Я знаю все его слабости. Я знаю, что он меня простит. Любит, когда мы одни; Когда напротив сидим.
Никита пришёл ночью. Я слышала сквозь сон, как он раздевался, стараясь не шуметь, а потом почувствовала, как под его телом прогнулась кровать. Пару минут он лежал тихо — я подразумеваю, что смотрел что-то в телефоне — потом повернулся к тумбочке, затем развернулся и прижался ко мне. Я снова уснула. Когда очнулась, за окном светило солнце, а в постели я была одна. Однако слышался шум на кухне. Я поднялась и села, проведя рукой по волосам. Спустила ноги, протерла лицо и встала. Знаю — Никита на кухне. Так и есть. Он стоит ко мне спиной, готовит что-то на сковороде и молчит. Я мнусь у порога, а потом все же решаюсь пройти. Никита даже не дёргается, продолжает готовить. Я сижу на стуле, обнимая свои колени. Хотелось чувствовать его тепло, а не ёжиться от холода на стуле в прохладной кухне. Никита молчал, его спина была напряженно натянута. Мне было страшно. По-настоящему. Хотелось отчаянно заплакать. Навзрыд разрыдаться, уткнуться в его плечо, засунуть ладони под его любимую серую футболку и услышать его «всё будет хорошо». Мне казалось, я теряю что-то. Его доверие. — Никита. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что этот жалобный всхлип, прозвучавший в напряженной тишине, принадлежит мне. Никита не вздрагивает, не дёргается, продолжая дальше готовить еду, не обращая внимание на меня. Я слышу собственный всхлип и зажимаю рот рукой. Слёзы крупными каплями скатываются по щекам. Я стараюсь утереть, но всё тщетно. — Никита, пожалуйста! — Я не хочу тебя терять! — тарелка, которую он держал в руках для того, чтобы наложить туда завтрак, летит куда-то в сторону, ударяясь о стену, острыми осколками падая на пол. Отчаянный голос Никиты звучит отчётливо ясно для меня. Сам Никита упирается ладонями в столешницу, часто, глубоко вдыхая и выдыхая. Я встаю со стула, осторожно обходя мелкие осколки. Встаю рядом с ним и касаюсь ладонью его спины, ощущая, что Никиту бьёт крупная дрожь. Его плечи вдруг поникают, пальцы разжимаются, и я, не сумев сдержать эмоций, прижимаюсь к его спине, обнимая двумя руками за талию, засовывая ладони под футболку, чувствуя тепло его кожи. Никита разворачивается, его футболка чуть задирается из-за моих ладоней, но он не обращает на это внимание. Касается руками моих щёк и сухими губами целует в лоб. — Маленькая, глупая дурочка, — шепчет, продолжает касаться такими нужными сейчас губами; всхлипываю, сжимая руки на его пояснице, цепляясь за него, — Прекрати…Не делай себе больно. Я киваю, киваю, соглашаюсь, не могу не согласится. Сделаю всё, что он скажет. Дура. Мелкая, глупая дура. Ду-ра. Утыкаюсь в шею, начинаю рыдать навзрыд. Цепляюсь, сжимаю, нуждаюсь. Хочу всё исправить, убрать это из памяти, вычеркнуть. Хочу только Никиту, его тепло и сухие губы. — Ну, все… Всё будет хорошо, не плачь, — шепчет, ласково касается губами волос. Берёт на руки, несёт. Ощущаю, что он сел. Усаживаюсь на коленях, продолжая всхлипывать, тычусь носом в шею, руками сжимая его плечи. Никита прижимает к себе, убирает мои волосы за спину и крепко обнимает руками. Успокаиваюсь, понимая, что устала морально. Глаза начинают слипаться. «Всё будет хорошо» — слышу я, жмусь к теплу. В голове его голос — хриплый, отчаянный, дрожащий. Я не хочу тебя терять! Я тоже не хочу, Никит.***
Я просыпаюсь на его плече, только уже в спальне. Никита не спит, поглаживая меня по волосам, поэтому сразу замечает, что я проснулась. Он лежал рядом со мной, и от этого мне становилось легче, потому что он рядом. Не ушел, не оставил, а остался со мной. Я протираю глаза, и Никита смотрит на меня. А потом опускает взгляд на мои запястья. Я закрываю глаза. Он задирает рукава толстовки и касается шрамов, проводит по ним кончиками пальцев. — У моей мамы была подруга, — хрипло начал говорить Никита. Я тут же распахнула глаза, вглядываясь в его лицо, — Моя мама всегда хотела ребёнка, она любит детей в общем-то, — Никита слегка рассмеялся, но у меня сложилось ощущение, что у него ком в горле, — И её подруга... она родила девочку. Её назвали Соней. Моя мама очень её любила, сидела с ней вечерами, когда просили помощи, любила гулять с ней. Я затаила дыхание, вслушиваясь в его голос, пока Никита продолжал задумчиво гладить мои шрамы на запястьях. — Через четыре года родился я. Не могу сказать, что мы с Соней хорошо общались, тем более, когда стали подростками, возраст сказался, да и развлечения у нас были разные. Я проводил дни в театральной и музыкальной школе, а она во дворе. Когда ей было четырнадцать, она начала встречаться с популярным парнем. Я не знаю, что случилось, но она изменилась. Покрасила волосы в розовый, стала курить, пила. И резала руки. Её мама однажды пришла к моей, плакала, рассказывала, как увидела эти порезы. На запястьях, на бедрах. Соню водили к психологу, и она клятвенно обещала, что больше не будет этого делать. Закусив губу, я смотрела, как Никита целует каждый шрамик на руке, а после протянула руку и положила ему на щеку, слегка погладив. Он буквально на секунду прикрыл глаза. — Через две недели её нашли в ванной комнате мёртвой, — кивнул Никита, — Она сделала слишком глубокие порезы. — А ты... — Я не знал её почти. Мы мало общались, поэтому я... Я просто не мог поверить, что человек сам может закончить свою жизнь, потому что... Ну, сколько всего ты ещё не увидел? Не видел мира, не чувствовал прекрасных вещей, потому что закончил свою жизнь так рано, — Никита сглотнул, взяв моё лицо в свои ладони, продолжая говорить как-то до боли отчаянно, — Зачем ты делаешь это? Скажи, зачем ты делаешь себе больно? Потому что, честно, я не понимаю. — Я просто... просто это... — я замялась, пытаясь подобрать слова и объяснить то, что объяснить мне не по силам, — Мне просто было... плохо... и трудно. — Многим людям плохо и трудно, но не все же начинают резать руки. — Но у каждого свой предел, — я пожала плечами, — Это, видимо, мой. — Я не знаю, что происходит с тобой в Нью-Йорке, и ты рассказывать не торопишься, но хотя бы, прошу, перестань делать это с собой. Ты в любой момент, будь то утро, день или ночь, можешь позвонить мне, и я всегда отвечу. Ты можешь рассказать мне все, потому что то, что происходит между нами, что мы делаем и говорим, никогда не уйдет дальше нас двоих. Ты можешь доверять мне также, как я доверяю тебе. — Я больше не буду так делать, обещаю, — заверила я его. Он взглянул мне в глаза, — И точно не закончу так, как это сделала Соня. Я клянусь. — Я верю тебе, — кивнул он. Никита прижался ко мне, пряча лицо в шее. — И я доверяю тебе, — тихо говорю я. Он не отвечает. Вообще-то, я выспалась, но спустя несколько минут тишины заснула в руках Никиты. Его дыхание как-то успокаивающе ощущалось, так что я сама не заметила, как реальность ускользнула. Проснулась я от того, что Никита начал ёрзать рядом. Он нежно прижался губами к основанию моей шеи, запечатляя легкий поцелуй, и отстранился. Я раскрыла глаза, устремив взгляд на него. Сонный, с растрепанными волосами и синяками под глазами. Самый милый, что я когда-либо видела. Никита зевнул, после улыбаясь. — Я мало спал ночью, так что... — смущенно начал оправдываться он, и я слегка засмеялась. — Учитывая, что половину ночи тебя не было, — подметила я, заскользив руками по его шее вверх, зарываясь в мягкие волосы. — Верно, — согласился Никита, целуя меня в лоб. Его руки сжались на моей талии, — Я думаю, мы можем сходить вечером в ресторан? — Мои платья дома, а я, ну, не очень... — пытаюсь сказать я, парень выгибает бровь, — Папа опять будет спрашивать, что да как... и я... — Да, нужно поговорить с твоим отцом, — тяжело вздохнув, Никита пытается притянуть меня ближе. Я сажусь, не обращая на это внимание. — Почему-то мне кажется, что он будет против, — после моих слов Никита встаёт с кровати. Он открывает шкаф, достаёт чистую, белоснежную футболку и тёмно-зеленые шорты. — Почему-то мне тоже, — тихо говорит он, после чего кладёт все вещи на стул и подходит ко мне. Я поднимаюсь на его кровати на колени, и так мы становимся почти одного роста. Никита берёт моё лицо в ладони и целует в нос, — Насчёт ресторана... Мы закажем платье. Прямо сюда. — Я оплачу сама, — хмурюсь, цепляясь за его руки. У него залегает складка между бровями, и он морщится, после чего хмуро смотрит на меня. Пару раз проводит большими пальцами рук по моим щекам, и легко сжимает скулы. — Аня, у тебя есть я, понимаешь? — Это не значит, что я должна перекладывать всё со своих плеч на твои, — я встаю, обнимая Никиту за талию, и он зарывается ладонями в мои волосы, целуя в макушку. Я пожимаю плечами, оттянув немного футболку и оставляя легкий поцелуй на его плече. Никита вздрагивает. — Именно то это и значит, — мурлычет он, целуя меня в губы, — Теперь нет твоих или моих, есть наши. И я, как мужчина, хочу решать все проблемы: мои, твои, наши сам. Потому что не хочу, чтобы у тебя вообще были какие-то проблемы. И оплатить счёт в кафе, ресторане, кино или же купить тебе платье, сумку или все, что ты захочешь, не будет для меня проблемой. — Я поняла, но... — я замираю, когда Никита глядит мне в глаза слишком серьёзно, — Я не могу так. Мне нужно... я должна сама. Он поджимает губы, явно недовольный, но быстро это скрывает. Никита постоянно делал так — он никогда не показывал, что недоволен; никогда не говорил, что ему неприятно или не нравится; никогда не повышал голос. До вчерашнего. И сейчас он опять не выказывает своё недовольство, а просто идёт на компромисс. — Ты позволишь мне купить тебе одно платье? Считай это... подарком на Рождество, — Никита щёлкает пальцами, улыбаясь слишком искренне. — Но мы не празднуем Рождество, — бормочу я, но он уже хватает свои вещи со стула и направляется в ванную комнату. Я смеюсь, оставаясь одна в спальне, и счастливая падаю на его кровать. Никита. Я бросаю на кухонный стол расческу, когда сажусь за стул и достаю телефон. Взлохмачиваю влажные волосы, зарываясь в них рукой. Они уже немного подсохли, что мне на руку. Я заказал столик на семь вечера, и осталось три с половиной часа. Аня принимает душ, на данный момент уже минут двадцать, и я рассчитываю, что она будет там ещё минимум час. Поэтому я ищу номер Артёма и набираю его. — Что-то срочное? — быстро спрашивает Артём, тяжело дыша в трубку. На заднем фоне слышится громкий стон. — Мне нужна Кара, она же визажист? — спрашиваю я. — Оу... чёрт, нет... — я слышу какие-то возгласы и разочарованные слова Артёма, когда Кара хватает телефон и отвечает мне запыхавшимся голосом, — Чем помочь? — Мне нужно вечернее платье для Ани в ресторан, сможешь помочь? — смеясь, говорю я, слыша на заднем фоне, как Артём материт меня всеми возможными словами, а Кара шикает на него, — Прямо сейчас. Плачу вдвойне. — Буду через минут сорок, — её голос уже звучит отдаленно, когда Артём берёт телефон заново, — Напомни мне в следующий раз, чтобы я добавил тебя в черный список, чтобы ты никогда в жизни мне не звонил. — Ой, да ладно, тебе немного воздержания тебе не помешает. Я продолжаю смеяться, когда Артём рычит, после чего кладёт трубку. Я слышу, как открывается дверь, и поворачиваю голову. Аня выходит из ванной, тормоша влажные волосы. На ней одна из моих толстовок, и я ловлю её взгляд, после чего хлопаю по своим коленям. Аня без слов подходит ко мне и садится на них. Я тут же прижимаю свои губы к её шее, вдыхая свежий запах клубники. — Мне нравится, что ты такой, — вдруг говорит она, проводя руками по моим плечам. Она гладит их, после чего наклоняется и целует. Моя кожа загорается пламенем, мне кажется, я прикрываю глаза, когда Аня ведёт губами вверх, после чего кусает меня, игриво смеясь. Однако это безумно заводит меня. — Какой? — я отстраняюсь, заглядывая ей в глаза, и она смущенно опускает взгляд. — Мускулистый, — она слегка сжимает мою руку, опуская вторую на торс, — Но не большой. В смысле, не гигантский качок. — Не нравятся большие мужчины? — Они меня пугают, — Аня пожимает плечами, продолжая ощупывать моё тело, — Но не именно большие мужчины, а просто... ну, качки. Ты достаточно высокий, но мне это нравится. — Ты тоже мне нравишься, — улыбаясь, говорю. Я наклоняюсь, прижимаясь губами к её ушку, — Очень. Аня смеётся, уворачиваясь, и целует меня в щеку. Это место мгновенно вспыхивает, загораясь — так происходит всегда, когда Аня касается меня. Я обнимаю её и закрываю глаза, пытаясь сохранить этот момент в своей голове. Аня рядом со мной, у меня на коленях, просто моя. Я чувствую, как она дышит: каждый её вздох, каждое сопение. Она со мной. Она отстраняется и заглядывает мне в глаза. Я провожу ладонями по её телу и улыбаюсь ей. Всё хорошо. Спустя некоторое время приходит Кара. Она шумно вваливается в наш тихий обитель, волоча за собой три мешка под одежду, огромную сумку, сумку поменьше и свой маленький рюкзачок. Она забирает Аню и захлопывает дверь в спальню, не дав возможности наблюдать за ними. Я попросил лишь забрать свой костюм и, пока Кара быстро отдавала мне его, я успел заметить легкую улыбку Ани. Дальше я только слышал смех за закрытой дверью. Сам же включил музыкальный канал в гостиной и расхаживал туда-сюда: сначала пил чай, потом решил посмотреть какого цвета тюль на кухне, ходил выносить мусор. Когда делать было уже нечего, взял свой костюм и начал снимать с вешалки, после чего надевать. Когда Аня вышла, я уже стоял одетый и взволнованный. И не зря. Кара нанесла Ане макияж, отчего её глаза стали выразительнее. И красное платье до колен с открытой спиной. Я сглотнул, проводя рукой по волосам. Мои ладони стали влажными. — Как я тебе? — Аня прошла в середину гостиной, кружась передо мной. Произнеся какой-то непонятный звук, я притянул её к себе и пробежался губами по шее. Кара неловко кашлянула где-то сзади, но я не мог оторваться от своей девушки, вдыхая её запах и трогая, где позволяло платье, — Я думаю, Кар, ему понравилось. — Да, определённо, — Кара хмыкнула, ухмыльнувшись, и это заставило меня поднять на неё взгляд. — Так что, милый, мы идём? — промурлыкала рядом Аня, обнимая меня за шею. Она провела губами по линии моей челюсти, и я сжал зубы, кажется, начиная дрожать под её руками. Воистину, любовь творит с человеком что-то неладное. — Думаю, мне пора, — вновь проговорила Кара. Я махнул ей головой, и Аня попрощалась, издавая тихий смешок. — Я говорил тебе, как сильно тебя люблю? — мои ладони очертили её талию, и я отстранился, покружив Аню. Она весело засмеялась, снова прильнув ко мне. — Говорил, — шепотом ответила девушка, поцеловав меня в шею. Я вздрогнул. — Машина ждёт нас у подъезда, — я заставил себя выговорить эти слова. — Тогда чего мы ждём? — Аня взяла меня за ладошку, потянув за собой, а я боролся внутри себя: мне не хотелось, чтобы Аня шла в этом платье. Люди увидят то, что принадлежит мне. И все же я безмолвно пошёл за ней. Потому что не мог по-другому. Мы сели в арендованный лимузин, и я не мог перестать касаться её. Гладил её по шее, целовал в скулы и щёки, касался ножек. Аня пыталась стянуть мой пиджак, чтобы добраться до рубашки, но я не допустил такого. Иначе моему терпению пришел бы конец, а наш первый раз точно не будет быстрым сексом в машине. Мы доехали до ресторана, и я, открыв дверь, вышел сам, после чего подал Ане руку. Она восхищённо оглядывала местность, после чего улыбнулась мне. Мы вошли в зал, и нас встретила девушка. Я назвал ей своё имя, и девушка, которую, судя по бейджику, зовут Виктория, повела нас к нашему столику. Я выбрал самый дальний, подальше от чужих глаз. Однако здесь нельзя было скрыться совсем. Виктория мило улыбнулась нам и попросила подождать пару секунд, пока к нам подойдет официант. — Так, я думаю, здесь очень красиво, — задумчиво говорит Аня, оглядываясь по сторонам. Она внимательно разглядывает интерьер, обсматривает столики и людей, после чего поворачивается ко мне. — Да, это верно, — отвечаю я. Однако я даже не смотрел. Я смотрю только на Аню. Она вертится, разглядывая каждую мелочь, пока я разглядываю её. Аня красива. Аня очень красива. И я не знаю, как она может сомневаться в этом, потому что несколько взглядов на свою девушку от незнакомых мужчин, когда мы вошли, я словил. И сжал её руку, доказывая, что она — моя. Полностью моя, и я не собираюсь отдавать её кому-то. В этом платье у неё открыта шея, ключица и плечи, и я не знаю куда деть свои мысли о том, как бы сильно мне хотелось укусить её. Провести языком по шее, оставить парочку засосов, зацеловать плечи и спуститься к груди... Я люблю её грудь. Небольшая, но упругая, идеально помещается в мои ладони. Больше люблю то, насколько Аня отзывчива и чувствительна: как она всхлипывает и стонет; как дрожит даже от самого невинного прикосновения; как льнёт сама. Я люблю в ней все. — О чём ты думаешь? — я фокусирую взгляд на её лице, когда начинаю понимать, что Аня внимательно смотрит на меня. Вижу, что нам уже принесли еду, и мотаю головой. — Ты просто... гм... Аня, ты дико сексуальна, — мой голос слегка хрипит, и я прочищаю его, откашливаясь. Аня краснеет слегка, отводит взгляд, а потом двигает стул ближе к столику. Она берёт мою руку в свою и тянет немного на себя. — Кстати, об этом... — девушка поглаживает мои пальцы, и я расслабляюсь от этого. Аня пожимает плечами, словно не знает, как сказать дальше, после чего прямо смотрит мне в глаза, — Я не была... никогда... с мужчиной. Я мгновенно сажусь прямо и напрягаюсь всем своим существом. Кажется, капелька пота скатывается вниз по моему позвоночнику. Аня продолжает смотреть на меня, когда я хмурюсь, пытаясь осознать, правильно ли я понял её слова? — В каком смысле? — У меня не было, ну, того... — девушка опускает взгляд, проводит ногтями по моей ладони, отчего мурашки бегут по телу, а после как-то хмурится сама, — У меня не было секса. Никогда. — Как это? — я снова звучу хрипло, когда говорю. Я всегда был уверен, что она давно не девочка. Я не знаю откуда во мне была эта уверенность. Аня чертовски красива. У неё по-любому был парень, так почему они не могли? Я поморщился, представляя Аню с кем-то в постели, после чего вновь перевёл взгляд на неё. — Я просто... У меня никогда не было парня, а о сексе я даже и не думала, — Аня морщится. Я переплетаю свои пальцы с её и сжимаю их. Аня как-то отчаянно смотрит на меня, — Тебя это пугает, да? — Нет, малыш, совсем нет, — я наклоняюсь вперёд, заглядывая ей в глаза, — Ты прекрасна. Я просто удивлён, что у тебя никогда не было парня, потому что, ну чёрт, ты чертовски красива. И ты рассказывала мне, как целовалась с кем-то, когда была в Нью-Йорке, черт, я был уверен, что у тебя было. И я просто... не знаю... Ты так охрененно целуешься, трудно сдерживаться, поэтому я удивлен... — Мой первый поцелуй был с тобой, — Аня выбила воздух из моих лёгких. — Что? — Я просто... ты просто делал так, ну, губами... и я просто пыталась повторять за тобой, да и как-то дальше само все пошло, ещё в тот день, когда ты в отеле двигал для меня... — Я помню, — перебиваю я, потому что не помнить у меня не получалось. Я ночами мечтал тогда коснуться её также, и умирал от мысли, что это всё делал Тим. — Ну и как-то так, — она пожимает плечами. — Если... если ты хочешь подождать, то я всегда... — до меня вдруг дошло, что Аня пыталась донести до меня, и я провел рукой по лицу, — Чёрт, Аня, я никогда бы не стал тебя заставлять... Если ты не готова или... я не знаю... Я всегда приму твой выбор... Я никогда бы... — Нет, дело не в этом, — меня поражает, когда Аня наклоняется ближе, и дальше она говорит ужасно-возбуждающим шепотом, — Дело в том, что я чертовски сильно тебя хочу, но каждый раз, когда до... этого... доходит, ты все заканчиваешь. Дело во мне? Я делаю что-то не так, да? Ты мне только скажи, и я сра... — Чёрт, малыш, нет, — я отодвигаюсь от стола, после чего дёргаю на себя стул Ани. С противным звуком он двигается ко мне, и Аня вскрикивает. Я хватаю её лицо, тут же зацеловывая губы. Провожу языком по нижней губе, потом по верхней, потом кусаю пухлую губу и тяну в свой рот. Аня хнычет, и я проникаю своим языком в её рот, опуская руки на шею, поглаживая. Моё дыхание сбито, когда я говорю, — Я не могу сделать тебя своей в этом плане, пока не поговорю с твоим отцом. Мне нужно, чтобы он знал, что ты и я... Чёрт, я так сильно тебя хочу, как ты могла подумать другое? Иногда мне кажется, что у меня яйца лопнут. — Я просто... не знаю, — смущённо бормочет Аня. Я тяжело вздыхаю, давая себе время успокоиться. — Ты моя, слышишь? — я вновь притягиваю девушку к себе, только теперь обнимая, — Я мечтать не мог о том, что ты будешь со мной, поэтому сейчас дорожу каждой секундой с тобой. Я не отдам тебя никому, ты от меня не уйдешь. — Да, но иногда ты даже... даже не говоришь мне, что хочешь, чтобы я осталась или что-то подобное, — Аня выглядит печально, когда говорит это, и я виню себя за холод к ней. Обнимаю сильнее, — Я чувствую себя так, словно ничего не значу. — Я просто боюсь, что тебя напугает мой напор. Отныне я буду говорить тебе всё, договорились? — спрашиваю я, целуя девушку в макушку, получая кивок в ответ, — А сейчас давай есть, ты проголодалась.***
Когда мы входим в подъезд, каждая мускула на моём теле подрагивает. Я думаю о признании Ани и схожу с ума. Я первый, кто с ней в отношениях. Первый, кто поцеловал её — первый дотронулся своими губами до её губ. Я первый, кто засунул свой язык в её ротик. Только мои руки касались её тела, её груди. Я первый, кто касался Ани. И она хочет, чтобы я был первым, кто сделает её девушкой. Я зажмуриваю глаза и стараюсь не думать об этом. Потому что прямо сейчас в моих штанах всё горит огнем от желания. Аня проводит рукой по моей руке и мягко целует в щеку. Она кажется безумно усталой. Мы тянем с признанием её отцу, и я чувствую за собой вину от этого, потому что до сих пор так и не поговорил с ним. Я думаю не продлевать контракт с ним, и я не знаю, как он отнесётся к тому, что я уйду, ещё и с его единственной дочерью. Когда я открываю дверь в квартиру в моей голове уже есть план. Аня сбрасывает туфли и проходит в спальню. Я закрываю входную дверь и сажусь на пуфик, чтобы снять классические туфли. После этого снимаю пиджак, оставляя его по пути в спальню. Когда я захожу, девушка стоит у зеркала, внимательно себя разглядывает. Ослабляя галстук, подхожу к ней сзади. Аня замирает, всматриваясь в моё лицо через зеркало. Я кладу руки на её бедра, медленно ведя вверх, пальцы цепляются за молнию, и я тяну её вниз. Аня издаёт судорожный вздох. Кладя ладони на хрупкие плечики, я сбрасываю платье, и оно летит вниз, открывая вид на хлопковые голубенькие трусики и розовый бюстгальтер. Аня выглядит невинно, и она совершенна в способности оставаться собой. Я прижимаюсь к спине, оставляя легкие поцелуи на шее, веду вниз к плечику. — Что ты делаешь, Никит? — Аня дрожит и, шатаясь, хватается за зеркало, чтобы не упасть. Я тяну её на себя и завладеваю губами. Посасываю их по очереди, после чего засовываю свой язык внутрь. Аня всхлипывает, хватаясь за мои плечи, и я нежно обнимаю её. — Тебе ведь улетать послезавтра? — тихо бормочу, опуская девушку на кровать. Она неловко жмётся, пытаясь скрыть своё тело: мне это не нравится. Аня прижимает руки к груди. — Да, — тихо лепечет она. Я снимаю галстук, откидывая его в сторону, потом начинаю расстёгивать пуговки рубашки. Аня подтягивается к изголовью кровати. — Так вот, — я скидываю штаны на пол и ставлю колени на кровать, после чего ползу к девушке. Раскрыв сжатые ножки, пробираюсь между ними, и оказываюсь над Аней, подставляя левый локоть возле её головы, чтобы удержать себя. Аня приоткрывает губы, когда я наклоняюсь, однако я делаю это не для того, чтобы её поцеловать, я тихо шепчу ей, — Я же не могу позволить тебе улететь неудовлетворённой, правда? А потом целую её. Я целую её губы, кусаю их и облизываю — и это на грани сознания. Потому что, мне кажется, я улетаю куда-то в другое измерение. Анин вкус остаётся у меня во рту, когда я перехожу к тонкой шее. Сама она всхлипывает, забрасывая ручки на мои плечи, даже не удерживая их. Я кусаю её кожу, зализываю, слышу всхлипы в ответ и от этого зависаю немного. Аня тяжело дышит, немного сопит и кусает губы. Пробираясь языком в ямку ключицы, я лезу рукой под спинку. Аня выгибается, помогая мне, и вскоре лифчик летит на пол. Налитая грудь ложится в мою ладонь, и я сжимаю её, когда Аня стонет, стискивая руки на моей шее. Веду носом по коже и очерчиваю контур левой груди. Ощущаю, как она смотрит на меня, тогда сам поднимаю взгляд, встречаясь с ней глазами, и на этом зрительном контакте всасываю сосок в рот. Аня не дышит, кажется. Пальцами массирую вторую, обводя круги, сжимая и потирая твёрдую горошинку. Тогда девушка громко стонет, вытягивая шею, вжимаясь головой в подушку, после чего мечется, выгибая спину. — Никит, — вдруг тянет она, всхлипнув в конце, я оставляю влажный поцелуй в ложбинке между грудей и, сжимая полушария руками, веду языком вниз. — Я здесь, — отвечаю, чувствуя в этом необходимость. Губы пробегаются по рёбрам, после чего я наклоняюсь над её животиком. Аня сжимается, вздрагивает. Я целую кромку трусиков. После чего поднимаюсь, упираясь коленями. Подтягиваю Аню, переворачивая. Она вскрикивает, утыкаясь лицом в подушку, и сжимает кулачки. Я дёргаю её бедра на себя, отчего она становится на коленки, и хватаюсь за ткань невинных трусиков, стаскивая их вниз по ногам. — Никит, что ты... — её голос звучит приглушенно из-за подушки, но я слышу её. Сжимаю руками мягкую попку молочного цвета. Аня затихает, не думая, что я могу сделать. И тогда я целую её ягодицу. Сжимаю зубы на мягкой коже, сжимая пальцы, после чего опускаю руку между ножек, и касаюсь влажности. Тогда Аня стонет громко. Я целую вперемешку с укусами её попку, пальцами потирая клитор. А потом отстраняюсь, переворачивая Аню вновь. Её щеки красные, волосы растрепались, лоб влажный — и это лучшее, что я видел. Я дую на влажные складочки. — Никит, ты не должен... — дальнейшие слова превращаются в стон, когда я облизываю половые губы. Аня цепляется за простынь, сжимая ноги вокруг моей головы. Мой член болезненно пульсирует, я ощущаю эту дрожь по всему телу и мне хочется что-то с этим сделать, однако я хватаюсь одной рукой за её бедро, а пальцы второй руки погружаются внутрь Ани. Она узкая, и ей видимо болезненно, однако после небольшого промежутка времени опять постанывает, хныча. Я ласкаю языком комочек нервов, двигаясь двумя пальцами внутри, и когда Аня больше не может сдерживаться, то замирает, задерживает дыхание и кончает, издавая сдавленный всхлип. Одна её ножка падает мне на плечо. Я целую внутреннюю сторону бедра и поднимаюсь к ней. У нее закрыты глаза, руки лежат вокруг головы, дыхание глубокое и частое. Я ложусь рядом, прижимаясь всем телом, и чувствую потребность в ней, однако молчу. Аня обнимает меня и оставляет легкий поцелуй на ключице. — Спи, малыш, — хриплю, когда Аня хочет сказать что-то. Она молчит, смотря мне в глаза, после чего закрывает глаза и прижимается, взяв мою руку в свою. — Ты самый лучший, Никит, — все равно сонно бормочет. Аня засыпает быстро. Я лежу рядом, стараясь не думать о стояке. Стараясь вообще не думать не о чём, кроме сна. Хочется быстрее уснуть, но не получается. Тяжело вздыхаю и выбираюсь из кровати, после чего иду в ванную комнату. Я настраиваю прохладную воду и почти сразу залезаю. Капли пьют по разгоряченной коже, смывая все с меня. Выбираюсь из душа, когда чувствую себя спокойно и способным заснуть. Я надеваю чистые боксеры и шорты, после чего иду в спальню. Аня спит, повернувшись ко мне спиной, и я забираюсь к ней. Аккуратно обнимаю её со спины, и закрываю глаза. Звук уведомления на моём телефоне в тишине звучит отчетливо громко. Я матерюсь, вылезая из под одеяла, и ищу на полу телефон. Однако застываю, когда нахожу. Константин: «Завтра поговорим.» А дальше сообщение от PR-менеджера. «Что за черт?». И прикреплённое фото, где я в ресторане целую Аню. Я провожу рукой по лицу. Чёрт.***
Хочешь рaздеться? Стой, не спускайся вниз. Залезь мне в сердце, а не в ширинку джинс. Горло душит спирта склянка. Вылижи мне душу, нимфоманка