Strega

Говорят, после смерти деньги не важны. Говорят, что деньги, в принципе, ничего не решают. Они говорят, говорят, говорят, а Вайпер слушает. Шелестит купюрами, довольно скалится и слушает. Ему не важно, что именно они говорят. Главное, что есть бесполезный шум на заднем плане, а от чего он не важно вовсе. Главное, что этот шум перекрывает ненужные мысли, а остальное — ну ей-богу, взрослые же люди — не важно. Вайпер считает свои нескончаемые финансы, в которых захлебнуться недолго, и постоянно что-то ищет. То голову противника, то Принца-Потрошителя, то свою совесть. Последней, естественно, и в помине не было, но искать же нужно. И Вайпер ищет. Он ищет свой рай и место, в котором, может быть, сможет полюбить себя. Потому что любить вот это хлипкое, болезненно бледное и отвратительное тело ну просто невозможно. На фоне остальных Аркобалено он выглядит женственнее, чем Луче, а в её принадлежности к женскому полу сомневаться не приходится. У Вайпера худые руки, рёбра выступают так, что посчитать их можно, не напрягаясь даже, невооружённым взглядом. У Вайпера одышка начинается уже после пары километров ходьбы умеренным шагом, и Колонелло не упускает повода подколоть. Мол, ты вроде парень, а больше похож на хрупкую девицу, которую на руках таскать и только. И он знает об этом. И он ненавидит это. А Тсунаёши смеяться хочется, потому что отличаются они мало чем. Вайпер — ныне Мармон и только он — конечно же его не поймёт. Но шатену этого и не нужно. Сейчас уже поздний вечер, как выразился бы Скуало, или ночь, как сказал бы любой из младшего офицерского состава в два часа ночи. Мармону больше нравится вариант Капитана, потому что… Ну, просто потому что бессонница — его верная подруга, и расставаться с ней с каждым днём всё сложнее, а тяжёлый фолиант про средневековых магов и ведьм сам себя не прочитает точно. Потому что два часа ночи — это то время, когда в поместье Варии как никогда спокойно и почти весь психически неуравновешенный — основной, хочется сказать Мармону, но язык не поворачивается — состав Элитного Отряда Убийц почивает в своих комнатах. Звонкий смех яркими вспышками перекатывается по комнате, иллюзионист вздрагивает и нервно оглядывается. Вокруг тихо и, вроде бы, ни души. Только блондин бегает по всему поместью, нервно подкидывая свои стилеты, да Луссурия копошится на кухне, редко позвякивая кастрюльками да поварешками. Что он там делает в такое время — Вайперу не интересно. Солнце Варии никогда не отличался особой последовательностью или логичностью — как и почти все остальные. Лусс любит готовить, и, если признаться честно, Мармон любит его готовку много больше, чем кухаркину. Если признаться ещё, то Мармон привязался к этому странному сборищу людей. Но иллюзионисты редко в чём-то признаются, особенно себе, так что это остаётся тайной. Искристые звёзды замирают в гостиной, где находился один лишь Вайпер, и что-то маленькое, но шустрое, появляется тут и там. Всего лишь ребёнок, а Мармон уже считает, что свихнулся. Всего лишь ребёнок, всего лишь смех, всего лишь застывший космос вокруг самого сильного иллюзиониста в мире, которого невозможно — вроде как — обмануть. И этот космос так сильно похож на рай… И это хрустальное спокойствие на душе так похоже на рай… Что стоит Тсунаёши прикоснуться к чужому плечу, как из рук иллюзиониста с громким грохотом вываливается большая книга, и рушит, рушит, рушит его рай. — Упс… Без толики вины в голосе произносит шатен, и снова скрывается в потёмках комнаты, звонко хохоча. Мармону остаётся лишь вслушиваться в перезвоны сладкого детского голоска и быть готовым ко всему. — Кто ты? — Не верно. Кто ты? С нажимом на последнее слово переспрашивает у парня мальчонка, и делает шаг навстречу. Колокольчики на ноге весело позвякивают. Он улыбается по-доброму. Луче улыбалась, думает Вайпер. Это не к добру, вторит внутреннему голосу Мармон. — Я первый задал вопрос. Отвечай. — Ты слишком скучный для того, кого называют наилучшим из всех иллюзионистов мира. Знавал я одного такого же. — Шатен смотрит в сторону, будто бы вспоминая, и вновь возвращает взор на парня впереди. — Такой же нудный. — Отвечай, — настаивает на своём Мармон, нервно сжимая руки в кулаки и щурясь. — Я… Я Стрега! Ведьма. Колдунья. Как тебе будет угодно, — пропел мальчонка, разводя руки в стороны и широченно улыбаясь. — Что.? Издеваешься надо мной?! — не вытерпел Вайпер, и уж было сделал шаг к этому несносному ребёнку, как застывшие звёзды полыхнули яркими языками пламени. — Ну-ну, Вайпер, не сердись. Ты и без моих представлений прекрасно знаешь, кто я. Все вы знаете. Но теперь, — паренёк взглянул через плечо иллюзиониста прямиком в окно, будто выискивая что-то. Будто он заметил что-то. — Но теперь, не зовите меня по имени, хорошо? Мармон терпеливо кивнул, и огни чуть поугасли, вновь погружая комнату в полумрак. Отсветы звёзд и тени на лице Тсунаёши делали его пугающим, и Вайпер невольно поёжился. У них столько общего, но туманник кожей ощущает разницу. Эту непроглядную бездну между ними. В свои десять воплощение Три-ни-сетте уже стоит практически на вершине, в то время как Аркобалено — самые, черт возьми, сильные, как же, Шахматноголовый — стоят чуть ли не у основания. Мармон устало трёт переносицу, морщит смешно нос и Тсунаёши хочется его ободрить. Сказать, что ещё не всё потеряно, и можно что-то спасти. Но только в свои десять он прекрасно знает, что это не так. Продолжает улыбаться мягко-мягко, смеяться искристо и всё больше и больше походить на истинные небеса, вбирая в себя, словно губка, все беды, которые должны были выпасть на долю проклятых младенцев. — Мне нужна помощь. Голос шатена предательски дрогнул, как это бывает обычно у обычных людей, когда они стараются не показывать своего настоящего состояния. Так обычно дрожат голоса у взрослых, когда они говорят малышам о смерти их домашних животных. — Дорогая, твоя кошечка решила прогуляться, но она скоро вернётся. Давай пока что сходим и купим ей друга? — Милая, твой папа уехал далеко-далеко на работу. Ты ведь будешь помогать маме, пока его нет? — Сынок, эта тётя просто спит. Не смотри… — Я за бесплатно не работаю, — произносит Вайпер заученную фразу, но пальцы на его руке дёргаются, почти протестующе. — Я знаю, поэтому и говорю сейчас. О деталях поговорим позже, ладно? И звёзды гаснут, оставляя иллюзиониста в одиночестве. Он не успевает и рта раскрыть, как на него обрушивается бесхозная темнота комнаты, и уже не слышно торопливого постукивания ложки о металлическую поверхность. Холод ночи вязкой патокой растекается по помещению, обволакивая парня с ног до головы, забивая собой уши и нос. Весь мир превратился в одно сплошное мерзкое желе, которое разрывали лишь громкие шаги в коридоре. Дверь с грохотом открывается, бьётся о стену, и этот шум заставляет Мармона отшатнуться назад. — Где она?! Голос блондина приглушённый, будто его погрузили в воду. Так кажется Вайперу, по крайней мере. Тело реагирует быстрее, и хрупкому иллюзионисту удаётся избежать крепкой хватки ещё юного Бельфегора. Юного, но уже такого нервного и сильного. — Не понимаю, о чём ты. — Где Ёши? Она точно была здесь! Я слышал. Я чувствовал… Я видел… Видел! Принц-Потрошитель то выкрикивал слова так, что Вайперу приходилось недовольно морщиться, то говорил их так тихо, что туманник невольно задерживал дыхание, чтобы его расслышать. — Тебе приснилось, Бел, — фыркает Мармон, поднимая тяжелый том со сказаниями древности. — Детям часто снится всякий бред. И на этих словах Аркобалено исчезает, подобно истинному магу. Совершенно бесшумно. А маленькому Бельфегору только и остаётся, что озлобленно пнуть стол, переворачивая его и разбивая хрустальную вазу, что стояла на нём, а после удалиться в свою комнату и ещё долго — очень и очень долго — вспоминать тот день, когда они познакомились с его милой Принцессой. Люди говорят, говорят, говорят, а Вайпер скалится. Говорятговорятговорят, и это чертовски сильно раздражает.