Отрывки памяти

      Закутавшись в дорожную мантию, Римус Люпин направлялся к одной из деревень, где помимо маглов проживали ещё и волшебники. Первые, казалось, вовсе не подозревали о существовании столь странных соседей, а если и замечали их — то не придавали значения. Странности есть везде — куда от них деться? В конце концов, человек привыкает ко всякому.       Кроме, пожалуй, одиночества. Римус и сам знал, что это такое. Его детские годы прошли в изоляции из-за страха родителей, что юный Люпин, невольно, всё же выдаст их секрет. Тайну, которую родители скрывали годами, и которую хранил он сам. Люпин не хотел думать о своем недуге, но то и дело возвращался к печальным мыслям. После тревожного размышления о ликантропии, пронзившем сердце, словно тонкой длинной иглой, Люпин тяжело вздохнул.       Как хорошо, что у него есть друзья. Их немного, но они существуют, и Люпину не придётся жить в изоляции. Друзья приняли его таким, какой он был, и «лохматая» проблема, казалось, совсем не приносила им неудобств.       Здесь, на севере, погода ощущалась ярче, и Люпин шёл вперёд, прищуриваясь, пытаясь разглядеть хоть что-то в потоке жёсткого ветра. Он устал, не помнил, когда нормально высыпался, но всё же был доволен. Задание, порученное Дамблдором, было выполнено, и на смену работе придёт короткий, но, безусловно, счастливый отдых. Римус надеялся, что получит пару дней передышки. Письмо Лили, пришедшее накануне, грело своим теплом, и Люпину мерещилось, будто это тепло проникает сквозь складки кармана мантии и достает до самого сердца.       Оказавшись на краю поселения, Люпин безошибочно нашёл небольшой паб, хозяином которого был один из волшебников. К удивлению Римуса, посетителей в столь ранний час было целое множество. Войдя внутрь и оказавшись в тесном, но тёплом зале, где пахло сыром и сливочным пивом, Люпин насчитал не меньше дюжины человек. Гости уже захмелели. Кто-то затянул новую песню, но все были так пьяны, что подпевали невпопад. Римус с интересом изучил их, гадая, что послужило поводом для такого веселья. Удивление смешивалось с лёгкой тревогой, ведь подобного праздника Римус не видел ни разу. Когда он закончил Хогвартс, Волан — де — Морт держал в страхе весь магический мир, и веселье стало забытой традицией.       — Что будете? — спросил бармен, когда Люпин подошёл к прилавку. Похоже, даже волшебник в протёртом фартуке позволил себе расслабиться, и его затуманенный взгляд с трудом фокусировался на посетителе.       — Сливочное пиво, — вежливо произнёс Римус, вытаскивая из карманов монеты. Заметив волшебные деньги, бармен тут же возразил:       — За счёт заведения. Сегодня платы не берём.       Брови Люпина поползли вверх. Что за щедрость? Должно быть, бармен всё же разглядел замешательство в глазах молодого уставшего парня, и лукаво улыбнулся юноше, протягивая ему огромный стеклянный стакан.       — Вы что, ещё не слышали новости?       Сердце Люпина предательски дрогнуло.       — Какие новости? — спросил он, пытаясь не выдать себя, однако его голос стал тише. Конечно, он не был в курсе новостей. Римус вообще не получал новости. Он был слишком занят, чтобы читать газеты, а новых сообщений от близких, кроме письма Лили, у него пока не было.       Что же случилось?       Бармен, казалось, только обрадовался такой невежественности гостя. Опираясь на прилавок, он поманил Римуса ближе к себе.       — Прошлой ночью Сам — Знаете — Кто был уничтожен. Как в лету канул. Испарился, будто не было его вовсе.       Эти слова заставили Римуса прирасти к полу. Он с силой сжал в руках кружку, а в голове, словно пчёлы, роились новые мысли. Что произошло? Как это случилось? Как это вообще могло произойти? Волан- де — Морт — не уличный фокусник, которого можно разоблачить в один миг.       Бармен рассмеялся, и понял безмолвный вопрос Люпина.       — Никто толком не знает, как это случилось. Но малец, выходит, как-то его одолел. Мы пьём за его здоровье.       Слова о неизвестности, выпивке, и здоровье выпали из реальности. В душе Люпина закралось плохое предчувствие, он заметил, как руки стали мокрыми, а кружка вот-вот выпадет из рук. Ему следовало поставить её на прилавок, вытереть ладони и успокоиться, но вместо этого Люпин выпалил свой вопрос:       — Какой малец?       — Ну как какой? — бармен посмотрел на него с осуждением. — Гарри Поттер, конечно!       — Гарри Поттер? — переспросил Римус, чувствуя, как сводит дыхание, а голос пропадает совсем.       — Ну да, Гарри Поттер. Родители его, правда, погибли, — бармен стыдливо отвел глаза в сторону. На фоне всеобщего ликования все как-то позабыли об убитых. — Но мальчик жив! — бармен вернулся к посетителю, пытаясь поймать в его глазах ликование. — Он выжил, и спас нас всех!       Кружка с треском упала на пол. Сливочное пиво ручьем растеклось по полу, и брызги окатили Люпина, заляпав и без того грязную мантию. Кто-то из захмелевших посетителей проснулся и теперь озирался по сторонам, не понимая, что происходит.       Люпин, побелевший и постаревший на несколько лет, крутанулся на месте и, что было силы, помчался к выходу. У него всё плыло перед глазами, а к горлу подступала рвота. Ему было плохо, во рту чувствовалась горечь, а тело вдруг стало горячим, сотрясаясь от шока. Слова били молотком от каждой мысли. Нет, нет, этого не может быть! Римус не хотел, просто не смел в это поверить. Ведь они в него верили. Поттеры ему верили, и он не мог предать их, не мог позволить себе считать их мёртвыми, пока не узнает правду.       Был только один человек, который мог объяснить всё.       Удивившись поведению странного гостя, бармен крикнул ему вдогонку:       — Погоди! Это ж ещё не всё! У меня есть такая история об их друге…       Но Римус уже не слушал. Люпин бежал к выходу, чтобы, оказавшись на улице, трансгрессировать к школе.

***

      Альбус Дамблдор был бледен, под его глазами виднелись следы усталости и долгого отсутствия сна, а глаза ненадолго потеряли свой таинственный блеск, однако директор выглядел не так плохо, как его гость. Он с жалостью и тревогой смотрел на Люпина. Директор рассказал Римусу всё, что видел и знал. В его голове промелькнула мысль, что происходящее повторяется снова и снова, и вот он опять стоит перед юным гостем, молча наблюдая за убивающим его горем.       Оказавшись в Хогсмиде, Люпин бежал в сторону Хогвартса без остановки, молясь лишь о том, чтобы директор оказался на месте. Он был так встревожен, что даже не подумал прибыть в штаб Ордена. Люпин понимал лишь одно — если о Гарри знают все, значит, действительно что-то не так, и всё разъяснит только директор.       Люпин сидел в кабинете Дамблдора, спрятав лицо в ладонях. Он был так подавлен, что даже не чувствовал на себе зоркого взгляда директора, что стоял рядом. Плечи Римуса беззвучно подрагивали. Впервые за многие годы он плакал. Плакал, словно ребёнок, только причины были совсем иными. Хотя, нет. Раньше он плакал от одиночества, ведь друзей у него не было. А теперь, по словам Дамблдора, он потерял их всех. Люпин задыхался, едкие слёзы душили его, и Римус делал всё, чтобы подавить всхлипы и дать себе шанс на глубокий вдох.       Впервые за многие годы он потерял контроль, и уже не мог подавить свою боль.       — Прости, что так вышло, Римус, — тихим тоном сказал профессор. — Ты должен был узнать об этом раньше, и, тем более, не из чужих уст.       Слова Альбуса долетели до Римуса сквозь толстую пелену слёз, и он с трудом поднял глаза на директора.       — Вы думаете, для меня это важно? Будто я волнуюсь о том, что мне не сообщили первым? Да они же… — Люпин с трудом глотал воздух. — Джеймс… и Лили… они были так добры ко мне…       Он снова спрятал покрасневшие глаза и заплакал.       Нет, нет, это неправда! Этого не может быть. Этого просто не может быть! Образы Джеймса и Лили были такими реальными — как они могут перестать существовать? Её письмо, пришедшее накануне, всё ещё лежало в боковом кармане, и, кажется, обжигало сердце Римуса с новой силой. Обжигало так, что боль становилась ярче, как ожог раскаленным металлом. Слова боли отпечатывались на его сердце, его душе, его теле. А ведь пару часов назад он был счастлив, что у него есть друзья! А теперь их нет, и Питера тоже, а Сириус, преданный Джеймсу Бродяга, оказался предателем. В голове всё смешалось, и Римус качал головой, отказываясь в это поверить.       Его охватило отчаяние, паника, и давно позабытый страх. Лучше бы он сам умер! Ну почему он заслужил это? Это нечестно. Лучше бы он погиб, пожертвовав собой, а они жили. Им было, за что сражаться. Они были его семьей. Он остался один… остался только…       — Гарри здоров? — вдруг спросил Римус, посмотрев на директора. Его лицо распухло, а в волосах промелькнула первая седая прядь. — С ним всё в порядке?       А ведь Дамблдор не сказал, что будет с мальчиком. Лили писала, что он совсем как Джеймс…       Альбус избегал смотреть в глаза Римусу. Сделав вид, будто изучает носки своих туфель, директор ответил:       — Он здоров. Заклятие отскочило, но оставило на его лице небольшую рану, — заметив, как Римус поднимается с места, тут же добавил: — Но это не страшно, она скоро затянется, я уверен. Жизни мальчика ничего не угрожает.       Люпин послушно сел на место. Ясность мыслей возвращалась к нему. Гарри остался совсем один. Его родителей больше нет, его крёстным был Сириус, а, значит, ему никто не поможет. Отчаянная, безумная мысль пришла в голову. Римуса словно ударило током. Слыша свой голос словно со стороны, он продолжил:       — Гарри… он ведь совсем один, — вздохнув, Люпин увидел перед глазами маленького беззащитного ребёнка с непослушными волосами и пронзительным, ярким взглядом. — Может, я могу…       — … забрать его? — догадавшись, спросил Дамблдор. Впервые за всё время они встретились взглядами. В голубых глазах директора вновь зазвучала спрятанная сила, и Римус чуть стушевался, но глаз не отвёл. Речь шла о Гарри, для других — Мальчике, который выжил, а для него — сыне его лучших друзей, мальчике с глазами матери и смелой душой отца.       Стараясь похвалить ученика за такую храбрость и силу, директор сжал плечо Римуса. Теперь в голосе Альбуса зазвучала усталость и неприкрытая жалость, от которой становилось тошно.       — Боюсь, это невозможно, Римус, — уверенно заявил он. — Я искренне признателен за такое предложение. Никто не сомневается в вашей любви к мальчику, но мы оба прекрасно знаем, что отдать его Вам нельзя.       На сердце остался новый ожог. Римус отвернулся и с трудом подавил желание дернуть плечом и стряхнуть руку. Почувствовав это, Альбус ещё крепче сжал тонкие пальцы.       — Давайте будем рассуждать здраво. У вас нет семьи и нет постоянной работы. Вы больны, и, хоть, приступы ваши носят периодический характер, можете быть опасны. Будет лучше, если Гарри останется жить в семье своих родственников. Там он будет в безопасности.       Подумав, Римус кивнул. Он ненавидел себя за то, что Гарри остался с теми, кто знать не хотел Лили и Джеймса, но ничего не мог с этим поделать.       — Я могу навестить его? — спросил он.       — Нет, — спокойно возразил директор. — Мы уже доставили его к родственникам. Думаю, в ближайшее время это делать не стоит.       Римус молчал, чувствуя себя опустошенным. Он был связан по рукам и ногам.       — Не тревожьтесь о Гарри, Римус, — добавил Дамблдор, в последний раз пытаясь его утешить. — Мальчик будет в порядке. Вы с ним ещё обязательно встретитесь, когда придёт время.       Римус молчал, да и не мог говорить — он был уверен, что голос его безнадежно сел, да и сил уже не осталось. Люпин кивнул, соглашаясь с директором, надеясь то, что ожидание встречи не затянется слишком надолго.