Войдя в дом, Снафу вновь переменился, смотря чуть иначе вокруг себя, и Юджин все еще не знал точно, как он должен реагировать на это, но все же чувствовал себя менее скверно после их разговора в баре. Проще? Да, наверное. Уже не воротило от натянутой улыбки Шелтона, Юджин уж было сам улыбнулся, но почему-то одернул себя.
К удивлению, дома никого не оказалось, заставив прибывших растеряться. А служанка известила, что чета Следжей отправилась в театр, и все встало на свои места, как только Юджин вспомнил, какой сегодня день недели.
Снафу выдохнул.
- А я уже подготовил тираду для мама Следж о необыкновенной прогулке по городу и том, какой ее сын прекрасный экскурсовод, - он ухмыльнулся.
В ответ шуточку Снафу Юджин мог лишь горько скривиться, изображая что-то отдаленно напоминающее улыбку. Встреться они раньше, будь они друзьями не в это время, а тогда, когда Юджин еще не охладел к жизни, когда любил и хранил в себе трепетные чувства к своему краю, он бы показал Мэрриеллу все те места, что были ему дороги и занимали в его сердце отдельный уголок. Хотя, Снафу был прав, вряд ли они смогли бы сойтись, не объедини их война. Слишком разные.
Когда-то Юджин проводил время вместе с родителями, так же ездил в театр, в кино, на пышные обеды, а иногда отец даже брал его на собственные встречи с коллегами, хотя это случалось крайне редко. Но все это было когда-то давно, в другой жизни. По возвращению домой Юджин несколько раз отказался в ответ на настойчивые уговоры родителей, что вскоре те и вовсе перестали пытаться вытащить его из дома.
- Хотите чаю? – слегка неуверенно спросила служанка, все еще не покинувшая комнату.
Снафу смущенно переглянулся с Юджином. Следж кивнул, и как только служанка исчезла из поля зрения, Шелтон сдавленно прошептал:
- Вы че, даже чай себе не завариваете?
- Ну…
- Прям вообще никогда?
- Иногда, просто… обычно все заняты чем-то другим, и… - Юджин почти произнес «зачем».
- Чтоб я так жил, - покачал головой Снафу, усаживаясь в кресло. – У меня четыре брата и две сестры, и, к счастью, мне повезло родиться первым. У тебя есть братья, Следжэхэмма?
- Ага, старший, Эдвард, тоже воевал. В Европе.
Снафу не успел сдержать вырвавшийся смешок.
- Поди еще учит тебя мастерски справляться с послевоенной депрессией?
Как точно подмечено. Юджин вздохнул. Да, ни раз, видя настрой брата, Эдвард пытался показаться старше, опытнее. Не говоря прямым текстом, но постоянно ссылаясь на собственную службу, он пытался приободрить Юджина, ставя самого себя в пример. И Юджин всем сердцем ненавидел эти моменты, потому что он, по сути, даже не мог заставить себя как-либо ответить брату. Любая война – Ад. Всегда есть жертвы, всегда есть сломанные судьбы, покалеченные души, но… Как бы Юджин не запрещал себе так думать, он знал, и злился, что война в Европе слишком отличалась от того, что творилось на тихоокеанских островах. Эдвард не видел того, что видел Юджин, он не был там, он не мог понять. И каждый раз, заводя свои очередные речи, Юджин молился не сорваться и не врезать ему в челюсть.
Если кого и мог взять в пример Юджин Следж, то разве что Сидни, который оставался его лучшим другом, пусть после войны их отношения значительно поменялись, и оставался тем, кто действительно мог понять Юджина. И, может, не прошел с ним рядом боевой путь, но все же знал,
какой была война на Тихом Океане.
Ну, теперь рядом был еще и Снафу.
- Егх, - только неопределенно ответил Юджин. – Не напоминай.
Последнее, о чем хотелось вспоминать, не то что сегодня, да вообще в любое время – нравоучения Эдварда.
Забрав свой чай, они переместились в спальню Юджина, где Снафу расположился в кресле у письменного столика и с маленькой белой чашечкой в руках напоминал прямо-таки какого-нибудь джентльмена, а Юджин снял неудобную выходную одежду и забрался с ногами на кровать, прижавшись спиной к разочаровающе холодной стене, и, сжимая чашку обеими руками, вглядывался куда-то в глубины темной жижи.
Они продолжили разговаривать о войне, потому что это действительно то, о чем они хотели говорить. Не чувствовать себя одиноко. И думая о том, что, может быть, не стоит радоваться такому факту, Юджин все же был благодарен, что Снафу прошел через все то дерьмо, что и он сам, и даже больше. Говоря о войне в Европе, Юджин тяжело вздохнул, не находя слов и не желая их находить, а Снафу что-то ляпнул, назвав Эдварда мудаком, затем помедлил, и назвал его мудаком еще раз.
Уже за полночь вернулись родители Юджина. Он переглянулся со Снафу, понимая, что никто из них двоих не хочет оставаться в своей комнате в одиночестве. Но в то же время его не привлекала перспектива насторожить родителей ночными разговорами, доносящимися из собственной спальни. Так что Юджин пихнул Снафу в руки одну из своих любимых книг, из числа первых, что он прочитал, вернувшись из Китая, и так быстро, как никогда прежде, а себе взял ту, что начал несколько дней назад и уже почти заканчивал…
***
Перевернувшись во сне на бок, книга соскользнула с его лица и шлепнулась куда-то на пол возле кровати. Юджин приоткрыл один глаз, Снафу все еще читал, дернувшись от шума упавшей книги. Он резко оторвался от тома, растерявшись, но поймал взглядом не врага, а лишь обычную книгу. Потерев пальцами глаза, он несколько мгновений вглядывался в лицо Юджина, похоже, не подозревая, что тот ненадолго пробудился. Выражение его лица было необычайно грустным. Вздохнув, он поднял упавшую книгу, и вернулся к чтению, закинув ногу на ногу и подперев правой рукой щеку.
***
Какая-то погоня, голоса, оглушающий шум, страх, паника, вспышки света перед глазами, Юджин проснулся от собственного вскрика. Он ничего не понимал, на мгновение не различая реальность, ему казалось, что все, что он только что видел, происходит взаправду. Следующим моментом его лицо в руках Снафу и его слова «Все в порядке, Юджин, ты в порядке». Он залез рядом под одеяло, обняв его и поглаживая по голове, что-то говоря, но Юджин не мог уловить смысла его речи, уткнувшись в грудь Мэрриелла, зарывшись в собственные ладони и рыдая. Он не мог думать ясно, он чувствовал лишь боль и эмоции, с которыми не мог справиться. Не выходя из полусонного бреда, как только страх отступил, сменившись пустотой и глухой головной болью, он заснул.
