Hey, Anderson!

Блейн с силой ударил по груше в последний раз, и устало выдохнул. Мышцы рук уже нещадно болели, но он не мог остановиться. С каждым ударом он по очереди представлял себе школьную команду по футболу. Карофски, Азимио, Пакерман, Хаммел — по нему он бил даже дольше, чем по другим. Ему бы хотелось избить ещё парочку черлидерш, которые насмехались над ним, но даже в своих мыслях у него не получилось ударить девушку. Поэтому он повторял футболистов снова и снова, до тех пор, пока не понял, что если прямо сейчас не пойдёт в душ, то все те люди, которых он только что избивал в своём сознании, появятся прямо перед ним. Блейн схватил полотенце из корзины, и пошёл в душ. В Далтоне были душевые кабинки — у каждого своя, но здесь все моются в одном помещении, лишь с перегородками. Это было очень непривычно, и казалось чем-то извращённым, особенно для гея. Андерсон бросил полотенце на стул неподалёку, разделся, и встал под горячие струйки воды. Ему всё время в такие моменты хотелось опустить под воду голову, чтобы освежиться, но тогда ему пришлось бы тратить больше геля и времени на укладку, а он этого не хотел. И так чуть не пропустил сегодня время окончания тренировки. Блейн всегда приходил во время тренировок по футболу. В обычное время здесь может появиться кто-то из футболистов, но когда все на тренировке, то появляться некому. Глаза закрылись сами собой, и он подумал, как было бы хорошо, если бы он всё ещё оставался в Далтоне. Все его мысли испарились в один момент, когда в раздевалке послышались шаги. Блейн выглянул, но никого не увидел. Он снова закрыл глаза, но мог поклясться, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Отмахнувшись от мысли о том, что здесь бродят призраки Блейн раздражённо открыл глаза, и обернулся в сторону раздевалки. В проходе стоял Хаммел. Как всегда с наглой ухмылкой, и прекрасно уложенными волосами. На нём не было футбольной формы, и Андерсон задался вопросом почему. — Ты хоть понимаешь, как ненормально это выглядит? — спросил Блейн, снова прикрывая глаза, и отворачиваясь от Курта. — Почему ненормально? — спросил Хаммел, и Андерсон понял, что Курт ближе, чем был до этого. — Потому что крутой парень подсматривает за лузером? — предположил Блейн, никак не реагируя на приближение шатена. — Я не подсматриваю. — А что тогда? — Любуюсь. Блейн не сразу понял, что его больше пугает, что Курт уже очень близко, или что он любуется им в душе, но поворачиваться не стал. — Эти синяки…. Они от меня? — спросил он, и Андерсон почувствовал на одном из своих самых больших синяков нежные руки. — От тебя, Пакермана, Карофски… много от кого, — ответил Блейн, и выключил воду. — Я, знаешь ли, всех не успеваю запоминать, — с упрёком сказал он. — В детстве мне говорили, что если поцеловать место, которое болит, то всё пройдёт, — сказал Курт, и прикоснулся губами к синяку на плече. Блейн замер. Ему всегда было интересно, какие у Курта у губы, но он никогда не думал, что узнает это. — Курт, ты… — Андерсон повернулся к парню, но тот не дал ему договорить, и накрыл его губы своими. Блейн не смог сопротивляться, даже если хотел бы. Это был его первый поцелуй, и, вообще-то, он совершенно не представлял, что это будет в школьной душевой, но… Курт так потрясающе целовался, что Андерсон не удержался, и положил свои, всё ещё мокрые руки на плечи Хаммелу, углубляя поцелуй. Курт усмехнулся, и резким движением развернул брюнета к себе спиной, прижимая к стене. Блейн тихо застонал, когда почувствовал, что Курт сжал его член в своей руке, и стал медленно дрочить. Свободной рукой Хаммел провёл рукой по спине брюнета, опускаясь к дырочке Андерсона. Блейн слегка качнул бёдрами, надеясь получить больше, и Курт тихо рассмеялся. — Не терпится, Андерсон? — спросил он, наклоняясь к уху брюнета, и отпуская его член. Шатен облизнул два своих пальца, и вставил один из них в Блейна. Андерсон сдержал стоны. Сознание не переставало повторять ему насколько это неправильно. Насколько он ненавидит Курта, и что первый раз поцелуй в грязной школьной душевой — это ещё ничего, но первый секс… И сознание полностью отключилось, когда Хаммел добавил второй палец. — Курт, пожалуйста, — попросил Блейн, прогибаясь в спине. — Скажи это, — хриплым голосом ответил шатен. Свободной рукой он шлёпнул Блейна по внутренней стороне бедра, заставляя расставить ноги шире. Блейн сжал руки в кулаки, и тихо застонал, когда Курт вернул свою руку на его член. Всё ещё где-то внутри сознания Андерсона была мысль о том, что не нужно этого делать, но эта мысль была очень глубоко. — Трахни меня, — сжав зубы, сказал он. Курт усмехнулся, и, освободив Блейна от своей хватки, ушёл в сторону раздевалки. Блейн был готов плакать от ощущения одиночества, но Хаммел очень быстро вернулся, держа в руках тюбик. — Скучал? — игриво поинтересовался шатен, выдавливая себе на пальцы смазку. Андерсон не ответил. Почувствовав пальцы Курта в себе снова, он прогнулся ещё сильнее, и застонал. Пальцы скользили значительно легче, чем в первый раз, и Блейн мысленно отдал должное создателям лубриканта. Свободной рукой Курт расстегнул ремень брюк, и вытащил свой, уже твёрдый, член. Потом Хаммел взял презерватив, лежащий рядом со смазкой на табуретке возле них, и порвал упаковку зубами. Почувствовав, что Андерсон уже готов, он вывел свои пальцы, и надел на себя презерватив. Придерживая член у основания, Курт медленными движениями провёл им по ягодицам и бёдрам Блейна. — Курт, блять, — выдохнул Андерсон, нетерпеливо прижимаясь задницей к члену Хаммела. — Ого, какие мы слова знаем, — улыбнулся шатен, взял тюбик, и выдавил ещё на руки. Обильно смазав свой член, и прижавшись всего на мгновение к дырочке Блейна, он толкнулся вовнутрь. Андерсон закусил губу, сдерживая стоны, и прикрыл глаза. Пока ощущения не имели ничего общего с тем приятным чувством, которое он испытывал от пальцев Курта. Хаммел входил медленно, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не начать вбивать брюнета в стену прямо сейчас. Войдя в него полностью, Курт замер, ожидая, пока Блейн привыкнет к нему. Внутри было очень узко и жарко, и уже только от этого чувства Курт мог кончить. — Можешь двигаться, — сказал Блейн спустя несколько минут, шумно вдохнув воздух, и открывая глаза. На самом деле Андерсону всё ещё было больно, просто он чувствовал себя как придурок, стоя тут с членом в себе. С трудом удерживая медленный темп, Курт стал входить и выходить из Блейна. Прогнувшись в спине ещё сильнее, Андерсон застонал. Хаммел видел, что Блейну всё ещё больно, но не мог замедлить темп, и уж тем более остановиться. В скором времени стоны боли сменились стонами удовольствия, и Андерсон уверенно стал сам насаживаться на член Курта, отталкиваясь руками от стены. Хаммел положил свои руки на плечи брюнету, и с силой стал насаживать на себя. Душевая наполнилась стонами двух парней. Курт наклонился к Блейну, и переложил одну руку на член парню, и начал дрочить ему. Андерсон застонал ещё громче. — Курт, я сейчас… Блейн проснулся от звонка будильника, весь вспотевший, и с каменным членом. «Это был всего лишь сон» — подумал он, выключая будильник. Пусть и очень реалистичный, но всё-таки сон. Спасибо Хаммелу за то, что вчера он так активно флиртовал с ним. Блейн потёр глаза. Сегодня ему снова придётся столкнуться с Куртом в школе. Андерсон уже даже не мог вспомнить, когда ему так сильно не хотелось идти на занятия в хоре. Если такое вообще было когда-либо. Часы показывали шесть сорок, но спать не хотелось. Блейн встал с кровати, и кривой походкой пошёл в душ. Включив ледяную воду, Андерсон снова вспомнил сон, и то, как он стоял точно так же под душем, до тех пор, пока не пришёл Курт. Подобные мысли совершенно не помогали опустить восставший орган. «Соберись, Андерсон. Ты не можешь хотеть этого заносчивого мудака» — приказал он сам себе. Утренний душ — это одна из любимых частей дня Блейна. Это бодрит мысли. И самое главное, в отличие от душа в школе, можно намочить волосы. Сейчас кудряшки были немного слипшиеся, потому что вчера вечером, когда он пришёл домой весь провонявший мусором, ему было лень вымывать гель. Блейн потерял счёт времени, и вышел только тогда, когда мама постучалась к нему, и сказала что если он сейчас не выйдет, то опоздает. Наспех одевшись, и уложив волосы гелем, брюнет спустился вниз, где его уже ждал завтрак. Никого из родителей не было, и, несказанно обрадовавшись этому, Андерсон быстро поглотил яичницу с беконом. Телефон в кармане завибрировал, и Блейн нехотя достал его, догадываясь, кто может писать сообщения в такую рань. «Доброе утро, солнышко. Я сегодня поеду в scandals, так что жди меня после школы на парковке. И не бери машину» Блейн любил Себастиана. С ним было весело, и он был один из немногих, кто не пытался затушить об него сигарету, но периодически хотелось ему врезать, да посильнее. Например сейчас, когда он просто ставит в известность Андерсона, даже не спросив имеет ли он планы, или нет. «Ок» — просто ответил Блейн, и убрал телефон в карман. Если он не возьмёт машину, то ему стоит поспешить на автобус. Убрав грязную посуду, Андерсон бегом направился в свою комнату, схватил сумку со стула, и покинул дом, даже не думая о том, что стоит попрощаться с родителями. Вряд ли хотя бы одному из них есть дело до сына. Блейн не бежал по улице, но шёл очень быстро. Повернув к остановке, Андерсон увидел, что автобус уже отъезжает, и только скорость Флэша* помогла бы ему догнать его. Мысленно выругавшись, Блейн пошёл в сторону школы, сокращая путь дворами. К школе он пришёл, когда уже половина первого урока прошла. В очередной раз, послав тысячу проклятий Смайту, Блейн направился к зданию, как высокая фигура парня в чёрном привлекла его взгляд. Курт стоял, облокотившись на свою машину, и курил, задумчиво глядя вдаль. «Иди дальше, Андерсон! Не важно, что он тут делает. Просто иди дальше, и молчи» — сказал себе брюнет. — Ты не боишься, что учителя увидят тебя? — вместо этого спросил он, подходя ближе. Хаммел даже не посмотрел на него. — Почему главный ботаник школы опаздывает? — вместо ответа, спросил шатен. — Не успел на автобус, — пожал плечами Блейн. — Не боюсь, — ответил Курт, прикладывая сигарету к губам. Блейн тут же вспомнил, каково это — чувствовать на себе эти губы. — Всё, что они могут сделать — это сказать отцу, а он и так знает. — И ничего с этим не делает? Блейн сам не понимал, почему разговаривает с ним. Так же, как и Курт не мог понять, почему отвечает. — А что он может сделать? Андерсон понял, что в действительности с этим ничего нельзя сделать. Можно было выбросить пачку — Курт купит новую. Запереть дома — Курт сбежит, или лишить мобильника — но как это поможет против курения? Хаммел облизнул губы, и Блейн залился краской, снова вспоминая сон. Шатен определённо заметил это, судя по его взгляду, но не стал ничего говорить. Он просил бычок в кусты, и, задев Блейна плечом, пошёл в школу. Андерсон закатил глаза, и пошёл вслед за парнем. Так как первый урок уже заканчивался, идти на него не было смысла, и он не спеша прошёл через пустые коридоры до хоровой, где обнаружил Рейчел. — О, привет, Блейн, — она улыбнулась, и отложила ноты, которые держала в руках, на рояль. — А я тут выбираю песню для отборочных. Всё никак не могу выбрать из этих двух, поможешь? — с щенячьим восторгом поинтересовалась она, надвигаясь на Андерсона. — Эм, нет, ты прости, мне надо идти, — тут же ответил Блейн, не желая помогать Рейчел в данном вопросе. Каким бы ни был его ответ — она будет не согласна с ним. — Очень жаль, — театрально сказала она, опуская голову. — Ну, тогда увидимся после занятий. Я исполню обе песни, и мы сможем выбрать, — сказала она, уже довольно улыбаясь. — Да, конечно, — кивнул Блейн. Рейчел подбежала обратно к роялю, схватила ноты, и стала распеваться. Не желая провоцировать Берри на новые вопросы, Блейн поспешно удалился к своему шкафчику, чтобы убрать сумку. Он даже не успел дойти до него, как прозвенел звонок. Удивительно, но Андерсон смог отлично изучить школу, и уже хорошо ориентировался в ней, хотя в Далтоне ему понадобились многие месяцы для этого. Но Далтон был больше. Значительно больше. Блейн уже увидел свой шкафчик, как почувствовал сильный толчок в спину, и влетел лицом прямо в металлическую решётку. Приложив руку к носу, который ужасно болел, он почувствовал кровь. Андерсон бросил раздражённый взгляд на Азимио и Карофски, которые остановились возле него, чтобы посмеяться. — Что, Андерсон, больно? — спросил Дэйв, делая вид, что ему ужасно жалко Блейна. Азимио глупо расхохотался. Брюнет опустил голову, рукавом пытаясь зажать нос, и избежать попадания крови на дорогие джинсы. Надо бы задрать голову, но он не мог, боясь спровоцировать новую вспышку гнева у футболистов. Или тупости. Парни рассмеялись, и пошли дальше по коридору, а к Блейну подошла Тина, протягивая ему платок. — Ты в порядке? — спросила она, оглядывая брюнета. — Тебе стоит пойти к врачу. — Нет, всё нормально, — ответил Андерсон, принимая платок, и поднимая голову. Ему не впервой останавливать кровь из носа, так что для него это уже привычное дело. — Уверен? Мы можем доложить директору об этом, если хочешь, — предложила Тина не слишком уверенным голосом. — Не стоит. Всё равно он не станет ничего с этим делать, — Блейн прислонился спиной к шкафчикам. В конце концов, все в этой школе уже привыкли к тому, что Фиггинс закрывает глаза на подобные выходки. — Как хочешь, — Тина пожала плечами, и, взяв Блейна под руку, повела в сторону кабинета биологии — где сейчас проходил их следующий урок. Блейн много раз замечал, что Тина относится к нему лучше, чем остальные. Не просто как друг. Он сильно надеялся, что она просто хорошая девушка, которой грустно из-за того, что она рассталась с парнем. Тина была чем-то похожа на Блейна. Наверное, именно поэтому они подружились. Блейн был тихим и спокойным в школе, но в хоровой становился собой — раскрывался, был смелым и уверенным. А Коэн-Ченг наоборот — в хоровой стоило ей лишь слово вставить, как Рейчел тут же затыкала её, и даже не желала слушать. Поэтому, как только она покидала хоровую комнату, её буквально прорывало. Вот и сейчас она шла, и уже несколько минут рассказывала Андерсону о том, как в очередной раз соло досталось Рейчел Берри, а не ей. Блейн прекрасно понимал, что Тина и сама знает, не будь Рейчел — соло отобрала бы Мерседес. Все говорили, что Курт тоже легко мог бы это сделать, но сам Блейн не знал, потому что ещё ни разу не слышал его пения. Брюнет задумался о том, какой бы была его жизнь, не будь Курта в этой школе. Что было бы, если бы при каждой удачной возможности его не пинали и не пихали? Хотя заслуга в этом, разумеется, не только Хаммела, но почему-то именно он раздражал больше всех. Курт не смеялся как другие, и редко выливал на него слаш. Если Андерсон в очередной раз задумался посреди дороги, вместо обычного «смотри куда идёшь, гомик», он говорил «Эй, Андерсон! Тебе не хватает проблем?». Вообще-то, проблем у Блейна было достаточно, и Курт, очевидно, знал об этом, потому что никогда ему их не устраивал. Ну, не больше, чем обычно, по крайней мере. И одной из проблем Блейна был учитель биологии — мистер Хьюз. Мистер Хьюз был жутким гомофобом, и насколько знал сам Андерсон доставал Курта в неменьшей степени, чем самого Блейна. — Мистер Андерсон, почему на вас такие яркие брюки? — на лице преподавателя появилось отвращение. — Это не подходит по описание школьной формы, — он выразительно посмотрел на Блейна. — Прошу прощения, но, насколько мне известно — у нас нет школьной формы, — ответил Блейн, стискивая зубы. Тина отпустила его, бросила сочувствующий взгляд, и пошла к своей парте. — У нас есть понятие дресс кода, в котором чётко прописано отсутствие вызывающе ярких вещей, — скучающим тоном сказал Хьюз, надевая на себя очки в красивой красной оправе. — А вы можете мне показать конкретно это место? Ни разу его не видел, — Блейн почувствовал раздражение, и сжал кулаки, больно впившись ногтями в ладонь. — Всенепременно, мистер Андерсон. Приходите после уроков, а пока я запишу вам замечание, — сказал он, и достал из ящика стола бланк. — За что? Я уже две недели хожу в ярких джинсах, но заметили это только вы, и только сейчас, — возмутился Блейн, разводя руки в стороны. Его отец совершенно точно не оценит, если он принесёт домой ещё один бланк с замечанием. Мистер Андерсон с детства не очень хорошо относился к Блейну. За плохое поведение он нередко поднимал руку на сына, или кричал. Его брату Куперу тоже доставалось. Наверное, именно поэтому при первой возможности тот уехал из дома, не желая больше видеть семью. С Блейном они иногда переписывались, но крайне редко, потому что после того как его актёрская карьера пошла в гору у того не было времени даже на смс для брата. Блейну было грустно из-за этого, но он понимал его. Миссис Андерсон никогда не принимала методы своего мужа, но и не делала с этим ничего. Она ограничивалась скупым взглядом, который, наверное, по её мнению должен выражать поддержку или сочувствие. На деле выходила жалость, от которой хотелось кричать. В этом учебном году Блейн ещё ни разу не вывел отца настолько, чтобы тот ударил его, но был уверен, что фраза «Надеюсь, это был последний раз, Блейн», сказанная в понедельник была скрытой угрозой. А ещё он был уверен, что отец лично сожжёт всю его яркую одежду, если прочитает, что у него за это замечание. — Я, кажется, только что объяснил вам. И если вы, Блейн, не прекратите спорить со мной, то получите замечание ещё и за это, — он холодно посмотрел на своего ученика, и, закончив писать в бланке, протянул его Андерсону. — Жду подпись от родителей завтра, — проинформировал он его, даже не глядя. — Разумеется, мистер Хьюз, — дрожа от злости, сказал Блейн, и забрал бланк. Ещё в Далтоне Блейну запретили носить бабочки, и велели сменить их на галстук, после чего он внимательно изучил правила школы, чтобы точно знать что он может делать, а чего не может. Переведясь в МакКинли, он сделал точно то же самое, и мог поклясться, что подобного пункта там нет. Взять хотя бы черлидерш, вид у которых намного более «вызывающе яркий», чем у него. Он прошёл вдоль рядов, и занял свободную парту в самом конце. — Нет, мистер Андерсон. Присаживайтесь за первую парту. Я хочу вас сегодня опросить по домашнему материалу, и мне будет удобнее, если бы будете рядом, — сказал он, и Блейн сам удивился своей выдержке. Хьюз никогда не говорил ничего о геях открыто, но придирался только к ним, из-за чего можно было сделать вывод что он — гомофоб. Схватив сумку, брюнет шумно пересел за первую парту, присоединившись к Арти Абрамсу. Несмотря на то, что Блейн общался со многими в хоре — особенно с теми, кто учился с ним на одном курсе — с Арти они мало общались. Только при необходимости, и то редко. Большую часть урока все слушали ответы Блейна на каверзные вопросы преподавателя. В очередной раз Андерсон порадовался, что хорошо учился в Далтоне, потому что многие вопросы не были заданы на сегодня, но благодаря ускоренной программе академии ответ он знал. Отец бы не стал разбираться с тем, почему именно у Блейна плохая оценка. К концу урока у Андерсона, разве что, пар из ушей не шёл. В его голове серьёзно застряла мысль отловить учителя где-нибудь в тёмном месте после уроков, и избить, но Блейн быстро её прогнал. Как и всегда, когда к нему относились подобным образом. *** К концу пятого урока злость ещё не прошла. Блейн всеми силами старался сдерживаться, и не грубить окружающим, но всё-таки Сэму пару раз досталось. Когда пришло время для занятий в хоре, Блейн был намерен выпустить все эмоции, и исполнить песню, отлично выражающую его состояние. Мистер Шустер, как и всегда, с энтузиазмом воспринял его идею, и предложил сегодняшнее занятие провести в аудитории, потому как желающих спеть было много, а акустика там намного лучше. Блейн тут был всего пару раз — когда приходил в обязательный танцевальный лагерь. Майк Ченг, увидев его движения, быстро освободил его от этого занятия, и даже несмотря на то, что Блейну они нравились — он туда не ходил. Постоянное нытьё других учеников, и нередкие толчки в спину от Курта того не стоили. Рейчел вызвалась петь первой. Обе её песни Блейн пропустил мимо ушей — как и многие в хоре. Никто не мог спорить с тем, что у неё потрясающий голос, но этот голос каждый слышал настолько часто, что по возможности старался его избегать. Вместо этого, Блейн осматривал зал. Сейчас он успел отметить что тут стоит хорошее осветительное оборудование, да и микрофон, который использовала Рейчел был неплох — она звучала достаточно естественно, и громко. Музыканты, которым, наконец-то, предоставили более качественные инструменты, играли намного лучше, и Блейн задался вопросом, почему занятия не проходят здесь всегда. Ученики сидели в зрительном зале как попало. Пак сидел рядом с Куртом. Оба в телефонах, не обращая внимания, на окружающих. Сантана, разумеется, с Бриттани. Они держались за руки, и голова латиноамериканки покоилась на плече блондинки. Финн сидел рядом с Майком, а в проходе сидел Арти на своём кресле. Сам же Блейн расположился рядом с Сэмом, но к ним быстро присоединились Мерседес и Тина, окружив их. Мистер Шустер сидел позади всех них. У него был свой собственный стол, на котором почти ничего не было, кроме партитуры и микрофона. Зал зааплодировал, и Андерсон механически присоединился к ним, понимая, что Рейчел уже закончила петь. — Отлично, Рейчел. Это было потрясающе, как и всегда, — с улыбкой сказал мистер Шустер в микрофон, стоящий на его столе. — Но я не уверен, что хотя бы одна из этих песен подойдёт для отборочных, — мягко сказал он. Улыбка, сияющая на лице Рейчел ещё пару секунд назад тут же потухла. Она сложила руки на груди, и сердито застучав каблуками прошла к своему месту рядом с Финном. Мистер Шустер хотел сказать что-то ещё, но решил не провоцировать Берри, и пригласил на сцену Блейна. Всё ещё чувствуя напряжение, Андерсон поднялся на сцену, и прошёл к музыкантам. — Young the Giant — cough syrup. Он подошёл к микрофону, и стал ждать, пока заиграет музыка. Здесь всё чувствовалось по-другому — совсем не так, как в тесной хоровой. Заиграли первые ноты, и, обхватив микрофон, Блейн запел. Lifeʼs too short to even care at all oh/Жизнь слишком коротка, чтобы вообще тревожиться об этом. Iʼm losing my mind losing my mind losing control/Я схожу с ума, схожу с ума, теряю самообладание. Контровой свет** стал голубым, красиво освещая его, что было, очевидно, импровизацией осветителей, потому что Блейн не просил ни о чём таком. Ему просто хотелось высказаться именно так, как он умел это делать лучше всего, а не давать шоу. These fishes in the sea theyʼre staring at me oh oh/Эти рыбы в море уставились на меня, о-о A wet world aches for a beat of a drum oh oh/Промокший мир сильно желает услышать барабанный бой If I could find a way to see this straight/Если бы я мог отыскать способ, чтобы ясно понять это, Iʼd run away/Я бы убежал прочь To some fortune that I should have found by now/Навстречу счастью, которое я бы уже отыскал. Iʼm waiting for this cough syrup to come down/Я жду, когда эта микстура от кашля подействует, Come down/Подействует. Начался проигрыш, и Блейн, совершенно забыв о том, сколько людей на него смотрят, начал танцевать. Он не думал о том какие движения делал — просто делал, и всё. Он кружился по сцене, полностью отдаваясь музыке, но как только проигрыш был окончен — вернулся к микрофону, снова плотно обхватив его руками, и продолжая петь. Lifeʼs too short to even care at all oh/Жизнь слишком коротка, чтобы вообще тревожиться об этом. Iʼm coming up now coming up now out of the blue oh/Теперь я появляюсь, теперь я появляюсь нежданно-негаданно. These zombies in the park theyʼre looking for my heart oh oh/Эти зомби в парке ищут мое сердце. A dark world aches for a splash of the sun oh oh/Темный мир изнывает без солнечных бликов, о-о If I could find a way to see this straight/Если бы я мог отыскать способ, чтобы ясно понять это, Iʼd run away/Я бы убежал прочь To some fortune I should have found by now/Навстречу счастью, которое я бы уже отыскал. And so I run out to the things they said could restore me/И я прибегаю к тому, что, по их словам, могло бы меня излечить, Restore life the way it should be/Возродить мою жизнь такой, какой ей следует быть. Iʼm waiting for this cough syrup to come down/Я жду, когда эта микстура от кашля подействует. На завершающей части песни он стал петь тише, и спокойнее, чувствуя, что та злость, которую он испытывал с самого урока биологии ушла. One more spoon of cough syrup now oh oh/А теперь еще одну ложку микстуры от кашля, One more spoon of cough syrup now oh oh/А теперь еще одну ложку микстуры от кашля. Когда последняя нота затихла, зал зааплодировал, даже Курт. Это был первый раз когда он удостоил его аплодисментами, и это правда было приятно. Наверное, это всё потому, что Блейн впервые пел настолько эмоционально. Мистер Шустер поблагодарил Блейна, отметив, что это было одно из его лучших выступлений, и пригласил на сцену Курта. Блейн ещё никогда не слышал, как поёт Хаммел. За эти две недели он ни разу не выступил, хотя его и просили. И вот, наконец-то этот момент. Блейн часто представлял себе, каков может быть его голос, но каждый раз приходил к выводу, что всё это не то. У Курта должен быть лучший голос в хоре, потому что Рейчел всегда говорила, что только он составляет ей конкуренцию, и Мерседес. Учитывая, какие у них голоса нетрудно представить, насколько хорош был голос Хаммела. Курт прошёл по сцене до музыкантов, и, шепнув им выбранную песню, прошёл к микрофону. Музыка начала играть, и Блейн тут же узнал песню Linkin Park вышедшую пару месяцев назад. Separate, sifting through the wreckage/Отсеиваю ненужное, перебираю обломки, I canʼt concentrate/Не могу сосредоточиться, Searching for a message in that fear and pain/Ищу подсказку в этой боли и страхе. Broken down and waiting for the chance to feel alive/Я разбит и жду лишь шанса вернуться к жизни. Голос Курта был выше, чем в оригинале, но всё равно прекрасным. Блейн очень хотел достать телефон, лишь бы всем своим видом показать презрение к Хаммелу, но у него не получалось. Всё, что он мог делать — это завороженно смотреть на шатена, который, хоть и не двигался по сцене, всё равно пел очень эмоционально. Now in my remains/Все, что от меня теперь осталось — Our promises that never came/Обещания, которых мы не сдержали. Set the silence free/Выпусти тишину на волю, To wash away the worst of me/Чтобы я мог очиститься от самого худшего. Свет позади Курта почти не двигался, лишь мягко освещая его. Хаммела это не волновало. Его вообще ничего не волновало, потому что он даже не смотрел на толпу, в основном держа глаза закрытыми. Come apart/Сломленный, Falling in the cracks of every broken heart/Я проваливаюсь в трещины разбитых сердец, Digging through the wreckage of your disregard/Копаюсь в руинах твоего безразличия, Sinking down and waiting for the chance to feel alive/Слабею и жду лишь шанса вернуться к жизни. Now in my remains/Все, что от меня теперь осталось — Our promises that never came/Обещания, которых мы не сдержали. Set the silence free/Выпусти тишину на волю, To wash away the worst of me/Чтобы я мог очиститься от самого худшего. Курт открыл глаза, и стал медленно скользить взглядом по хористам. Like an army, falling/Как солдаты, павшие One by one by one/Один за другим, один за другим. Like an army, falling/Как солдаты, павшие One by one by one/Один за другим, один за другим. Now in my remains/Все, что от меня теперь осталось — Our promises that never came/Обещания, которых мы не сдержали. Set the silence free/Выпусти тишину на волю, To wash away the worst of me/Чтобы я мог очиститься от самого худшего. Голос шатена стал тише на последних строчках. Like an army, falling/Как солдаты, павшие One by one by one/Один за другим, один за другим. Прозвенел звонок. Все вежливо похлопали Курту, и стали собираться, но Блейн рванул из аудитории в туалет. Его всего трясло, и он понятия не имел почему. Песня Курта как будто разбудила в нём что-то, что было в спячке до этого. Его не покидало ощущение, что песня, выбранная Хаммелом была спета не просто так, что это отражение его чувств, которые он не показывает другим. Сняв красный джемпер, он положил его на раковину, и склонился над ней сам, умывая лицо. Было ужасно жарко, и всё спокойствие, которое испытал Блейн, спев песню, улетучилось. Он стоял, глядя на своё отражение, и пытаясь прийти в себя несколько минут, прежде чем телефон в кармане не завибрировал. «Я всё ещё жду тебя. Если окажется, что ты уехал без меня — век тебе не видать моего фирменного печенья!» Блейн хотел улыбнуться, но не получалось. Он прекрасно знал, что Бас и близко не подойдёт к кухне. Его фирменные печенья — выпечка из французской пекарни на окраине Колумбуса. Но они и правда были очень вкусными, поэтому Блейн быстро напечатал ответ: «Нет, дорогая, я уже иду». Он знал, как сильно его другу не понравится это прозвище, так что, скорее всего, при встрече его ждёт небольшая истерика. *** Себастиан стоял, облокотившись на свой чёрный мустанг, и вертя в руках телефон. Солнце, пробивающееся сквозь тучи, попадало ему прямо на лицо, и он довольно жмурился от этого. Мобильник проиграл короткую мелодию, оповещая о новом сообщении. «Нет, дорогая, я уже иду» — прочитал Себастиан, и недовольно нахмурился. Похоже, его друг становится чересчур смелым в этой школе. Он уже собрался написать в ответ что-нибудь оскорбительное, как почувствовал сильный толчок в плечо, и буквально «впечатался» в свою машину. — Смотри, куда идёшь, — сказал он вслед своему обидчику. — Прошу прощения? — парень обернулся, и Себастиан смог получше его разглядеть. На парне были тёмные джинсы, ботинки Timberland, и чёрная футболка. Глаза были спрятаны за тёмными очками от Ray Ban, А каштановые волосы были красиво уложены. Определённо над этой причёской много работали его красивые и ухоженные руки. — Это ты мне? — спросил он, не самым дружелюбным тоном. — Именно, — ответил Себастиан, отвлекаясь от его рук. — Ты задел меня. — Ты стоял на моей дороге, — пожал плечами шатен. — Теперь ты стоишь на моей, — холодно ответил Смайт. Ещё с самого детства он не отличался терпимостью к другим. — И что ты мне сделаешь? — парень улыбнулся, и приблизился к Себастиану. — Может, ударишь? — спросил он, уже совсем приблизившись. — Может быть, и ударю, — ответил Смайт, из последних сил сдерживая себя. Устраивать драку прямо в школьном дворе Андерсона — плохая затея, но его новому знакомому совершенно не обязательно знать об этом. Шатен усмехнулся, чем ещё больше разозлил Себастиана, но тот только выдохнул, и сказал: — Слушай, я понял, ты крутой парень, и выпендриваешься перед школьниками. Но ваша странная иерархия меня удивляет и раздражает, потому что это похоже на детский сад. Так что не надо лезть ко мне, — для демонстрации, он прижал парня к машине. — И я не буду повторять дважды. Шатен совершенно спокойно отреагировал на вспыльчивость собеседника, и улыбнулся. — Мне безумно страшно, — прошептал он прямо на ухо Себастиану, и, вырвавшись из его хватки, ушёл. Когда шатен скрылся из виду, Смайт позволил себе выдохнуть. Его буквально колотило из-за раздражения, и он сильно жалел, что не может сейчас ударить по чему-нибудь, и сломать это. — Эй, Бас! Тебя не найдёшь, — послышался знакомый голос Андерсона, и Смайт обернулся, тут же фальшиво улыбаясь. — У тебя всё в порядке? — почти сразу же спросил Блейн, обеспокоенно оглядывая друга. — Да, всё классно. Поехали, — сказал Себастиан, и они, оба расположившись в машине, выехали с парковки, и направились в бар. *Флэш — супергерой комиксов DC. Способен развивать скорость, превышающую скорость света. **Контровой свет — свет позади объекта, создающий светящийся контур.