Release

      С детства каждой жительнице этой мерзкой и забытой всеми планеты говорили, глядя прямо в глаза, полными праведного испуга, смешанного с восхищением: «Почитай Верховную». Женщины здесь как будто и не уставали произносить эту фразу. Женщины как будто бы и не видели, куда катится этот мир, который якобы был «создан только для них, дочерей прекраснейших звезд». А здесь и звезд-то не было видно. Небо было черным-черно, а днем солнце окрашивало небо в персиковые тона, словно сжигая это черное полотно над головами женщин. Они думали — все, до единой — что они счастливы. Счастливы жить под этим небом, в котором не находили и капли той возвышенности, о которой воспевали их примитивные предки. Но кто из них хоть раз в жизни просто поднял голову вверх и поглядел ввысь; туда, где вечность действительно имела смысл и не была такой пошлой, как здесь, на земле? Наташа Романофф не желала быть той, которая понимает тщетность бытия. Она желала избавиться от гнетущего чувства в груди, но не могла — слишком уж бросалась правда в глаза. «Да разве ты что-то понимаешь?», — грустно улыбалась ее мать, когда Наташа была еще совсем маленькая и мало понимала, что и семьи-то у нее нет — ни у кого на этой планете ее нет. Есть лишь женщины, которые берут тебя на попечение до того момента, когда ты повзрослеешь и найдешь свое предназначение. Но Наташе повезло больше других — Роза любила ее, как настоящую дочь. Она единственная, кто называл рыжеволосую девочку русским именем Наташа, а не этим псевдонимом — Натали, которые скандируют тысячи, пришедшие поглядеть на бой. Когда Наташе пришлось уйти от Розы, та обняла ее так нежно и по-матерински, что девушка не могла и слова сказать. Впервые она молча переносила очередное жизненное испытание — ей казалось, что слишком мало слов, чтобы выразить всю ее благодарность и досаду за то, что они больше никогда не увидятся. Роза возьмет на попечение другого ребенка, а Наташа — будущая Натали — в скором времени станет одним из лучших бойцов на ринге. Исчезнет безразмерный балахон с ее тела — на его место придут короткие шорты, топ, не скрывающий фигуры, и ботинки на шнуровке и все это — цвета темно-коричневой земли под ногами. И в толпе остальных «воительниц» Наташа сверкает лишь копной рыжих кудрявых волос, в хвосте достающих ей до лопаток. Натали дерется безжалостно: не слышит просьб остановиться и тихих молитв к Всевышнему, не допускает конца боя раньше, чем кто-то выбьет из нее последний вздох или она услышит таковой от своего противника. Конечно, чаще всего бойцов возвращали, но Натали ни разу больше не оказывалась с ними в паре. Был ли это расчет или судьба — Наташа не хотела знать, как и боец Натали, ставший частью ее личности. С трибун слышится женский рев, и все они скандируют имя: «На-та-ли». А Наташа морщится — это не ее имя. Так ее окрестила сама Верховная: склонила изящную головку с громоздкой прической и назвала ласковым «моя прекрасная Натали». Верховная питала огромную любовь ко всем бойцам — она посещала практически все бои и даже удостаивала своих фаворитов парочкой слов. Наташа избегала всяких встреч с этой властной женщиной и не понимала, как остальные любили эту натянутую и презрительную улыбку, небрежную манеру общения, словно все они, такие же женщины как она, рождены были лишь для того, чтобы развлекать Ее Величество. Но свои мысли Наташа держала при себе — прослыть изменницей никак не входило в ее планы. Да и вообще на этой планете нужно было держать ухо востро и болтать поменьше — вокруг были одни женщины. И этим были довольны. Но как у них это получалось, если большинство из живущих здесь даже ни разу не видели мужчин? Наташа хотела бы понять этого довольства неизвестностью — ей же так отчаянно хотелось увидеть что-то новое и обрести нечто, живущее теперь только на словах и в книгах с пожелтевшими страницами, которые и читать-то никто не успевал. Наташе хотелось обрести счастье. А между тем она продолжала вышагивать по горячей земле, не замечая до отвращения знакомые лица. Жизнь Наташи протекала в обыденном ритме: подъем, завтрак, тренировки и бои, ужин, сон, который мог длиться от силы часа три, потому что жестокие видения, главной героиней которых была именно она, не давали ей покоя. Когда адреналин отступал, она жалела о том, сколько боли приносила всем своим соперницам, чтобы поутру снова напомнить себе, что это — ее работа, и не ее вина, что она делает ее получше некоторых. Подобный ход мыслей был выработан не самой Наташей, а этим миром — миром женщин, который уже был далек от феминистских мечтаний прошлых столетий. Это был мир, в котором не было места мужчинам; в котором детей покупали и отдавали на попечение чужим женщинам; в котором каждому было отведено место, но каждый все равно ощущал себя отлученным от мира. Наташу порой пугали ее столь глубокие познания об этом мире, ведь она тренировалась и боролась каждый день — лишь бы не думать. Потому что ее мысли были преступны по меркам здешних — она могла думать лишь о том, как бы выбраться из этой рутины и увидеть звезды. Лица перед Натали сменяли одно другое, и она никак не могла их запомнить: все, что она помнила — это свои кулаки и тяжелую подошву на их теле. Натали этого было достаточно. По крайней мере, как ей казалось. — Дарси увезли в госпиталь, — слышит женщина. — Наша Натали обошлась с ней сегодня даже жестче, чем с Шерон. Наташа очнулась от своих мыслей и поглядела на Хоуп: — Дарси определенно не была готова к сегодняшнему бою. — Ходят слухи, что Верховная собирается отлучить ее от боев, — Хоуп красноречиво хохотнула, оглядев своих соперниц и одновременно напарников. Иногда бойцы собирались в этой небольшой комнатке рядом с рингом и обсуждали последние новости со свойственной им безжалостностью. — И правильно, это не ее стезя, — вдруг высказалась Мария, до этого вечно молчавшая на подобных посиделках. — Может, ей даже повезет больше, чем некоторым… Наташа вгляделась в черты Марии — женщины, которую раньше мало замечала и с которой они сошлись в ничье две недели тому назад — и узнала в ней то чувство, которое не давало покоя ей самой. Чувство, что где-то там есть жизнь и получше этой. И вроде бы не хочешь ничего менять, а сердце бьется сильнее, когда слышишь о новостях извне. Хотя такие и редко просачиваются сюда. — Что ты имеешь в виду? Мария возвела глаза к черному потолку и бросила: — Я слышала, что из-за многочисленных травм, несовместимых с жизнью, ее собираются отправить на другую планету. — То есть собираются избавиться от обузы? — спокойно проговорила Джессика, опрокидывая в себя стакан с местным пойлом. — Правильное решение. — И тебе совсем ее не жаль? — Наташа даже не увидела, кто задал этот вопрос — она могла лишь слушать этих женщин вокруг, не в состоянии даже различать их лица и голоса после тяжелого трудового дня. Да и алкоголь притупляет всякие попытки мыслить. — Жаль? — голос Джессики отдает холодком, смешанным с откровенной насмешкой над спрашивающим. — Откуда ты только такое слово знаешь. Все мы тут рано или поздно сдохнем, причем от рук друг друга, так что мне не жаль Дарси — я рада за нее. С этими словами Джессика встала из-за стола, и Наташа это поняла больше по тому, как жалобно скрипнул стул и воцарилась тишина на долгие минуты. Наконец, разговор возобновился, и Наташа даже находит в себе силы изобразить интерес на уставшем лице. — Ходят слухи, что Верховной доставили подарок — молодую ведьму. — Да уж конечно, — фыркнули со стороны. — Где ж они нашли бы ведьму? Настоящие ведьмы в руки не даются, Мэри. — Повторюсь, слухи ходят, а я лишь хотела поддержать этот разговор, — Мэри — таково было сценическое имя Марии Хилл — тоже поднялась и отсалютовала девушкам: — Мне пора, еще готовиться к завтрашнему бою. Хоуп ударила кулаком по раскрытой ладони и ухмыльнулась: — Готовься хорошенько, Кровавая Мэри. Я тебя завтра размажу. Мария улыбнулась, и от этой улыбки лицо ее не стало более добродушным, а наоборот — ожесточилось, а взгляд сделался застывшим и холодным. Она ушла, и все остальные тоже засобирались. Наташа опомнилась лишь тогда, когда стояла напротив двери в свою комнату и наблюдала за Марией, которая жила по соседству. — Думаешь, это правда? — О чем ты? — О пойманной ведьме, — уточнила Наташа нарочито равнодушно. Мария поглядела на соперницу искоса и пожала плечами: — На этой планете слухи — обычное дело, потому что от скуки люди готовы сочинять хорошенькие небылицы. Но, если хочешь знать лично мое мнение, — Мэри, наконец, отворила дверь своей комнаты и повернулась к Наташе: — Я верю в то, что Верховная давненько не присутствовала на боях, а из этого следует, что у нее нашлась отдушина получше. Женщины разошлись, но в отличие от Марии Наташа не могла заснуть, едва коснувшись головой подушки. Сама не зная от чего, она задумалась над этими дурацкими слухами, хотя никогда не верила им, как и подобает здесь. Но этой новости Наташа хотела верить. Молодая ведьма, знавшая мир за пределами этой светло-коричневой планеты — разве это не чертов куш? Наташа присела на постели и недовольно подергала себя за рыжие локоны в попытке отрезвить разум. Ей не стоило даже думать о возможности встречи с этой ведьмой, которой, скорее всего, даже не существует! Все это глупые выдумки! И Наташа — уж она-то — не должна в них верить. Что ей, делать больше нечего? Завтра у нее разгрузочный день — будет тренировать новичков, пока Хоуп будет бороться с Марией. Но даже при таком раскладе думать ей будет некогда о глупостях — новенькие еще те чудаки и оставлять их без присмотра не стоит. Наташа помнит себя, впервые пришедшую в это мрачное здание, выше которого был только дворец Верховной. Она была восхищена, и ей казалось, что, уже ступив на порог, она автоматически стала бойцом высшего класса. Что ж, мечты сразу же разбились об пол, подобно хрупким стеклянным шарикам, украшающим дворец Верховной. Наташе пришлось долго и упорно работать, чтобы стать той, кем она является сейчас. Хотя Наташа себе не нравится. Больше нет. Жизнь с каждым днем теряет смысл, и Наташа без понятия, как остановить эту чертову хандру, мешающую ей быть такой же, как и остальные девушки, которые сейчас просто спят, чтобы завтра снова приступить к своим заботам. Наташа снова уложила голову на подушку и прикрыла глаза. «Я никогда не выберусь отсюда. Я всегда буду той, кто разбивает носы и растаптывает веру в помощь всевышних сил. Я навсегда останусь Натали», — мантра, которую Наташа мысленно произносила каждый раз, перед тем как заснуть. Но собственную веру во что-то большее она растоптать не могла, как ни старалась. И каждое утро все заново.