Встретимся в иномирье

      Вода стояла низко, обнажая белые, облепленные моллюсками стенки набережной и сваи мостов. Остро пахло заливом. Тут и там, среди причалов и подвесных дорожек маячили всевозможные паруса лодок. Поодаль виднелись высокие силуэты больших судов, на их шпилях развевались сине-зеленые флаги страны эльфов Аквелании.       У королевского причала аккуратными рядами пришвартовались разноцветные лодки эскорта, а недалеко от них — темные и узкие лодочки служителей культа эльфийской богини судьбы Витариос. Двери на веранде были открыты, рядом, перебирая бусины старинного ожерелья, стоял король Рорис, и ветер играл его фиолетовыми волосами. Впереди, под навесом, в лиловом сумраке смешались в сплошную темную массу фигуры придворных и прибывших служителей Витариос. Ближе всех стоял жрец Сухрос, именно его советами Рорис руководствовался, принимая важные решения. Сегодня вечером жрец обратился к королю с просьбой о встрече.       Вскоре король вошел в кабинет и занял кресло возле стола. Уже много ночей он мучился бессонницей, и это его не красило. На его волевом энергичном лице выделялись заострившиеся скулы, тени под глазами выдавали усталость. Через секунду отворилась дверь, и в комнату вошел невысокий щуплый эльф в желтой мантии служителя богини. Вошедший склонился в почтительном поклоне. Правитель Аквелании указал на кресло, и жрец, благодарно кивнув, сел.       — Меня тревожит ваше состояние, Рорис. Вы хорошо себя чувствуете? — вступил в разговор Сухрос.       На лицо короля набежала тень.       — Я все еще вижу эти сны. Просыпаюсь с криком и не могу больше спать… — Рорис закрыл глаза и опять, как два дня назад, отчетливо увидел пыльный сумрак чужой страны людей, стройные ряды марширующих армий. Затем тьма, и хаос, и ужас бегущей куда-то толпы. Его уносило вместе с людским потоком, а в следующий момент он мчался, охваченный всеобщим безумием.       На миг в глазах королевского собеседника мелькнуло беспокойство, но затем к ним вернулось обычное невозмутимое выражение.       — В этих кошмарах виновато долгое отсутствие вашего Второго.       — Безусловно.       Несколько секунд они взирали друг на друга в тактичном молчании. Жрец потупился, еще долю секунды промедлил, а после продолжил:       — Ну что же, настало время для горькой правды. В Колодце Судьбы мне открылось, что ваш Второй… он — ребенок. — Жрец огорченно качнул головой, и его золотистая мантия заколыхалась.       Король с достоинством поднялся.       — Что это значит, Сухрос? Зачем вы скрывали от меня?!       Жрец с трудом встал из кресла и без трепета встретил взгляд короля.       — Не упрекайте меня за простую осторожность. Нам суждены свыше превратности пути знания. Колодец открывает правду по крохам, я собираю эти крупицы и храню до того часа, пока картина судьбы не отобразится во всей полноте.       Бесконечная печаль понимания отразилась на красивом усталом лице правителя, а с его губ сорвался тихий вздох:       — Ребенок... Он не готов и потребуется время. И как быть с Первой? Для рихзеи ожидание будет тяжелым испытанием.       — Время для нас не играет никакой роли, государь. И для рихзеи тоже, пока не пришла пора ее трансформации.       — Я беспокоюсь за Первую, а теперь и Второй… Сначала мне сказали, что он не нашего рода, что он — человек, а теперь Второй не готов вдобавок. Нам придется ждать его взросления. — Король нахмурился.       — Сухрос, а как насчет его безопасности? Что если у Второго возникнут трудности? Эти земли людей… они всегда славились своей жестокостью и грубостью.       — Не волнуйтесь об этом. Пускай он всего лишь человек, но кроме этого он — ваш Второй. Его дар должен уберечь от беды. Когда Второй услышит зов и последует за ним, ситуация разрешится. — Жрец ободряюще улыбнулся. — Крепитесь, день счастья для вас еще наступит.       Поклонившись, Сухрос вышел из комнаты. Снова усевшись в кресло, эльфийский правитель вертел в руках магическое зеркало, пытаясь собраться с мыслями. Итак, он узнал, что его Второй — ребенок, и он далеко, настолько далеко, что расстояние способно повлиять на многое. Все складывалось не благоприятно, даже плохо. Хуже всего было ожидание и неизвестность. Продержится ли Второй до срока? Сумеет ли он сохранить свой дар, такой важный и нужный для Аквелании?       Рорис заглянул в зеркало, сосредоточился в попытке дотянуться сквозь разделяющее их расстояние и почувствовать своего Второго. Увидел эльф совсем мало: только темную комнату и голые стены. Зато удалось ощутить чувства человека: его страх, непонимание и боль. И что-то еще, что-то диковинное, Рорис определил это как жажду, но полной уверенности не было. В далеком человеческом мире Второй обитал в какой-то неустроенности. Там, в чужой стране, брошенный на произвол судьбы, он страдает, старается выжить, растет.        Рука, державшая зеркало, задрожала, на лбу короля выступил холодный пот, в груди гулко ухало сердце. Он ничем не мог помочь своему Второму, оставалось лишь надеяться, что зов сердца направит человека, приведет его в Аквеланию. Вдруг ощутив, что он слишком увлекся, Рорис оборвал связь. Видение подернулось морщинками, как ткань на ветру, а после исчезло.                   ***        Мокрый ветер тонко воя, лупил по стеклам. За окном электрички мелькали смазанные дождем виды пригорода. Мервин сидел у окна, изредка поглядывал на пассажиров и представляя себе, как они выглядели в детстве, называл их смешными детскими прозвищами. Мерв всегда так развлекался в электричках. Рядом с ним расположился высокий толстяк с щенком чихуахуа в сумке. Мервину никак не удавалось придумать для этого великана уменьшительное имя.       На остановке толпа пассажиров быстро растаяла, и сиденье напротив освободилось. Вошел подросток, умостился на пустующем месте и, обхватив руками колено, стал смотреть в окно. У мальчика был потрепанный вид, словно он долгое время провел вне дома, шатаясь по улицам. А еще у него было удивительно пустое выражение лица. Ощутив на себе чужой взгляд, подросток, приоткрыв рот, поглядел на Мервина. Мужчина изобразил любезную улыбку. Ему не улыбнулись в ответ, только синие глаза несколько раз повернулись от окна в его сторону. Помимо ярких глаз и тонкого неулыбчивого лица, у подростка были вьющиеся светло-русые волосы, блестящие и мягкие на вид. Руки чесались, так хотелось подойти и погладить. Более красивого человечка Мерв не встречал. Среди остальных пассажиров, этот мальчик был словно цветок в траве.       С трудом преодолев притяжение мальчишеских глаз напротив, Мервин отвел взгляд и сделал вид, что смотрит сквозь стекло на дорожное полотно. Что-то было не так с красивым блондинчиком: взгляд безмятежный, как у младенца, и болезненно неподвижное лицо. С головой у парнишки явно не все в порядке. Впрочем, несмотря на это, теплый клубок в животе Мервина шевельнулся. По правде говоря, такое случалось и раньше, но никогда с подростками, всегда это были дети вдвое младше. Однако странность. Но перечить своему желанию только потому что ребенок старше, чем обычно, не в правилах Мерва. К тому же перерыв между убийствами затянулся, казалось, с тех пор минула вечность. Хотелось, очень хотелось праздника. Повинуясь капризу получить этот подарок, он вышел на остановке вслед за мальчиком. Ничего иного, похоже, не оставалось. Его ноги словно по собственной воле, направились следом за необычным ребенком.       Мервин любит детей, очень любит. Он посвятил им всю жизнь. Выучил их маленькие секреты, тайные пристрастия, их привычки. Мерв знал их игры, музыку, их кумиров. Всегда старался угодить детишкам. Все ради милых малюток. Он по-настоящему горевал над уходящим детством «своих» малышей — оно так быстро заканчивалось. Все они меняются в свой срок, сбрасывают детскость, как змея старую кожу. Мерв заранее предвкушал: забрать детство мальчика из поезда будет особенно приятно. Оно не такое, как у других детей, да и мальчик не простой. Скорее всего, он вечный ребенок.       Выйдя на перрон, парнишка прошел немного вперед и свернул направо. Вышел к шоссе, перешел на другую сторону и двинулся вдоль длинной цепочки одноэтажных домов. Мервин не отставал, держась чуть поодаль. Дождь уже закончился, и погода стояла подходящая для пешей прогулки. Впереди дорога упиралась в маячивший вдалеке мост, и, очевидно, им предстояло его пересечь. Путь будет долгим, — решил Мерв, прикинув высоту и немаленькую длину моста.       Он уже думал о мальчике, считая его своим. Мервин знал — очень скоро ЭТО произойдет снова. Будет так же, как бывало и раньше. Чтобы заполучить этого подростка, надо проследить, где он живет, а потом через день другой прийти снова, поймать момент, когда мальчик покинет дом. Убедившись, что он удалился достаточно далеко от своего жилища, забрать его с улицы. Мерв уже предвидел, как легко все пройдет в этот раз, — подростки так часто ходят по улицам совсем одни…       Но все оказалось еще проще. Юнец миновал благоустроенную часть улицы с высокими, недавно отстроенными зданиями и привел мужчину к старому, кирпичному дому на пустыре. Дом казался развалюхой: перекосившийся, с облезлой кровлей, фасад изрезан глубокими трещинами. Вокруг дома, во дворе, также царило запустение: повсюду осыпавшиеся камни в зарослях высокой травы.       Когда мальчик открыл дверь и скрылся в здании, Мервин стоял под тенью ветвей пышного платана, некоторое время наблюдал и прислушивался. Ничего не происходило, и из глубин ветхого строения до слуха наблюдателя не доносилось никаких звуков. Было тихо и спокойно. Мерв размышлял: быть может, малыш сбежал из дома и нашел здесь пристанище? Или он живет тут вместе с родителями, тогда — его родители какие-нибудь безработные, нищие…       Его догадка подтвердилась. Имя подростка было Лиланд. Он недавно поселился в старом доме вместе с матерью-наркоманкой. Эти подробности рассказал продавец из небольшого магазинчика на заправке. И в этот раз все складывалось для Мервина как нельзя лучше.                   ***        Короля снова мучила бессонница. Он открыл глаза и сел, встал с кровати, зажег фонарь и тихо отворил дверь в подземный туннель. Отсюда можно было попасть в примыкающие к дворцу пещеры, в которых обитали крылатые создания рихзеи. Там было единственное место, где Рорис чувствовал успокоение, хоть ненадолго отвлекался от мрачных мыслей.       К гроту рихзей не вела ни одна дорога, внутри пещера представляла собой хитросплетение туннелей. Один из них начинался от дворцовых покоев, остальные вели неизвестно откуда. Освещая себе путь фонарем, король эльфов шел по туннелю лабиринта. Дорогу он знал плохо, даже вообще не знал. Грот рихзей в затейливой паутине переходов отыскать невозможно. В это тайное место волшебство открывало путь для одиноких эльфов, не нашедших свою триаду.       Второй обладал даром общения с рихзеями, и без него, Рорис, будучи Третьим, был бесполезен для Первой. Посещения рихзеи не приносили Рорису чуда полного слияния, что было бы возможно, будь у него полноценная связь. Но король все равно регулярно навещал свою Первую. Он тосковал по тем временам, когда все члены его триады наконец-то соберутся вместе, образовав втроем свой отдельный кружок, семью. Присутствие рихзеи помогало Рорису увериться, что это время уже близко.       Узкое каменное русло, что змеилось впереди короля, внезапно кончилось. Эльф потушил фонарь, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку и шагнул под арку входа. На полу, посреди пещеры серебрился округлый водоем, что наполнялся от небольшого водопада сверху. Оттуда же, через верхнее отверстие, вместе с водой падал и рассеянный лунный свет. Сквозь мерцающие крупинки водяной пыли, виднелись светящиеся силуэты порхающих рихзей. Крылатые создания парили над водой, как бабочки над цветами. При появлении короля, рихзеи сбились в стайку и трепетно заметались по пещере. Мгновением позже волнение роя улеглось, и он живым кольцом окружил Рориса. Осколки пыльцы с крыльев рихзей осыпали голову и плечи эльфа мелким сверкающим дождем.       Первая узнала своего Третьего, покинув рой, подлетела к королю и зависла в воздухе. Задев крылом волосы эльфа, рихзея опустилась на его плечо. Через секунду ее полупрозрачное тельце стало испускать более яркий свет, ее сложенные крылья ритмично потрагивали. Рорис стоял, не шевелясь, отдаваясь приятному ощущению близости с Первой.                   ***       Через улицу Мервин видел, как веселая компания молодых людей входила в старый дом. Подозрительные люди, чей внешний вид не внушал доверия. Мерв определил их как друзей матери Лиланда. Спустя несколько минут из дома вышел мальчик.       Мервин сидел в машине, следил за дорогой и ждал, рядом с ним на сиденье сидел песик породы грифон. Увидев в зеркало, что Лиланд приближается, мужчина открыл дверь и выпустил собаку наружу. Он часто использовал этот трюк для знакомства с детьми.       Пуская людям пыль в глаза, Мерв искусно притворялся милым одиноким джентльменом. Симпатичного грифона он иногда брал у соседей. Они занимались разведением собак этой породы: забавных мохнатых комочков носилось по их дому не меньше дюжины. Когда Мерв просил, соседи одалживали одного из них, не подозревая для каких черных дел послужит их питомец.       — Хочешь его погладить? — дружелюбно улыбаясь, спросил Мервин.       Лиланд остановился и посмотрел на собачку, потом, склонив голову набок, глянул на незнакомца.       — Хочу, — наконец сказал он, так же как говорили до него десятки других детей.       Мервин передвинулся поближе к открытой двери, свесился через сиденье к присевшему возле грифона Лиланду.       — М-м... а хочешь мороженного? Есть тут одно миленькое кафе…       Застенчиво поведя плечом, мальчик рассеянно посмотрел на него и кивнул.       — Тогда залезай.       Прижав к груди собачку, Лиланд забрался на переднее сиденье. Мэрвин трепетал в предвкушении. Без малого двадцать лет он изучал, восхищался, любил множество мальчиков, которым придавал более правильную форму. В дальнейшем он бережно хранил их идеальные формы в своем подвале. Это занятие наполняло смыслом его одинокие дни.                   ***       Он увидел его снова, Черного Человека из поезда. Нет, его одежда не черная, но цвет его черный. Как и запах. Человек пахнет черными буквами из газет мистера Брюса. От человека исходит не только странный запах. Еще он — громкий. Когда он рядом, в ушах Лиланда нарастает пронзительный вой, до того сильный, что волосы встают дыбом. Непереносимый грохот в голове и боль. Впрочем, Лиланда это не удивляло, у него часто возникала подобная реакция на других людей. Особенно "громкой" была мать, если не могла получить дозу…       Позже, когда они ехали в машине, случилось совершенно невозможное! Он как раз гладил задремавшего на его коленях песика, когда что-то невидимое коснулось его. Лиланд дернулся, словно от ожога, а внутри его как будто разорвалась оболочка, сдерживавшая некую силу, что до этого дня дремала. В нем просыпалась Жажда, подросток чувствовал ее и раньше, но гораздо слабее.        Видение было предназначено только для его глаз, Лиланд понял это сразу, — очень уж фантастически оно выглядело. Призрачная и гибкая, подобная хоботку бабочки, воронка. Она проклюнулась из середины живота Лиланда, выплеснулась наружу и, сужаясь на кончике, болталась, извиваясь. Поначалу эта штука была довольно маленькая, не больше трости.       На глазах изумленного подростка, штуковина стала удлиняться. Она выросла до гигантских размеров за несколько секунд. Длиннющий хобот уже почти достигал горизонта, и вроде бы указывал Лиланду путь куда-то… но тут, Черный Человек повернулся к нему, что-то спросил, прикоснулся к руке. Вмиг оно укоротилось, изогнулось в обратную сторону, надвинулось к взрослому и застыло над ним, покачиваясь. Так и продолжало изгибаться и качаться у них над головами все время, пока они делали остановку и покупали мороженое, и когда еще раз остановились возле дома соседей, чтобы вернуть собаку. И в самом конце, когда они входили в дом Мервина, хоботок все еще оставался на прежнем месте. Лиланд уже начал привыкать к его невозможному виду.                   ***        Одна из стен в гостиной Мерва была разрисована. Зеленой краской хозяин дома нанес на стену тонкий силуэт раскидистого дерева, на его ветвях он "развесил" темные квадраты фотоснимков. Все дерево было усеяно ими, наподобие листьев или птиц. На снимках были запечатлены мальчики. Один ребенок — в образе ангелочка, с луком и стрелами в руках, другой — ковбой, третий — принц. Для каждого Мерв придумал свой оригинальный образ. Сюжет на снимках ни разу не повторялся.       Образ Лиланда для будущей фотографии пока не придумался. То, что мужчину привлекло в подростке, то был его стиль ребенка. Из-за своего небольшого роста, худощавого сложения и наивного младенческого взора, парнишка выглядел малюткой. Хотя на самом деле, если судить по некоторым неявным признакам, ему было никак не меньше пятнадцати. Это создавало сумбур в голове Мервина и мешало ухватить идеальный образ Лиланда, тот вид, в котором мальчик останется навечно.       Выдвинув ящик стола, Мерв извлек из него стаканы.       — Хочешь колы или сока?       Вместо ответа, стоявший в дверях Лиланд, проследовал через всю комнату, остановился возле стены с нарисованным деревом, и стал изучать фотографии детей.       — Вон та, верхняя слева, моя любимая, — сказал Мерв, наливая себе виски. Усевшись в кресло, он прихлебывал спиртное и, любуясь юным гостем, улыбался своим мыслям.       Лиланд, казалось, слушал Мерва из вежливости, но снимки на стене рассматривал с пристальным вниманием. Он оглянулся, кивнул в ответ, и для Мервина все прочие с фотографий будто выцвели, потускнели. Руки мужчины судорожно сжались на подлокотниках, и он застыл, завороженный. Он медленно поставил стакан на пол, встал с кресла и, как заведенная игрушка, приблизился к Лиланду. Он приобнял мальчика и подвел ближе к стене, наклонился и пробормотал ему в ухо, опьяненный самой мыслью о вычурности своих фраз:       — Тебе нравится мой сад? В моем саду место как раз таким птицам… как ты, — от волнения голос мужчины сбился на хриплый шепот.        Его пальцы развели шелковые пряди, забрались под воротник рубашки, ощутили податливость мальчишеской шеи. Лиланд под рукой Мерва замер, потом оторвался от созерцания фотографий и впервые удостоил мужчину долгого внимательного взгляда. Он смотрел на этого человека, а видел шевеление массы черных жуков и мелькание маленьких призраков. Стены дома поглотили их.       В синеве младенческих глаз напротив Мерву привиделся расширяющийся свет, что вдруг стал невыносимо ярким. А после, когда уже от всей фигуры мальчика начало исходить нечто вроде сияния, Мервину стало дурно. Он отпрянул, застонал, качнулся из стороны в сторону и повалился на пол. Огненные пальцы разрывали его изнутри… Под конец он увидел ангельский лик Лиланда, тот все еще смотрел на него.       "Какая идиотская смерть!" — полыхнуло в мозгу Мервина.       — Холодно, — пожаловался мальчик неизвестно кому. Затем повернулся, обогнул лежащее тело и, не задерживаясь, направился к выходу. Унимая внутреннюю дрожь, рожденную вовсе не холодом, он открыл дверь и вышел на улицу.                   ***       Когда он вошел в тот ужасный дом, шум начал расти. В голове Лиланда бушевал ураган из громких звуков. Внутренности стянуло в узел, жажда стала нестерпимой, шум не прекращался. Громкий вой в ушах постепенно перерос в непрерывную боль. Потом он смотрел на фотографии, но видел призраков. Они взывали из-под пола.       Черный Человек подошел близко, чужая рука коснулась его плеча, а Лиланд весь измаялся от жгучей Жажды. От плеча к животу медленно разливалось горячее оцепенение, тело пеленали полотнища текучего огня. Прикосновение Черного Человека будто вырвало из глубины сущности Лиланда мощный поток. Хоботок, до этого торчавший неподвижно, дернулся, потыкался в стороны и уверенно двинулся к взрослому, словно на его тепло или запах. Призрачный отросток забрался под чужую руку, близко-близко к плоти взрослого, кожа к коже.       Онемевшие нервы мальчика вдруг проснулись, ожидая прикосновения, долгожданной встречи. Человек — проводник для другого мира. Лиланд знал откуда-то, что за этой тонкой оболочкой существовала целая Вселенная. Но она была недоступна и скрыта от него. Он хотел стать частью ее и прикоснулся в ответ. Мальчик ждал, что откроется и хлынет. Но вопреки его ожиданию, ничего не открылось и не хлынуло. Черный Человек упал и остался лежать на полу. А внутри у Лиланда все болело от не утоленной жажды, там ревело безбрежное море огня, которое пожирало само себя. Позже огонь затих, сжался до едва тлеющих угольков.                   ***       Эльфийский правитель и жрец примостились друг против друга за большим круглым столом. Мрачные предчувствия короля не отступали со вчерашнего вечера.       — Рад приветствовать вас, Рорис, — произнес жрец.       — Добрый день, Сухрос. Есть новости из человеческого мира?       — Дурные вести, государь… — Жрец надолго замолчал, потом сказал, мучительно подбирая слова:       — Второй слышал зов, но не внял ему. Похоже, он не понимает, что должен сделать… Возможно, есть нечто, там, в его мире, что сильно захватило его внимание.       Рорис почувствовал, что жрец намекает на что-то нехорошее, и сдержанность стоила ему больших усилий:       — Я должен знать худшее, что произойдет. Скажите мне.       — Природа связи Первой и Второго такова, что для Второго близость с рихзеей является продолжением его собственного тела. Поскольку он не рядом с ней, а связь ему необходима, Второй начнет искать иные способы соединиться, направив усилия на какой-то объект, например на другого человека.       Король исподлобья метнул на жреца злой взгляд, и Сухрос поспешил высказаться более конкретно:       — Человек, вызвавший к себе интерес Второго, не выдержит силы его дара. Попытка связи мгновенно убьет несчастного. — Жрец печально покивал, а после добавил:       — Не все, что горит, сгорает дотла. Как мы знаем, испытания суждены Второму, ибо истинен лишь тот, кто пройдет до конца от и до. — Сухрос словно извинялся перед королем.       — Этот древний, свирепый закон! — вскричал Рорис, и владеющая им ярость вырвалась из-под контроля. Правитель Аквелании вскочил с места и принялся мерить комнату шагами, с каждым шагом становясь все взволнованнее. — Я не намереваюсь доверять безопасность своего Второго слепой удаче!       Сухрос хотел напомнить — все, что они могут сделать со своей стороны это вознести молитвы богине Витариос, но, видя исступление короля, жрец не стал подливать масло в огонь.