Судьбе наперекор

Голова жестоко болела. Желудок размышлял, остаться ли ему на месте, внутри отравленного алкоголем тела, или покинуть его через любое доступное отверстие. Настроение было мрачным. И вообще все после злосчастного бала у Клейморов полностью подтверждало обычные похмельные сентенции лучшего друга Ройса Джека Торнтона о том, что утро добрым по определению быть не может. Тем более утро, наступившее после ночи, которая почти целиком была посвящена не только возлияниям, но и самокопанию, терзаниям и угрызениям совести. Альфа нехотя позавтракал и велел закладывать экипаж. «Что же мне сказать Крисси? — зудело у него в голове. — Сознаться в измене и покаяться или все отрицать? Но каков оказался малыш! Смешал с грязью Джорджиана, который всегда считался непобедимым в словесных баталиях. И как! Роман…» Решив остановиться на полуправде — признаться во всем, кроме того, что он спьяну переспал со своим бывшим женихом, — капитан энергично заколотил в дверь. А после того, как ему открыли, сразу попросил дворецкого сообщить Кристиану, что он его ждет и просит дать возможность поговорить и извиниться. Однако встревоженный дворецкий, проводив Ройса в гостиную, сказал, что о-барон не возвращался домой. Зато утром молочник подобрал у дверей черного хода в дом сверток. — Слуги рискнули посмотреть, что в нем. Но вам, милорд, лучше взглянуть самому. Я уже собирался посылать за вами, но вы вот… сами прибыли… Пряча глаза, старик-альфа указал на столик у стены, на котором лежал небольшой замызганный мешок. Брезгливо морщась, Ройс взял его — внутри было что-то мягкое. — Что там, Эмеридж? — Волосы, милорд, — задушенно ответил дворецкий. — Волосы? Что-то в груди графа болезненно сжалось от предчувствия. Он резко встряхнул мешок, перевернув его горловиной вниз, и масса словно бы бликующих в лучах утреннего солнца волос рассыпалась по полу. Сверху на них спланировал сложенный вдвое лист бумаги. Время словно остановилось, когда Ройс подобрал одну из прядей и поднес ее к лицу. Даже после пребывания в грязном мешке волосы пахли теплым молоком и медом. Это был аромат Кристиана. Пальцы капитана сжались. Потом его широко раскрытые, сразу ставшие неживыми глаза уперлись в записку. Он поднял ее и, страшась того, что прочтет, развернул. «Высокородный граф, — писал некто, — ваш жених в наших руках. Я думаю, вы не сомневаетесь в этом, если хорошенько разглядели содержимое мешка. Ну да волосы — не зубы, не уши и даже не пальцы. Отрастут. Если будете вести себя разумно, на этом наша переписка и закончится. А сделать надо вот что: вы человек богатый и, думается, пятьдесят тысяч не пустят вас по миру. А потому сегодня же уложите всю сумму — естественно не золотом, а драгоценными камнями — в подходящий крепкий мешок и идите один от вашего дома в сторону гавани. Не торопитесь. Вас встретит мальчик. Можете не трудиться расспрашивать его, он ничего не знает. Но зато сможет проводить вас до нужного места, и вы заплатите ему за труды. Там, где он вам укажет, вы оставите мешок и той же дорогой вернетесь домой. За вами будут следить. Если нам покажется, что вы хотите схитрить, или камней в мешке будет на сумму меньше оговоренной, своего красавчика вы получите только по частям». Пальцы графа разжались, письмо упало на пол. Он развернулся к дворецкому, и тот невольно попятился — из глаз хозяина смотрела смерть… — Эмеридж, — выговорил Ройс, с трудом разжимая стиснутые челюсти. — Немедленно пошлите за моим поверенным, и пусть кто-нибудь сходит в гостиницу за мистером Торнтоном. Как будто истратив все силы на эти слова, Ройс рухнул на стоявший рядом стул и спрятал лицо в ладони. Первым в дом Уитуртов примчался Джек. Едва переступив порог гостиной, он понял, что случилось нечто ужасное. Шагнув к столу, на который Ройс собрал с пола волосы Кристиана, он запустил пальцы в знакомые локоны. На полированной поверхности изящной мебели они смотрелись откровенно страшно — как окончательный приговор. — Кристи? — глухо произнес Джек. Ройс утвердительно кивнул. Вновь повисло гнетущее молчание. — Да говори же! — не выдержал Торнтон. — Его похитили, требуют выкуп. — Кто? — Не знаю… Да не знаю я! — вдруг закричал Ройс, вскакивая со стула и бросаясь к Джеку. — Сегодня я должен отнести драгоценности на пятьдесят тысяч в место, которое мне укажут. Один. Я уже послал за поверенным. Но не это гложет меня. Вдруг злодеи не сдержат обещание? Вдруг Крисси уже мертв?.. Или они мучают его… Его волосы. О Джек! Ведь ты же предупреждал меня, говорил не спускать с него глаз. А я… Еще и Джорджиан… — Джорджиан? — непонимающе переспросил Джек, но капитан только махнул рукой и заметался по комнате. — Ты думаешь, это Ричардсон? — Не знаю. Просят именно драгоценные камни, а не договор… — Ну, это было бы равноценно признанию в похищении. — Да, ты прав. Пока мы ничего не можем доказать. — Схватить мерзавца и шкуру его мопсову с него содрать. Я уже давно жажду это сделать, — Джек сжал перед собой пальцы так, словно уже сейчас душил кого-то. — Нет-нет, сначала — спасти Кристиана. Я отнесу то, что они просят, а уж когда малыш окажется в безопасности, мы вытрясем душу из ублюдка, который посмел покуситься на него. Вскоре прибыл поверенный, а еще через три часа все финансовые вопросы были улажены. Уитуорты действительно были очень богатыми людьми. Необходимое количество драгоценных камней было уложено в тот самый замызганный мешок, в котором подбросили под дверь особняка волосы Кристиана, и Ройс, подхватив его, отправился пешком в сторону гавани. Все произошло так, как и говорилось в письме. Появился мальчик и проводил графа в бедный район, застроенный доходными домами, а потом молча подвел к полуразвалившемуся строению, окруженному такими же мрачными пристройками. — Там нижняя доска в двери оторвана. Выдвиньте ее, сэр, и просуньте то, что принесли, внутрь. Ройс исполнил требуемое, развернулся и так же молча проследовал за своим провожатым обратно. Как только они оказались в знакомом графу месте, он расплатился с мальчишкой. Миновал вечер, наступила ночь. Ройс утешал себя тем, что пленника безопаснее было отпускать именно в темноте. Когда же забрезжил рассвет, а юноша все еще не появился, Джек начал беспокоиться за рассудок своего капитана. Ройс перестал метаться, выдвигать версии, по которым Кристиан вполне объяснимо до сих пор так и не появился. Граф застыл у окна, выходившего к парадному входу в особняк, и словно заледенел. Джеку показалось, что он даже моргать перестал. Торнтон и сам боялся пошевельнуться, словно любое движение могло нарушить это призрачное спокойствие, впустить в комнату темный ужас непоправимой беды. Так прошел еще час. Затем Ройс повернулся и молча вышел из гостиной. Джек кинулся следом, но увидел, что его капитан поднимается на второй этаж. Помощник остановился у подножия лестницы и замер, стискивая кулаки. Вскоре Ройс спустился. Он был одет в темный неброский костюм, волосы завязаны в хвост, на боку висела простая боевая шпага. Лицо напоминало маску. — Ты куда? — Искать, Джек. Быть может, он лежит где-нибудь, обессилев. Пропусти, я должен идти… — Я пойду с тобой. — Нет. — Да. И сначала мы отправимся на «Ласточку». Команда поможет искать. Поверь мне, это правильное решение. Через час около сотни моряков разошлись по улицам столицы. Кристиана искали две недели, заходя во все притоны, ночлежки и таверны. Расспрашивали, вынюхивали, присматривались. Но ни Кристи, ни его похитителей так и не нашли. Спустя месяц, когда все уже уверовали в гибель омеги, и один Ройс с маниакальным упорством бродил по улицам — изможденный и страшный, — в столицу прибыли Фелис и Одо Уитуорты с детьми. Одо рвался ехать раньше, едва получив страшные известия, но Фелис подхватил какую-то инфекцию, а следом за ним заболели и дети, и а-герцог, напуганный страшной потерей, которая настигла сына, оставлять мужа и ребенка в одиночестве не решился. Фелис, который за время болезни имел возможность все обдумать и взвесить, тут же приступил к действиям. Он был глубоко уверен, что в этом несчастье повинен именно Ричардсон, а потому все свои изыскания направил в эту сторону. Адвокат Смит получил очередное задание — ему поручалось самым тщательнейшим образом следить за всеми финансовыми операциями судовладельца. Каждая крупная трата, по мнению Фелиса, могла бы косвенно подтвердить его вину. Однако ничего такого обнаружено не было. Неожиданный поворот делу дал Джек. Крутясь в порту, он совершенно случайно узнал, что через два дня после похищения Кристиана отправился в плавание один из кораблей Ричардсона. Торнтон предположил, что уж если судовладелец нанимал людей для своих темных дел, то логичнее всего было использовать своих же собственных матросов из числа тех, кто вскоре после похищения к тому же отправятся в длительное плавание. Корабль должен был вернуться на родину не раньше, чем через пару месяцев, и Джек практически уверил Ройса, что следы злодеяния обнаружатся именно тогда. Граф жил только этой верой и мыслями о мести. Но постепенно и он начал привыкать к мысли, что Кристиан мертв.

***

Почти не сомневался в этом и Жак. После того, как тело юноши спихнули вниз, к самой воде, он не ушел вместе со всеми. Затаившись в кустах, бета переждал немного, а потом вернулся. Поразительно, но мальчик все еще цеплялся за жизнь — сердце билось. Вновь закутав несчастного в свой плащ, а после перебросив легкое тело через плечо, Жак направился к самым окраинам города. Через полчаса он остановился у небольшого, но крепкого домика и постучал в дверь. Ему открыл полный краснощекий бета в перепачканном переднике поверх бедного полотняного костюма. Жак улыбнулся ему, а после, пригнувшись, чтобы не зацепить низкую притолоку, уверенно вошел. — Мэгри, душа моя, нагрей-ка побольше воды. — Что это ты притащил, муженек? Уж не грабанул ли кого на большой дороге? — Не говори глупостей! — фыркнул Жак и осторожно опустил свою ношу на широкую лавку. Сбившийся плащ соскользнул, и Мэгри отшатнулся, зажав рот пухлой ладонью, чтобы не вскрикнуть. И ведь было отчего! Его муж принес домой жестоко избитого и, судя по всему, изнасилованного омегу! — Где ж ты его взял, горе ты мое? — Второе дело. Сейчас иди за водой. Надо его помыть, привести в божеский вид и позвать господина студента. Если мальчику не помочь, бедняга до завтра не доживет. Шепча про себя молитву и горестно покачивая головой, Мэгри отправился на кухню. Вскоре вода была готова, и бета, причитая и охая, принялся обмывать безвольное тело омеги. Он стер кровь и грязь с лица и замер. Даже несмотря на ссадины, начавшие наливаться синяки и отеки, было видно, что юноша не из простых — благородство и утонченность черт бросались в глаза. Да и перепачканный и полуразорванный корсет, который все еще утягивал талию юноши, был дорогим. Прервав мытье, Мэгри избавил омегу от остатков одежды, вздохнул еще горестней и вновь принялся смывать с неподвижного, словно тряпичная кукла, тела бурые разводы. Он помыл хрупкие руки, пальцы с обломанными ногтями, под которыми запеклась кровь. Бережно прошелся тряпочкой по плечам и груди, покрытыми малиновыми отметинами укусов. Метки не обнаружилось — ни старой, ни новой, и Мэгри вздохнул, не зная, как к этому отнестись. С одной стороны, хорошо, что ни одному из насильников — а, судя по всему, их было несколько — не пришло в голову поставить свою метку на бедолаге. С другой — следовало, что эти ублюдки покусились на юношу, который еще никому даже не принадлежал, на невинного маленького ягненочка, которого добросердечному Мэгри становилось все жальче. Он шмыгнул носом и вновь вернулся к мытью. Ополоснул живот и, уже ругаясь в голос, принялся смывать кровь и семя с гениталий и промежности. Внутренняя сторона бедер юноши тоже была вся искусана и покрыта синяками. Даже аккуратные яички омеги и те выглядели так, словно мальчика по ним били или как-то еще терзали. Они распухли и налились нездоровым сине-малиновым цветом. — Скоты, грязные сволочи, ублюдки! Новая порция брани родилась, когда Мэгри при помощи Жака перевернул юношу лицом вниз и увидел стертую до ссадин спину и недвусмысленные следы на маленьких округлых ягодицах. Бета не сразу решился развести половинки, чтобы посмотреть сильно ли пострадал анус. А глянув, выдал очередную матерную тираду такой длины, что Жак поежился. — Ты знаешь, кто это сделал, муженек? Жак мрачно кивнул. — Ты должен заявить в полицию. Я еще никогда не сталкивался с подобной жестокостью. Эти люди — хуже диких зверей. И ведь я чую, это не были альфы в период гона, это были такие же, как мы с тобой, Жак — беты. Что с ними было такое, чтобы они так свирепствовали? Зачем? — Им заплатили… — Святые угодники! Я немедленно позову… — Господина студента! — жестко закончил за своего мужа Жак. — Ты не все знаешь, Мэг. Мы не можем обращаться к властям. Иди уже, зови парня. А я пока переложу бедняжку в кровать. Господин студент, как его уважительно звали соседи, жил через два дома от них. Он уже несколько лет изучал медицину и был неплохим врачом, но отсутствие денег и нехватка везения начисто лишали Бертрана Фогга каких-либо перспектив. Он давно смирился с этим и помогал соседям практически бесплатно. Сапожнику Груберу — за починку обуви, старому омеге Эну — за обед по воскресеньям. Вот и теперь он не замедлил появиться в домике Жака Ламаня. — Что случилось? — весело поинтересовался молодой альфа и вдруг повел носом в сторону занавешенной цветастой шторой кровати, на которой Жак и разместил Кристиана. — Да вот, — отводя глаза, сказал бета, — мой племянник попал в беду. Посмотрите, господин студент, по-моему, у него жар. Бертран шагнул к кровати и сразу понял, что лежавший на ней омега может быть кем угодно, но только не племянником Жака. — Так, идите-ка отсюда. Я должен его осмотреть. Оба беты повиновались, а Бертран положил руку на лоб юноше, тут же ощутив страшный жар и бешеное биение пульса в висках. Омега застонал и пошевелился, повернув изящную голову. Лицо — страшное, распухшее, все в ссадинах, оказалось на свету, и альфа ахнул, широко раскрывая глаза. Беда, в которую попал «племянник» Жака заиграла новыми, сине-фиолетовыми красками. Да и запахи… Бертран скинул с безвольного тела омеги простыню и повел носом над его животом. Сомнений не осталось: юноша был изнасилован. Причем сразу двумя бетами. Более никаких запахов на его измученном теле уловить не удалось. Даже собственный омежий запах как-то словно утекал, истаивал… Это был очень скверный знак. Просто-таки очень. Вдруг испугавшись, что тратит время зря, Бертран торопливо, но тщательно ощупал тело юноши — руки, ноги, ребра. Кости конечностей были целы. Ребра однозначно сломаны справа… Так… два, судя по всему. Не страшно. На таком юном существе заживет быстро и без последствий. Отеки на лице… Нос… Не сломан. Да и зубы все, к счастью, на месте, не выбиты, хотя подобного можно было ожидать — изувечили мальчика страшно. Теперь оставалось основное. Студент прощупал юноше живот. Сказать что-то было сложно, но вроде бы как-то особенно напряжен или вздут он не был. Так что, скорее всего, сильных внутренних повреждений нет… Бертран вздохнул, понимая, что невольно откладывает самую непростую для него, молодого альфы, часть осмотра. Аккуратно, стараясь не причинить лишней боли, он осмотрел член омеги и яички. Не страшно. Отек спадет, и все будет в порядке… Так… Теперь анус. И то, что внутри… Бертран аккуратно перевернул омегу на бок, спиной к краю кровати и согнул ему ноги. Мальчик глухо застонал. Переждав немного, Бертран присел рядом на корточки и осторожно развел покусанные ягодицы. Проход кровил. Не сильно, но кровил. Смазав пальцы собственной слюной за неимением чего-то другого, альфа осторожно погрузил сразу два в измученное отверстие и прощупал то, до чего мог достать. Фуф, кажется, разорван был только самый вход в тело. Внутри же серьезных повреждений нащупать не удалось. Но и эти, внешние, разрывы придется зашивать… Хорошо, что сумку со своими немудреными принадлежностями он захватил с собой. Но первым делом раны следовало промыть. Бертран выпрямился и пошел на кухню, где и обнаружил семейство Ламаней. Мэгри тут же подхватился, стискивая пухлые ладошки на груди. — Воды, — коротко попросил Бертран. — И помощь понадобится. Его зашивать придется. Надо, чтобы кто-нибудь подержал на случай, если мальчик придет в себя и попробует вырваться. Еще через полчаса дело было сделано. Омега, который на свою удачу так и не очнулся во время операции, уже был максимально удобно устроен в кровати и укрыт одеялом, а Бертрана Мэг усадил за стол на кухне и теперь поил чаем. Жак стоял в стороне и курил, выдыхая дым в окошко. И он и Мэгри выглядели скованными и хмурыми, и альфа четко понял, что откровенного разговора с этими двумя не выйдет. «Что-то тут не чисто!» — подумал студент, но давно наученный жизнью не лезть в чужие дела, лишь мысленно пожал плечами. — Разрывы заживут, ребра срастутся. В этом сомнений нет. Он молод и, судя по всему, в последнее время хорошо питался и полон сил. Сейчас меня беспокоит горячка. Естественно, мальчику необходим постоянный уход. Что именно надо будет делать, я скажу. И побрейте вы его, что ли, наголо. А то смотреть невозможно… Да и все равно за время болезни то, что ему оставили на голове, в колтуны собьется. Сейчас я принесу лекарства, которые ему нужно будет давать с питьем. И вообще буду захаживать… — Спасибо вам, господин студент, — Жак шагнул вперед и вложил в руку юноше серебряную монетку. Бертран поднял на него удивленные глаза, но промолчал и вскоре ушел. — Итак, муженек, — уперев кулаки в объемистые бока, проговорил Мэгри. — Теперь тебе все-таки придется мне все рассказать. Слишком хорошо зная своего супруга, с которым прожил уже больше тридцати лет, Жак даже не попытался увильнуть. Вздыхая и потирая затылок, он поведал, как в поисках заработка ходил в город, как ему предложили участие в одном дельце — дескать, надо было стрясти деньжат с одного богача, а для этого схватить и подержать взаперти его жениха-омегу. Как он согласился и в каком виде застал беднягу, когда вернулся, отнеся записку с требованием выкупа. А потом пожалел невинного мальчика, и когда остальные участники этой мерзости посчитали его мертвым, принес домой… — Я сразу понял, что он из благородных. Как его зовут-то, знаешь? — Старикан, который нанял нас, называл его о-бароном. Но это все, что я знаю. — А его жених? — Похоже, что его зовут Ройс — в бреду он звал его. Хотя кто знает, может он поминал брата или кого-нибудь еще…  — Черт побери, Жак, в какую беду ты впутался! Ну хоть адрес, по которому носил записку, помнишь? — Нет. Меня довез до места старикан в закрытой карете. Да и темно уже совсем было. Старикан показал мне дом и велел оставить послание и мешок с волосами мальчика на пороге черного хода. А после снова увез. Могу только сказать, что райончик для богатеньких был, и дом — ого-го! Но это и следовало предполагать. С бедняков выкупы не требуют. Теперь ты понимаешь, почему мы не можем обращаться к властям? Меня же самого за соучастие и посадят. Мэгри тяжело вздохнул. — Что ж… Постараемся выходить беднягу, а там видно будет. Однако шли недели, а особого улучшения видно не было. Жар прошел, синяки и отеки от побоев спали, Бертран снял с поджившего ануса юноши швы, а вот разум мальчика так в норму и не возвращался. Среди неясного бормотанья омеги Мэгри улавливал имена Ройса и Уилли, — причем про последнего юноша говорил с такой всепоглощающей нежностью, что у пожилого беты слезы на глаза наворачивались. Но чаще всего омега с отвращением и отчаянием выкрикивал слово, приводившее Мэгри в изумление: — Объедки! Объедки! — извиваясь и стискивая кулаки, раз за разом повторял больной. Бертран, который по-прежнему ежедневно заходил к Ламаням, чтобы проведать своего пациента, каждый раз замирал рядом с его постелью, захваченный утонченной красотой юноши, которую не портила даже бритая под ноль голова. Вот только запах… Природный аромат к юному омеге так и не вернулся. Да и течки прекратились — за все то время, что мальчик пробыл под присмотром у Мэгри, их не было ни разу. — Нервное, — пояснял студент обеспокоенным бетам, которые, кажется, были счастливы на старости лет заполучить себе столь юное существо, за которым можно было ухаживать, словно за родным ребенком. — Пройдет. Но уверенности в этом и у него самого с каждый днем становилось все меньше.