Отрывки

Будильник неприятно резал слух. Пасифика, всё ещё наполовину пребывая во сне, шарила рукой по кровати, пытаясь найти телефон, чтобы отключить мерзкий звон. Как назло, телефон не находился. — Да что ты… — проворчала она, заставив себя открыть глаза. С раздражением отключив будильник, Пасифика сунула телефон под подушку и огляделась. «А что я…», — начала было она задавать себе вопрос, но тут её разум окончательно проснулся, и девочка всё вспомнила. Она не у Пайнсов. Она в поместье Нортвест. В своей комнате. Всё те же стены, тот же шкаф, те же тумбочки, тот же стол. Всё до ужаса знакомое. Раньше Пасифике нравилась своя комната. Она могла часами сидеть за закрытой дверью, предоставленная себе самой, но теперь… Пасифика, зажмурившись, упала головой обратно на подушку. Каждый день, ложась спать, она мечтала, что проснётся в Хижине Тайн, а её возвращение к родителям окажется лишь кошмаром. Каждое утро она разочаровывалась. Вместо дощатых стен она видела сиреневые до тошноты обои, вместо заваленного изобретениями стола (она жила в комнате Форда) — собственный белоснежный стол, вместо сваленной в кресле одежды — огромный набитый ею шкаф. Девочка уже больше недели жила с семьёй, но всё никак не могла к этому привыкнуть. У Пайнсов она вдохнула слишком много свободы, чтобы вот так легко вернуться к родителям. — Мисс, вы проснулись? — послышался за дверью голос дворецкого, выдернув её в реальный мир. — Да. — Завтрак через полчаса. Не опаздывайте. Конечно. До её побега с приёмом пищи всё было легко: не успел вовремя — не поел. Теперь она просто не имела права опоздать. Это означало бы нарушить договор. Договор был идеей Стэнфорда. Он предложил ей поставить семью перед фактом: вернусь, но на определённых условиях. Поначалу Пасифика боялась, понимая, какую это вызовет реакцию. Потом она засомневалась, что это сработает. А в итоге поняла: если уж она вынуждена вернуться, то должна получить с этого выгоду. В противном случае — Пасифика не сомневалась — она умрёт в поместье от ненависти и тоски в первый же день. Конечно, если отец не убьёт её каким-то сумасшедшим наказанием раньше. Нортвесты дорожили своей репутацией. Да, они были богаты, и это многое покрывало, но богатство нужно было удержать и приумножить. Один из способов — показать, что они отличные родители. Видя, как Нортвесты любят и лелеют свою дочурку, некоторые спонсоры были готовы вложиться в их предприятия. Именно на этом (по совету Пайнсов) Пасифика и сыграла. Если бы общество узнало о том, что младшая Нортвест сбежала из дома, — о, это бы создало им массу проблем! Родители могли подкупить полицию, родители могли обвинить во всём Пайнсов, родители могли продвигать версию о похищении в газетах и новостях, но если бы на телевидение и в Интернет попала запись, как Пасифика обличает свою семью, — это бы пошатнуло их репутацию. Очень сильно. Да, они бы всё равно выиграли в суде, но уровень доверия к ним упал бы. Скандалы отпугивают спонсоров. — Я вернусь, но на определённых условиях, — эту фразу Пасифика произнесла, смело смотря на родителей. Девочка стояла, гордо подняв голову, воинственно сверкая глазами и всем своим видом показывая решимость. Реакция не заставила себя долго ждать. — Несносная девчонка! — прорычал Престон. — Ты ещё смеешь ставить нам условия?! — если бы было можно, он бы испепелил её одним взглядом. Раньше Пасифика бы испугалась, но сейчас цена была слишком высока. — Или вы соглашаетесь, или я не вернусь, — твёрдо сказала блондинка. — Я предлагаю вам договор. Вы же любите заключать договоры, верно? — иронично напомнила она. — Представляете, сколько контрактов сорвётся, когда люди узнают, что собственная дочь сбежала от вас? Престон был в гневе. Он ходил из стороны в сторону, обильно сыпал проклятьями, прожигал Пасифику взглядом и периодически прикрикивал на жену: «Ты вообще собираешься что-нибудь делать?!», «Это и твоя дочь тоже!», «Скажи уже хоть что-то, хватит молчать, как рыба!». — У нас нет выбора, Престон, — наконец, сказала она как можно спокойнее. Пасифика видела, что мать боится, хотя и пытается это скрыть. «Интересно, а у отца бывали такие срывы раньше?», — вдруг задумалась девочка. Она не помнила таких случаев, но, может, до её рождения… — Нет выбора?! — процедил он сквозь зубы. — Ты серьёзно хочешь, чтобы мы подписались на этот абсурд?! Ты в своём уме?! Пасифике на мгновение показалось, что Престон ударит жену. — Это не самый плохой вариант, — осторожно заметила Присцилла. — Это поможет нам избежать скандала, лишних слухов и… — она пристально посмотрела на дочь, — поможет нам её контролировать. Ты ведь помнишь, Пасифика, что договор — это соглашение двух сторон? И что помимо прав там есть и обязанности? На неё пытались надавить, но она была морально подготовлена к этому. — Я знаю, — спокойно ответила девочка. — Поэтому я и предлагаю вам договор. Я готова вам кое-что предложить взамен на определённую свободу действий. — Интересно, юная леди, — презрительно произнёс Престон. — Что же ты можешь нам предложить? — Я готова посещать каждый приём, на котором требуется моё присутствие. Я буду изображать тихую и послушную дочь. Я буду счастливо улыбаться, буду вежлива со всеми гостями. Буду всем рассказывать, какие вы чудесные родители и как выгодно вложиться именно в ваш проект. Не скажу ни одного грубого слова кому бы то ни было, — отчеканила Пасифика. — Взамен я буду иметь право свободно перемещаться по городу, где, когда и с кем захочу. И одеваться так, как я считаю нужным, — добавила она, вспомнив походы по магазинам с матерью. — Слишком маленькая оплата за подобную свободу, — возразил отец. — А что вам ещё от меня нужно? — с вызовом спросила девочка. — Вы всю жизнь интересовались мной только как украшением для бала. Престон зло ухмыльнулся. — Обсудим. Договор был заключён довольно быстро, и оформили его по всем правилам. Это был официальный документ, и за нарушение одна из сторон обязана была нести ответственность. Родители постарались сделать всё, чтобы Пасифика пожалела о своём решении. Договор содержал огромное количество глупых требований, которые она обязана была соблюдать: всегда приходить на завтрак и ужин (разумеется, вовремя); съедать всё, что дают; сообщать им, когда уходит из дома и когда собирается вернуться; не возвращаться домой позже оговорённого времени; ничего не выносить из дома и не приносить в дом без согласия родителей (любой камушек, застрявший в подошве её босоножек, был преступен); не пропускать занятия (верховая езда, английский язык, уроки этикета) без разрешения родителей… Масса требований. И, разумеется, самое главное: НИКАКИХ ПАЙНСОВ В ПОМЕСТЬЕ НОРТВЕСТ. Даже саму фамилию произносить запрещалось. Взамен девочка получала право общаться с друзьями. И она готова была вытерпеть хоть миллион дурацких пунктов ради этого. Пасифика посмотрела на часы: до завтрака оставалось двадцать минут. Теперь она не имела права на него не прийти. Было трудно просыпаться вовремя: в Хижине тайн она привыкла спать до обеда. К счастью, дворецкий следил, чтобы она не опаздывала. — Через неделю мы едем на приём к Бирнбаумам, — вместо приветствия сообщил Престон. — Никаких планов на этот день, поняла? — он строго посмотрел на дочь. Пасифика еле удержалась, чтобы иронично не отчеканить «есть, сэр». К сожалению, ирония и сарказм для неё теперь тоже были под запретом. «Не дерзить родителям», — кажется, так звучал этот пункт. — Да. — Сходи в магазин и купи какое-нибудь подходящее платье, — добавила Присцилла. — Мы не должны ударить в грязь лицом. — Куплю. Пару дней назад Пасифика начала замечать, что мать кидает на неё странные взгляды. Престон вовсю упивался той властью, которую получил через договор, но вот Присцилла… Что-то было с ней не так. Она то и дело искоса поглядывала на дочь, словно ожидала подвоха. Так произошло и теперь. Присцилла некоторое время смотрела на дочь, будто ждала чего-то, но в итоге принялась за еду и завела разговор с мужем, как ни в чём не бывало. Пасифика не понимала, что происходит с матерью. Могло ли быть такое, что она действительно ждала подвоха? Надеялась, что Пасифика не выдержит и надерзит, выругается, начнёт перечить? Или ей просто было непривычно видеть дочь такой послушной? Пасифика не знала. Но, так или иначе, пристальное внимание её слегка напрягало. — Я переоденусь и уйду гулять, — сказала девочка, закончив завтрак. — Приду к ужину. — И чтобы без опозданий, — грозно напомнил Престон, сверкнув глазами. — Я помню, папа, — холодно ответила Пасифика, после чего встала из-за стола и покинула комнату. Престон знал, насколько дочь близка к тому, чтобы сорваться. Всего неделя, но её уже тошнило от всего, что окружало её в поместье. Ей были противны эти строгие приёмы пищи, эти стены, эти идиотские ограничения. Ей была противна невозможность показать, что она чувствует на самом деле. Ей были противны собственные родители. Пасифика готова была поспорить, что отец специально её доводит: при каждом удобном случае тыкает носом в договорные обязанности, напоминает ей её место, унижает, прожигает взглядом. Но она готова была терпеть. Ради семьи Пайнс. Два-три часа терпения ради целого дня в обществе друзей.