Нарисую тебя мечтами

Хунит сидела в гостиной вместе с девушкой Мерлина — Фрейей. Они смотрели его детские рисунки, любовно собранные Хунит в одну пухлую папку. Да, эти работы были ещё совсем неумелыми, простыми и по-детски наивными, но уже тогда они очень ярко передавали настроение и чувства. Всё-таки её сын очень талантлив! И этот талант мог пропасть… Мерлин до того, как Хунит попала в больницу с двусторонней пневмонией, терпеть не мог рисовать, говорил, что это не мужское, а девчачье занятие. И если бы не доктор Фаррел… Кто знает, что тогда было бы с его талантом, пробился бы он сквозь предрассудки? Скорее всего, нет. Мерлин с детства был очень упрямым, и заставить его было действительно сложно. А вот переубедить — это очень даже возможно, что мастерски удалось тогда доктору, и за что Хунит была ему искренне благодарна. Её маленькая семья до сих пор тепло общалась с Джедом Фаррелом, ставшим для них хорошим другом. — Это Мерлин нарисовал для меня лошадь, — Хунит достала из папки очередной альбомный лист. — Очень похоже на собаку… — хихикнула Фрейя. — Да, похоже, — улыбнулась Хунит. — Почему-то именно лошадь Мерлину долго не удавалось правильно нарисовать. А это — зимние горы на закате, — Хунит извлекла из папки следующий рисунок. — Как красиво! — восхищённо выдохнула девушка. — Да, рисунок просто великолепен! Это Мерлин нарисовал, когда уже учился в художественной школе. Будешь ещё чаю? — спохватилась Хунит. — Нет-нет, спасибо! Давайте смотреть дальше! Громкая трель телефона прервала мирную беседу женщин. Хунит встала и взяла лежащий на комоде сотовый телефон: — Алло?  — Миссис Эмрис? — послышался в трубке незнакомый голос. — Вас беспокоит сержант полиции Зинри. — Да, это я. А что такое? — похолодев от нехорошего предчувствия, отозвалась женщина. — Мерлин Эмрис — ваш сын? — Да, мой сын, — помертвевшие губы плохо слушались. — Что с ним? Что с Мерлином? — Мерлина Эмриса на перекрёстке сбила машина. Хунит рвано всхлипнула и сдавила трубку так, что захрустела пластмасса. Ноги сделались ватными, она покачнулась. — Не волнуйтесь так, миссис Эмрис, он жив. В состоянии средней тяжести Мерлин Эмрис был направлен на скорой в первую городскую больницу. — Я еду! * * * В больницу они с Фрейей добрались за считанные минуты. Первая городская больница была главной в их маленьком городке, и туда свозили всех, более-менее тяжёлых больных. Когда-то и она сама оказалась там с воспалением лёгких. А теперь вот Мерлин… Хунит неслась по светлому коридору, не обращая внимания на врачей и медсестёр, и Фрейя едва поспевала за ней. Они буквально ворвались в кабинет доктора Фаррела. Тот был бледен и хмур, на его лице явственно читалось недавнее потрясение. — Джед! Мерлина сбила машина! Он здесь, в больнице! Ты что-нибудь знаешь? — Хунит схватила доктора за руку и с мольбой заглянула ему в глаза. — Да, я знаю, знаю. Успокойся, Хунит, он жив и уже вне опасности, а это самое главное! — Вне опасности? — ноги женщины подломились, и она тяжело опустилась на стул. — Что значит — вне опасности? — У Мерлина черепно-мозговая травма, переломы двух рёбер и повреждён тазобедренный сустав. Хунит охнула и залилась слезами: — Боже! Мой мальчик! — Скажите, доктор, к нему можно? — робко подала голос Фрейя. — Нет, к нему нельзя. — А Вы… разве Вы ничего не можете сделать? — вновь спросила девушка. — Я терапевт. А там сейчас работают хирурги. Его оперируют. Надо ждать! Хунит судорожно мяла в руках носовой платок, взгляд у неё был отсутствующий, по щекам катились слёзы. Она сидела в кресле и слегка раскачивалась. Фаррел налил в стакан воды, накапал из тёмного пузырька успокоительного и силой всунул в руку женщине: — Пей! Сейчас ты ему ничем не можешь помочь. Надо ждать! — снова повторил он, отворачиваясь, чтобы не было видно блеснувших в глазах слёз. — Могу, — слабо возразила Хунит и, не глядя, выпила содержимое стакана. — Я буду молиться! * * * Восстановление Мерлина шло довольно долго. Сломанные рёбра зажили достаточно быстро для такого вида травм. А вот повреждение тазобедренного сустава было тяжёлое: головка кости оказалась раздроблена, началось омертвение, и врачи сказали, что повреждённый сустав необходимо заменить. В Ирландии такие операции не проводились, а в Европе они стоили очень дорого. У Мерлина таких денег не было. Несмотря на то, что в последние годы семья благодаря таланту Мерлина выбралась из нищеты и даже скопила неплохие деньги на банковском счёте, на лечение в Европе их всё равно не хватало. Доктор Фаррел нашёл хорошую клинику в Израиле, проводящие такие операции на порядок дешевле. Израиль не произвёл на Мерлина никакого впечатления. Да и много ли увидишь по дороге из аэропорта до больницы, а потом от больницы до того же аэропорта? Тем более что по дороге в больницу Мерлин был под воздействием сильных обезболивающих и мало что воспринимал. Сопровождал его в этой поездке доктор Фаррел. У Хунит от переживаний сильно прихватило сердце, и врачи запретили ей лететь на самолёте. Операция была очень сложной. Израильские врачи проделали ювелирную работу и заменили разрушенный сустав титановым суперпротезом. Первые двое суток после операции заставили близких Мерлина поволноваться — у него резко упало давление, и повысилась температура, но через сутки всё пришло в норму. Ещё через неделю Мерлин с Фаррелом отправились обратно в Ирландию, где курс восстановления он проходил уже в ставшей родной больнице. Правильное питание, ежедневная лечебная гимнастика под чутким надзором опытного физиотерапевта позволили Мерлину достаточно быстро восстановиться, и теперь, спустя полгода после трагедии, он мог вести свой привычный образ жизни — ходить, куда хочется, бегать и даже танцевать. С одной небольшой оговоркой — всё в меру. Но вот у черепно-мозговой травмы, благополучно прошедшей через два месяца, оказались последствия, говорить о которых Мерлин поначалу отказывался. Ну подумаешь, бессоница, или кошмары, которые стали сниться весьма регулярно… А когда к проблемам со сном присоединились частые и довольно сильные головные боли, которые не проходили даже от таблеток, Мерлин был вынужден опять обратиться к врачу. Назначенное им обследование ничего не показало, томография не выявила никаких патологий, головной мозг был в норме. По всем показателям Мерлин был здоров. Врачи разводили руками, говоря, что для плохого самочувствия у Мерлина просто нет причин. Ему выписали снотворное для нормализации сна, сильное обезболивающее от головных болей и отпустили с миром. Хунит была счастлива: Мерлин выздоровел практически полностью. А то, что на операцию и последующую реабилитацию ушли практически все их деньги, — это не страшно. — Было бы здоровье, — говорила она, — а остальное нарастёт. Талант и способности Мерлина никто ведь не отнял, верно? Заработал один раз, заработает ещё. Много ли нам надо? Главное, что он жив и здоров! Мерлин был всецело согласен с матерью. Он был счастлив, что трагедия, случившаяся с ним, не затронула его способности рисовать. Мерлин жил только своим творчеством, и лишиться его для него было смерти подобно. Человека, сбившего Мерлина, так и не нашли. * * * Мерлин сосредоточенно наносил на холст плотный слой грунтовки. Работа была простой и однообразной, и мысли его витали очень далеко. Резко повернувшись к внезапно распахнувшейся двери, Мерлин поморщился. Неловкое движение вновь напомнило болью о недавних травмах и операции. Несмотря на то, что он полностью восстановился, резкие движения иногда всё же приносили боль, хоть и не особо сильную. — Привет, Железный человек! — поздоровался вошедший в комнату Уилл. — Не рад меня видеть? — Не железный, а титановый, — привычно пробурчал Мерлин на знакомую шутку друга и полюбопытствовал: — Почему не рад? — Морщишься при виде меня, — отозвался Уилл, плюхнувшись на диван, и аккуратно положил рядом снятый со спины рюкзак, в котором что-то глухо звякнуло. — Это я не из-за тебя. Ребро ломануло, — пояснил Мерлин, подозрительно покосившись на рюкзак друга. — Что, до сих пор болит? — Да нет, так, иногда прихватывает, если резко дёрнусь… — Что-то тебя в больничке как-то не долечили, а ты им такие бабки отвалил! — Перестать, всё отлично срослось! А если бы не израильские врачи, я бы сейчас на коляске ездил, причём без ноги. Да за то, чтобы опять ходить и бегать, никаких денег не жалко! — взволнованно ответил Мерлин. — Да не кипятись ты, всё я понимаю, — примирительно улыбнулся Уилл. — Что рисуешь? — Пока ещё ничего. Вот грунтовка высохнет — тогда… — То есть ты сейчас свободен? Тогда идём в бар, попьём пивка! — Ты же знаешь, что я не люблю бары, — поморщился Мерлин. - Шум, толпа, музыка дрянная… Острые локти на моих едва заживших рёбрах… — Не любишь ты людей, Мерлин, — усмехнулся Уилл. — Так и знал, что не удастся тебя никуда вытянуть. Поэтому пиво принёс с собой! Торжественно достав из рюкзака две запотевшие бутылки пива, он откупорил крышки и протянул другу одну бутылку. Мерлин сел на диван, взял протянутую бутылку, отхлебнул глоток и откинулся на спинку дивана: — Хорошо-о-о! — Вот он, кайф! — тоже сделал глоток Уилл. — Ещё бы сигаретку покурить… — мечтательно потянул он. — Только не здесь! — торопливо воскликнул Мерлин. — Ты же знаешь, я не переношу табачный дым. — Ладно, обойдусь, — пожал плечами Уилл. — Странный ты художник, Мерлин. Не куришь, не переносишь табачный дым, не пьёшь ничего крепче вина. Не флиртуешь направо и налево с восторженными поклонницами и красивыми натурщицами… — А что, ты знаком со многими художниками? — улыбнулся Мерлин. — Художники — одни из самых необычных людей, но у каждого обычно свои заморочки. — Ага, каждый сходит с ума по-своему. У тебя вот эти рыцари и замки… Мерлин скривился, как от зубной боли. Он уже пожалел, что не так давно рассказал Уиллу про происходящие в последнее время с ним странности. Хотя, с другой стороны, кому ещё можно открыть секрет, как не лучшему другу? Вот он и рассказал… Всё началось со снов — очень необычных. Раньше сновидения были самые разные, но теперь ему снилось одно и то же: средневековый замок, девушки в длинных старинных платьях, рыцари в доспехах, но чаще всего снился один рыцарь — светловолосый. Рыцарь хмурился, смеялся, высокомерно вздёргивал бровь, тренировался с другими рыцарями, ехал по лесу на коне, бился на турнире… Мерлину иногда казалось, что это не простой рыцарь, а принц. Ещё одним удивительным свойством этих снов было то, что Мерлин наутро их помнил до мельчайших подробностей, да и за день они не выветривались у него из головы. Это было странно, потому что обычно он забывал то, что ему приснилось сразу же, как просыпался. Про всё это он не удержался и рассказал Уиллу, но тот не воспринял рассказ Мерлина всерьёз. Как можно считать чем-то серьёзным сны? Потом у Мерлина начались видения, и были они уже не во сне. На несколько секунд или минут он отключался от окружающего мира, и то, что он до этого видел только во снах, представало пред ним как наяву. Это было очень странно, необычно и… притягательно. Во сне всё казалось лишь воспоминанием — ярким, волнующим, но всё-таки воспоминанием. Видения же давали иллюзию настоящего, происходящего с ним здесь и сейчас. Он как будто попал в кино с три-дэ эффектом. И смотреть это кино изнутри было просто потрясающе интересно! Вот только дотронуться или поговорить нельзя… На фоне этого всего у Мерлина в разы обострилась чувствительность цвета. Он перестал раздумывать над тонами, оттенками переходами, почти не обращал внимания, как смешивает краски — это получалось само собой, интуитивно, на грани сознания. И писал картины Мерлин теперь совсем по-другому. Изменилась и сама техника, и состояние, в котором творил Мерлин: оно напоминало смесь медитации с экзальтацией, когда отрешение от всего смешивают с восторгом от процесса. Частенько в такие моменты, Мерлину казалось, что он может раскинуть руки и полететь… Держать эту тайну в себе Мерлину было слишком тяжело, хотелось поговорить, посоветоваться. Но с Фрейей говорить на эту тему он не хотел, а Фаррел всё видел через медицинскую призму и мог принять происходящее с Мерлином за очередной побочный эффект. Хотя, кто знает, может, это и в самом деле было последствием черепно-мозговой травмы. Уилл сделал ещё несколько глотков, затем поставил бутылку на маленький столик рядом с диваном, встал и прошёлся по комнате, разминая спину. Мерлин же остался расслабленно сидеть на диване. Его ноги немного гудели от длительного стояния, и он не хотел лишний раз перегружать новый сустав. Приятель походил по комнате, подошёл к рабочему столу и заглянул в открытую папку с эскизами рисунков. Сердце Мерлина рухнуло вниз. Какой же он дурак! Как он мог забыть убрать эскизы? Ведь собирался же! Теперь уже поздно, Уилл не поймёт, особенно если попробовать сделать это прямо сейчас. Он любопытный и настойчивый, всё равно выпытает, что в этой папке, и, самое главное, почему Мерлин так не хотел её показывать. Но, если особо не дёргаться, может, пронесёт? Уилл тем временем перебирал листы, внимательно рассматривая нарисованное на них. Взяв в руки последний, лежавший в самом низу, он долго вглядывался в него, а затем задумчиво посмотрел на Мерлина. У того похолодело в груди. Не пронесло… — Мерлин, скажи честно, тебе что, нравятся парни? — негромко и как-то очень серьёзно спросил Уилл. — С чего ты взял? — севшим голосом пробормотал Мерлин. — Я, конечно, не художник, но даже я вижу и чувствую, что парень на этом рисунке тебе явно небезразличен. — Тебе кажется… — попытался уйти от ответа Мерлин. — Ну да, кажется, — иронично заключил Уилл. — Особенно после двух десятков эскизов этого перса в разных позах, причём два из них — голые! — Только до пояса, — слабо возразил Мерлин. — Кто знает, может у тебя в столе или в шкафу запрятаны рисунки с полной обнажёнкой! Мерлин покраснел и отвернулся. Уилл попал в точку, в столе у Мерлина действительно лежало несколько эскизов полностью раздетого светловолосого парня-рыцаря. В немом изумлении Уилл несколько секунд смотрел на друга молча, а затем его прорвало: — Так я прав? Ты серьёзно… рисовал голым этого блондинчика? — Отвали, Уилл, — мрачно послал друга Мерлин и надолго припал к горлышку бутылки. — Э-э-э нет, братан, так легко ты не отвертишься! Ты мне сейчас всё расскажешь! — впился взглядом в художника Уилл. — Ага, сейчас! Я всё тебе расскажу, душу перед тобой открою, а ты потом всё оборжёшь и пошлыми шуточками замучаешь! — Пошлыми? — вычленил из всей фразы главное слово Уилл. — Значит, я буду мучить тебя пошлыми шуточками? Получается, есть над чем пошлить? О-о-о! Ведь чувствовал, чу-у-увствовал, что здесь что-то нечисто! Знал ведь, что у тебя с этими снами что-то не так! Колись! Кто это такой? Мерлин! Мерлин уже понял, что отвязаться от друга не получится, и отговориться общими фразами не удастся. Уилл всё равно всё вытрясет из него, он это хорошо умел! — Если ты будешь ржать, подкалывать меня потом, я перестану с тобой общаться, — хмуро предупредил друга Мерлин. — Я не шучу! — Я не буду ржать. И прикалываться тоже не буду, — глядя в глаза Мерлину, пообещал Уилл. — Я хочу понять тебя, Мерлин. Мы всегда были друзьями, а в последнее время ты как-то отгородился от меня, закрылся. И я сейчас абсолютно уверен, что он, — Уилл ткнул пальцем в рисунок, — имеет к этому самое прямое отношение. Так кто он такой, Мерлин? И что вас связывает? — Хорошо, я расскажу тебе всё. Но сперва две вещи. Первая — пообещай мне, что ты никому, ни единой живой душе не расскажешь то, что я тебе открою. — Клянусь тебе, Мерлин, я никому ничего не скажу! И если кто-то что-то узнает, то не от меня! — Вторая — ты должен кое-что сначала увидеть, — Мерлин открыл дверь в гардеробную и начал доставать оттуда картины, расставляя их вдоль стен и дивана. Уилл глядел на полотна, широко распахнув глаза и затаив дыхание. Он и раньше не сомневался в таланте друга, но сейчас… Да-а-а! Это были шедевры! Настолько ярко, сочно, выразительно и завораживающе Мерлин ещё никогда не рисовал! Картины были настолько наполнены чувствами, они затягивали, как в омут, полностью погружали в себя. На четырёх картинах был изображён старинный замок в разное время суток: на рассвете, ярким днём, на закате, в вечерних сумерках. И чувства, которые эти картины дарили, были тоже разные: утренний замок — надежду, предвкушение, открытость, безмятежность; дневной замок — радость, восторженность, искренность; закатный замок — романтику, ожидание чего-то хорошего; сумеречный замок — мягкость, задумчивость, таинственность. Это было настолько необыкновенно красиво, что захватывало дух! На одной картине была черноволосая девушка потрясающей красоты, но грустная и отрешённая. Ещё на трёх картинах были рыцари. На одном холсте рыцари скакали на лошадях по полю, на другом — сражались на турнире, на третьем сидели у развалин старой стены. Из всех этих картин прорывалось скрытое напряжение, азарт, страсть, решительность, смелость. На последней картине был изображён тот самый светловолосый юноша, которого Уилл видел на эскизах Мерлина. Он тоже был одет в рыцарский доспех и красный плащ, на груди была эмблема в виде золотого дракона. Молодой рыцарь смотрел куда-то вбок, на того, кого не было на полотне, и его лицо озаряла ослепительная улыбка, глаза сияли. И, глядя на эту картину, отчаянно, до боли, хотелось оказаться на месте того человека, кому этот парень так открыто и искренне улыбается. Уилл с трудом оторвал взгляд от рыцаря, несколько раз глубоко вздохнул и прочистил горло: — Это… это… волшебно! Восхитительно! Сногсшибательно! Убийственно! Прекрасно! Я, конечно, знал, что ты — талантище, но чтобы так! Мерлин, ты — гений! Я горд, что знаком с тобой и что ты мой друг! Дай, я тебя обниму! У Мерлина выступили на глазах слёзы от такой искренней и прочувствованной похвалы друга. Уилл по-медвежьи схватил его в охапку и крепко прижал его к себе, похлопав по спине. В груди что-то хрустнуло, Мерлин охнул. Его тут же отпустили. — Ой, прости! Я тебе ничего не сломал? — Нет, всё в порядке! — Слушай, я настолько переполнен, что у меня просто нет слов! Надо ещё глотнуть пивка и отдышаться, — Уилл подошёл к своему рюкзаку, извлёк из него ещё две бутылки пива и откупорил крышки. — Как чувствовал, что пригодятся! Держи. За тебя! — За меня! — улыбнулся Мерлин, поднимая свою бутылку. — Так ты обещал мне рассказать про этого парня, — напомнил Уилл. — Если ты скажешь, что стал геем и это твой парень, клянусь, я тебя пойму. До чего же он хорош! Да я сам уже его хочу! Мерлин лишь усмехнулся на это экспрессивное заявление друга. На полное понимание он не рассчитывал, так как и сам до конца не понимал, что с ним происходит и что же он чувствует. Но он собирался быть с другом честным. — Ну, кое-что я тебе уже рассказывал. Всё началось со снов… * * * Фрейя стояла за дверью комнаты Мерлина, тяжело привалившись к стене. Ноги её едва держали. Они с Мерлином стали видеться очень редко, и Фрейя очень скучала. Парень в последнее время отклонял предложения встреч, постоянно отговаривался работой, и у Фрейи холодело внутри от предчувствия расставания. Ей стало казаться, что он совершенно охладел к ней. Девушка с удвоенной силой атаковала его просьбами встретиться, но опять безрезультатно. Любому терпению приходит конец, закончилось оно и у Фрейи. Раз Мерлин отказывается от встреч, необходимо самой к нему прийти, — ну не выгонит же он её?! Попасть в дом ей труда не составило: Фрейя прекрасно знала, где спрятаны запасные ключи от двери. Хунит не было дома, и она беспрепятственно прошла до комнаты Мерлина, но тут услышала знакомые голоса. Мерлин был не один! Он был с Уиллом, и они разговаривали. Общение с другом своего парня в планы Фрейи не входило, и она остановилась в нерешительности возле двери в комнату, раздумывая, тихонько убраться восвояси или войти. Но тут несколько произнесённых Мерлином фраз её зацепили, и она начала внимательно слушать. То, что она услышала, потрясло её до глубины души. Вот, значит, как! У Мерлина поехала крыша, у него видения дряхлой старины, и ради этих картинок он отказывается встречаться с ней! Какой-то несуществующий парень из его глюков Мерлину дороже, чем она! Говорили же ей подруги, что такие при травмах головы часто бывают побочные явления, но она наивно считала, что её парень полностью поправился. А оказалось, что он больной на всю голову! Вот же чёрт! Его срочно необходимо лечить! Хунит тоже наверняка не знает, что у её сыночка основательно потекла крыша. Надо её срочно просветить на этот счёт! Фрейя планировала выйти замуж за Мерлина. Хоть он ей и не делал предложения, и даже не говорил, что любит, она была уверена — их брак не за горами. Они ведь вместе пережили такие трудности, такие невзгоды! Да, Мерлин сейчас беден, но Фрейя была уверена, что он станет весьма знаменитым, и, конечно же, заработает ещё кучу денег! Она свято верила в своё с ним счастливое будущее. Но одно дело жить с известным художником, другое дело — с душевнобольным человеком. Это надо срочно исправлять, пока ещё не поздно! Она достала телефон и набрала номер: — Алло, Хунит? Мне срочно надо с Вами встретиться. У Мерлина большие проблемы со здоровьем! * * * — Мам, ну с чего ты взяла, что это опасно? — вздохнул Мерлин, в голове которого, как в клетке, билась единственная мысль: «Откуда она узнала? Неужели Уилл?..». — Мерлин, ты что, врач? — строго спросила мать. — Нет, но ведь и ты тоже не врач! — возразил Мерлин. — Вот именно! Мы с тобой не врачи, поэтому не знаем, что с тобой происходит. Это наверняка последствия травмы головы! А вдруг эти видения — из-за возникшей опухоли в мозгу? Надо, чтобы тебя обследовали в клинике, сынок! — Ну какая опухоль, откуда? Я тебя умоляю! — Нет, милый, это я тебя умоляю! Я тебя очень люблю! После смерти Эйс ты — единственный родной мне человек в этом мире. В тебе моя жизнь, и я не хочу потерять тебя из-за того, что тебе вовремя не сделали обследование, — на глазах Хунит появились слёзы. — Мам, у нас нет денег на обследование. Ты же знаешь, мы пока на мели, — сдавшись слезам матери, растерянно напомнил Мерлин. — Мерлин, я знаю, что ты написал несколько достаточно неплохих картин, которые можно продать! — всё ещё всхлипывая, отозвалась Хунит. Мерлин обмер. «Точно Уилл! Только он знал… Но как он мог? Он же поклялся мне!..». — Как ты думаешь, насколько быстро можно продать картины? — немного успокоившись, задумалась Хунит. — Не знаю, — равнодушно отозвался Мерлин. Ему уже было всё равно. Предательство лучшего друга буквально его раздавило. — Мерлин, ты же понимаешь, что это для твоей же пользы! И Фрейя тоже так считает, она о тебе очень беспокоится! — Фрейя обо мне беспокоится? С чего ты взяла? — удивился Мерлин. Фрейю он не видел уже довольно давно. — Ну как же! Это же она мне рассказала про твоё состояние. — Вот даже как? И когда же это она успела? — Да вчера, вечером. Она позвонила мне, я как раз была у Джеда. Мы встретились втроём в кафе и всё обсудили… — Вчера вечером? Ты уверена? Точно? — Ну да. А что такое? — Ничего. Ничего! — радостно воскликнул Мерлин, с души которого свалился огромный камень. Уилл его не предавал! Вчера они с Уиллом сидели весь вечер вместе и разошлись только глубокой ночью. Уилл физически не мог ничего рассказать Хунит. Это сделала Фрейя! Но откуда она узнала? Это необходимо выяснить! * * * — Привет, Мерлин! Рада тебя видеть. Ты наконец-то нашёл для меня время! — в голосе девушки явно слышался сарказм. — Ну, ты ведь так хорошо для этого постаралась, — ответ Мерлина был не менее язвительным. — Я беспокоилась, — сразу же сменила тон Фрейя. — Ну да, ну да… — скептично покивал головой парень. — Я соскучилась! — Я же тебе говорил, что работаю! Мне надо писать, ты же знаешь, что мы с матерью на мели. Наши свидания меня очень сильно отвлекали! — хмуро отозвался Мерлин. — А вот для Уилла ты сделал исключение! — возмущению Фрейи не было предела. — Так вот откуда ты всё узнала! А я-то гадал… Ты приходила вчера! И подслушала наш с Уиллом разговор! — А если и так? Ты совсем перестал со мной видеться и разговаривать, даже по телефону! Какой-то выдуманный урод тебе важнее меня! Мерлин почувствовал, как в груди закипает бешенство, но из последних сил постарался сдержаться. — А зачем ты всё рассказала матери? Теперь меня снова положат в клинику! — Вот именно! У тебя проблемы с головой, разве ты не видишь? Думаешь, глюки — это нормально? Тебе надо лечиться! — Да какое тебе дело до моих глюков? — заорал Мерлин. — Что значит, какое мне дело? Я твоя девушка! — прокричала ему в ответ Фрейя. Мерлин с трудом взял себя в руки. — Уже нет. Я не хочу тебя больше видеть. Я хочу, чтобы ты исчезла, испарилась из моей жизни навсегда, — с каменным выражением лица негромко произнёс Мерлин. Тон его был ледяным. — Ты… Ты не можешь так со мной поступить… Я же тебя люблю! — глаза Фрейи наполнились слезами, губы задрожали. — Врёшь! Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Но это уже неважно — иметь дело с предателями я не намерен. Теперь ты сама по себе. Между нами всё кончено, — Мерлин рубил каждое слово, выражение лица его стало страшным. — Какой же ты урод! Псих! — в истерике внезапно прорвало Фрейю. — Ты ещё пожалеешь, что так поступил со мной! И это после всего, что я для тебя сделала! Ненавижу тебя! Ты жалок! Неудачник! Импотент чёртов! Пидор вонючий! О твоей ориентации узнают все, уж я об этом позабочусь! — Вот так и узнаёшь, что о тебе на самом деле думают люди… Как же мне повезло, что я узнал это, пока не стало слишком поздно!