Нарисую тебя мечтами

Джед Фаррел устало шёл по больничному коридору. День выдался тяжёлым, был наплыв больных с вирусными заболеваниями. Это было ожидаемо: тёплый сентябрь сменился затяжными октябрьскими дождями и промозглым холодом, что не могло не отразиться на здоровье людей со слабым иммунитетом. И вот теперь больница была переполнена чихающими и кашляющими людьми с повышенной температурой. Санитары и медсёстры торопливо сновали по коридору и палатам, размещая новых больных и выполняя предписания врачей для ранее поступивших — обычная больничная суета. Доктор остановился возле регистрационной стойки и положил стопку медицинских карт пациентов. Внезапно кто-то задёргал его сзади за халат. Резко обернувшись, доктор Фаррел увидел маленького мальчика лет пяти, темноволосого, со смешными оттопыренными ушами. Глаза мальчугана были красными, видимо, недавно он плакал. — Вы доктор? — робко спросил мальчик. — Мне сказали подойти к доктору! — Я доктор. А зачем он тебе нужен? — присев на корточки к мальчику, участливо спросил Фаррел. — Доктор, что с моей мамой? Где моя мама? — в голосе ребёнка послышались слёзы. — Ш-ш-ш, не плачь, малыш, сейчас всё узнаем! — доктор ободряюще похлопал мальчика по плечу и встал, обернувшись к дежурной сестре за стойкой регистрации. — Сара, чей это ребёнок? Где его родители? — Это сын пациентки из триста двенадцатой палаты, Хунит Лиадан Эмрис. Вот её карта, — покопавшись в стопке медицинских карт, Сара ловко вытащила одну и протянула её врачу. — Её привезли сегодня на скорой, доктор Грэди её уже осмотрел и назначил лечение. Ребёнок приехал вместе с ней. Их забрали из торгового центра «Бриндан», где больная потеряла сознание. — Так, что тут у нас, — доктор Фаррел пробежал глазами по истории болезни. — Высокая температура, хрипы в лёгких, кашель… Двусторонняя пневмония, всё верно. Лечение… Тоже всё верно. А где анализы? — Результаты ещё не пришли. Больная поступила совсем недавно. Её поместили в триста двенадцатую палату, — повторила медсестра. — И что, ребёнок всё это время был здесь? Один? — возмущение заклокотало где-то глубоко внутри, но Фаррел не дал ему вырваться наружу. — В социальную службу звонили? — Нет, не звонили. Простите, доктор, но больная просила вызвать её сестру, она живёт в соседнем городе, — с мольбой в голосе ответила Сара. — Сестра пациентки и заберёт мальчика. Ей уже сообщили, она сейчас выедет. — И сколько она будет добираться? Два часа? Три? — Два часа, не больше! Я пригляжу за мальчиком, доктор Фаррел! — Занимайтесь своими обязанностями. Я сам за ним пригляжу, — твёрдо произнёс Фаррел. Ребёнок всё это время терпеливо стоял рядом и внимательно слушал разговор взрослых. Его лицо было сосредоточенно, он усиленно пытался разобраться в услышанном. Доктор Фаррел опять присел, чтобы быть ближе к мальчику. — Как тебя зовут, малыш? — ласково спросил он. — Я не малыш! — возмущённо отозвался мальчик. — Меня зовут Мерлин Эмрис, и через три месяца мне будет шесть лет! — Шесть лет! Ну да, тогда совсем другое дело, — по-доброму улыбнулся Фаррел. — Прости, конечно же, ты не малыш, а уже совсем взрослый парень! И ты не будешь больше плакать, верно? — Не буду! А можно мне к маме? — с надеждой прошептал мальчуган. — Твоя мама болеет. У неё воспаление лёгких. Слышал про такую болезнь? — мальчик отрицательно покачал головой. — Твоей маме трудно дышать, у неё болит в груди, а ещё высокая температура, — доктор попытался как можно более проще объяснить ребёнку то, что происходит с его матерью. — Но мы её обязательно вылечим, ты не волнуйся! Обязательно вылечим. Только это займёт некоторое время — где-то месяц. Тебе придётся пожить с тётей, так решила твоя мама. — С тётей Эйс? — Да, наверное, с ней, я не знаю, как её зовут. Она сестра твоей мамы. — Её зовут тётя Эйслин. А можно мне к маме? — снова попросил Мерлин. — Ну, я думаю, ей уже сделали уколы, и тебе можно ненадолго к ней заглянуть, — улыбнулся доктор, взял мальчика за руку и повёл его к матери. Хунит лежала на больничной койке — бледная, с испариной на лбу. Увидев сына, она расплакалась: — Прости, мой родной, что-то я совсем разболелась… — слёзы перешли в удушающий кашель, который она с трудом подавила. — Не бойся, мама, доктор сказал, что он тебя вылечит! — заботливо дотронулся Мерлин до горячей руки матери. — Конечно вылечит, солнышко, конечно! А ты пока поживи с тётей Эйслин, хорошо? — Хорошо, поживу! — торжественно изрёк Мерлин, чем вызвал приглушённый смех доктора. — Ладно, Мерлин, ты повидал маму, теперь ей надо поспать. Идём! — кивнул на дверь доктор Фаррел. — Пока, мам! Выздоравливай! — Мерлин прижался к руке матери, а потом быстро вскочил и вышел. На его глазах вновь блестели слёзы. Доктор Фаррел прекрасно понимал, что сейчас чувствует мальчик: когда любимому тобой человеку плохо — плохо и тебе. А мать для ребёнка — самый важный, самый любимый человек. Как и сын для матери. Или отца. У него тоже был сын… Сейчас ему было бы уже десять лет. Но его три года назад сбил во дворе пьяный водитель. Джед Фаррел до сих пор не понимал, как ему удалось пережить смерть сына и не сойти с ума. Время лишь немного приглушило боль, но она накрывала его каждый раз, когда он позволял всплыть воспоминаниям. Вот как сейчас. Привычным за годы усилием он отогнал от себя мысли о сыне и сосредоточился на Мерлине: — Малыш, ты сегодня кушал? — Я не малыш, сколько раз можно говорить! — недовольно отозвался мальчик. — Да-да, конечно, прости! — покаянно воскликнул доктор Фаррел. — Так ты не ответил, ты сегодня что-нибудь кушал? — Кушал. Йогурт и сок. — И давно? — Утром. — А хочешь, я угощу тебя чаем с пирожными? Любишь пирожные? — Хочу! А чай будет с молоком? Я без молока чай не пью. И с сахаром! * * * Джед Фаррел с удовольствием смотрел, как ребёнок поглощает чай и сладости. Доктор был просто очарован своим новым знакомым: Мерлин был живой, непосредственный, весёлый, а ещё одновременно стойкий и упорный. И что также было огромным плюсом — Мерлин не капризничал. За годы работы в больнице Фаррел насмотрелся на самых разных детей и на детские капризы. Вопящий, что-то требующий или постоянно хнычущий ребёнок был для него самым страшным кошмаром. Воспитанные и культурные дети, умеющие держать себя в руках, казались редкостью, и Мерлин относился именно к этой категории детей. Однако до приезда тёти Мерлина оставалось ещё больше часа, а Фаррелу надо было работать. Но ребёнка, ответственность за которого добровольно взял на себя доктор, следовало чем-то занять. Фаррел выдвинул ящики стола и методично начал перебирать содержимое в поисках подходящих инструментов для развлечения. Ему повезло: в нижнем ящике стола, под стопкой папок, он обнаружил акварельные краски, кисти и альбом. Вот оно, занятие для Мерлина! Память опять больно кольнула его воспоминанием, как его семилетний Эрик сидел за этим столом и, высунув кончик языка, сосредоточенно рисовал ему собаку… — Смотри, что я нашёл! — радостно повернулся к ребёнку Фаррел, показывая краски и альбом. — У-у-у-у … — разочарованно потянул Мерлин. — Краски… — Ты не любишь рисовать? — полюбопытствовал доктор. — Это не мужское занятие! — важно сообщил ребёнок. — Рисовать любят девчонки! А я мужик! Джед Фаррел не выдержал и рассмеялся. Какой же всё-таки Мерлин забавный мальчишка! — И кто же тебе сказал, что рисовать — не мужское занятие? — просмеявшись, спросил он. — Уилл! — обиженно насупился Мерлин, глядя на веселящегося врача. — А кто такой Уилл? — Уилл — мой лучший друг! Мы вместе с ним ходим в детский сад. — И откуда же Уилл знает, какие занятия — мужские, а какие — нет? — У него есть папа. Он Уиллу рассказывает, что должен знать настоящий мужик! — пояснил Мерлин. — А у меня папы нет, он давно умер. Поэтому мне всё рассказывает Уилл! У Джеда Фаррела кольнуло в груди от этого бесхитростного рассказа. Бедный мальчишка! Отец умер, мать в больнице… А наставником стал лучший друг, который, скорее всего, не старше самого Мерлина. — Послушай, Мерлин, Уилл и его отец ошибаются насчёт рисования, — уверенно произнёс доктор Фаррел. — Почти все великие художники были мужчинами. Поэтому рисование — это как раз очень мужское занятие! — Правда? — с надеждой спросил мальчик. — Правда-правда. Даже не сомневайся! — Фаррел протянул ребёнку краски. Мерлин осторожно взял в руки хрупкую коробочку и открыл её. — Какие красивые! — восхищённо прошептал он. Краски и в самом деле были красивые — яркие, сочные, они наполняли радостью и заставляли забыть о невзгодах. — Смотри, Мерлин, краски — самый удивительный инструмент, который изобрёл человек, — с улыбкой сказал Фаррел. — Ими может пользоваться и ребёнок, и седой старик. С их помощью можно изобразить что угодно — и то, что ты видишь вокруг себя, и то, чего вообще не бывает на свете! Некоторые люди думают, — наклонился к ребёнку и доверительно понизил голос доктор, — что краски — это не просто цветное вещество, а наши мечты, собранные по цветам в одной коробочке! Мерлин восторженно слушал врача, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. Никто и никогда не рассказывал ему про краски такие удивительные вещи! — Мечты? — восхищённо переспросил он. — Самые настоящие? — Да, самые настоящие мечты! — подтвердил Фаррел и взволнованно продолжил речь, его буквально несло на крыльях вдохновения. — Эти мечты можно нанести на бумагу, и они заиграют яркими красками, всеми цветами радуги. Это и есть рисование! Когда ты свои идеи, свою печаль, свою радость, свои мечты воплощаешь на бумаге, а соответственно, и в жизнь. Поэтому рисование — это маленькое волшебство, которое может совершить каждый! — Волшебство? — глаза ребёнка стали огромными. — Самое настоящее волшебство! — уверенно подтвердил Фаррел. — Хочешь быть волшебником, Мерлин, и рисовать мечтами? — Хочу! — потрясённо выдохнул мальчик. — Конечно, хочу! А… можно мне немного порисовать… Вашими мечтами? — Не моими, а уже твоими, Мерлин! — улыбнулся доктор. — Теперь эта коробочка красок — твоя. И все мечты в ней — теперь тоже твои. Давай найдём тебе баночку с водой.