Огненная ярость, скованная льдом

Учебники и несколько простых книг позабытой стопкой лежали на столе, рядом с открытой тетрадью и парочкой карандашей. Тсунаеши сидел, устало откинув голову на спинку коляски, и с вселенской тоской во взгляде смотрел на сидящую напротив девочку, которая увлеченно рассказывала что-то со скоростью пулеметной очереди. Скорость этой самой пулеметной очереди он не знал, и, слава Ками-саме, никогда не видел в действии, но догадывался, что это должно быть очень похоже. Поток слов, выплескивающийся из Сасагавы Киоко, был, наверное, бесконечным. Тсуна успел уже раз пять переложить руки с колен на подлокотники коляски, загнуть уголки страниц лежавшей на столе книги, полюбоваться видом из окна и до зеркального блеска отполировать стекла очков. Когда он не читал, очки ему в принципе и не были нужны, но на встречи с Киоко он их всегда надевал. Два прямоугольных стеклышка в тонкой оправе словно придавали уверенности, приносили иллюзорное ощущение защищенности. Да и посмотреть ему в глаза будет сложнее, эффект не тот… Киоко сидела рядом с ним на специально принесенном из кухни стуле, сложив руки на коленях, и вдохновенно вещала обо всем на свете. О школе, друзьях, капитане клуба кендо и бейсболисте Ямамото, опять о капитане клуба кендо (видно, он сильно ей нравился), о том, какой «жуткий человек глава ГДК, Хибари-сан, хорошо, что ты его не знаешь» и о школьном проекте. О проекте почему-то сегодня говорилось чаще всего, девочка при этом кидала на Тсунаеши очень странные взгляды, непонятные ему взгляды и начинала ерзать на стуле, чем раздражала неимоверно. Радовало, что ногами болтать она пока не додумалась. Ее звонкий голос, довольно приятный раньше, буром ввинчивался в уши и звенел где-то в глубине головы набатом, предвещая скорую мигрень. Он не особо вслушивался в ее болтовню, рассеянно кивая в нужные моменты и усиленно изображая заинтересованность на бледном худом лице. Тянущее, непонятное чувство, остающееся где-то в середине груди после каждого сна, все никак не желало покидать его. Оно то и дело сжимало горло, словно пытаясь выдавить из него не то тоскливый всхлип, не то крик. А Сасагава все говорила и говорила, излучая неуместную здесь энергию и энтузиазм. Она, кажется, не замечала, что она здесь совершенно лишняя, неуместная. Чужая. Про то, что она сюда не поговорить пришла, Киоко не вспоминала. Савада тоже старался ей не напоминать – учебу он не любил, честно говоря, да и Сасагава была не лучшим учителем. Если что непонятно будет, можно спросить у Хибари-сана, в конце концов… А так хоть его участия в диалоге не требуется. Неизвестно, сможет ли он вообще говорить нормально, а не всхлипывать или хрипеть. Как хорошо, что сегодня его учит не Хибари-сан… С Хибари и Киоко сложилась странная ситуация – они оба не знали друг о друге, и умудрялись один и тот же материал преподносить совершенно по-разному, при этом критикуя стиль преподавания друг друга и недоумевая, кто вообще его этому научил. Саваду это изрядно забавляло, и только поэтому он не отменял уроки с Сасагавой. Да и не сделала она ничего такого, из-за чего следовало бы прекратить с ней общаться. Просто она временами была… нетактична. Весьма нетактична, следует заметить. - И, Тсуна-кун, я подумала… - Эти слова отвлекли его от размышлений. Киоко закончила рассказывать очередную историю и как-то нервно посмотрела на мальчика, умоляюще сложив руки, - можно я буду писать про тебя? Она странно выглядела в этот момент, как-то смущенно-решительно, необычно. - О чем ты? – Тсуна сглотнул комок в горле, спросил это хрипло и водрузил очки обратно на нос, прекратив бессмысленно протирать их специальной влажной салфеткой. Их стекла сверкнули в свете солнца радужными разводами, оставленными средством с салфетки. Савада внимательно посмотрел на девочку сквозь очки. Они немного приближали, и через них Киоко выглядела как-то нереально – слишком четко и ярко, как-то слегка выпукло и близко. Девочка смущенно опустила глаза, уставившись на свои руки. Тсуна тоже посмотрел на них – ничего особенного, руки как руки, тоненькие и хрупкие, как у любой нормальной девочки. Разве что пальцы побелели от напряжения, так крепко она сжимала их в замок. - Понимаешь, мой школьный проект… Я ведь рассказывала о нем, да? «И не один раз» - мрачно подумал Савада и кивнул, разрешая продолжать. Он остро чувствовал, что все это не к добру, от неприятного предчувствия засосало под ложечкой. Горло снова слегка сдавило, словно он собирался тоскливо взвыть. Да что такое… - Так вот, мне надо сделать проект о моем самом необычном друге, и я решила… Ну, в общем… - Решила сделать проект обо мне? – Тсунаеши кисло поглядел на нее. Она кивнула, смущенно посмотрев на него в ответ. Мальчик тяжело вздохнул, потер переносицу в месте, где на нее давила дужка очков и слегка сдвинул их вниз, рассматривая смущенно покрасневшую Сасагаву поверх стекол. Он читал где-то, что этот жест придает взгляду строгости, и решил испробовать это на Киоко. Судя по ее виду, это вполне работало. Ну конечно, самый необычный… Звучит, словно издевательство или откровенная насмешка. Интересно, ей вообще понятно, что такое тактичность? Ну хоть капельку? Или это все еще ее гипертрофированное желание помочь, которое всегда выливается в странные и довольно неприятные для него действия? - Я не думаю, что это хорошая идея, - медленно проговорил Тсуна, отрешенно смотря куда-то в район лба Киоко. Отчаянно хотелось закрыть ладонью лицо или покрутить пальцем у виска, высказав все, что он думает по поводу этой, откровенно сказать, бредовой идеи. – Ты не могла бы рассказать о ком-нибудь другом? «Да хоть о том же капитане кендо. Судя по ее рассказу, она много о нем знает». - Но я не хочу о другом! – Она посмотрела на него таким взглядом, словно он сказал какую-то несусветную глупость. Судя по ее виду, который из смущенного превратился в решительный, отступать она не собиралась и давно уже решила для себя, что будет писать про него, Тсуну. Или она подумала, что для него так будет лучше, что еще хуже. – Ну, пожалуйста, Тсуна-кун! Она подалась вперед, и ее лицо неожиданно оказалось перед самым лицом Савады, слишком близко. От неожиданности парень вжался в спинку коляски, растерянно и испуганно смотря в ее решительно сверкавшие глаза в окружении длинных ресниц. Ну нет. Он не хочет, чтобы про него писали во всяких сомнительных школьных проектах, ему и так радостей в жизни хватает. Наверно, это было написано на его лице крупными иероглифами, потому что Сасагава моментально стала выглядеть так, словно он отнял у нее смысл жизни. Ее плечи поникли, и она откинулась назад на стуле, слегка надув губы. Она не притворялась, но этот жест вызвал у Савады только глухое раздражение. Виски словно кто-то начал медленно сдавливать – похоже, у него начиналась мигрень. Девочка все сверлила его обиженным взглядом. Может, никак не реагировать и она уйдет? Но, судя по ее взгляду, вряд ли. Скорее начнет его уговаривать согласиться… И он согласится, так как его терпение медленно подходит к концу. Он не железный, в самом-то деле… - Ладно, делай что хочешь, - устало проговорил он, невольно потирая виски и недовольно скривившись. Пусть делает, черт с ней… И пусть уходит как можно скорее. Она уже чересчур долго находиться здесь, в этом доме, и занимает его свободное время. Нет, Тсунаеши хорошо относится к Сасагаве Киоко. Но иногда, как например сегодня, она просто невыносима. Сасагава вся засветилась от счастья, словно он сообщил ей невероятно приятную новость. Широко раскрытые, блестящие от счастья глаза, слегка покрасневшие щеки. По ее поведению казалось, что она готова запрыгать от радости и броситься ему на шею в порыве чувств. А он искренне надеялся, что она этого не сделает. Обниматься с Сасагавой Киоко – последнее, наверное, что ему хотелось бы сделать в этой жизни. Как хорошо бы он к ней не относился, но обниматься… Фе-е-е. Чужие прикосновения он не очень-то любил. - Тогда ответь на несколько вопросов, хорошо? – Она поспешно достала из своей сумки, лежащей на полу возле стула, ручку и блокнот. На первом листе блокнота Тсунаеши мельком разглядел пронумерованные вопросы – заранее подготовилась, проныра. - Задавай. – Зря он вообще согласился. Очень зря. - Итак, твой любимый цвет это… Она спрашивала его буквально обо всем, начиная от интересов и заканчивая политикой. Сначала он старался правдиво отвечать на вопросы, которые иногда были откровенно несуразными, а иногда – чересчур личными, а потом начал безбожно врать. Сомнения о том, что эти вопросы нужны только для этого дурацкого проекта, закрадывались в его душу. Ну зачем для проекта вопрос о том, как он относиться к девушкам? Явно видно же, что никак. Разве что с эстетической точки зрения… Все-таки, Киоко потрясающе нетактична. Этот своеобразный допрос он прервал после того, как количество вопросов перевалило за сотню, а в голове начали стучать маленькие молоточки. От долгого разговора неприятно пересохло в горле и хотелось пить. На Киоко он смотрел уже с явной неприязнью, ожидая, когда уже уйдет эта неугомонная и оставит его в покое. Но она была явно чем-то увлечена и красноречивых взглядов не понимала. Она убрала блокнот в сумку с явной неохотой, но тут же снова просияла, доставая что-то. Этим «чем-то» оказался небольшой фотоаппарат, при виде которого Тсуне явно поплохело. Фотографироваться он не любил очень сильно. У них в доме, наверно, и не было ни одной его фотографии, начиная с пяти лет. С тех самых проклятых пяти лет… - Это обязательно? - Прости, что? - Я про ЭТО, - он кивнул на фотоаппарат, который она сжимала в руках. - Боюсь, что да. - Один снимок. Не больше, – отрезал он, раздраженно возведя глаза к потолку. Она слегка виновато и одновременно радостно улыбнулась, поднося к глазам фотоаппарат. Через секунду он громко щелкнул, ослепительно сверкнув вспышкой и заставив Тсуну зажмуриться. Киоко недовольно нахмурилась, просматривая снимок. Вспышка отразилась от очков Тсунаеши, испортив весь кадр. Нет, с очками ничего не получиться. - Тсуна-кун, можно?.. – не дожидаясь ответа, она подошла к нему, сжимая в руках фотоаппарат, и, наклонившись над Савадой, аккуратно стянула с него очки. И замерла, рассматривая результат, когда Тсуна сердито уставился на нее. От злости на его бледной, слегка нездорового цвета коже выступил румянец, а большие карие глаза слегка прищурились. Киоко быстро отскочила и щелкнула камерой – она была уверена, что на этот раз снимок получиться хороший, то, что надо. - Киоко, верни мне очки, - голос Тсуны звенел от злости. - Ой, извини! Вот, - она протянула ему очки, и он тут же сердито надел их, раздраженно поглядывая на нее поверх стекол. Тсунаеши все-таки жутко не любил, когда его фотографируют, а если у него отнимали его вещи, то вообще бесился. Все, присутствия Киоко на сегодня хватит. - Я думаю, тебе пора идти, - он демонстративно повернулся к окну, потирая лоб. Там, где-то за глазами, нарастала неприятная боль, что вместе с ломотой в висках сулило непередаваемые ощущения. За окном все так же ярко светило солнце, но с горизонта ползли тяжелые, серо-стальные тучи, а ветер сильно качал ветки деревьев и гнал по нагретому асфальту мелкую пыль. Похоже, собирался дождь. - А… хорошо, - растерянно отозвалась Киоко, все еще сжимая в руках фотоаппарат, и нагнулась за сумкой. Повесив ее себе на плечо и подойдя к двери, она сжала дверную ручку и оглянулась. – До встречи. Он не ответил, продолжая молча смотреть в окно. Лишь слегка блеснули в солнечном свете многострадальные очки, которые он снял и теперь вертел в руках. Солнечный лучик, отбрасываемый стеклами, упал на стопку книг на столе. А они ведь так и не позанимались… - Пока, - прозвучало наконец, и она тут же вышла, торопливо закрыв дверь и зачем-то прислонившись к ней спиной. Радость от того, что ей удалось уговорить Тсунаеши ответить на вопросы и сделать фотографию, быстро угасла. Может, ей вообще не стоило лезть с этим проектом? Она попрощалась с Наной-сан и, обувшись, вышла на улицу. Полуденное солнце ярко светило и ощутимо припекало, а ведь утром, когда она только пришла, было довольно прохладно… Киоко внимательно посмотрела на нагромождение туч на горизонте и тяжело вздохнула. После встречи с Тсуной осталось тяжелое, муторное ощущение неправильности и вины. И почему всегда так? Поправив на плече сумку, она решительно зашагала к своему дому, то и дело посматривая на далекие тучи. Наверно, вечером будет дождь…