Нарисую тебя мечтами

Мерлин лежал на кровати в своей новой комнате и тоскливо смотрел окно. Он изнывал от желания взяться за кисть, но рисовать, к огромному сожалению, ему снова было нельзя. Правда, совсем по другой причине, чем раньше. До этого ему запрещал рисовать персонал клиники, теперь — он запретил себе сам. Попытавшись взяться за краски, он обнаружил, что магическая энергия, ранее проникавшая по капле в его его картины, сейчас изливается на них широким потоком, и те приобретают удивительные свойства магических артефактов. Обнаружил он это совершенно случайно. Мерлин грустно усмехнулся, вспомнив то время. Да, Гаюсу, который стал его новым лечащим врачом, пришлось нелегко с ним. Обрести настоящую любовь и сразу же её потерять, — это оказалось слишком для расшатанной лекарствами нервной системы Мерлина. Когда он пришёл в себя после двухдневного бессознательного состояния, с ним случилась настоящая истерика. Он, захлёбываясь, рыдал и никак не мог остановиться. Сердце сжималось от невыносимой боли потери, а в голове билась единственная мысль — «его больше нет». Гаюс, как мог, утешал его, вновь и вновь повторяя, что всё будет хорошо. Он был очень заботлив и терпелив. И через пару часов, после, возможно, тысячного «всё будет хорошо», Мерлин его услышал. Усталый и опустошённый, он наконец заснул, а когда проснулся, то рядом с ним на столике были папка с бумагой, карандаш, кисти, гуашь и палитра. Хоть это всё было и не его, он всё равно был рад. Как утопающий за соломинку, Мерлин схватился за любимое занятие, которое всегда дарило его душе покой и радость, давало успокоение. Но вот только в этот раз радости и покоя не было. Перед глазами стоял мёртвый Артур, и Мерлин ничего с этим не мог поделать. С трудом отогнав страшный образ и заставив себя представить живого, смеющегося Артура, он решил запечатлеть его на картине именно таким — весёлым, сильным, уверенным в себе. А самое главное — живым. Но когда он попытался нарисовать Артура именно таким, каким представил сейчас, то руки так затряслись, что он не смог нормально держать карандаш. Мерлин отвернулся от листа, продышался и вновь приступил к работе. Только на этот раз он решил изобразить обычный горный пейзаж. Совершенно нейтральный сюжет. Но, сделав эскиз, он понял — это совсем не то. Мерлин остервенело смял лист и принялся за второй набросок, но результат был таким же, как и в предыдущий раз. После восьмого смятого листа он почувствовал себя полностью раздавленным и опустошённым. Всё это не работало. Его соломинка не помогала ему. Мерлина раздирали горе и тоска по Артуру, которые он хотел перенести на бумагу, чтобы хоть на секунду облегчить боль, но у него не получалось. Всё, что он рисовал, было не тем. Хоть волком вой! Мерлин замер. Вот оно! Волчий вой! Тоскливый, безнадёжный… Снова схватив карандаш, он почти мгновенно набросал эскиз. Затем налил в питьевой стаканчик воды из бутылки, открыл краски и, намешав в палитре несколько цветов, быстро заработал кистью. Он почти физически ощущал, как рвущийся наружу стон-вой, беззвучно изливаясь из него, ложится вместе с красками на бумагу. Закончив работу, Мерлин обессиленно опустился на стул. Любоваться картиной у него уже не было сил, однако он знал, что на ней изображено именно то, что он чувствовал в данный момент. Два волка на фоне закатного неба. Один — белый — лежал мёртвый на бурой сухой траве. Бок его был разодран до костей, из раны тонкой струйкой текла кровь, собираясь лужицей рядом с телом. Второй — почти чёрный волк, сидел рядом, задрав голову к пылающим алым закатом небесам и раскрыв пасть в беззвучном тоскливом вое. Волк, безнадёжно воющий в закатное небо и пытающийся докричаться то ли до того, кто ушёл навсегда, то ли до далёких богов, забравших его любовь к себе, — именно таким ощущал себя Мерлин. Глядя на получившийся рисунок, он полностью эмоционально сливался с ним, воочию ощущая безграничные скорбь и горе, которые чувствовались в безутешном волчьем вое. Рамки для рисунка у Мерлина не было, поэтому он просто поставил и прислонил его к стене. На зелёном фоне обоев красный закат смотрелся очень контрастно и ярко. Заглянувшая в палату медсестра пригласила его на обед в общую столовую. Бросив последний взгляд на рисунок, он поспешил за ней. Вернувшись после обеда назад и открыв дверь в свою палату, Мерлин обмер: комната была заполнена плачущим медперсоналом клиники. Здесь были четыре медсестры, три медбрата и два врача. Все они не отрываясь смотрели на рисунок Мерлина. Мужчины негромко всхлипывали, а девушки рыдали в голос. Слёзы текли ручьями по мокрым щекам, но никто даже не пошевелился, чтобы вытереть их, и они капали на одежду, на пол, стекали по шее под медицинскую форму. Мерлин понял мгновенно: это всё из-за рисунка. Видимо, он под завязку напитался магией. Это именно магия так подействовала на людей. Аккуратно отодвинув в сторону невысокую медсестру, он подошёл к столу и убрал рисунок в папку, а саму папку — в тумбочку. Однако плач людей это не прервало, как он надеялся. И они совсем не обращали внимания на самого Мерлина, будто его и не видели вовсе. Мерлин подошёл к одному из плачущих санитаров и потряс его за плечи, но тот на это совсем никак не реагировал. Мерлин совсем растерялся. Как же так? Ведь изображение больше не воздействует на них? Что же теперь делать? И кто бы мог помочь? Подумав пару секунд, он выбежал из палаты. Надо было срочно найти Гаюса. Вывести людей из этого состояния оказалось довольно сложно. Никакие успокоительные, даже самые сильные, не помогали. Но после укола большой дозы снотворного они заснули, а проснувшись на следующий день во вполне адекватном состоянии, совершенно не помнили, что с ними происходило накануне. Этот день полностью выпал из их памяти. Но Мерлина с того времени стали сторониться не только те, кто попал под влияние его рисунка, но и все остальные санитары, медсёстры, врачи и даже некоторые больные. Нормально продолжал общаться с ним только Гаюс. Мерлин понимал, что это всё — действие его магии, и беда прошла стороной только чудом. В следующий раз может и не повезти. Он пообещал Гаюсу не заниматься в клинике никаким художественным творчеством, хоть тот и не настаивал. Вечером, на прогулке, Мерлин решил проверить, может ли он колдовать, как раньше, и с ужасом убедился в том, что своими магическими силами он почти не может управлять. Он едва не обжёгся и не устроил пожар в парке, когда вызванный им огонь полыхнул так, что едва не опалил его самого, а когда Мерлин инстинктивно стряхнул его с ладоней, тот сразу же поджёг сухую прошлогоднюю траву. Он едва успел затоптать разгорающийся пожар. Ветка, вместо того, чтобы прилететь ему в руку, с силой ударила его по макушке, и он заработал неплохую шишку. А ветер, призванный им, едва не превратился в ураган, и утих очень нескоро, по-настоящему напугав Мерлина. Было очевидно: Мерлин не мог соразмерять ни силу, ни направление магического действия, не мог сразу прекратить это самое магическое действие, не мог его контролировать, координировать, изменять. А ведь раньше у него всё это получалось само собой, рефлекторно! Мерлин вздохнул. Вот именно, рефлекторно! И это рефлексы нарабатывались годами, с самого раннего детства! А сейчас у него их просто не было. Знания — были, магический дар — был, а вот умений и навыков управлять этим даром — не было! А значит, пользоваться магией, не научившись и не контролируя дар, — опасно. Возможно даже — смертельно опасно! С Гаюсом у Мерлина вышел долгий и серьёзный разговор. Мерлин хотел всё объяснить, чтобы тот понял всю серьёзность ситуации, в которой оказались они все из-за его необычных способностей. Именно тогда Мерлин рискнул открыться и честно всё рассказал: про свою магию, которая проснулась в нём так внезапно и которой он пока что управлял весьма плохо, про Артура, которого очень любил, но потерял, про память прошлой жизни, в которой они с Гаюсом были хорошими друзьями. Конечно же, Гаюс ему не поверил. Да и кто вообще может поверить в такое? Даже для самого Мерлина собственный рассказ звучал как полнейший бред сумасшедшего, и он не удивился, поймав на себе очень заинтересованный профессиональный взгляд врача. Но он чувствовал, знал: это обязательно надо было рассказать. Если они все хотят жить нормально. Или хотя бы просто жить. Но для этого Гаюс должен ему поверить. И Мерлину надо сделать для этого всё возможное и невозможное. С трудом уговорив Гаюса на следующий день на прогулку и найдя пустынную лужайку в глубине парка, Мерлин продемонстрировал некоторые самые простейшие возможности своей магии. Хоть всё и получилось вкривь и вкось. Огонёк, наколдованный Мерлином, превратился в факел и спрыгнул с ладони в сторону Гаюса, хорошо тот стоял в отдалении. Ветки, которые по замыслу юного мага должны были лететь по прямой линии, двигались кривыми скачками. Светящаяся иллюзия дракона больше напоминала летящего попугая. Но тем не менее, Гаюс был потрясён увиденным. Его неверие явно дало трещину. — Да, юноша, вы несомненно обладаете феноменальными способностями, — восхитился он. — Экстрасенсов такого уровня я не видал никогда в жизни. Правда, я не совсем понимаю, почему вы свои способности называете магией. Ведь это телекинез и пирокинез! — А с моей последней картиной — тоже телекинез? — возразил Мерлин. — Ну, скорее всего тут имела место быть явная разновидность психоделического гипнотического рисунка, — благодушно парировал Гаюс. — Да разве важно сейчас, как это называется! — в сердцах воскликнул Мерлин. — Вы поймите, что я этими способностями не управляю в полной мере, и они в любой момент могут выйти из-под контроля! Я опасен для окружающих, понимаете? Мне нужно тренироваться, мне необходимо научиться управлять магией, взять её под полный контроль! — Судя по последнему происшествию с твоим участием, я, пожалуй, соглашусь с тобой. Твои способности действительно вызывают некоторое опасение, — согласился Гаюс. — И что же тебе необходимо для того, чтобы ты контролировал свой дар? — Свобода, время и одиночество, — уверенно ответит Мерлин. — Эта полянка просто идеально подходит для моих тренировок! Вот если бы у меня было побольше времени проводить здесь, в парке… И чтобы сюда никто больше не совался… — Мда… Запросы у Вас… В свете Вашего диагноза, юноша, не думаю, что это осуществимо, — покачал головой Гаюс. — Моего диагноза… Гаюс, Вы тоже думаете, что у меня шизофрения? — Мерлин с горькой усмешкой посмотрел Гаюсу в глаза, а потом мрачно заявил. — Я не шизофреник! Ясно Вам?! Не шизофреник! — Все больные поначалу отрицают свою болезнь. Хотя до вчерашнего разговора я был уверен, что именно Вам поставили неверный диагноз. — А теперь не уверены? — Увы… Рассказанная вами история настолько… хм… фантастична, что теперь я не знаю, что и думать. В любом случае Вам необходимо заново полностью пройти обследование. В назначении Вам лечения я не могу опираться на выводы комиссии. Обследование, проведённое Гаюсом на следующий день, выпило из Мерлина все силы. Ещё до завтрака у него взяли анализы крови, мочи, кала, после завтрака — сняли электрокардиограмму и сделали томографию, а затем его обследовал эндокринолог. После обеда за него взялся Гаюс. Окно его кабинета выходило на север, так что даже днём здесь царил полумрак. После по-больничному стерильного белоснежного и очень светлого кабинета Римана, кабинет Гаюса, небольшой и похожий на небольшую пещерку, давал ощущение покоя, надёжности и уюта. Он как будто существовал вне этой клиники. Мерлин мгновенно почувствовал себя здесь как дома — расслабленно, спокойно и уверенно. Когда Гаюс выложил на стол картинки с затейливыми кляксами, Мерлин чуть не расхохотался: — Доктор, Вы серьёзно? Тест Роршаха? А Вы не забыли, что я художник? — Не забыл. Будет интереснее вдвойне, — тоже улыбнулся Гаюс. — Приступим… Гаюс мучил Мерлина до вечера. Прогнал его через множество самых различных тестов, направленных на самые различные аспекты его личности. А потом была беседа. Нет, не так. Это была Беседа, с большой буквы, так как длилась она почти пять часов, до самого ужина. Никогда в жизни Мерлину не приходилось столько говорить. Гаюс вытряс из него практически всё. Мерлин рассказал ему о своём детстве, школьном периоде жизни, юности, о чём мечтал тогда и сейчас, о своих чувствах к матери, друзьям, Фрейе, Артуру. Гаюс виртуозно выяснил его взгляды на различные аспекты жизни, мировоззрение, проверил внимание, память, эмоциональные реакции, особенности мышления. Под конец беседы Мерлин чувствовал себя полностью выпотрошенным, как рыба перед жаркой. Гаюс же довольно улыбался и потирал руки. Казалось, что эта затяжная беседа его практически не утомила, а наоборот, зарядила энергией. «Моей энергией», — мрачно подумал Мерлин. Когда на следующий день Гаюс объявил ему результаты обследования, Мерлин был просто счастлив. Диагноз «шизофрения» был полностью снят, поставлен диагноз «нервное истощение». — Если бы не предыдущее «лечение», сейчас я бы мог сказать, что ты абсолютно здоров, по крайней мере психически. Но увы. Месяц на сильнодействующих лекарствах вдрызг расшатали твою нервную систему, и её надо привести в порядок. «Нервное истощение» — наиболее подходящий в твоём состоянии диагноз. Поэтому будем тебя лечить. Но — на этот раз — никаких лекарств, кроме витаминов! Соблюдение режима дня, регулярное питание, сон и длительные прогулки на свежем воздухе! Ну, а так как психика у тебя более-менее в норме, то в постоянном контроле и сопровождении на этих прогулках ты не нуждаешься. Групповую терапию я для тебя тоже отменяю, но вот индивидуальные беседы со мной — всё равно обязательны. Но я почему-то не думаю, что ты будешь сильно против, верно? Мерлин был счастлив! Всё, теперь он не считается психом! Как бы он себе ни врал, но предыдущий диагноз «шизофрения» очень угнетал его. Быть психически неполноценным человеком, у которого нет права распоряжаться собственной жизнью, было настолько унизительно и страшно, что поверить и смириться с этим он не мог, как бы ни старался. Чувствовать свою ущербность и считать себя недочеловеком, — этот опыт оказался для Мерлина одним из самых тяжёлых в его жизни. И теперь, вернувшись в ряды нормальных полноценных людей, Мерлин отчётливо понимал: он приложит все силы, чтобы такое с ним никогда не повторилось. Одним из самых радостных послаблений в новом режиме Мерлина стало то, что ему разрешили пользоваться мобильным телефоном. Он сразу же позвонил матери, и они проговорили почти два часа. Хунит выздоравливала, и её скоро собирались выписать, после чего она сразу же собиралась навестить сына. Мерлину с огромным трудом удалось убедить её не приезжать пока в клинику. Ему совершенно не хотелось пугать мать своим внешним видом. * * * Вновь обретённая магия слушалась Мерлина плохо. То, что когда-то получалось само собой, неосознанно, сейчас же требовало огромных усилий и предельной концентрации внимания. Да, у него были знания о заклинаниях и магических ритуалах, но совершенно не было навыков пользования ими. То, что раньше выходило у него само собой, играючи, сейчас же получалось вкривь и вкось. Даже самые простые магические действия выходили совсем не так, как надо, выдавая иной раз просто чудовищные результаты. Мерлину приходилось всему учиться заново, шаг за шагом постигая азы, усвоенные в предыдущей жизни ещё в детстве. Он злился, но всё равно упорно выполнял однообразные действия снова и снова, добиваясь нужного результата. Для своих тренировок он выбрал самую глухую часть парка, окружавшего больницу. Старые раскидистые деревья почти полностью заслоняли небо и создавали полумрак даже ярким днём, — это были идеальные условия для занятий Мерлина. Об этом месте, где теперь проводил большую часть времени новоявленный чародей, знал только Гаюс, которому тот безоговорочно доверял. Здоровье Мерлина, практически уничтоженное предыдущим «лечением», восстанавливалось очень быстро. Уже через неделю он перестал походить на узника концлагеря, а через две — практически восстановил свою физическую форму. Однако о психическом здоровье говорить было пока рано, слишком большой вред был нанесён нервной системе. У Мерлина всё ещё довольно часто случались резкие перепады настроения, всплески неконтролируемого беспричинного веселья или периоды депрессии, но благодаря постоянной заботе Гаюса, его поддержке, все эти проявления постепенно сходили на нет. Да и усиленная тренировка магического дара дала свои результаты: владение магическими приёмами перешло на уровень рефлексов, действия получались именно такими, как и задумывал Мерлин, магия слушалась с каждым днём всё лучше. Он постепенно овладевал всеми навыками, которые были у него раньше. Но пока что он пользовался только сырой магической силой, не решаясь пробовать заклинания. И дело было даже не в том, что у него не было магической книги, которую в прошлой жизни подарил ему Гаюс. У него была довольно неплохая память, и практически все заклинания он помнил наизусть. Но клиника, в которой находилось большое количество народа, — не самое лучшее место для более сильной волшбы. Мерлин опасался, что, как и в случае с сырой магической силой, заклинания могут дать поначалу совсем не тот эффект. И вполне возможно, могут навредить, а то и убить кого-нибудь. Он решил, что приступит к ним, когда выйдет из клиники. Уедет подальше, найдёт безлюдное место, так и будет проводить магические эксперименты. Мысли об Артуре Мерлин яростно гнал от себя, нагружая мозг текущими задачами. Но это помогало мало. Он иногда с тоской думал о том времени, когда не знал об Артуре, не чувствовал к нему любви, и на сердце у него было легко и спокойно. Гаюс достаточно легко принял тот факт, что его пациент — гей, намного тяжелее для его понимания было то, что тот влюблён в давно умершего парня. Они довольно часто беседовали об Артуре, о чувствах Мерлина и об их жизни в Камелоте. Удивительно, но это действительно помогло, особенно в периоды давящей депрессии. Именно Гаюс в беседе натолкнул Мерлина на довольно простую мысль, и тот поразился, как он не подумал об этом раньше. — Значит, Вы, молодой человек, верите в реинкарнацию? — полюбопытствовал Гаюс. — Реинкарнацию? Да, верю. Моё новое рождение — яркое тому подтверждение. И новое рождение моих близких — мамы, Уилла, да и Вас тоже, доктор. — И вы утверждаете, что все мы раньше жили много веков назад в легендарном Камелоте? — Верно. Жили. — Но как же тогда Вы их узнали в этой жизни? — Что значит — как? — даже растерялся Мерлин. — Это они… Их так же зовут, они выглядят абсолютно так же, как и тогда, в Камелоте. Да всё, как тогда, только время другое и обстоятельства жизни. — Умерли и снова возродились… — вслух размышлял Гаюс. — Такими же, как и были… Интересно… Но ведь я, Хунит, Уилл и Фрейя не единственные, кто жил тогда в Камелоте? Артур, опять же. И, насколько я помню из Ваших рассказов, там ещё были Утер, Моргана, Гвейн, Ланселот, Гвиневра, Леон. Как Вы думаете, могли они так же, как и Вы, родиться и жить сейчас, в наше время? Мерлин потрясённо замер. Как он мог не подумать об этом? Почему такая простая мысль не пришла ему в голову? Ведь всё же лежало на поверхности! Какой же он идиот! Дебил! Столько времени упивался своим горем вместо того, чтобы хорошенько подумать! И ведь мысли не мелькнуло, — а почему вместе с ним возродились и Уилл, и Фрейя, и Гаюс? Ведь такого не бывает: чтобы все разом, одновременно! А если это случилось, то почему тогда возродились не все, а только некоторые? Или всё-таки возродились все, просто Мерлин об этом не знает? Ведь так логично — раз он, Хунит, Уилл, Фрейя, Гаюс возродились все вместе в одном времени, то и остальные скорее всего — тоже! А это значит — Артур жив! Жив! И его можно найти! Его нужно найти!!! — Доктор, — севшим от волнения голосом прошептал Мерлин, — мне срочно нужен Интернет… * * * Поиск Артура через Интернет ничего не дал, хотя копался Мерлин долго и кропотливо. По запросу об Артуре Пендрагоне постоянно всплывали ссылки на сайты про легенды, сказания, многочисленные фантастические рассказы, романы, фильмы о короле Артуре и Камелоте. Но ни слова о реальном человеке с таким именем. С огромным разочарованием Мерлин понял, что таким образом он Артура не найдёт. Увы, Интернет был не вездесущ. Да и Артур абсолютно точно не был сейчас королём. И даже принцем, как когда-то. Он мог быть кем угодно — богачом, человеком среднего достатка, бедняком или даже нищим. Он мог оказаться студентом, продавцом, спортсменом, садовником или даже бомжом. Да и жить Артур мог где угодно — стран и государств на планете хватало. И это совсем не обязательно должна была быть Англия. Тот же Мерлин и его друзья по Камелоту жили сейчас в Ирландии. Но даже если бы он и жил в Англии — как его найти среди пятидесятимиллионного населения этой страны? Да в одном только Лондоне жило более 8 миллионов человек! Как среди них найти одного-единственного человека, когда знаешь только внешность и имя? Нанять частного детектива? Не вариант. Ну и что бы он сказал детективу? Найди того, не знаю кого, да ещё не знаю где? Смешно. Теперь Мерлин понимал, что обычным способом Артура ему не найти. Ну, а если необычным? К гадалке, что ли, пойти? Он усмехнулся. Да во всех гадалках мира не найдётся и тысячной доли магии, что наполняла Мерлина. И если уж искать Артура с помощью магии, то только собственной. Мерлин перебрал в памяти все заклинания, которые знал, но не нашёл ни одного подходящего. И он не знал, существуют ли вообще такие поисковые заклинания. Про такое он только читал в фантастических книгах, где говорилось о магии крови, которая могла помочь в поисках человека. Но это была только фантастика, фэнтези. Но даже если бы это было правдой, у него всё равно не было крови Артура, чтобы найти того. Единственный раз, когда Мерлину удалось связаться с Артуром на расстоянии, было перед битвой при Камлане, в Хрустальной пещере с кристаллами. Тогда он воочию видел спящего Артура в друзе хрусталя и даже сумел передать ему послание. Сейчас эту пещеру, скорее всего, уже не найти. Неизвестно, существует ли она до сих пор или нет. Да и поехать в Англию на её поиски Мерлин сейчас не мог. Но, возможно, ему поможет хрустальный шар? Не зря же колдуны и ведьмы во всём мире широко используют его. Шар, купленный через Интернет, оказался обычной стекляшкой, и Мерлин был вынужден обратиться к другу. Ну не к Гаюсу же идти с такой просьбой? — Найти тебе хрустальный шар? Ты серьёзно, Мерлин? — казалось, Уилл не верил своим ушам. — Зачем тебе хрустальный шар? — Да какая разница, зачем он мне! Нужен и всё! Так ты поможешь или нет? — Мерлин раздражённо отвернулся к окну. Ну не мог он сказать Уиллу, зачем ему шар! Потому что он ничего не рассказал другу: ни про магию, ни про Артура, ни про свои чувства. Уилл — не Гаюс. И Мерлин просто пока не мог это сделать. Да, честно говоря, и не особо хотел. Он помнил, что в прежней жизни Уилл к его способностям относился с огромной опаской и недоверием, а Артура терпеть не мог и искренне не понимал, чего это Мерлин с ним так носится. Ему не хотелось разочаровывать друга, и разочаровываться в том самому. — Хорошо, достану я тебе твой шар, — примирительно произнёс Уилл. — Ты стал таким странным, Мерлин… Хотя ты всегда был немного не от мира сего, но сейчас… Вместо красок просишь принести хрустальный шар. Ты ничего мне не хочешь рассказать? — Ничего я не странный, — Мерлин чувствовал вину за то, что обманывает друга, но по-другому не мог. — Полежал бы ты тут месяца два, я бы посмотрел, каким странным стал бы ты. — Ну-ну… — покачал головой Уилл, и было понятно, что он совершенно не поверил словам Мерлина. Через два дня самый настоящий хрустальный шар стоял в палате Мерлина на столике на кованной металлической подставке. Шар был средних размеров, прозрачный, слегка голубоватого цвета, с небольшими белёсыми вкраплениями и прожилками. У Мерлина аж руки зачесались от желания изобразить это чудо на бумаге, но он обещал себе и Гаюсу воздержаться от рисования. С трудом отогнав от себя мысли об уникальной игре света и цвета, Мерлин приступил к действию. * * * Мерлин был расстроен. Очередная его попытка найти Артура провалилась. А ведь как хороша была идея с хрустальным шаром! Но увы, почти полдня напряжённого сосредоточенного вглядывания вглубь шара не принесли никакого результата, кроме рези в глазах и головной боли. Немного передохнув и пообедав, Мерлин с утроенной силой взялся за дело. Вызвав перед мысленным взором образ Артура и переместив его потом вглубь шара, он изо всех сил потянулся к нему. Магия огненным жаром наполнила тело и внезапно мгновенно переполнила шар. Полыхнула золотистая вспышка, и хрустальный шар со звоном разлетелся по всей комнате на тысячи мелких осколков. Мерлина отбросило и впечатало спиной о стену. Сидя на полу и выпучив глаза, он ошарашено помотал головой. Ну ничего себе! Вот это он учудил! Хорошо ещё глаза остались целы. Вот он идиот! Чародей новоиспечённый! Маг недоделанный! Гадалки ему в подмётки не годятся… В коридоре послышался многочисленный топот ног, взволнованные голоса. — Мистер Эмрис, у Вас всё в по… — медсестра, заглянувшая к нему в палату, оборвала себя на полуслове, тихонько охнула и бросилась к Мерлину. — Мистер Эмрис! Быстро оглядев пострадавшего пациента и не найдя никаких травм, медсестра помогла ему подняться с пола и, сдёрнув с кровати усеянное хрустальной крошкой покрывало, помогла лечь на кровать и ушла за санитаркой и врачом. — Мерлин, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? — оглядев пациента с ног до головы, спросил вошедший в палату Гаюс. — Как дурак… — пробормотал Мерлин, отвернувшийся к стене. Ему было невыносимо стыдно перед Гаюсом, перед медсестрой. В очередной раз так грандиозно облажаться, снова подняв на ноги полклиники… Удивительно, что его снова не запели в мягкой комнате. — Мерлин, Мерлин, — горестно покачал головой Гаюс, оглядев палату. — Скажи, как ты умудряешься найти себе приключения на ровном месте? У тебя прямо талант притягивать неприятности! Вот как ты умудрился расколоть хрустальный шар? Ты что, в футбол им решил поиграть? Или в волейбол? Санитарка с ведром и тряпкой в руках, тихонько проскользнувшая в дверь, быстро привела комнату в порядок. — Футбол и волейбол — уличные игры, Мерлин, — со значением произнёс Гаюс, взглядом показывая на санитарку. Мерлин отлично его понял. Гаюс намекал на то, что эксперименты с магией лучше проводить на улице, где разрушения будут меньше, а ещё вдали от посторонних глаз. Но кто же знал, что вполне безобидная попытка работы с хрустальным шаром закончится так плачевно! — Что-то я засиделся, пожалуй, прогуляюсь, — накидывая на плечи ветровку, произнёс Мерлин. Выйдя в парк, он не стал забираться в самую глушь, как обычно, а присел на удобную скамейку и откинулся на спинку. Ему хотелось просто посидеть на свежем воздухе и отдохнуть. Мерлин понимал: он всё делает не так. У него проблемы: и с магией, и с поисками Артура. Но если с магией дело худо-бедно решилось, то с его одержимостью поисками — нет. Когда дело касалось Артура, логика и выдержка напрочь отказывали ему. Перед ним была цель — найти Артура, и он пёр к этой цели, как танк, напролом, не обращая внимания ни на что. Без долгих размышлений, на голых рефлексах и инстинктах. В нетерпении и предвкушении. Вместо того, чтобы спокойно сесть и хорошенько подумать. Ладно, не помог шар, поможет что-нибудь другое. Мерлин запретил себе отчаиваться. Он не сдастся. Ни за что. На худой конец, всегда остаётся возможность просто пуститься в поиски Артура по планете, как рыцари в поисках святого Грааля. Прочёсывать города и деревушки, путешествуя по странам и континентам. С рюкзаком за спиной и мольбертом на плече… Мерлин улыбнулся своим глупым фантазиям, отвлекающим от тяжёлых размышлений. — Ну ты и болван, Мерлин! — в его воображении, как живой, предстал ухмыляющийся Артур. — Я что, по-твоему, живу там, внутри шара? Что ты смотрел в него, как в окно дома, пытаясь рассмотреть хозяина? Шар — всего лишь инструмент. Как костыли для больного. Но разве ты болен, Мерлин? Зачем тебе, наделённому таким огромным даром, костыли для немощных? Для того, чтобы меня найти, у тебя есть самое главное — ты, Мерлин. И твой дар. Просто доверься себе… Мерлин расхохотался, и проходящий мимо пациент шарахнулся от него. Даже подсознание подключилось к поискам Артура, посылая ему подсказку, а он никак не хочет может понять, что надо делать! Маг-самоучка… Нет, много думать вредно! Артура он ещё не нашёл, а тот его уже через подсознание пинает… Выкинув все мысли из головы, Мерлин расслабился и почти задремал. Послеобеденное солнце согревало, но слишком яркий свет резал глаза, отчего те слезились не переставая. В спину же дул холодный весенний ветерок. Мерлин лениво пересел на противоположную сторону, и солнце оказалось позади, но через некоторое время припекать стало его темноволосую макушку и спину. Ну вот, то перед печёт, зад холодит, то наоборот… Внезапная мысль стала как удар обухом по голове. Магия для него — как то солнце. Даёт свет и тепло в неограниченном количестве — бери, сколько хочешь, но всё равно остаётся далёким и чужим. Не собственным. Не частью Мерлина. Как же он сразу этого не понял, не ощутил? Ведь был же миг, там, в его видении, в замке, когда магия стала его частью, его сущностью. Но после того, как он очнулся, он не чувствовал того единения с ней, как тогда. Поэтому и возникли все его проблемы с управлением магией. Как без учёбы управлять довольно сложным инструментом? Да никак, надо учиться. А вот управлять собственным телом гораздо легче, и необходимые навыки появляются в обычной жизни. Сегодня просто день прозрений. Но то, что он полнейший идиот, Мерлин прочувствовал сейчас в полной мере. Кретин! Потерять столько времени! Единственное, чем он мог себя хоть как-то оправдать, — он был немного не в себе из-за вновь пережитой гибели Артура. Нет, так дело не пойдёт. Надо срочно всё изменить. Никаких специальных техник по наполнению себя магией Мерлин не знал, да ему это и не было нужно. Он просто чувствовал, что надо сделать. Он закрыл глаза, широко раскинул руки, призывая, втягивая, в себя золотистую силу, которая впитывалась, как губка, сливаясь с организмом, с каждой его клеткой. Голова немного кружилась, тело легко покалывало и начинало слегка светиться перед его внутренним взором. Магия наполнила его, и Мерлин вновь почувствовал то блаженное ощущение полной завершённости. Как он мог забыть это блаженное ощущение? Как он снова мог жить пустым? Мерлин этого не понимал, но знал точно: теперь, по-настоящему, а не в видении, обретя магию, став её частью, он уже от себя не отпустит это никогда. Мерлин опустил руки и приоткрыл глаза. В парке было тихо и солнечно. Всё было как прежде. Кроме Мерлина. Он оглядел ближайшую лужайку. Невысокая трава, цветы, несколько упавших веток… Лёгкое, ленивое движение пальцами, — и ветки по сложной траектории прилетели к мусорной урне, переломались и упаковались внутрь. Оторвавшийся от дерева лист под сверкнувшим золотом взглядом замер на одном месте. Несильный взмах рукой, — и сильный ветер почти пополам сложил молодые деревья вдоль дорожки. Мерлин выдохнул и улыбнулся. Магия выполняла даже мысленное действие. Надо проверить иллюзии! Они Мерлину не давались до сих пор. Небольшой пасс рукой, и перед ним возник маленький дракон, сотканный из множества ярких золотых искр. Дракончик взмахнул крыльями и полетел к деревьям. Через несколько десятков метров Мерлин развеял иллюзию. Да, да, да! Наконец-то! Он больше не маг-недоучка, угрожающий поубивать всех неумелым управлением опасными силами! Он теперь настоящий маг, чародей, магия которого является частью его самого и подчиняется малейшему желанию! Мерлин улыбнулся. Теперь можно будет рисовать сколько хочешь и не опасаться, что картина переполнится магией, опасной для людей! По рукам прошёл знакомый зуд от желания снова взяться за кисть. Но рисование подождёт. Надо найти Артура. Мерлин снова закрыл глаза, выдохнул, очистил голову от всех мыслей и сконцентрировался ощущении магии в организме. Она слабо пульсировала, в такт биению его сердца. Мерлин мысленно оглядел-ощутил каждую часть тела и с удивлением обнаружил, что концентрация магии неодинакова. Перед его внутренним взором магия выглядела как золотистое облако-туман, пронизанное светящимися расплавленным золотом искристые тонкие потоки-каналы, пронизывающие всё тело. Эти каналы ветвились, становясь всё тоньше и тоньше, затем снова утолщались. Внезапно он понял, что напоминают ему эти каналы-потоки: кровеносную систему! Магия наполняла его кровь! Он усмехнулся. Не зря в народе говорят — «магия крови». Вот оно, доказательство налицо. Наибольшая концентрация магии наблюдалась в груди, в районе сердца. Здесь как будто находилось яркое маленькое солнце. Вот только оно не слепило Мерлина, как настоящее солнце, а мягко согревало теплом. Мерлин сосредоточился на этом магическом солнце, и постепенно перед ним в золотистом тумане проступили тоненькие золотистые натянутые нити-лучи, отходящие от него в разные стороны. Где заканчивались эти лучи, Мерлин не видел, но чувствовал, что они не обрываются, что там, на концах тоже что-то есть. Нитей-лучей было множество, но две из них были чуть толще и ярче, чем остальные. Решив посмотреть, что же там, на конце луча, Мерлин скользнул сознанием по толстому лучу, к которому его притягивало, как магнитом. Золотистый туман мгновенно сменился белёсым маревом, в котором абсолютно ничего не было видно. Движение длилось очень долго. Он чувствовал себя жемчужной бусиной, падающей с бесконечной золотой нити. Внезапно, почувствовав, что впереди что-то есть, и опасаясь в это что-то врезаться, Мерлин усилием воли прекратил движение и… вывалился в реальность. Он оказался в большой комнате со старинной мебелью. В комнате царил полумрак, и лишь массивный рабочий стол был освещён ярким светом, падающим из ажурной настольной лампы. На столе лежали бумаги, и над ними склонился светловолосый парень. Мерлин, не веря своим глазам, сделал шаг вперёд. Парень поднял голову и поражённо воззрился на него. — Артур?