узнать. Сообщить о всем, чего достигла и на каком этапе плана споткнулась». Я отложила письмо Лексы в сторону. Пересела за стол, взяла лист бумаги и начала выводить строки нового письма.