«Дорогая Анна, Мы рады сообщить вам, что вы приняты в Джульярдскую школу искусств. Хотим предупредить, что ждём ваш ответ до пятого августа две тысячи двадцать четвёртого года. Заселение в общежитие начнётся с двадцатого августа. Мы поздравляем вас с успешным прохождением вступительных экзаменов и ждём вас в Джульярдской школе искусств!»
***
В день, когда мы прибыли в Москву, шёл дождь. Он был под стать моему настроению. Весь перелёт Никита стоически игнорировал меня. У меня же были смешанные чувства: я чувствовала и безудержную радость, и сильнейшее разочарование. Если бы мне отказали, мне бы не пришлось выбирать. Но кому я вру? Выбор был сделан в тот день, когда я вошла в здание приёмной комиссии. Я просто не могла отказаться. Второй проблемой стал отец. Узнав такую неожиданную для него новость, он строго-настрого запретил мне вылетать куда-либо. Мы никогда не ругались так сильно. Были мои слёзы, истерика, папины доводы и мама, которая в конце заставила нас усесться и нормально поговорить. Уже сидя друг напротив друга, мы разговаривали более-менее нормально. Папа сдался, оставаясь недовольным моим выбором. А потом сказал, что не хочет меня терять. Вещи были собраны в чемоданы. Со всеми родственниками я попрощалась. Не было ничего, что помешало бы мне улететь. Моими единственными друзьями были Тим и Геля. Сам Тим тоже собирался улетать. Его отец продал дом, и они, наконец, были готовы покинуть страну. Билеты были куплены, оставалось только решить несколько мелких проблем с бизнесом, который остаётся под руководством проверенного человека. Совсем скоро (я уверена, Тим считает дни) он будет в Бостоне. Рядом с Гелей. Мы с детства все жили на одном районе в пригородном посёлке. Если мы с Ангелиной общались чуть ли не с рождения, то с Тимом познакомились, когда нам было по шесть. Его родители начали сотрудничать с её, поэтому мальчик и стал общаться с нами. Всё свободное время мы проводили вместе, учились в одной школе, в одном классе. В пятнадцать лет Ангелина и Тим стали встречаться. Их родители уже распланировали их свадьбу, но Ангелина отмахивается, говоря, что не выйдет за него даже под дулом пистолета. Естественно, она шутила. Ангелина призналась мне однажды, что не понимает, как столько чувств может держать в себе — настолько сильно она его любила. Когда мы ходили по магазинам, чтобы выбрать платья на выпускной, Тим то и дело закатывал глаза. Он вечно что-то бурчал себе под нос, говорил, что смерть и то легче, тяжело вздыхал и клялся никогда с нами никуда не ходить. Когда Ангелина в очередном магазине вышла к нам из примерочной в чёрном платье, улыбаясь и задавая вопрос «ну как?», Тим встал возле меня и, пока Геля кружилась у зеркала, сказал, что в будущем видит её своей женой и матерью его детей. Он сказал это так серьёзно, что я замерла на месте. Возможно ли любить так сильно? Тим улыбнулся, подошёл к Ангелине, и та, улыбаясь в ответ, схватила его за руку, смотря в зеркало. Тим сказал ей что-то смешное, что она засмеялась, а потом мягко обнял и поцеловал в висок. Тогда я отчётливо увидела их перед алтарём. Сама я никогда не встречалась с парнем. Я не чувствовала влюблённость или даже симпатию. Поэтому я не могла понять, что именно я чувствую, когда Никита на меня смотрит. — Аня, — окликнули меня. Я остановилась в коридоре папиного офиса, поворачивая голову назад. Там была Лиза, которая уже направлялась ко мне, — Привет. Ты что, действительно уезжаешь? — Да, — неуверенно ответила я, — Откуда вы узнали? — Так папа твой сказал, — непринуждённо улыбнулась Ёлка, останавливаясь около меня и взяв мою руку. — А, точно. — Ну, желаю тебе удачи, — певица обняла меня за плечи. Я прижалась к ней, улыбаясь, — Поступить в такое заведение! Это же мечта многих, а тебе удалось её воплотить. — Спасибо, — искренне сказала я, — Да, я чувствую просто огромную ответственность. В середине коридора остановился парень, который начал возмущаться, что Лиза задерживается. — Мне пора, дорогая, — она мягко сжала мою ладонь, улыбаясь, — Ты большая молодец. Я попрощалась с ней, проводив её взглядом. Задумалась: она действительно считает, что я молодец? Я не совершала каких-либо открытий, не спасала чьи-то жизни и не изобретала что-то невероятное. Я, по сути, ничего не сделала. Лиза не права. Отбросив эти мысли, я направилась в папин кабинет. Проходя по коридору, я на секунду остановилась, осматривая стены. Я была здесь столько раз, видела все фотографии, но никогда не рассматривала. Посередине была моя мама. Её портрет, нарисованный неизвестным мне человеком, был огромным и в точности схожим. Мой папа, слабо улыбаясь, примостился рядом с ней. Его фотография была чуть меньше, но безумно красивой. Чуть дальше были фотографии парней из группы. Я пропустила других артистов, подходя сразу к ним. Вот они втроём, а вот каждый по отдельности. Я остановилась возле фотографии Никиты. Он выглядел моложе, но почти не отличался от себя в настоящем времени. Волосы только чуть подстриг. Я заворожённая осматривала черты его лица, вспоминая, как касалась их ладонями. Это походило на паранойю с моей стороны. Я ворвалась в папин кабинет, ощущая чувство дежавю. Только в этот раз я была в белых кроссовках, а не в роликах, и в кабинете была группы «ВиаГра», а не «MBAND». Папа попросил меня подождать, пока он закончит с группой. Я кивнула, присаживаясь на мягкое кресло у окна. Папа продолжил разговор с девушками, я наблюдала за происходящим на улице. А в голове был только Никита. Я зажмурилась. Меня, порой, пугали мои мысли. Меня пугало всё, что было связано с Никитой. Я думала о нём, размышляла о нашем поцелуе, пыталась понять, что чувствую. Меня пугали мои чувства. Они казались мне неправильными. Потому что Никита… — Аня, привет, — папин голос прозвучал в тишине, и я обратила на него внимание, прерывая свои размышления, — Что-то случилось? Ты нечасто приходишь ко мне сама. — Да, — согласилась я, поднимаясь с кресла, подходя ближе. Села на стул у папиного стола, — Мой паспорт у тебя. — А, точно, — вспомнил мужчина, залезая в полку шкафчика. Я огляделась. Папа достал паспорт и передал его мне, я кивнула в знак благодарности. — Как работа кипит? — поинтересовалась я, с любопытством заглядывая в глаза отца. — Относительно нормально. Только что разговаривал с Мишей, Эрикой и Настей о их туре. Перед ними «MBAND» отпустил, — я вздрогнула, услышав о них. Мы не виделись с того момента, как расстались в холодном аэропорту Москвы. — Они здесь сейчас? Папа взглянул на часы. — Через две минуты у них закончится репетиция, и они, скорее всего, поедут по домам. Я кивнула. Папа тяжело вздохнул. Мы минуту молчали. Причём, тишина эта была давящей и напряжённой. Папа прокашлялся в кулак и уставился на меня. Я сжалась. — Что между тобой и Никитой? — вдруг спросил он. Он показался мне слишком уставшим. Синяки под глазами, морщины и бледность лица. У папы было больное сердце, и моё собственное вдруг защемило. Как я могу оставить их всех?.. — Ничего, пап, — выдохнув, ответила я. — Правда? Потому что я вижу обратное, — упрямо продолжил он, — Вы оба вернулись странные. Я вижу твоё состояние, и ладно, потому что его можно списать на твой отъезд. Но Никита… Я не знаю, что изменилось в вас, но разберитесь с этим. Я знаю его достаточно долго, когда он ещё был совсем мальчишкой, а тесно контактирую уже лет десять. Я никогда не видел его таким потерянным, и, что ещё больше меня беспокоит, что виной этому моя дочь. Аня, ваша разница в возрасте восе… — Я знаю, — вдруг раздражённо перебила его я, — Восемь лет, ага. Только вот между нами ничего нет, папа. — Я бы поверил тебе, если б не заметил, как Никита отреагировал на новость о твоём отъезде в другую страну, — быстро проговорил папа, — Его словно по голове ударили! Мне показалось, что моё сердце перестало биться. — Что? — я вскочила, вскрикнув, — Ты рассказал ему? — Да, Аня, — папа отложил очки, массируя виски, — Я не смогу тебе запретить встречаться с ним. Да и Никита никогда не подводил меня. Но я хочу, чтобы ты дважды подумала, прежде чем принимать решение. Разница в возрасте это не только цифра и мнение людей, это разные миры. Сойдутся ли ваши? Я кивнула и поспешила на выход, оповещая папу, что обязательно подумаю об этом позже. Папа кивнул. Моё сердце бешено стучало, когда я бежала к репетиционной. Я молилась, чтобы Никита с парнями задержался и пробыл там чуть дольше положенного. Но когда я, распахнув нужную дверь, увидела пустоту и темноту, то прижалась к косяку, чувствуя, что в любой момент могу расплакаться. Сделав глубоких вдох, я зажмурила глаза. Через день у меня рейс в Нью-Йорк, где случайно встретить Никиту точно не получится. Я не знаю, почему мне так было важно объясниться с ним. Мне показалось каким-то предательством, что я не рассказала ему сама. Более того, я ощущала необходимость рассказать ему всё самой. Но было так страшно набирать ему! Что он бы подумал, увидев, что я ему звоню? Может быть, ему всё равно, улетаю я или остаюсь здесь. Я ведь не знаю, что ощущает он, и, походу, так и не узнаю. Мой разочарованный вздох прозвучал в пустой комнате. — Пошли, подвезу, — раздалось в тишине. Я резко развернулась, увидев перед собой хмурого парня. Никита. Я почувствовала облегчение всем своим телом. Мне захотелось прижаться к нему, обнять его, но я остановила себя, покорно следуя за парнем, радуясь тому, что он тут, рядом со мной. Машина мягко тронулась с места. Никита ехал не спеша, не гнал с бешенной скоростью. Я залезла на сиденье с ногами, устало откидывая голову на мягкое пассажирское сиденье. Наблюдала за парнем: выделяющиеся скулы, серые мешки под глазами, растрёпанные волосы и сухие губы. Мне хотелось провести рукой по волосам и нежно обнять его за шею. Мне казалось, что, если я так сделаю, Никита засмеёт меня, потому что считает маленькой. Он остановился на светофоре, повернувшись ко мне. Наши взгляды встретились. Я закусила губу, ощущая всю его усталость на себе. Никита был красивым, даже очень. Раньше я думала, что такие парни обязательно оказываются настоящими мудаками. Никита мне казался каким-то особенным. Я считала его замечательным, хотя почти не знала его. Изучала его повадки, привычки, поведение в общественных местах. Но мы никогда не общались толком. Я не знала никаких историй из его жизни, не знала, как он взрослел и что делал в школе, не знала, как зовут его маму, есть ли брат и сестра, чем занимался помимо музыки, сколько у него было девушек, любил ли он кого-то сильно настолько, что не может забыть, не знала, какой шоколад он любит, и любит ли сладкое вообще. Мне отчаянно хотелось это узнать. — Уезжаешь, значит, — тихо сказал он. Машина двинулась с места. На улице было темно. И пусто. Также, как и у меня внутри. — Да, — я кивнула. Волнение охватило меня, — Никит, я хотела рассказать тебе, правда, но… — И почему не рассказала? — перебил меня, — Аня, почему ты не рассказала? Почему ты рассказала Толику? Почему, скажи, потому что я не понимаю, Аня. — Я… я не знаю, — мне показалось, что я задохнулась собственными словами, настолько глупо они прозвучали. Никита тяжело вздохнул и сжал руль руками. — Ясно, — коротко кивнул. Наступила мёртвая тишина. Я чувствовала приближение истерики. — Останови машину, — твёрдо сказала. Я была уверена, что хочу выйти отсюда. Тишина и молчание Никиты давило на меня. Я не выдержу, если он будет игнорировать меня, — Никита, останови машину. Парень выругался матом, заворачивая куда-то. Я не видела, где мы. Пелена скопившихся за несколько дней слёз застила мои глаза. Машина остановилась. Я вылетела из неё, вдыхая, наконец, такой необходимый сейчас мне воздух. Вокруг был лес. Пустая дорога вела в пригородный посёлок. Я поняла, что Никита почти довёз меня до дома. — Что не так? Аня, что я сделал не так? — его крик заставил меня обернуться. Никита был растерянным. Он смотрел на меня, стоя у машины, его руки обессилено повисли вдоль тела. — Всё так, Никита, всё так! — я не знала, насколько громко звучал мой голос, но вырывался он вместе со всхлипами. Я стёрла слёзы рукавом толстовки, подходя ближе к парню, — Я ничего не понимаю просто… Я стараюсь всё сделать правильно, но получается так, что я только лгу людям! Я хотела тебе сказать. Очень хотела, но мне было так страшно. А Толик… он просто оказался рядом в один момент, и слова сами потекли. Я не знаю. Чёрт, я не знаю, что мне делать со всем этим. Я просто пытаюсь… пытаюсь поступать правильно… но я так… и у меня не… я не знаю, что мне делать… я просто… Никита в один момент прижал меня к себе, крепко сжимая в своих руках. Я уткнулась в его грудь, ощущая, что он сейчас — моя крепость. Рыдания вырывались из меня. Мне казалось, что выходят все мои переживания за последнее время. Парень облокотился спиной на дверцу своей машины и сжал меня в своих руках. Его губы касались моих волос, он шептал мне что-то успокаивающее, лихорадочно целовал меня в висок. Обняла его за талию, прижимаясь щекой к груди. Слушала, считала его сердцебиение. Глухие, бешеные удары, доказывающие, что он переживает, успокоили меня. Никита коснулся ладонями моих щёк, поднимая голову. Я взглянула ему в глаза, испугавшись того, насколько близко его лицо было ко мне. Тепло его рук передалось мне. Я ощутила себя в тепле и безопасности. Никита казался мне солнцем, к которому я хотела тянуться. — Ну, чего ты? — он мягко улыбнулся, стирая мои слезы. Погладил пальцами кожу. Я закрыла глаза, отдаваясь нежной ласке. Сильней прижалась к нему, — Всё будет хорошо, слышишь? Незачем слёзы лить, оставь их на потом. Ты молодец. Господи, какая ты молодец! Ты даже не представляешь, как горд тобой твой отец. — Правда? — совсем по-детски спросила я, Никита кивнул, — А ты? Я поняла, что сказала только после того, как слова вылетели. Никита вдруг улыбнулся, грустно так улыбнулся. Провёл пальцами по моему лбу, потом по волосам, зарылся в них ладонью. — И я горд тобой, — печально так произнёс. Моё сердце сжалось, — Но отпускать тебя слишком больно. Я уткнулась в его шею, вдыхая запах, который теперь был моим любимым. Сжала руки на его теле. Никита тяжело вздохнул, но обнял меня за плечи в ответ. — Мне надо отвезти тебя домой, малышка, — сказал тихо куда-то в мои волосы. Я кивнула в ответ, не прекращая его обнимать. Не могла прекратить. Просто не могла.***
Я стояла в зале ожидания, смотря на мельтешащих людей. Время поджимало. Я понимала, что мне надо идти на посадку, но не могла себя заставить развернуться и пойти к самолёту, который унесёт меня за тысячи километров от Москвы. «Отпускать тебя слишком больно». Эти слова не давали мне покоя с того момента, как я услышала их. Я волновалась, услышав его имя или увидев его фотографию. Я волновалась больше не увидеть его вообще. Я до сих пор не знаю, что чувствует он, что чувствую я, но знала, что Никита ощущает такую же потребность во мне, как и я в нём. Не испорчу ли я всё, улетая сейчас? Я застыла, поражённая мыслью, которая пронеслась в моей голове. Никита важен для меня. Никита значит многое. — Посадка на рейс N«Москва –Нью-Йорк» завершится через пятнадцать минут. Просим всех поторопиться и не задерживать очередь, — прозвучал грубый женский голос. Я вздрогнула. Толик пожал плечами. Папа мягко положил ладонь на моё плечо. — Я думаю, он не придёт, — тихо сказал папа. Я кивнула головой. Да, наверное, это правда. Потому что ему больно меня отпускать? Крепко прижалась к папе, который поцеловал меня в лоб, и обняла Толика, который всё-таки пришёл. Мама поцеловала меня в нос, щёки и лоб. Сбивчиво говорила мне быть аккуратной, не гулять одной по ночам и не ввязываться в дурные компании. Я смеялась, утирая стекавшие мелкие слёзы. Последний раз взглянув на вход, в душе лелея надежду, что он всё-таки появится, но не увидев знакомого лица, я пошла на посадку, опуская голову. Мама махала мне на прощанье, утирая слёзы, а папа смотрел таким взглядом, от которого по моей спине побежали мурашки. Мне кажется, он правда гордился мной. — Ваш билет, пожалуйста, — женщина из обслуживающего персонала улыбнулась и приняла мой билет. Оторвав какую-то бумажку и проверив данные, она протянула его обратно, — Удачного полета. — Спасибо, — натянув улыбку, я направилась вперёд по серому ковру, ведущим в левое крыло самолёта. Кажется, мне… — АНЯ! — раздался оглушительный крик Никиты. Я замерла. А когда обернулась, увидела Никиту, который бежал ко мне со всех ног. Рядом с родителями и Толиком встал Артём, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Бросив чемодан, я побежала навстречу, перепрыгивая ленту ограждения. Улыбчивая до этого девушка вдруг грозно начала кричать, оповещая, что самолёт улетит без меня. Я налетела на него, вставая на носочки, чтобы обнять парня за шею, не поверив, что он правда тут. Он тяжело дышал, схватил меня крепко за талию и прижал к себе. Я почувствовала, как быстро стучало его сердце. Его волосы коснулись моей щеки, когда Никита, склонившись, уткнулся в мою шею. — Мы старались быстрее, но там была пробка, я торопил-торопил-торопил их, а они… — беспрерывно говорил он, хватая ртом воздух. Мне было абсолютно всё равно, что он опоздал, всё равно, кто такие «они», главное, что он здесь, он рядом со мной, пришёл ко мне. — Никит, успокойся, — прошептала я, мягко улыбнувшись. Никита отстранился, заглядывая своими невероятными глазами в мои. — Я думаю, нам пора, — в стороне сказал папа. Тёма крепко меня обнял, сказал не шалить, и ушёл вместе с Толиком, папой и мамой. Никита ждал, когда они скроются из вида. Я заметила, что осталось четыре человека в очереди на посадку. — Аня, послушай, — Никита лихорадочно потряс рукой, снимая потрёпанный красный браслет с запястья, — Возьми его с собой, пожалуйста. Это важно для меня. Это… Я не знаю, что на меня нашло. Я просто поцеловала его, положив ладонь на левую щёку. Никита поражённо замер, а потом ответил, кладя обе руки на мою шею, поглаживая большими пальцами линию челюсти. Пальцами левой руки я огладила его лоб и опустила её, кладя на плечо. Никита продолжал смачно целовать меня, кажется, перенимая инициативу. Он прикусил мою губу. Какая-то бабулька прокричала что-то о стыде. — Аня, я… — отстранившись, тяжело дыша, начал Никита. Я облизала губы, чувствуя его вкус. — Тише, — прошептала, перебивая, я, — Это будет уже моей ошибкой, — Никита медленно улыбнулся. Я в последний раз огладила его шею, — Мне пора, Никит. — Я буду скучать. Никита прислонился своим лбом к моему, сказав эти слова. Я задрожала, а после отпустила его пальцы. Стирая слёзы с щек, я шла к трапу самолета, прекрасно осознавая, что увижу всех близких мне людей не скоро. Сотрудница сверкнула глазами, и я прибавила ход, не желая выслушивать её гнев. Увидимся через полгода, милый.***
До отлёта полчаса, регистрация прошла, Как обычно. Я ищу твои глаза, не хватает рук тепла, Непривычно. Скоро я взлетаю И тебя теряю.